Будко А. А., Селиванов Е. Ф. Военная медицина в войне с Японией в 1904—1905 гг.

Военно-исторический журнал. 2004. № 6. С. 57-62.

Конец XIX и начало XX столетия ознаменовались резким обострением российско-японских отношений. Япония стремилась лишить Россию выхода к Тихому океану, захватить остров Сахалин и весь Дальний Восток.

24 января (6 февраля) 1904 года Япония разорвала дипломатические отношения с Россией, а в ночь на 27 января (9 февраля) десять японских эсминцев неожиданно, без объявления войны атаковали русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура и вывели из строя русские броненосец и крейсер.

С наступлением дня в порту Чемульпо произошел неравный бой с японской эскадрой, в результате которого русские моряки, отказавшись спустить Андреевский флаг и сдаться, потопили крейсер «Варяг» и взорвали канонерскую лодку «Кореец». Лишь на следующий день, 28 января (10 февраля) 1904 года, Япония объявила войну России. Так началась русско-японская война, по мнению многих, самая неудачная из всех войн, которые пришлось вести России на протяжении ее более чем тысячелетней истории.

Поражения русских на суше и на море следовали одно за другим. Солдаты и матросы совершали великие подвиги: отрезанный от России Порт-Артур героически сражался около года, но все было напрасно.

Россия в этой войне не имела союзников: Германия, Англия и США почти открыто поддерживали Японию, а союзная Франция не оказала никакой помощи. Транссибирская магистраль обрывалась тогда у озера Байкал, Забайкальская железная дорога имела слабую пропускную способность. Путь от Москвы до Маньчжурии занимал до 45 суток. Россия, имея в это время армию в составе более миллиона человек, располагала на Дальнем Востоке группировкой войск, состоявшей всего лишь из 124 тыс. человек при 272 орудиях.

Русский стратегический план ведения этой войны страдал самым губительным пороком — абсолютной недооценкой сил противника, что заранее обрекало его на провал. Все сказанное не могло не отразиться и на медицинском обеспечении боевых действий русских войск в этой войне.

Прежде всего следует отметить, что не было должного единства в управлении медицинским обеспечением действующих войск. Военное министерство, понимая необходимость выделения санитарной части в самостоятельный отдел полевого управления армии, приказом по военному ведомству № 79 от 23 февраля (7 марта) 1904 года во главе санитарной части поставило строевого генерал-лейтенанта. Под его началом были три отделения (части): медицинская, госпитальная и эвакуационная. В непосредственном подчинении начальника санитарной части армии находились: полевой военно-медицинский инспектор, полевой инспектор госпиталей (генерал, не врач) и главноуполномоченный Российского общества Красного Креста (РОКК), каждый со своим управлением. Сам же начальник санитарной части подчинялся непосредственно командующему армией, что заметно облегчало принятие необходимых решений, касающихся различных сторон медико-санитарного дела. В ходе первого года русско-японской войны возникла необходимость пересмотреть организацию управления военно-медицинским обеспечением и дополнить штаты новыми должностями. В связи с этим к концу 1904 года непосредственно при главнокомандующем были учреждены должности главного полевого военно-медицинского инспектора, главного начальника санитарной части, а также введены главная эвакуационная комиссия и санитарно-статистическое бюро. Основным представителем по медико-санитарному делу при главнокомандующем являлся генерал-лейтенант Ф. Ф. Трепов, исполнявший обязанности главного начальника санитарной части.

Уместно привести мнение участника этой войны известного хирурга Е. В. Павлова, который по свежим впечатлениям писал: «Управление санитарной частью при главнокомандующем, а также и управления начальников санитарных частей армий производят такое впечатление, что лица собственно врачебного персонала находятся все в подчинении у военачальников и не пользуются никакими правами… Ясно проглядывается совершенно незаконный захват власти военными над специально медицинской частью… Главному полевому военно-медицинскому инспектору не подчинено ни одно медицинское лицо, ни одно учреждение, за исключением аптек. Даже полевые военно-медицинские инспекторы, находящиеся при армиях, не подчинены ему, а находятся в непосредственном подчинении у начальников санитарных частей армий… Всматриваясь в эту схему, сразу можно увидеть всю нецелесообразность в организации административного строя санитарной части»{1}.

