Чертищев А. В. Русская армия накануне Февраля 1917 года (К проблеме массового сознания)

1917 год в исторических судьбах России. Научная конференция «Проблемы истории Февральской революции». Материалы первой сессии. Февраль 1992 года. М., 1992. С. 114-118.

1917 г. – год коренных изменений в истории России. И во многом, если не в решающей степени, они зависели от поведения армии, которая в период первой мировой войны приобрела характер «нации под ружьем». Именно война во многом сделала возможной революцию. И от армии зависело, превратится ли война в войну гражданскую.

Начало войны значительная часть населения страны встретила с энтузиазмом. «Ныне мы все воины, потому что наша Россия есть воин, а с Россиею мы все», это вторая «отечественная» война, это защита самих основ нашего Отечества»{1}, – писал В. В. Розанов. О том, что во многих слоях общества существовали подобные настроения, рассказывают в своих воспоминаниях генералы А. А. Брусилов

[114]

А. С. Лукомский, посол Франций в России М. Палеолог. Впрочем, были и более трезвые суждения. «Я бы не взялся утверждать, писал генерал Ю. Н. Данилов, – что в эти дни Россия была сплочена глубоким чувством патриотизма и энтузиазма»{2}. Реакция же крестьян, по воспоминаниям В. Гурко, П. Милюкова, генерала Ю. Данилова, которые составляли основную массу российской армии, «выражалась в угрюмом повиновении. Они не были тронуты демонстративным энтузиазмом образованной публики… Они находили воину бесплодной авантюрой имущих классов, за которую крестьянам придется платить кровью»{3}. Отношение армии к войне было тоже своеобразным. Данилов впоследствии писал: «…армейская среда мало интересовалась подробностями возникшего конфликта. С армии было достаточно того, что «отечество в опасности» и что час ее действий настал. Родина взывает к ее силе и жертвенности, и она, русская армия, дает то, что от нее ожидается. Хотя русский народ и не был введен в психологию начавшейся войны, но твердое настроение кадровой армии мирного времени передалось всей массе призванных, и этим создался в армии в начале войны общий порыв»{4}.

По свидетельству С. Булгакова, «энтузиазм по законам естества мог продолжаться месяца два-три, а когда война перешла этот единственно для нее допустимый срок…, она стала ужасающим источником деморализации»{5}. Не случайно уже в самом начале войны Верховный Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич признал крайне желательным «снабжение войсковых частей газетами патриотического направления… Необходимо организовать в войсковых частях беседы о нижними чинами для (разъяснения им всех текущих событий»{6}.

Ситуация 1915 г. привела к тому, что «патриотический восторг» сменился «патриотической тревогой». Как вспоминал А. Пирейко, «…не видя никакого смысла в войне, солдаты вообще никаким патриотическим газетам не верили и при первой возможности «пачками»

[115]

переходили в плен к противнику»{7}. И если офицерский корпус по-прежнему был настроен на войну до победы, то средний солдат, не решаясь идти на риск сурового наказания из-за бунта, больше был склонен к самострелу, добровольной сдаче в плен, симуляции и дезертирству в тыл. Уже в начале второго года воины дезертирство на фронте и особенно в эшелонах, идущих на фронт, стало обычным явлением. Количество пленных с начала войны составило 1740 тыс. человек или 122,5 тыс. человек в месяц. В солдатской среде все более проявлялось желание мира, «нижние чины, – записы­вал в дневнике генерал А. Н. Куропаткин, – потеряли веру в победу»{8}.

В 1916 г. обстановка в действующей армии несколько стабилизировалась, сократилось количество пленных (до 38,5 тыс. человек в месяц), моральный дух армии, по наблюдениям британского военного атташе генерала Нокса, не характеризовался более энтузиазмом, какой был в начало войны, он основывался «на трезвой вере».

Однако к осени 1916 г. стали происходить существенные изменения в массовом сознании армии. Во многом они были связаны с тем, что к этому времени офицерский корпус стал качественно иным. В силу огромной убыли кадровых офицеров (по различным подсчетам – до 80% общего числа) командный состав низового звена был представлен, в основном офицерами военного времени (звание прапорщика по лучам практически все, имевшие сродное образование). Это отражалось и на настроении солдат. К началу 1917 г. господствующей тенденцией в солдатской среде было желание мира, что осознавали и многие офицеры. Так, в письме раненого офицера, посланного из Москвы Протопопову (копия Милюкову), подчеркивалось: «Если мир не будет заключен в самом ближайшем будущем, то можно с уверенностью сказать, что будут беспорядки… Люди, призванные в войска, впадают в отчаяние… не из малодушия и трусости, а потому что никакой пользы от этой борьбы они не видят»{9}. «Армия потеряла терпение» и жаждала перемен, «командный состав во имя победы, солдатские массы во имя окончания войны и возвращения домой»{10}.

[116]

Все это ярко проявилось в отношении армии к Февральской революции. Офицерский состав принял революцию «без малейших оговорок и сопротивления», опасаясь, однако, «что раз вызванное, народное массовое движение может попасть в крайне левые русла и это создаст чрезвычайные трудности в ведении войны»{11}. Отношение солдатской массы, на наш взгляд, наиболее точно выразил Н. В. Крыленко: «Пассивный молчаливый саботаж войны – таков был первый ответ, который дала крестьянская армия на известие о революций; «фронт держать, в наступление не идти», – таков был лозунг в феврале-марте многомиллионной солдатской массы в землянке»{12}.

Таким образом, с начала войны и до февраля 1917 г. происходила эволюция в массовом сознании армии. Ужасающий эффект бесконечных потерь, дорого обходившихся и бесплодных атак, обеспокоенность армии за свои семьи, взаимодействие и взаимовлияние настроения на фронте с ухудшающейся ситуацией в тылу – все это послужило главными источниками массовой политизации армии в 1917 г.

[117]

Примечания:

{1} Розанов В. В. Война 1914 года и русское возрождение. Пг., 1915.

{2} Данилов Ю. Н. На пути к крушению // Военно-исторический журнал. 1991. №10. С. 76.

{3} См.: Wildman Allan К. The End of the Russian Imperial army. Princeton Univ. Press, 1980. P. 7.

{4} Данилов Ю. Н. Указ. соч. С. 77.

{5} Из глубины. Сборник статей о русской революции. М., 1990. С. 99.

{6} ЦГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 913. Л. 2.

{7} Пирейко А. В тылу и на фронте империалистической войны. М., 1935. С. 30.

{8} Разложение русской армии в 1917 году. М.-Л., 1925. С. 4.

{9} Архив русской революции. Т. 4. М., 1991. С.22.

{10} Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 64; Иордания Н. Большевики. Берлин, 1922. С. 32.

{11} Степун Ф. А. Мысли о России // Новый мир. 1991. № 6. С. 207; Станкевич В. Б. Воспоминания 1914-1919 гг. Пг., 1926. С. 30.

{12} Пролетарская революция. 1927. № 2-3 (61-62). С. 245-246.

[118]