Skip to main content

Авдеев В. А. Пролог исторической трагедии. Русская мобилизация в 1914 году

Военно-исторический журнал. 1994. № 7. С. 39-46.

Летом 1914 года в России, казалось, ничто не предвещало грозы. Петербург и Москва жили своей обычной жизнью. За границей на заработках, а также на отдыхе находилось много русских подданных. Среди них, например, был командир приграничного корпуса генерал А. А. Брусилов. На прозвучавшие 15 (28) июня в Сараево выстрелы сербского студента Гаврилы Принципа, которые сразили ярого ненавистника славян наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену, мало кто из обывателей обратил внимание. Не вызвали особого беспокойства они и в русском Генеральном штабе. Его обер-квартирмейстер генерал Ю. Н. Данилов в середине июля был командирован на Кавказ.

Европейские столицы внешне продолжали жить обычной жизнью. Между тем именно к 1914 году острые экономические и политические противоречия между великими державами того времени — Англией, Россией, Францией, Германией, Австро-Венгрией обострились до предела. Будущие противники давно готовились к войне. В гонке вооружений всех опережала Германия. Поэтому, когда известие о покушении в Сараево достигло Берлина, Вильгельм II, не задумываясь, написал на сообщении германского посла в Вене: «Теперь или никогда!». Спустя всего неделю германское правительство заверило австрийцев, что Германия выполнит союзнический долг, если Россия заступится за Сербию. Ободренные этим заявлением, австрийцы вручили последней 10 (23) июля ультиматум, унижавший национальное достоинство сербов. В случае отказа Вена угрожала разрывом дипломатических отношений, а это означало войну. Вновь на Балканах сгустились тучи. Начался июльский кризис 1914 года.

Узнав об австрийском ультиматуме Сербии, начальник Генерального штаба генерал Н. Н. Янушкевич вызвал к себе между 11 и 12 часами 11 (24) июля начальника мобилизационного отдела генерала С. К. Добророльского и спросил: «…Все ли готово у нас для объявления мобилизации? Нам, вероятно, придется объявить частную мобилизацию 4 округов — Киевского, Одесского, Московского и Казанского — против Австро-Венгрии вследствие ее ультиматума Сербии»{1}. Вопрос поверг Добророльского в смятение — такой вариант Генеральным штабом не предусматривался.

Между тем мысль о мобилизации только против Австро-Венгрии вытекала из желания правящих кругов пе дать повода Германии вступить в конфликт. С точки же зрения Генерального штаба подобная мера была просто самоубийственна. Военным было абсолютно ясно (и разведданные это подтверждали), что Германия непременно выступит на стороне Австро-Венгрии и все равно придется вслед за частной объявлять общую мобилизацию, что технически было просто невозможно. В этом случае нарушались бы все мобилизационные расчеты, появлялся риск внести хаос в работу железных дорог. Кроме того, план стратегического развертывания, а следовательно, и мобилизации был рассчитан на войну с двумя противниками. Вариант действий только против Австро-Венгрии не рассматривался.

Начальник мобилизационного отдела доложил

[39]

Н. Н. Янушкевичу о недопустимости частной мобилизации. Тот в свою очередь приказал через час представить «все расчеты о боевой готовности войск, причем имеется в виду, в случае надобности, объявление частной мобилизации только против Австро-Венгрии. Поэтому при такой мобилизации ничто не должно дать повод Германии видеть какую-либо враждебность против нее»{2}. Надо сказать, при повторной встрече Добророльскому вместе с начальником военных сообщений Генерального штаба С. А. Ронжиным удалось убедить своего шефа в «стратегической опасности частной мобилизации»{3}.

В тот же день в 15 часов в Красном Селе было созвано экстренное заседание Совета министров для обсуждения сложившейся международной обстановки. Начальник мобилизационного отдела подготовил к этому совещанию специальную записку, в которой приводился перечень мер, необходимых, по мнению Генерального штаба, для обеспечения мобилизации, а именно: немедленное возвращение войск из лагерей в места своей постоянной дислокации; досрочный выпуск юнкеров старших курсов военных училищ в офицеры и немедленный выпуск офицеров старших курсов военных академий; пополнение войск недостающей материальной частью; объявление крепостей и некоторых пограничных районов на военном положении; введение подготовительного к войне периода и, наконец, немедленное введение военно-автомобильной повинности{4}.