Случалось, что военные власти совершенно самостоятельно, игнорируя мнение врачей,

[57]

распоряжались не только распределением госпиталей, но и порядком и последовательностью эвакуации раненых и больных. Тем не менее по сравнению с «Положением о военно-врачебных заведениях» 1887 года в ходе русско-японской войны был реализован ряд заметных усовершенствований в организации военно-врачебного дела.

Прежде всего громоздкие военно-временные госпитали, рассчитанные на 630 мест, были заменены более мобильными и легко управляемыми полевыми подвижными госпиталями на 210 мест. При многих из них с санкции дежурного генерала создавались «слабосильные команды» численностью от 50 до 200 человек. Кроме того, были введены штатные военно-санитарные транспорты и эвакуационные комиссии.

Впрочем, крупные военно-сводные госпитали, большинство которых было сосредоточено в городе Харбине, были необходимы и теперь, но они уже являлись стационарными, хорошо оснащенными и могли принимать на все виды лечения значительно больше раненых и больных. Обратимся снова к мнению Е. В. Павлова. «Нужно отдать полную справедливость, — писал он, — что было положено очень много старания и забот об устройстве этих госпиталей, организованных в сравнительно очень короткий промежуток времени и притом в зданиях, предназначенных для казарм, а не для госпиталей… Современные требования хирургии, основанные главным образом на чистоте, служили заветом для труда всего врачебного персонала»{2}.

Снабжение военных госпиталей фармацевтическими, хирургическими и хозяйственными предметами в целом было достаточно хорошим. Кроме того, по своевременно представленным требованиям в госпитали отпускалось все необходимое из склада императрицы Александры Федоровны. Все военно-врачебные заведения, участвовавшие в войне, подразделялись на войсковые и подчиненные органам полевого управления. К первым относились лазареты частей, дивизионные лазареты и полковые госпитали, приданные дивизиям, ко вторым — самостоятельные полевые подвижные госпитали (не приданные дивизиям), а также полевые запасные госпитали, военно-санитарные транспорты, эвакуационные комиссии, полевые аптеки и временные аптечные магазины. Снабжение всех этих учреждений на протяжении всех дней войны было вполне надежным и достаточным.

Лечение раненых и больных предполагалось производить главным образом в пределах Приамурского военного округа, где и размещались наиболее

[58]

крупные госпитали. Лечебные заведения, открытые в районе сосредоточения армии и состоявшие при войсках, имели основным назначением осуществлять лишь временный уход за больными и ранеными с последующей возможно быстрой эвакуацией их в тыл. Для этой цели уже к концу марта 1904 года были сформированы два военно-санитарных поезда, каждый на 250 человек{3}.

По штатам мирного времени в войсках, учреждениях и военно-лечебных заведениях бывшего наместничества на Дальнем Востоке состояли 259 врачей, 19 фармацевтов и 816 фельдшеров. К моменту официального объявления Японией войны, 28 января (10 февраля) 1904 года, фактически имелись 243 врача, 21 фармацевт и только 602 фельдшера. По мобилизационному плану штаты военного времени были заметно увеличены и составили: врачей — 817, фармацевтов — 87, фельдшеров — 2097{4}.

Некомплект медицинского состава начал быстро восполняться медицинскими чинами, состоявшими на действительной службе, и призванными из запаса. Этому был посвящен именной указ Правительствующему сенату, в котором император повелел призвать на действительную службу медицинских чинов запаса из Петербургского, Виленского, Варшавского, Киевского, Одесского, Московского, Казанского и Кавказского военных округов{5}. Эти меры возымели действие, и к моменту ратификации мирного договора в октябре 1905 года врачей действительной службы в войсках насчитывалось 913, а призванных из запаса — 2194. Фармацевтов числилось 310, а фельдшеров – 8337 человек{6}.

