Гиленсен В. М. Вальтер Николаи — глава германской военной разведки во время Первой мировой войны

Новая и новейшая история. 1998. № 2. С. 123-142.

Личность Вальтера Николаи окутана мифами. В феврале 1935 г. на страницах популярного польского издания «Иллюстрованый курьер подзенный» появилось сенсационное сообщение: «Полковник Вальтер Николаи, самый таинственный человек в Германии в годы великой войны… возвратился на свое прежнее место в качестве начальника шпионской службы… В продолжение четырех кровавых лет мировой войны в Германии существовало лицо, о котором широкие массы ничего не знали, но власть которого сравнивалась с властью императора. Часто бывало так, что кайзер не имел возможности осуществить… свою волю, так как она не совпадала с взглядами и намерениями этого наиболее таинственного лица. Читатели больших немецких газет никогда не встречали его имени на их страницах. Тайна, которой он окружил свою деятельность, позволяла ему оперировать с огромной силой и эффективностью. Будущее тысяч людей зависело от одного слова этого человека. Было достаточно, чтобы он произнес холодным голосом «на виселицу», чтобы через несколько часов тот, в отношении которого он отдал приказ, неизбежно вычеркивался из списков живых, даже если он находился за тысячи километров от штаб-квартиры немецкого Генштаба… Кайзер, имевший право помилования, не мог изменить решения, вынесенного этим всесильным человеком»{1}. О том, что бывший шеф кайзеровской шпионской службы и после крушения монархии не отошел от дел, писали не раз, хотя и не рисовали его образ в столь мрачных красках.

Так, 8 февраля 1928 г. берлинская газета «Цвельф Ур Блатт», ссылаясь на данные британского Форин оффис, известила о переговорах Николаи в Москве с большевистскими лидерами, причем он якобы выступал в качестве «начальника германской секретной службы». Через четыре года, в январе 1932 г., германская социал-демократическая газета «Фольксцейтунг» объявила Николаи главой разведки нацистской партии, готовившейся к последнему броску в борьбе за власть{2}. В последующие годы сведения о том, что Николаи занимал пост главы военной разведки уже и в «третьем рейхе» мы обнаружили даже в материалах такой солидной спецслужбы, как 2-й отдел польского Генерального штаба{3}. 20 ноября 1936 г. агент резидентуры «Пилигрим» сообщал в Варшаву из Парижа, что «генерал Николаи» возглавляет германскую военную разведку. О том же писала в сентябре 1937 г. московская военная газета «Красная Звезда»{4}.

Во время Второй мировой войны о Николаи иногда вспоминали за пределами Германии.

[123]

В мае 1943 г. британская печать известила об уходе в отставку «шефа германской секретной службы адмирала Канариса», одновременно выражая предположение, что реальным главой германских шпионов являлся «генерал Николаи», вернувшийся еще в 1938 г. в кадры вермахта. Писали и о новом падении Николаи то ли из-за ссоры с Гитлером, то ли из-за конфликта с Гиммлером{5}.

Разные описания жизненного пути Николаи появляются и в современных изданиях. Так, англичанин Ф. Найтли, автор основанной на документах книги по истории разведки, касаясь начала карьеры Николаи, отмечал: «После русско-японской войны Германия попыталась получить побольше сведений о России и ее союзнике Франции. Была создана русская секция под руководством майора Николаи. Однако Николаи скоро выяснил, что весь бюджет НД (Нахрихтендинст — разведывательной службы. — В. Г.) ограничен 15 тысячами фунтов стерлингов, а в русской секции планируется только четыре агента… Обескураженный Николаи отказался от этой должности. Лишь в апреле 1913 г. он вернулся в НД, но уже в качестве ее главы»{6}. Те же события, связанные с началом службы Николаи в германской военной разведке, описывали совсем по-иному его недруги, которых он приобрел немало с течением времени в различных политических кругах Германии. 30 января 1927 г. в «Новом венском журнале» излагалась почти детективная история о существовании в Европе после русско-японской войны «Анархо-большевистского центра», якобы обладавшего мно­гочисленными тайными сторонниками в аппарате российского Генерального штаба, и даже агентами в политической полиции — Охранном отделении. Этот «центр», получив в Берлинской военной академии информацию о Николаи — «молодом, честолюбивом молодом офицере, недовольном своим положением», решил «продвинуть его наверх», чтобы иметь возможность использовать в своих интересах. С ним установили контакт и передали якобы похищенный одним русским офицером Генштаба, связанным с большевиками, план стратегического развертывания русской армии в случае войны с Германией и Австро-Венгрией. Именно этот «успех» Николаи и обеспечил ему блестящую карьеру.