Не дожидаясь решения Совета министров, С. К. Добророльский взял на себя ответственность предупредить командующих военными округами о необходимости быть готовыми к возможной мобилизации. С этой целью он в 16 ч 10 мин послал во все военные округа телеграммы следующего содержания:

Срочно

Киев № 1533
Одесса № 1533
Москва № 1535/509
Казань № 1536/510

Начальнику штаба округа

Спешно подготовить планы перевозок и соображения по возвращению всех войск в постоянные пункты квартирования. Срок работы одни сутки.

Генерал ДОБРОРОЛЬСКИЙ

11 июля 1914 года{5}.

Тем временем на заседании Совета министров было принято решение наряду с поисками возможностей мирного урегулирования австро-сербского конфликта быть готовыми к мобилизации четырех военных округов: Киевского, Одесского, Московского и Казанского, а также Балтийского и Черноморского флотов и срочно ускорить пополнение части материальных запасов армии. Причем указание о приведении в боевую готовность Балтийского флота было вписано собственноручно Николаем II, утвердившим на следующий день постановление Совета министров. Надо полагать, русский царь не питал иллюзий относительно миролюбивых заверений своего кузена Вилли и не пылал желанием неожиданно увидеть германский флот в Финском заливе. Наряду с этим на заседании обращалось внимание на то, чтобы все военные приготовления направлялись только против Австро-Венгрии и «не могли быть использованы как недружелюбные действия против Германии»{6}.

На следующий же день вечером был прерван Царскосельский лагерный сбор, на церемонии его закрытия Николай II объявил о досрочном производстве юнкеров в офицеры и о выпуске слушателей военных академий.

В 8 часов вечера по возвращении из Красного Села Н. Н. Янушкевич созвал заседание комитета Генерального штаба. Он информировал собравшихся о принятых решениях и дал указание немедленно приступить к пополнению войск материальными запасами. Было, наконец, принято Положение о полевом управлении войск в военное время, которым регламентировались назначения в штабы фронтов и армий, а также регулировалась боевая деятельность войск. Срочное принятие этого документа, работа над которым велась много лет, свидетельствовало о решимости Генерального штаба не быть застигнутым врасплох и во всеоружии вступить в борьбу с Германией. Слишком памятны были для генералитета уроки русско-японской войны 1904-1905 гг., когда под прикрытием дипломатических демаршей Япония нанесла вероломный удар по русскому флоту в Порт-Артуре, и допустить повторения этого никто не хотел.

Новый день 12(25) июля не принес ничего утешительного. Русские мирные предложения были отвергнуты Германией и Австро-Венгрией. Днем состоялось новое заседание Совета министров. Выступивший на нем министр иностранных дел С. Д. Сазонов, обрисовав политическую обстановку, подчеркнул, что державы Тройственного согласия не намерены способствовать мирному исходу австро-сербского конфликта. Он предложил путем проведения частной мобилизации поставить на место австрийцев. Подводя итоги заседания, Николай II присоединился к предложению Сазонова. Он считал, что «теперь уже требуется более или менее серьезная угроза. Австрия дошла до того, что не отвечает даже на дипломатические наши миролюбивые предложения». Поэтому царь «признал целесообразным применить подготовленную именно на этот случай частичную мобилизацию, которая для Германии будет служить доказательством отсутствия с нашей

[40]

стороны неприязненных действий по отношению к ней»{7}.

В конечном итоге было решено «пока не объявлять мобилизацию, но принять все подготовительные меры для скорейшего ее осуществления в случае необходимости»{8}. В этих целях начиная с полуночи 13 (26) июля вводилось Положение о подготовительном к войне периоде. Оно предполагало принятие всеми ведомствами необходимых мер для подготовки и обеспечения мобилизации армии и флота, крепостей и сосредоточения армии к границам вероятных противников{9}.

12 (25) июля на вечернем заседании комитета Генерального штаба Н. Н. Янушкевич довел до сведения присутствующих, что Николай II признал необходимым поддержать Сербию, «хотя бы для этого пришлось объявить мобилизацию и начать военные действия, но не ранее перехода австрийскими войсками сербской границы»{10}.