Таким образом, медицинским персоналом русская армия была относительно обеспечена, что сыграло не последнюю роль в более успешной деятельности медицинской службы по сравнению со всеми другими службами русской армии.

Перед медицинскими работниками войскового звена, а также перед носильщиками ставилась задача быстрейшего выноса раненых с поля боя в укрытие и доставка их в ближайший передовой перевязочный пункт. К сожалению, для выноса раненых каждый пехотный полк располагал всего 128 носильщиками и 32 носилками. Этих сил и средств всегда не хватало. Кроме того, вынос раненых официально считался возможным только во время боевых пауз, а также при благоприятных условиях: наступлении темноты и в тумане. Конечно, эта установка не всегда соблюдалась; движимые желанием как можно быстрее помочь раненым, носильщики работали и под огнем и, конечно, несли большие потери.

Нужно отметить, что штатные носильщики были обучены правилам наложения жгута и навыкам оказания первой помощи. При выходе на поле боя они, кроме носилок, снабжались сумкой с перевязочным материалом и жгутом. Носилок не хватало. Они лопались, терялись, оставались при отступлении на поле боя, и их часто приходилось заменять распространенной имитацией: ружьями, на которые натягивались шинели. Обычно в роли носильщиков в таких случаях выступали строевые солдаты. Как свидетельствует представитель Генерального штаба генерал-майор Е. И. Мартынов, большинство строевых солдат-носильщиков, «отнеся раненых, возвращались обратно, но были и такие, которые, пользуясь удобным случаем, оставались в тылу и присоединялись к своей части только по окончании боя»{7}.

Согласно действовавшему тогда «Положению…» для оказания дальнейшей медицинской помощи раненые с поля боя доставлялись на передовой или полковой перевязочный пункт, располагавшийся, в зависимости от обстановки, в 0,5-1,5 версте от линии огня.

На расстоянии 4-6 верст от линии огня устраивались главные перевязочные пункты, роль которых во время больших боев исполняли дивизионные лазареты. Отсюда раненые направлялись уже в полевые подвижные госпитали, а чаще — непосредственно в санитарные поезда для дальнейшего следования в тыл. Объем медицинской помощи на передовых перевязочных пунктах был достаточно ограничен и заключался в выполнении перевязки, наложении транспортных шин и производстве неотложных иногда операций по жизненным показаниям. Кроме того, раненые регистрировались и получали кратковременный отдых и питание. Нередко и этот скромный перечень медицинских услуг полностью не выполнялся. Не всегда удавалось даже установить личность тяжелораненого, находящегося в бессознательном состоянии.

Что касается оперативных вмешательств, то выполнение их предполагалось лишь на главном перевязочном пункте. По мнению доктора М. Г. Штейнберга, «единственное назначение перевязочного пункта заключается в подготовке раненых к транспорту. Всякое хирургическое вмешательство на перевязочном пункте не только не показано, а прямо противопоказано. Пределы оперативной деятельности на нем весьма ограничены»{8}.

По официальным данным, за всю кампанию на передовых перевязочных пунктах медицинскую помощь получили 74 проц. раненых. Остальные попадали на главный перевязочный пункт, а также в полевые госпитали или лазареты Красного Креста{9}.

[59]

Главный перевязочный пункт, как правило, располагался вне сферы артиллерийского огня и имел транспортные средства, позволявшие доставлять раненых с передовых перевязочных пунктов. Однако именно эти транспортные средства — двуколки — являлись объектом постоянной и обоснованной критики со стороны не только раненых, но и врачей. Транспортировка раненых на главные перевязочные пункты, а затем в ближайшие полевые подвижные госпитали, по мнению P. P. Вредена, главного хирурга Маньчжурской армии, являлась наиболее слабой стороной военно-санитарной службы. «Наши безрессорные двуколки, — утверждал он, — вовсе не пригодны для перевозки раненых»{10}. А доктор Л. Пуссеп пояснял: «Страшная тряска, мучительное подбрасывание на кочках превращают легкораненых в раненных тяжело, а тяжелораненые прибывают в госпиталь безнадежными»{11}.