Ему приписывали сотрудничество с большевиками и на последующих этапах деятельности. Так, утверждалось, что германской разведке, то есть службе Нико­лаи, удалось установить контакт с группой эмигрантов-большевиков в Швейцарии в 1915 г., затем весной 1917 г. «перебросить» Ленина в Россию. Летом, осенью того же года, а затем в начале 1918 г. на основе «соглашения» между германским Генеральным штабом и Лениным, Троцким и Раскольниковым в Петрограде якобы была создана резидентура немецкой разведки. В опубликованном в 1919 г. в США сборнике будто бы подлинных документов под названием «Германо-большевистский заговор»{7} утверждалось, что на основе упомянутого выше соглашения, заключенного в Кронштадте в июле 1917 г., «русским отделом германского Генерального штаба» уже 25 октября были направлены первые четыре офицера для работы во вновь создававшейся петроградской резидентуре. В ее задачу входило наблюдение «за иностранными посольствами и военными миссиями и контрреволюционным движением». При этом деятельность германских разведчиков должна была распространиться и на районы в глубине России. Отмечалось, что посланцы германской секретной службы тотчас по прибытии в Петроград из Финляндии согласовали «предстоящую работу» с председателем Военно-революционного комитета А. А. Иоффе{8}.

В 1925 г. по протекции своего бывшего подчиненного Р. Надольного, ставшего к тому времени послом Германии в Турции, Николаи удалось предпринять вояж в Анкару, встретиться с некоторыми старыми знакомыми, в частности, с генералом Кязым-Карабекир-пашой и подготовить проект всеобъемлющей реорганизации ту-

[124]

рецкой секретной службы{9}. Но турецкие генералы, которым Николаи рисовал манящие перспективы возрождения союза с Германией, в деликатной форме отклонили его предложение. Благодаря стараниям недругов Николаи его поездка получила в Германии весьма своеобразное освещение: она стала фрагментом в серии таинственных историй, в которых фигурировал Николаи. Во всех случаях он выступал в качестве тайного организатора или участника захватывающих военно-политических авантюр. Источниками следовавших одно за другим разоблачений неизменно являлись старые «друзья» Николаи — социал-демократ, отставной глава правительства Ф. Шейдеман и ставший крупным предпринимателем А. Рехберг. К ним присоединился «вождь» одной из крайне правых «патриотических организаций» — «Младогерманского ордена» обер-лейтенант в отставке А. Мараун. При всем разнообразии взглядов этих людей их объединяла внешнеполитическая ориентация на взаимопонимание и даже союз с Францией.

Николаи приписывали роль активного сторонника если не союза, то тесного взаимодействия Германии с Советской Россией, как опоры против «враждебного Запада и Польши».

Одновременно распространялись сведения, что в качестве предпосылки для реализации таких планов намечалось свержение республиканского правительства Германии{10}.