По сведениям русской разведки, Италия и Австро-Венгрия уже начали проводить предмобилизационные мероприятия. Ввиду нарастания военной опасности царь утвердил постановление Совета министров о том, что в ночь на 13 (26) июля наступает предмобилизационный период. Янушкевич сообщил также, что Николай II принял решение в случае необходимости прибегнуть к частной мобилизации четырех округов — Киевского, Одесского, Казанского и Московского, а если Германия примкнет к Австро-Венгрии — мобилизовать и остальные округа. Наряду с этим царь приказал: а) возвратить все войска в места постоянной дислокации; б) потребовать от гражданских ведомств немедленно начать осуществлять меры, предусмотренные Положением о подготовительном к войне периоде; в) экстренно закончить вооружение батарей и установить минные заграждения в Кронштадте, Ревеле и Свеаборге. Кронштадт объявить на осадном положении, а все остальные крепости вдоль западной границы перевести на военное положение; г) немедленно возвратить всех офицеров из отпусков, причисленных к Генеральному штабу перевести в его состав, откомандировать всех слушателей офицерских школ в свои части{11}. Эта директива была принята к немедленному исполнению, а всем командующим военными округами в Европейской России отправлена телеграмма следующего содержания:

«Петербург — начальнику штаба округа
Новочеркасск — войсковому наказному атаману

Командующему войсками округа

Варшава
Вильна
Киев
Одесса
Москва
Казань

Высочайше поведено 13 сего июля считать началом подготовительного к войне периода на всей территории Европейской России. Вам надлежит принять все меры по первому и второму перечням положения об этом периоде и выполняемые распоряжением окружных штабов, довольствующих управлений комендантов крепостей и войсковых частей и управлении. Положение было препровождено 22 марта 1913 года.
При номере 813 номер 1575/524
12 июля 1914 г.

Генерал-лейтенант ЯНУШКЕВИЧ»{12}

Чуть раньше, в час ночи Янушкевич дал директиву командующему наиболее угрожаемого в случае войны с Германией Варшавского военного округа о приведении всех крепостей округа в военное положение и начале работ, предусмотренных Положением о подготовительном к войне периоде. С 14 (27) июля оно объявлялось в Кавказском, Туркестанском, Иркутском и Омском военных округах.

Таким образом, основные мероприятия по повышению боевой готовности русской армии стали претворяться в жизнь.

13 (26) июля по инициативе срочно вернувшегося из командировки обер-квартирмейстера генерала Ю. Н. Данилова ГУГШ было проведено совещание. Собравшиеся Н. Н. Янушкевич, начальник мобилизационного отдела С. К. Добророльский, начальник военных сообщений С. А. Ронжин и Ю. Н. Данилов обсуждали вопрос о характере предстоящей мобилизации. Последний заявил, что «если производство частной мобилизации и удастся провести на фоне тех расчетов, которые разработаны для общей мобилизации (конечно, с допуском многих и многих изменений), то во всяком случае лишь ценою большой ломки всех расчетов, что не может не нарушить точности ее выполнения. Но самое главное то, что производство частной мобилизации, спутав все расчеты, технически ставит в полную невозможность выполнить вслед за нею общую мобилизацию, главным образом по причине раздвоения работы железных дорог». Еще одним его аргументом было то, что «Австро-Венгрия представляет в настоящее время все-таки столь серьезную силу, что для полноты победы над нею все равно придется мобилизовать всю нашу армию, а не только часть ее. Избытка в стратегии не существует»{13}. Добророльский и Ронжин разделяли мнение Данилова. В итоге решено было подготовить два проекта указа о частной и общей мобилизации, но снабдить их специальным докладом царю, разъясняющим опасность первой. К вечеру С. К. Добророльский уже подготовил для начальника Генерального штаба проект докладной записки военного министра царю, в котором давались расчеты по общей мобилизации 3,5 млн. человек{14}.

В тот же день в России были получены сведения о том, что в Австро-Венгрии объявлена

[41]

частная мобилизация. Из Берлина сообщали о манифестациях в поддержку Австро-Венгрии. Местная пресса начала активную подготовку общественного мнения в пользу поддержки действий против России. Обстановка накалялась. Кайзер и его окружение явно взяли курс на развязывание войны. Наступали решающие дни Сараевского кризиса. Стремительно надвигавшуюся войну еще можно было остановить. Весь день 15 (28) июля прошел в колебаниях царского правительства.

Между тем в Генеральный штаб постоянно приходили сведения об австрийских мобилизационных мероприятиях в Галиции у российской границы и о возвращении проживавших в России германских и австрийских подданных — офицеров запаса — на родину{15}.

Во второй половине дня 13 (26) июля пришло известие о том, что австрийцы объявили войну Сербии и начали бомбардировку Белграда. В ответ на это Россия пригрозила Австро-Венгрии частной мобилизацией. Европа была оповещена, что Петербург вынужден объявить с 16 (29) июля мобилизацию ряда округов (Одесского, Киевского, Московского и Казанского). В то же время германскому правительству сообщалось «об отсутствии у России каких-либо наступательных намерений против Германии»{16}. Дипломатические переговоры еще велись, но с момента нападения Австро-Венгрии на Сербию война стала уже неизбежной.