Объем медицинской помощи на главном перевязочном пункте был также невелик. Однако помимо перевязок и наложения иммобилизации здесь уже выполнялись ампутации, перевязка сосудов, извлечение инородных тел и даже трепанация черепа при витальных показаниях{12}.

Хирурги В. Б. Гюббенет в осажденном Порт-Артуре и М. И. Гедройц в передовом отряде Красного Креста впервые успешно оперировали раненных в брюшную полость в первые шесть часов после ранения. Задерживались на главных перевязочных пунктах только легкораненые, которых по выздоровлении врачи охотно использовали в качестве служителей. Тяжелораненых старались как можно быстрее отправить на следующий этап медицинской помощи, которым по «Положению…» считался полевой подвижный госпиталь. Но чаще всего приходилось эвакуировать раненых в более отдаленные госпитали, поскольку полевые подвижные госпитали нередко оказывались в стороне от потока раненых.

Основная нагрузка по приему раненых и больных, их стационарному лечению и обслуживанию ложилась, конечно, на персонал тыловых госпиталей, значительное число которых располагалось, как правило, по линиям железных и грунтовых дорог, позволявших осуществлять эвакуацию. Временное переполнение полевых подвижных госпиталей наблюдалось лишь после крупных сражений. В остальных случаях госпитализация в тыловые лечебные заведения осуществлялась своевременно, несмотря на ряд недостатков, отличавших в то время организацию эвакуационного дела. По общему мнению большинства участников войны и авторов научных публикаций, если организация лечебной помощи в ходе русско-японской войны в целом заслуживала одобрения, то организация эвакуации далеко не всегда была удовлетворительной.

Говоря о госпиталях, следует подчеркнуть, что оснащение и содержание их в общем вполне отвечали санитарным требованиям, что было заслугой не только главных врачей, но и командования. В «Харбинском вестнике», например, был опубликован характерный приказ генерал-лейтенанта Надарова, перепечатанный затем газетой «Новости»: «Прошу генерал-лейтенанта Куколя к врачебным заведениям предъявлять следующие два мои основные требования: 1) чтобы помещения госпиталей содержались чище, чем моя квартира, и 2) чтобы госпитальное белье стиралось и содержалось чище того белья, которое у меня. Вообще прошу главное внимание уделять живому делу, а бумажную деятельность ставить на второй план»{13}.

В медико-тактическом отношении госпитальное дело в ходе войны получило новое направление: наметилась и даже была осуществлена некоторая специализация госпиталей. В частности, появилась возможность выделить госпитали хирургического или инфекционного профиля. В Харбине возникли самостоятельные сводные госпитали для венерических, офтальмологических и оториноларингологических больных. Специализацию госпиталей применяли и в системе учреждений Красного Креста. Например, в Харбине 15 (28) декабря 1904 года был открыт центральный психиатрический госпиталь с подготовленным к работе с таким контингентом больных штатом врачей и обслуживающего персонала. Небольшие лазареты и пункты приема душевнобольных имелись в Чите, Омске и Красноярске. В предыдущих войнах душевнобольные не регистрировались и тем более не выделялись в особые группы. А в ходе русско-японской войны только до 15 (28) декабря 1904 года из Харбина были отправлены в глубокий тыл 224 душевнобольных{14}.

Наметившаяся специализация госпиталей в дальнейшем получила широкое распространение и окончательно оправдала себя в годы Первой мировой войны. В войне с Японией госпиталей терапевтического профиля не было, что объяснялось прежде всего сравнительно небольшой заболеваемостью в русской армии в эту войну.