Наступление против Николаи, начатое руководством социал-демократической партии Германии и буржуазными политиками — сторонниками соглашения с Западом, не ограничилось выступлениями в печати, поскольку ему инкриминировалось, кроме прочего, активное участие в подготовке государственного переворота. Два раза — 11 и 12 мая 1926 г. — полиция провела обыск на его берлинской квартире. Николаи подал жалобу в прокуратуру, в суд, по его просьбе он был принят министром внутренних дел К. Зеверингом. Однако все это не привело к прекращению потока обвинений про­тив Николаи в печати. Добавлялись и новые сенсационные сведения. Утверждалось, что планы «Николаи и К°» являются продолжением прежних и преследуют те же цели. 25 июня 1926 г. Мараун в «Берлинер Моргенпост»{11} поместил заявление, что еще в 1923 г. генерал Ваттер и полковник Николаи якобы разработали «план войны Германии и СССР против Франции и Польши». Мараун ссылался и на слова террориста, члена тайной организации «Черного рейхсвера» обер-лейтенанта Шульца о том, что ценой отступления перед французами до Эльбы является возможность с помощью Советской России разгромить Польшу, а на «отобранных у нее землях расселить рабочих» и «создать на Востоке национальное аграрное государство, основу для выздоровления Германии».

Некоторые «сенсационные открытия» поражали изобретательностью их творцов. Так, в июне 1925 г. в Берлине в печати была распространена новость, впервые тогда же появившаяся в американской газете «Чикаго Трибюн»: в германскую столицу прибыл из Варшавы известный деятель Гоминьдана маршал Фын Юйсян. До этого, по сведениям, полученным в США, он побывал в Москве, где вел переговоры о получении помощи в борьбе с Чжан Цзолином, реакционным милитаристом, контролировавшим Маньчжурию. В Берлине с китайским маршалом встречался полковник Ни­колаи. Как подчеркивала американская газета, «это считается знаком того, что Москва пытается усилить влияние на известных германских политиков путем привлечения китайцев к этой игре. Предполагается, что Фын в Германии хочет закупить оружие через агентов германских, чешских и французских фирм, его производящих»{12}.

Не менее пестры оценки служебной деятельности Николаи, без учета которых не­возможно составить объективное представление об этом человеке. Его противники обычно делали акцент на просчетах оперативной работы военной секретной службы,

[125]

возглавлявшейся им во время первой мировой войны. Встречаются и произведения, авторы которых приписывали германской разведке необычайные масштабы активности и создание гигантской сети агентуры. Пожалуй, рекорд в гиперболизации шпионажа, организованного помощниками Николаи, поставил бывший ответственный работник органов госбезопасности СССР В. С. Широнин. Его неосведомленность в вопросах организации такой известной спецслужбы, как германская, вызывает удивление: он утверждает, что во время Первой мировой войны только в «парижских гостиницах в качестве лакеев и другой прислуги находилось на службе около 40 тысяч немецких агентов»{13}.

Источником, давшим близкое к истине описание службы Николаи в разведке, были две книги его воспоминаний, опубликованные в Москве в русском переводе соответственно в 1920 и 1923 гг. — «Разведывательная служба, пресса и движение народа» и «Тайные силы». Однако в них немало умолчаний о важнейших событиях, просматривается стремление автора представить себя в максимально благоприятном виде и опровергнуть «наветы» недругов.

Николаи по своему характеру был человек очень педантичный. С молодых лет он тщательно собирал все документы, касавшиеся его лично и его семьи. В результате им был создан обширный личный архив, включающий дневниковые записи, правда, не регулярные, служебную и личную переписку, оригиналы или копии официальных документов, затрагивавших организацию и деятельность разведки Германии. Весь этот архив сохранился до конца второй мировой войны и был в 1945 г. захвачен Красной Армией, а затем привезен в Москву. Здесь до недавних лет он был недоступен для исследователей и хранился в «Особом архиве» (ныне ЦХИДК). При любезной помощи руководства и сотрудников этого архива автор на протяжении двух лет изучал документы Николаи и обнаружил многие уникальные материалы, анализ которых позволил составить сравнительно полное представление как о жизни и деятельности этого человека, так и о развитии руководимой им службы.

В настоящем документальном очерке делается попытка ответить на ряд вопросов: каков был жизненный путь Николаи, что он представлял собой как личность, как развивалась под его руководством германская военная разведка, что в публикациях о нем правда, а что — вымысел.