15(28) июля С. Д. Сазонов встретился с английским послом Дж. Бьюкененом и французским — М. Палеологом. По словам последнего, было решено «испробовать все вплоть до невозможного, чтобы отвратить войну»{17}. Тем не менее французский представитель заявил Сазонову, что Франция проявляет полную готовность выполнить свои союзнические обязательства. Из Англии тем временем пришло сообщение, что английский флот начал скрытую мобилизацию. Все это вместе взятое укрепило Петербург в мысли, что в случае войны Россия будет не одна.

Напряжение в Петербурге продолжало еще более нарастать. Германия маневрировала, единственной ее целью было усыпить бдительность русских и отсрочить мобилизацию в России. В 3 часа дня германский посол Пурталес посетил российский МИД и зачитал здесь телеграмму Бетмана-Гольвега, в которой говорилось, «что, если Россия будет продолжать свои военные приготовления, хотя бы и не приступая к мобилизации, Германия сочтет себя вынужденной мобилизовать, и в таком случае последует с ее стороны немедленное нападение»{18}. Николай II, получив от Сазонова информацию о воинственном поведении германского посла, несмотря на личные миролюбивые заявления кайзера, телеграфировал в Берлин свое предложение «передать Гаагской конференции австро-сербский вопрос, чтобы предотвратить кровавое решение»{19}. Одновременно царь поручил Сазонову провести совещание с военным министром и начальником Генерального штаба по вопросу о русской мобилизации.

Такое совещание состоялось в служебном кабинете начальника Генерального штаба генерала Н. Н. Янушкевича. После тщательного обсуждения собравшиеся пришли к выводу, что «ввиду малого вероятия избежать войны с Германией необходимо своевременно всячески подготовиться к таковой, а потому нельзя рисковать задержать общую мобилизацию впоследствии путем выполнения ныне мобилизации частной»{20}. О состоявшемся решении Сазонов немедленно информировал Париж и Лондон. В телеграмме русскому послу в Англии А. П. Извольскому он прямо указывал, что в создавшейся ситуации «остается только ускорить наше вооружение и считаться с вероятной неизбежностью войны»{21}. Решение совещания было доложено по телефону царю, и он дал свое согласие на отдачу соответствующих распоряжений.

Николай II, пытаясь еще выйти из кризиса мирным путем, в ночь на 16 (29) июля отправил телеграмму Вильгельму II с просьбой о содействии в прекращении «гнусной войны». Царь подчеркивал, что «возмущение в России, вполне разделяемое мною, безмерно. Предвижу, что очень скоро, уступая оказываемому на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры, которые приведут к войне»{22}. В ответ германский император рассыпался в демагогических обвинениях в адрес сербов. И если до этого в Петербурге теплилась надежда, что германское правительство окажет воздействие на Вену, чтобы австрийские политики стали сговорчивее, то теперь уповать на мирное разрешение конфликта не приходилось.

Около 12 часов дня 16 (29) июля Н. Н. Янушкевич вручил начальнику мобилизационного отдела генералу С. К. Добророльскому подписанный царем указ об общей мобилизации, первым днем которой предполагалось 17 (30) июля. До опубликования царского указа необходимо было утвердить его в Сенате, но еще раньше нужно было собрать подписи военного, морского министров и министра внутренних дел под телеграммой, отправляемой по закону командующим войсками округов, генерал-губернаторам и губернаторам.

Известие о мобилизации вызвало неоднозначную реакцию среди правящих кругов. Так, морской министр адмирал И. К. Григорович просто не поверил Добророльскому, явившемуся к нему за подписью. «Как война с Германией? – воскликнул он и добавил. – Флот наш не в состоянии состязаться с немецким, Кронштадт не предохранит столицу от бомбардировок»{23}. Он даже позвонил Сухомлинову, попросил подтвердить необходимость своей подписи и поставил ее, только получив

[42]

утвердительный ответ. Не менее озабочен был известием о мобилизации и министр внутренних дел Н. А. Маклаков. Он заявил Добророльскому: «Война у нас, в народных глубинах, не может быть популярна, и идеи революции народу понятнее, нежели победа над немцем. Но от рока не уйти…». Перекрестившись, министр подписал телеграмму{24}.

С подписанной телеграммой начальник мобилизационного отдела отправился на главный телеграф Петербурга. Главный начальник почт был уже предупрежден об отправке депеши чрезвычайной важности. «Огромный зал Петербургского центрального телеграфа с несколькими десятками аппаратов готовился принять мобилизационную телеграмму, — вспоминал С. К. Добророльский, — но в этот момент, в половине десятого вечера, меня приглашает к телефону генерал Янушкевич и приказывает задержать телеграмму до прибытия ко мне капитана Генерального штаба Туган-Барановского… Входит он и докладывает, что гонялся за мною по городу, дабы передать мне высочайшее повеление не отправлять телеграммы об общей мобилизации. Последняя отменена, и высочайше поведено взамен произвести частную по заготовленным ранее соображениям»{25}.