По заключению комиссии Главного военно-санитарного управления (ГВСУ), «минувшая кампания по сравнению с предшествовавшими войнами отличалась незначительными заболеваемостью и смертностью от болезней, а также слабым развитием острозаразных болезней, нигде не давших значительных эпидемий»{15}.

Сказанное подтверждается и статистическими показателями за период с 27 января (9 февраля) 1904 года по 1 (14) января 1906 года. В этот период в армии заболели 13 998 офицеров и 391 912 нижних чинов, умерли из них соответственно 229 и 10 233 человека{16}.

Спасала от эпидемий прежде всего напряженная и кропотливая работа российских медиков по профилактике и лечению инфекционных заболеваний.

Еще в 1887 году в состав полевых формирований, приданных дивизиям, был включен дезинфекционный отряд (один на соединение), а в 1904 году в состав средств, не приданных дивизиям, вошел санитарно-гигиенический отряд (один на корпус). Важным фактором в улучшении санитарно-гигиенического обеспечения действующей армии явилось введение штатной должности армейского врача-гигиениста, врача для поручений при нем, а также походной лаборатории. Среди нештатных противоэпидемических формирований на театре военных действий имелись центральные и «летучие»

[60]

санитарные отряды, оснащенные бактериологическими лабораториями, дезинфекционные отряды РОКК и других общественных организаций. Часть полевых госпиталей также была обеспечена химико-бактериологическими лабораториями, дезинфекционными камерами, укомплектована специально подготовленным персоналом.

В первые три месяца войны из Военно-медицинской академии на Дальний Восток были откомандированы 15 врачей-терапевтов, специалистов в области бактериологии и современных методов дезинфекции. Несомненную пользу в предупреждении распространения заразных болезней принесли и специально сформированные «летучие» дезинфекционные отряды, выезжавшие в случае необходимости в части и районы, где возникала опасность эпидемических вспышек. Созданы они были по инициативе и указанию главнокомандующего Маньчжурской армией генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина. В состав каждого такого отряда входили четыре врача-бактериолога.

Следует добавить, что во время русско-японской войны впервые были применены на практике военные железнодорожные дезинфекционные отряды, введенные приказом по военному ведомству № 688 1904 года. Формирование их было вызвано тем, что интенсивное передвижение воинских поездов по Сибирской железной дороге не могло не отражаться на ухудшении ее санитарного состояния, а последнее в свою очередь могло содействовать возникновению эпидемий, занесенных с театра военных действий. Личный состав дезинфекционного отряда состоял из двух врачей, трех фельдшеров, десяти дезинфекторов и нескольких рабочих. Первый такой железнодорожный дезотряд был сформирован в память С. П. Боткина в Санкт-Петербурге и прошел подготовку в Барачной больнице под руководством доктора В. А. Левашова. Этот отряд полностью оправдал свое предназначение, как и все остальные.

Конечно, далеко не все в организации военно-санитарного дела в ходе русско-японской войны заслуживает одобрения и положительной оценки. Наряду с определенными достижениями и успехами имелись и крупные недостатки, многие из которых не удалось устранить вплоть до окончания боевых действий. В первую очередь это касается проблемы эвакуации раненых и больных.

Как проходил начальный этап эвакуации, т. е. доставка раненых с поля боя на ближайшие перевязочные пункты, уже изложено выше. Не лучше было состояние эвакуации и на последующих ее этапах: от полевых подвижных госпиталей и дивизионных лазаретов до тыловых госпиталей и на военно-санитарных поездах — в тыловые районы Дальнего Востока и Сибири.

Инициатором создания военно-санитарных поездов выступило командование Московского военного округа, которое сформировало первый такой поезд из 19 вагонов и отправило его на восток 15 (28) февраля 1904 года. Из медицинского состава его обслуживали 3 врача, 36 санитаров и 5 сестер милосердия. Вскоре был подготовлен и отправлен еще один поезд, а затем формирование их пошло довольно быстро, и к началу Ляоянского сражения, в августе 1904 года, на Дальнем Востоке действовали уже 17 специальных военно-санитарных поездов. В дальнейшем общее их число достигло 38 единиц{17}.