Начало пути

Вальтер Николаи родился 1 августа 1873 г. в Брауншвейге, крупном промышленном и торговом центре на севере Германии{14}. Его отец был заслуженным офицером прусской армии, участником всех трех войн за объединение Германии: 1864 г. с Данией, 1866 г. с Австрией, 1870-1871 гг. с Францией. Несмотря на боевые отличия, тяжелое ранение, он не поднялся по служебной лестнице выше должности командира роты и чина капитана, закончив карьеру в 67-м Магдебургском пехотном полку. Отчасти это объяснялось его незнатным происхождением. Основатель рода Николаи был священником в провинциальном приходе в Саксонии в начале XVI в., сподвижником Мартина Лютера. Дед Николаи по отцовской линии также был приходским священником в небольшом старинном городе Гальберштадте. Предками Вальтера Николаи по отцовской линии были и государственные чиновники.

[126]

Мать Николаи, урожденная Руше, происходила из простой крестьянской семьи, проживавшей в округе Магдебург.

В 1877 г. отец Николаи умер. В 14 лет, недолго проучившись в гимназии, Вальтер стал воспитанником кадетского корпуса, где, как сын умершего офицера, получал субсидию от государства. Это был аккуратный, прилежный юноша, в котором рано развилась любовь к порядку и систематизации деловых и личных записей.

На фотографиях Николаи предстает человеком небольшого роста, со стройной фигурой, в хорошо подогнанной офицерской форме. Лицо отличалось тонкими правильными чертами. Николаи носил короткую прическу, традиционную для германских офицеров. Он всегда был типичным представителем прусской военной касты — дисциплинированным и исполнительным служакой.

В неполные двадцать лет Николаи был произведен в лейтенанты и направлен для прохождения службы в 82-й Прусский пехотный полк, стоявший гарнизоном в знаменитом университетском центре Гёттингене. Николаи никогда не интересовался общественными науками, не любил демократов, либералов, журналистов. Все свои усилия в Гёттингене он употребил на устройство личных дел, создание предпосылок, открывавших ему путь «наверх». Это ему удалось. Юный лейтенант быстро завоевал сердце дочери своего полкового командира полковника фон Кольхофа, имевшего влиятельные связи в Берлине. Николаи не форсировал события. Только через семь лет, в 1900 г., состоялась свадьба. Кольхоф, которому скоро предстояло стать генералом и командиром дивизии, стал тестем лейтенанта.

Николаи оказался хорошим семьянином, однолюбом. Супружество продолжалось безмятежно более 30 лет — до смерти жены.

К 1900 г. Николаи занял должность адъютанта командира батальона. В октябре 1900 г. Николаи стал слушателем Прусской кайзеровской военной академии.

Все три года учебы лейтенант, а с апреля 1902 г. — обер-лейтенант Николаи был среди лучших учеников. В характеристике, полученной им при окончании академии, говорилось: «Очень способный, прилежный и аккуратный»{15}. Николаи три года изучал английский, французский и русский языки.

1 апреля 1904 г. обер-лейтенант Николаи закончил академию и был командирован на службу в Большой Генеральный штаб, созданный Шарнхорстом, знаменитым ре­форматором прусской армии после поражения в войне с Наполеоном.

Функции Большого Генерального штаба заключались в разработке стратегических планов будущих войн, организации армии, боевой подготовки, материально-техничес­кого обеспечения. В системе деятельности Генерального штаба выделились три основных направления работы: 1-е — подготовка и проведение боевых операций, 2-е — военное снабжение и 3-е — изучение возможных противников или «военная статистика». Фактически это была разведка, а термин «статистика» применялся потому, что речь шла о статистической обработке данных, характеризующих состояние иностранных армий.

Серьезное влияние на развитие прусского Генерального штаба оказал фельд­маршал Гельмут Мольтке-старший, возглавлявший его в течение 30 лет и являвшийся организатором побед в войнах, приведших к созданию Германской империи. При нем в 1866 г. в структуре Генерального штаба было создано первое подразделение агентурной разведки, положившее начало будущему 3-му отделу, в котором предстояло начать службу Николаи после окончания академии.