Что же произошло? Почему Николай II отменил свой указ об общей мобилизации? Дело заключалось в том, что вечером 16 (29) июля царь получил телеграмму Вильгельма II, в которой, в частности, говорилось: «…Полагаю, что непосредственное соглашение твоего правительства с Веной возможно и желательно, и… мое правительство продолжает прилагать усилия, чтобы достигнуть этого. Конечно, военные приготовления со стороны России, которые могли бы рассматриваться Австрией как угроза, ускорили бы ее катастрофу, избежать которой мы оба желали, и повредили бы моей позиции посредника, которую я, в ответ на твое обращение к моей дружбе и помощи, охотно взял на себя»{26}.

Под воздействием этой телеграммы Николай II приказал В. А. Сухомлинову отменить общую мобилизацию и объявить только частную, заявив, что берет всю ответственность на себя. Правда, некоторые исследователи полагают, что царем скорее всего руководила боязнь социального взрыва, революции как неизбежного последствия войны. При этом ссылаются на известную телеграмму Распутина: «Войны не объявляй, Николашу (так в царской семье звали великого князя Николая Николаевича. — Авт.) гони. Если объявишь войну, опять будут кричать: долой. Будет плохо и тебе и Алексею»{27}. По словам А. А. Вырубовой, фрейлины императрицы, «государя эта телеграмма раздражила, и он не обратил на нее внимания»{28}. Скорее всего царь колебался по другой причине. Боязнь прослыть агрессором, известная неопределенность политической обстановки несомненно влияли на позицию императора, отражая в то же время колебания и разногласия среди правящих кругов. И если военные настаивали на проведении общей мобилизации, зная, что германская военная машина уже запущена, то С. Д. Сазонов полагал, что необходимо дождаться прояснения позиции Англии{29}.

В течение 17 (30) июля вокруг решения о мобилизации начинается новая борьба. В первой половине дня в Генеральном штабе было получено донесение русского военного агента в Афинах полковника Гудим-Левковича, возвращавшегося через Берлин в греческую столицу, о том, что «30 июля он лично видел не только на железнодорожных станциях большое скопление резервистов, но и в движении целые воинские поезда как в восточном, так и в западном направлении»{30}. В свою очередь в российском МИДе была получена телеграмма русского посла в Берлине С. Н. Свербеева о том, что германская газета «Local Anzeiger» опубликовала сообщение «о мобилизации германских армии и флота». Сазонов, по его словам, тотчас сообщил об этом Сухомлинову и Янушкевичу. Правда, несколько позже статс-секретарь Ягов опроверг это сообщение и информировал русского посла о конфискации газеты. Нервы в правящих кругах Петербурга были напряжены до предела. Генеральный штаб получил сведения о том, что первым днем общей мобилизации в Австро-Beнгрии будет объявлено 19 июля (1 августа). В такой обстановке запоздание с объявлением общей мобилизации становилось чрезвычайно опасным. Кроме того, никто не мог утверждать наверное, что Германия не изменит в последний момент своих планов и первый удар нанесет не по Франции, а по России.

Утром Янушкевич снова обратился к Сазонову с просьбой прибыть в Генеральный штаб с тем, чтобы обсудить создавшееся положение. По прибытии министра иностранных дел начальник Генерального штаба и военный министр заявили, что сохранение мира более невозможно и «спасение только в немедленной мобилизации всех сухопутных и морских сил империи». Янушкевич при этом подчеркнул, что, по данным русской разведки, «германская мобилизация подвинулась вперед гораздо дальше, чем это предполагалось, и что ввиду той быстроты, с которой она вообще могла быть произведена, Россия могла оказаться в положении величайшей опасности, если бы мы провели нашу собственную мобилизацию не единовременно, а разбили бы ее на части…». Далее начальник Генерального штаба добавил, что «мы могли проиграть войну, ставшую уже неизбежной, раньше, чем успели бы вынуть шашку из ножен»{31}.