В районе армии были временные санитарные поезда двух типов: с постоянным подвижным составом из товарных вагонов, приспособленных для перевозки раненых и больных, и с прицепленными теплушками. Число таких поездов было непостоянным и зависело от интенсивности боевых действий и числа раненых и больных. К концу кампании в армии было 24 поезда военного ведомства и 23 — частной помощи. Конечно, подобные поезда заметно отличались в худшую сторону от специальных военно-санитарных поездов как по медицинскому и хозяйственному оснащению, так и по организации повседневного обслуживания перевозимых контингентов.

В деле эвакуации раненых и больных, а также оказания им врачебной помощи, снабжения лечебных учреждений личным составом и всем необходимым весьма выгодно отличались возможности Российского общества Красного Креста.

Таблица 1

Объем оперативных вмешательств в дивизионных лазаретах в русско-японскую войну 1904—1905 гг.

Сражения	Число див. лазаретов	Принято раненых	Сделано ампутаций	Сделано перевязок сосудов	Сделано прочих операций
Под Ляояном	14	6441	15	26	231
На реке Шахэ	17	13 396	25	9	274
Под Мукденом	18	15 651	23	12	223

Таблица 2

Результаты лечения больных солдат и офицеров русской армии в русско-японскую войну 1904—1905 гг.

Находившиеся на лечении	Абсолютное число	В процентах
Выздоровевшие	254 621	62,7
Признанные инвалидами и уволенные	20 108	5,6
Умершие в лечебных учреждениях Дальнего Востока	10 462	2,0
Эвакуированные в Россию	104 359	25,3
Оставшиеся в лечебных учреждениях к 1 января 1906 г.	16 360	4,4
Итого	405 910	100,0

[61]

Силами Красного Креста было развернуто большое число госпиталей в районе действующей армии и особенно в тыловых районах. Например, в Забайкалье до середины октября 1904 года почти все госпитали принадлежали Красному Кресту, да и впоследствии большинство коек для больных предоставлял именно Красный Крест: 4295 против 2400 коек военного ведомства. Много хорошо оснащенных и обеспеченных личным составом госпиталей Красного Креста находилось и в других тыловых районах. Е. В. Павлов, работавший в системе Красного Креста, отмечал, что для этих госпиталей отводились лучшие здания, а медико-санитарный персонал оплачивался лучше, чем в военных госпиталях, что и привлекало туда людей. Располагая достаточным финансовым запасом, Красный Крест смог довести свои расходы до 29 360 587 рублей, т. е. в три раза больше, чем за период Турецкой кампании{18}.

Хорошо выглядели и лазареты РОКК. Один из них, носивший имя генерала М. П. Кауфмана, находился во Владивостоке и располагал 600 койками. Полы и стены в палатах были заново выкрашены. В лазаретах имелись отдельные перевязочная и операционная комнаты с необходимым набором хирургических инструментов, гипса и перевязочного материала. По отчетам Главного управления РОКК, к 15 (28) июля 1905 года Красный Крест располагал на Дальнем Востоке 360 врачами (из них 11 женщин) и 1487 сестрами милосердия. В помощь врачам были приданы 44 студента, а среди санитаров 1433 были наемными и 584 — из нижних чинов{19}.

Что касается учета и отчетности, то нужно признать, что сбор статистических сведений на театре военных действий в начале русско-японской войны был организован плохо и подчас полностью отсутствовал. Штатами военного времени специального органа для этой цели предусмотрено не было. Лишь в конце 1904 года было учреждено санитарно-статистическое бюро при управлении главного начальника санитарной части, преобразованное в июле 1905 года в санитарно-статистическое отделение в составе начальника отделения, двух его помощников, небольшого числа фельдшеров и писарей. Просуществовало оно до июня 1906 года. Силами бюро, а затем отделения велся учет потерь в отдельных боях, количества убитых и раненых, контуженных, пропавших без вести и попавших в плен за всю войну.