Мольтке сделал в структуре Генерального штаба немало изменений. Одним из важнейших было разделение его на две части: мозг армии — Большой Генеральный штаб в Берлине и его филиалы в управлениях военных округов, корпусов и дивизий — Войсковой Генеральный штаб. Быстро увеличивавшийся с конца XIX в. военно-морской флот Германии имел собственную независимую систему управления, включая стратегическую разведку. Несмотря на то, что к началу XX в. германская военная

[127]

разведка существовала уже несколько десятков лет, в организационном отношении она не была совершенной. Во-первых, изучалась почти исключительно Франция. Во-вторых, руководство агентурной разведкой осуществляли всего четыре офицера подотдела «3-Б», подчиненного 3-му отделу, основной задачей которого было до начала XX в. изучение армии Франции. В 1900 г. начальником «3-Б» стал полковник Брозе, попытавшийся резко расширить масштабы работы своих подчиненных, в частности активизировать агентурную разведку против России. Отношения между Германией и Россией на фоне усиливавшегося сближения Петербурга и Парижа стали прохладными с конца 70-х гг. XIX в. Постепенно в Берлине пришли к мысли о реальности войны между «двойственным союзом» Германии и Австро-Венгрии, образовавшимся в 1879 г., присоединившейся в 1882 г. Италией — с одной стороны и франко-русским альянсом с другой.

Новая ситуация потребовала усиления разведки против России. Брозе решил уси­лить ее путем активизации операций в пограничном с Россией районе, используя ресурсы штабов дислоцированных здесь армейских соединений.

В такой обстановке и началась карьера Николаи-разведчика. Но это случилось лишь через два года после окончания академии, когда руководители Генштаба пришли к выводу, что обер-лейтенант Николаи обладает качествами, необходимыми для самостоятельной работы на передовой линии тайной войны. К тому же тесть Николаи Кольхоф был старым товарищем начальника академии и весьма влиятельного в берлинских военных кругах генерала Лицмана и в одном из писем обсуждал с ним судьбу своего зятя.

Николаи сначала определили изучать ту часть Польши, которая входила в состав Российской империи и в будущей войне оказалась бы сразу же местом боевых операций. Однако скоро направление его служебной деятельности чуть было радикально не изменилось и он едва не оказался в Японии. В январе 1904 г. началась русско-японская война, события которой стали разворачиваться не в пользу великого соседа Германии. В этой обстановке в Большом Генеральном штабе решили заняться основательным изучением японского опыта и для этой цели подготовить и направить в Страну Восходящего Солнца группу владевших языком ее народа офицеров. Среди тех, на кого пал выбор, был Николаи. Во внимание приняли и знание им русского языка. В октябре 1904 г. он стал слушателем семинара по восточным языкам Королевского университета Фридриха Вильгельма в Берлине. В официальном свидетельстве, датированном 29 мая 1906 г., отмечено: «Г-н обер-лейтенант 82-го пехотного полка В. Николаи с большим усердием и настойчивостью изучал японский язык в семинаре, организованном для господ офицеров Генерального штаба с октября 1904 г. до конца марта 1906 г. Он изучал грамматику, письменность, словообразование, обладает уверенным знанием 1500 иероглифов. Свои знания он продемонстрировал переводом в ходе первого года обучения напечатанного иероглифами военного доклада. Он обладает знанием японской разговорной речи, позволяющим ему вести беседы с японцами на военные и другие темы»{16}.

Однако к окончанию Николаи курса японского языка командование изменило свои планы. Восстановление российской военной мощи после поражения в войне на Дальнем Востоке продвигалось успешно. В Берлине отмечали, что Россия готовилась к возможной войне с враждебным ей союзом государств во главе с Германией{17}.

Поскольку Большой Генеральный штаб, как писал Николаи, никогда не имел аген­тов в российском военном руководстве{18}, в Берлине решили усилить агентурную раз­ведку в западной части Российской империи.