После короткого обмена мнениями участники совещания пришли к единодушному

[43]

мнению о необходимости общей мобилизации. Сухомлинов и Янушкевич попытались по телефону убедить Николая II в необходимости этого шага, однако император был непреклонен и сказал, как бесстрастно сообщает поденная запись Министерства иностранных дел, что «прекращает разговор». Генерал Янушкевич, державший в эту минуту в руках телефонную трубку, успел лишь доложить, что министр иностранных дел находится тут же в кабинете и просит разрешения сказать государю несколько слов. Последовало некоторое молчание, после которого государь изъявил согласие выслушать министра. С. Д. Сазонов обратился к его величеству с просьбой о приеме в тот же день для неотложного доклада об общем политическом положении. Помолчав, государь спросил: «Вам все равно, если я приму вас одновременно с Татищевым в 3 часа, так как иначе у меня сегодня нет ни одной минуты свободного времени»{32}.

Тем временем Янушкевич привел Сазонову еще один аргумент, который, по его мнению, должен был помочь убедить царя согласиться на общую мобилизацию. Начальник Генерального штаба указал, что нерешительность России может быть расценена Францией как отказ от выполнения союзнических обязательств и приведет к объявлению ею нейтралитета. В конце концов между собеседниками была достигнута договоренность о том, что в случае согласия императора на объявление общей мобилизации Сазонов немедленно сообщит об этом начальнику Генерального штаба из Петергофа по телефону. «После этого, — заявил Янушкевич, — я уйду, сломаю мой телефон и вообще приму все меры, чтобы меня никоим образом нельзя было разыскать для преподания противоположных приказаний в смысле новой отмены общей мобилизации»{33}.

Начальник Генерального штаба позвонил по телефону Добророльскому и предупредил его: «Есть надежда на исправление положения, будьте готовы прибыть ко мне со всеми документами тотчас по моем вызове, после полудня»{34}.

В три часа дня Сазонов был в кабинете у императора. В течение сорока минут министр иностранных дел докладывал царю политическую обстановку. Общий вывод — «лучше, не опасаясь вызвать войну нашими к ней приготовлениями, тщательно озаботиться последними, нежели из страха дать повод к войне быть застигнутыми ею врасплох»{35}. Царь в свою очередь ознакомил своего министра с последней телеграммой Вильгельма II. В ней, в частности, говорилось: «Если теперь… Россия мобилизуется против Австрии, то моя роль посредника, которую ты мне любезно доверил и которую я принял на себя по твоей просьбе, подвергается опасности, если не станет совершенно невозможной. Вся тяжесть решения ложится теперь исключительно на тебя, и ты несешь ответственность за мир или войну»{36}.

Николай II, по словам Сазонова, так прокомментировал эту телеграмму: «Он требует от меня невозможного. Он забыл или не хочет признать, что австрийская мобилизация была начата раньше русской, и теперь требует прекращения нашей, не упоминая ни словом об австрийской. Вы знаете, что я уже раз задержал указ о мобилизации и затем согласился лишь на частичную. Если бы я теперь выразил согласие на требования Германии, мы стояли бы безоружными против мобилизованной австро-венгерской армии. Это безумие»{37}. Тем не менее царь продолжал колебаться. Несомненно, его согласие было вызвано ясным пониманием, что мобилизация в России «могла ускорить развязку в нежелательном смысле»{38}. Брать на себя ответственность за это Николай Романов очень не хотел. После того как Сазонов заявил, что Россия никогда не простит ему капитуляции перед центральными державами и ему ничего другого не остается, как «повелеть приступить ко всеобщей мобилизации»{39}, император сдался. «Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ожидать нападения. Передайте начальнику Генерального штаба мое приказание о мобилизации»{40}. Было около 4 часов дня. Сазонов немедленно поспешил к телефону. Вызвав к аппарату Янушкевича и передав повеление царя, министр добавил: «Alors, faites vos orders, mon general, et ensuite… disparraissez pour tonte la jornu…»{41}. Тот ответил, что у него сломался телефон…

После этого начальник Генерального штаба немедленно вызвал к себе Добророльского и отдал необходимые распоряжения. Первым днем мобилизации решено было считать 18 (31) июля.

На этот раз начальнику мобилизационного отдела сравнительно легко удалось получить подписи всех трех министров. В Мариинском дворце как раз шло заседание Совета министров, куда он и отправился вместе с Янушкевичем. Министры быстро расписались, и Добророльский около 5 часов вечера отправился на столичный телеграф.

В 6 часов вечера в военные округа ушли телеграммы следующего содержания:

Копия
По мобилизации

Петербург
Вильна
Варшава
Тифлис
Новочеркасск
Иркутск
Омск
Ташкент

Командующему войсками [округа]

Высочайше повелено привести на военное

[44]

положение армию и флот и для сего призвать чинов запаса и поставить лошадей согласно мобилизационному расписанию 1910 года.
Первым днем мобилизации считать 18 сего июля.
1945/578

Подписали
генерал-адъютант СУХОМЛИНОВ
генерал-адъютант ГРИГОРОВИЧ
министр внутренних дел МАКЛАКОВ

17 июля 1914 года{42}.