Необходимый учет должен был вестись в госпиталях и лазаретах, а также и в ходе эвакуации, что всегда вызывало определенные затруднения. Тем не менее в 1914 году в результате работы специальной комиссии ГВСУ под руководством доктора Н. Козловского был издан санитарно-статистический очерк, а три с лишним десятилетия спустя, в 1947 году, вышел в свет справочный труд Л. С. Каминского и С. А. Новосельского, в котором имелись более точные сведения о потерях нашей армии в русско-японскую войну.

За весь период войны были ранены и контужены 151 944 человека, из которых 487 (0,3 проц.) скончались на поле боя, 132 322 (67,1 проц.) отправлены в лечебные учреждения, 13 710 (9 проц.) остались в строю, а 5425 человек (3,6 проц.) были взяты в плен. Подавляющее число раненых и убитых приходится на время ожесточенных боев второй половины 1904-го и первой половины 1905 года под Ляояном, на реке Шахэ, под Сандепу и Мукденом. Только за время этих боев были убиты 17 633, ранены и контужены 106 507 человек{20}.

Представляют немалый интерес также показатели результатов лечения 405 910 больных, поступивших за время войны в госпитали и лазареты Дальнего Востока{21}.

В целом следует признать, что в годы русско-японской войны, в отличие от многих других государственных ведомств, военные медики и медики Российского общества Красного Креста, действуя сообща, в основном справились с поставленной перед ними тяжелой задачей. Одновременно в ходе войны был выявлен и ряд недостатков, устранение которых позволило в дальнейшем улучшить материальное снабжение лечебных учреждений, серьезно заняться вопросами эвакуации на всех ее этапах, а также значительно повысить роль санитарно-гигиенических и лабораторных исследований в предупреждении и лечении заболеваний военного времени.

Примечания:

{1} Павлов Е. На Дальнем Востоке в 1905 году. Из наблюдений во время войны с Японией. СПб., 1907. С. 131, 132.

{2} Там же. С. 70.

{3} Русско-японская война 1904-1905 гг. СПб., 1910. Т. II. Ч. 2. С. 511.

{4} Война с Японией 1904-1905 гг.: Санитарно-статистический отчет. Пг., 1914. С. 9.

{5} Летописы войны с Японией. СПб., 1904. № 33. С. 623.

{6} Война с Японией… С. 10.

{7} Мартынов Е. И. Из начального опыта русско-японской войны. СПб., 1907. С. 134.

{8} Штейнберг М. Г. Пределы хирургической помощи на перевязочном пункте // Воен.-мед. журнал. 1908. Апр. С. 697.

{9} Война с Японией… С. 84.

{10} Вреден P. P. Из наблюдений хирурга в русско-японскую войну // Русский врач. 1905. № 50. С.1560.

{11} Пуссеп Л. Письмо с войны // Русский врач. 1905. № 18. С. 506.

{12} Война с Японией… С. 87.

{13} Новости. 1905. 8 (21) февраля.

{14} Шумков Г. Е. Эвакуация душевнобольных с Дальнего Востока // Воен.-мед. журнал. 1905. Июнь. С. 315.

{15} Война с Японией… С. 3.

{16} Там же. С. 14.

{17} Потираловский П. П. Эвакуация в современную войну // Воен.-мед. журнал. 1908. Апр. С. 704.

{18} Левин Г. Л. Отчет о деятельности военно-санитарного поезда № 1 // Воен.-мед. журнал. 1905. Июль. С. 851.

{19} Коварский Г. О. Эвакуация в Забайкалье больных и раненых в русско-японскую войну // Воен.-мед. журнал. 1911. Апр. С. 716.

{20} Каминский Л. С., Новосельский С. А. Потери в прошлых войнах (1756—1918). Л., 1947. С. 39.

{21} Там же. С. 43.

[62]