С 1 июля 1906 г. до марта 1910 г. Николаи числился в штате 1-го армейского

[128]

корпуса в Кенигсберге. Ему было поручено решительно улучшить агентурную разведку в приграничных районах России. Он был самостоятелен в своих действиях и подотчетен только руководству Большого Генерального штаба.

19 декабря 1907 г. его начальник полковник Брозе писал Николаи: «Вашему высокоблагородию выражается особая признательность за то, что работу филиала разведки в Кенигсберге удалось поднять до такого уровня эффективности, который обеспечивает ему одно из первых мест среди бюро разведки на Востоке»{19}.

Однако германское военное руководство не располагало документальной информацией о стратегических планах России и в 1914 г. организовало боевые действия не на основе фактов, а исходя из своих предположений. Даже в незначительных деталях легенда о связи Николаи с русскими изобилует неточностями. Он закончил военную академию после начала русско-японской войны, а его возвышение началось после четырехлетней службы в Кенигсберге. По свидетельству генерала Палицына, ряд лет возглавлявшего русский Генеральный штаб и долго работавшего над планом стратегического развертывания в случае войны на Западе, такого плана как официального целостного документа в 1914 г. еще не было. Таким образом, никто не был в состоянии получить и передать Николаи документы, которых не существовало{20}.

Через год после прибытия в Кенигсберг Николаи получил чин капитана, а осенью 1909 г. был окончательно переведен в кадры Генштаба. По правилу, твердо соблюдавшемуся в германской армии, все штабные офицеры периодически направлялись в войсковые части на строевые должности. В марте 1910 г. капитан Николаи принял командование ротой в 71-м пехотном полку, где проходил службу до весны 1912 г., а затем месяц обучался в офицерской стрелковой школе. Но все это время за ним из Берлина внимательно наблюдали его начальники. В 1910 г. полковник Брозе ушел в отставку и на его место был назначен майор В. Хейе, хорошо знавший Николаи. Но к тому времени, как он закончил двухлетний срок пребывания в строю, настало время встать в строй и для Хейе. Ему предстояло принять командование пехотным батальоном. Тем временем кабинет Хейе занял Николаи, ставший 1 октября 1912 г. майором. Было маловероятно, чтобы этот 29-летний офицер, никогда не исполнявший ответственных обязанностей в центре, мог рассматриваться в Берлине иначе, как временная замена опытного Хейе.

Первые шаги Николаи на новой должности показали, что в его лице в Большом Генеральном штабе появился энергичный, способный руководитель, приступивший к преобразованию «3-Б» в мощный центр военной и, что было новым, политической разведки, который оказывал в дальнейшем значительное влияние на ход событий. Тогда еще не было ясно, что не только Николаи, но и его руководители, как военные, так и политические, оказались недостаточно глубокими аналитиками, чтобы оценить нереальность тех стратегических планов, к осуществлению которых они приступили в 1914 г.

Оставшееся до начала войны время Николаи использовал продуктивно. Он совер­шил поездку во Францию, после возвращения из которой резко усилил шпионские операции против этой страны, создал новые резидентуры в Эльзас-Лотарингии.

При поддержке начальника оперативного отдела Большого Генштаба генерала Эриха фон Людендорфа он добился дополнительных ассигнований на агентурную раз­ведку. Был усилен контакт с разведкой главного союзника — Австро-Венгрии и ана­логичной службой хотя и ненадежного, но формально союзного государства — Италии.

К лету 1914 г. руководимый майором Николаи аппарат, а также другие источники информации, ему не подведомственные, оказались в состоянии обеспечить Большому Генеральному штабу возможность точно предсказать численность армий главных

[129]

вероятных противников Германии в будущей войне — Франции и России{21}. Но серьезнейшим недостатком системы германского военно-стратегического руководства было невнимание к политическим и экономическим проблемам. Войну рассматривали односторонне, только с военно-оперативной точки зрения, не учитывая политических и экономических факторов.