По мобилизации

1965
Одесса
Казань
Москва
Киев

Командующему войсками [округа]

В дополнение номера 3729 высочайше поведено произвести общую мобилизацию всех наших сил. Первым днем обеих мобилизаций следует считать восемнадцатое июля, с которого будут вестись расчеты железнодорожных перевозок.
580

Подписал генерал-лейтенант ЯНУШКЕВИЧ

17 июля 1914 г.
7 ч 45 мин веч.

По мобилизации

Киев
Одесса

Командующему войсками [округа]

По мобилизации: Дополнение 3729 высочайше повелено привести на военное положение армию и флот и сформировать ополченские части и для этого призвать нижних чинов запаса и ратников и поставить лошадей, повозки и упряжь согласно мобилизационному расписанию 1910 года.
Первым днем мобилизации считать восемнадцатое июля.
1870/576

Генерал-адъютант СУХОМЛИНОВ
Генерал-адъютант ГРИГОРОВИЧ
Министр внутренних дел МАКЛАКОВ{43}.

Исключение составил только Приамурский военный округ, войска которого предусматривалось отмобилизовать в Казанском округе, т. е. влить в них запасных во время следования через него.

Таким образом, исходные распоряжения по мобилизации накануне ее первого дня были сделаны. В 7 часов вечера пришло подтверждение о правильности приема мобилизационной телеграммы.

В то время как российская военная машина начала делать свои первые обороты, дипломатические переговоры продолжались. В тот же день австрийцы сообщили Сазонову, что Вена готова «вступить в обсуждение по существу предъявленного Сербии ультиматума»{44}. На циркулярной телеграмме, которой министр иностранных дел информировал русских послов в европейских столицах о предложении Австрии, Николай II сделал помету: «Одно не мешает другому — продолжайте разговор с австрийским послом»{45}.

С 10 ч утра 18 (31) июля стены домов в Петербурге запестрели красными объявлениями о мобилизации. В Германии узнали о ней в тот же день в 11 ч 40 мин утра, но еще в 7 ч 45 мин начальник германского генерального штаба Мольтке подписал приказ о введении Положения, угрожающего войной, что на деле означало скрытую мобилизацию{46}.

В 2 ч 52 мин в Берлине получили телеграмму Николая II. Поблагодарив германского императора за посредничество, царь заявил, что «по техническим условиям невозможно приостановить наши военные приготовления, которые были для нас неизбежны ввиду мобилизации Австрии. Мы далеки от того, чтобы желать войны. Пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких вызывающих действий. Я торжественно даю тебе в этом мое слово…»{47}. Телеграмма русского царя не произвела должного впечатления на кайзера — после объявления в России мобилизации желанный предлог был получен, и в Германии стали форсировать трагическую развязку. Русскому правительству был направлен ультиматум с требованием отменить в 12-часовой срок мобилизацию. В противном случае «германское правительство вынуждено будет отдать приказ о мобилизации»{48}. Впрочем, оно могло этого и не делать — германская армия находилась постоянно в боевой готовности еще с 1876 года. «Мне, как замещавшему генерала Мольтке во всех касающихся войны вопросах, — свидетельствует помощник начальника генерального штаба генерал Вальдерзее, — в результате аудиенции генерала Бертраба{49} нечего было делать. План мобилизации был закончен 31 марта 1914 г. Как всегда, армия была готова»{50}.

Германский ультиматум остался без ответа, и 19 июля (1 августа) в Германии была объявлена общая мобилизация. В 7 ч 10 мин вечера германский посол граф Пурталес попросил аудиенции у С. Д. Сазонова. Он вручил русскому министру иностранных дел ноту с объявлением войны, ответственность за которую возлагалась на Россию. Итак, мировая катастрофа все-таки разразилась.

Тем временем русская мобилизация шла

[45]

своим чередом. Срочно было принято Положение о вывозе за счет казны, по военным обстоятельствам, государственного имущества, правительственных учреждений, служащих и их семейств. Из приграничных районов, куда ожидалось вторжение противника, а также из крепостей началась поспешная эвакуация.