Чуть ли не до начала военных действий в 1914 г. у германских верхов не было ясности по такому кардинальному вопросу, как возможность вступления России в войну. Главным источником сведений о России для Генштаба оставались германские военные атташе в российской столице. В их докладах превалировали выводы о невозможности вступления России в войну до 1916-1917 гг. — до завершения программы усиления армии, разработанной под руководством генерала В. А. Сухомлинова. Точку зрения командования германской сухопутной армии разделяли и военные моряки.

Перед германским военно-политическим руководством с конца XIX в. стояла, кроме российской, еще и британская проблема. Если Британская империя все же вступит в войну, какое реальное значение будут иметь ее армия и флот?

Генералы и адмиралы считали, что такая аналитическая работа должна про­водиться гражданскими политиками, чиновниками министерства иностранных дел. Но и на берлинской Вильгельмштрассе, где находилось это министерство, по-настоящему не изучали проблему отношения британского правительства к большой войне на Европейском континенте. В этом проявлялся явный разрыв между германской стратегией и политикой. Адмирал А. Тирпиц так характеризовал сложившееся положение: «Командование (армии. — В. Г.) не имело никакого понятия о значении Англии в войне и питало слепое доверие к рецептам победы, составленным Шлиффеном. Что касается министерства иностранных дел, то там верили как в Евангелие, что Англия до конца войны останется нейтральной. И еще за несколько дней до начала войны начальник отделения, ведавшего британскими делами, заявил, что Англия не вмешается».

В книге воспоминаний Николаи писал, что «военная разведка утратила понимание значения политических факторов. Армейское командование, лишенное информации политического характера, и вообще не понимавшее ее значение, в 1914 г. не имело четкого представления не только о позиции Англии, но и других государств в случае реализации плана Шлиффена»{22}.

Генерал фон Шлиффен до конца жизни так и не понял, какую роль британская армия сможет сыграть в ходе войны в Европе. Вина за то, что он как начальник Большого Генерального штаба, творец плана молниеносного разгрома противников в войне на два фронта, упустил из расчетов фактор британской армии, лежит на предшественниках Николаи на посту шефа отдела «3-Б». Но недальновидность Николаи была причиной того, что и его преемник, генерал Мольтке, придерживался тех же взглядов, что и Шлиффен. Николаи в заметках о руководимой им службе, написанных после поражения в 1918 г., подчеркивал, что до 1914 г. в его обязанности вообще не входила работа против Великобритании: Англией занималась военно-морская разведка.

Однако можно прийти к выводу, что Николаи в ряде сложных ситуаций проявил себя недостаточно компетентным, порой узко мыслящим, ограниченным руководителем стратегической разведки. К решению задач, которые поставила перед ним война, он в 1914 г. оказался неподготовленным. В 1914 г. Николаи не только не сумел снабдить шефа Большого Генерального штаба инфор­мацией по ряду ключевых вопросов, хотя это лишь отчасти зависело от него, но и не предвидел того, во что могут вылиться события лета 1914 г. на Балканах.

[130]

Пик карьеры

С начала Первой мировой войны Николаи превратился в начальника самостоятельного отдела, одну из ведущих фигур в военно-политическом руководстве. Но он всегда находился за кулисами театра военных действий и в тени политических событий.

3 августа,1914 г., через два дня после объявления Германией войны России и Фран­ции, когда германские войска уже приступили к осуществлению плана Шлиффена, последовал приказ о переводе аппарата стратегического руководства на штаты военного времени.

Центральным органом военного управления стало Верховное Главное командование (ОХЛ) во главе с кайзером Вильгельмом П. Большой Генеральный щтаб был разделен на две неравные части. Одна, основная, стала составной частью Ставки, получив наименование Генерального штаба полевой армии.

Другая, меньшая, часть довоенного Большого Генерального штаба осталась в Берлине, получив название Замещающий Генеральный штаб. В его функции вошло руководство-подготовкой резервов для фронта, поддержание режима военного положения в тылу и некоторые другие обязанности, в частности контрразведка, затем ведение пропаганды. Основная часть персонала подотдела «3-Б» во главе с Николаи в составе 90 офицеров и военных чиновников была включена в аппарат Генерального штаба полевой армии. Часть сотрудников осталась в Берлине, составив тыловой филиал — замещавший подотдел «3-Б». По предложению Николаи его возглавил генерал Брозе, главной задачей которого была контрразведка на фронте и в тылу. Теперь он стал подчиненным своего бывшего воспитанника.