На сборные пункты при управлениях уездных высших начальников стали прибывать запасные, где из них формировались команды для пополнения кадровых частей и формирования второочередных. Не везде призыв проходил гладко. Уже на третий день после объявления мобилизации из округов стали приходить известия о беспорядках, возникших среди запасных. Донесения об этом были получены в Военном министерстве из Перми, Кургана, Донской области, Инсара, Борисова, Орла, Кокчетава. Запасные собирались толпами, громили винные склады, магазины, в отдельных пунктах наблюдались нападения на полицию, во время беспорядков были человеческие жертвы. Сильно затрудняли работу сборных пунктов также и обнаружившиеся излишки запасных, особенно в Казанском и Омском военных округах. Это объяснялось устарелостью и просчетами мобилизационного расписания 1910 года.

Мобилизация в европейской части России проходила более организованно и в установленные сроки. Этому способствовали поверочные мобилизации накануне войны. В целом, несмотря на ряд недочетов, мобилизация кадровой армии прошла успешно и в срок. К 26 июля (8 августа) на 8-й день мобилизации начались оперативные перевозки войск и период стратегического сосредоточения.

В это время продолжалось формирование второочередных дивизий, которые вслед за первоочередными должны были двигаться на фронт.

Полностью вооруженные силы России завершили мобилизацию на 45-й день. К 3 (16) сентября было призвано, не считая ратников ополчения, 3 млн. 388 тыс. человек. Всего под знамена встали 4,2 млн. человек. Для России началась длительная и кровопролитная война, круто изменившая ее историческую судьбу. Впереди были громкие победы и позорные поражения, миллионы убитых и раненых. Впереди был 1917 год.

Примечания:

{1} Добророльский С. К. Мобилизация русской армии в 1914 году. М., 1929. С. 93

{2} Он же. О мобилизации русской армии в 1914 году // Военный сборник. Белград, 1921. № 1. С. 99-100.

{3} Добророльский С. К. Мобилизация русской армии в 1914 году. С. 95.

{4} См. там же.

{5} РГВИА, ф. 2000, оп. 3, д. 1153, л. 3.

{6} Международные отношения в эпоху империализма. М., 1934. Сер. 3 .Т. 5. С. 38-40, 46 (далее МОЭИ).

{7} Сухомлинов В. А. Воспоминания. Берлин, 1924. С. 285.

{8} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С. 67.

{9} Положение о подготовительном к войне периоде было утверждено Николаем II 17 февраля (2 марта) 1913 г.

{10} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С. 95.

{11} Там же. С. 96.

{12} РГВИА, ф. 2000, оп. 3, д. 1153, л. 7.

{13} Возрождение. 1939. 7 авг.

{14} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С. 139.

{15} Сазонов С. Д. Воспоминания. М., 1991. С. 234.

{16} МОЭИ. Сер. 3. Т.5. С.180.

{17} Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. Он же. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 54.

{18} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С. 213.

{19} Там же. С. 205-206.

{20} Там же. С. 215.

{21} Там же. С. 210.

{22} Там же. С. 181.

{23} Добророльский С. О мобилизации русской армии в 1914 году // Там же. С. 106.

{24} Там же.

{25} Там же.

{26} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С. 227.

{27} См.: Черменский Е. Д. История СССР. Период империализма. М., 1974. С. 356.

{28} Вырубова А. Фрейлина ее величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. М., 1991. С. 146.

{29} Писарев Ю. А. Тайны первой мировой войны. М., 1990. С. 86.

{30} Данилов Ю. Н. Россия в мировой войне. 1914-1915 гг. Берлин, 1924. С. 20.

{31} Сазонов С. Д. Воспоминания. С. 242-243.

{32} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С. 503.

{33} Там же. С. 504.

{34} Добророльский С. О мобилизации русской армии в 1914 году // Там же. С. 108.

{35} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С. 504.

{36} Там же. С. 509.

{37} Сазонов С. Д. Воспоминания. С. 247.

{38} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С. 504.

{39} Сазонов С. Д. Воспоминания. С. 248.

{40} Там же. С. 249.

{41} «Итак, отдавайте ваши приказы, мой генерал, и затем… исчезните на все оставшееся время дня» (франц.). См.: Военный сборник. Белград, 1921. № 1. С. 109-110.

{42} РГВИА, ф. 2000, оп. 3, д. 1154, л. 51-52.

{43} Там же.

{44} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С. 293.

{45} Там же. С. 294.

{46} Писарев Ю. А. Указ. соч. С. 14.

{47} МОЭИ. Сер. 3. Т. 5. С.289.

{48} Там же. С. 319.

{49} Бертраб — обер-квартирмейстер германского Большого генерального штаба.

{50} Полетика Н. П. Возникновение мировой войны. М., 1935. С. 515.

[46]