Николаи работал самостоятельно и с первых дней войны стал главным источником важнейших разведывательных данных о противнике, интересовавших начальника Генерального штаба полевой армии.

Неожиданно для Николаи он уже при встрече с генералом Мольтке 2 августа 1914 г. получил задание, к выполнению которого, по собственному признанию, был совершенно не подготовлен. Доклад Николаи шефу состоялся в старом здании Генштаба на Кёнигсплац в Берлине. В. ходе его Мольтке прервал Николаи, предложив ему срочно выяснить, что делается для «позитивного влияния на настроение народа». Когда уже вечером Николаи появился в кабинете шефа, его ожидал приказ — отныне ему предстояло возглавить направление деятельности, которого ранее не было в структуре высшего военного руководства, — пропаганду политики правительства, то есть войны, среди всего населения, а не только той его части, которая оказалась в рядах вооруженных сил.

Вначале предполагалось решать эту задачу, используя уже имевшуюся сеть средств массовой информации. Николаи хотел наладить контакт с издателями, редакторами, журналистами. Ему скоро удалось добиться успехов в ее решении. Но пропагандировать войну удавалось лишь в изданиях крайне правой ориентации. Не только к социал-демократической печати, но даже и к тем газетам, которые были связаны с католической партией Центра, у Николаи возникла стойкая неприязнь, продолжавшаяся и даже обострившаяся после падения империи. Шовинист, националист и реакционер Николаи испытывал ненависть не только ко всем «левым», но и к либералам. В его записях постоянно возникает сюжет враждебных империи сил, в частности «еврейско-демократической прессы»{23}.

В 1914 г., когда еще не развеялись надежды на успех плана Шлиффена, проти­воречия в германской военной элите были еще скрыты, основанный на национал-шовинизме моральный дух населения поддерживался и без активного влияния разведывательной службы Генерального штаба. Но Николаи не бездействовал. В структуре «Замещающего Генерального штаба» было создано Управление военной прессы (КПА). Его главой по рекомендации Николаи стал его однокашник по военной ака-

[131]

демии майор Дейтельмозер, занимавший до этого пост пресс-референта в военном министерстве. Николаи ожидал, что Дейтельмозер, аппарат которого сначала не входил в структуру «3-Б», но получал руководящие указания его шефа, окажется надежным помощником.

Несмотря на то, что Николаи как исполнительный офицер, воспитанный в духе неуклонного выполнения приказов, делал все возможное для реализации директивы Мольтке, он не был в восторге от идеи передачи Генеральному штабу функции руководства пропагандой. Он и его сотрудники считали, что решение этой чисто политической задачи не входило в компетенцию Генерального штаба, а должно быть возложено на высшее политическое руководство, на министерство иностранных дел, на рейхсканцлера Бетмана или в крайнем случае на военно-политический административный орган, каким являлось военное министерство.

Если Николаи вначале не имел осложнений с организацией КПА, то в его основной сфере деятельности не все шло гладко. Николаи и его немногочисленные сотрудники, находившиеся при Ставке, переместились ближе к Западному фронту, в Арденны, в окрестности Шарлевиля, маленького городка в оккупированной Северной Франции. Поступавшие с фронтов сведения запаздывали, решения по ним принимались несвоевременно. Выполнение плана Шлиффена почти сразу оказалось под вопросом. В создавшейся к осени 1914 г. стратегической обстановке кайзеровская военная разведка не смогла реально оценить соотношение сил Германии и ее противника.

Взять Париж не удалось. Германские войска были остановлены на Марне. «Чудо на Марне» произошло из-за неожиданного для Германии наступления России в Восточ­ной Пруссии и вмешательства Англии в войну на Западе.

Уже в первые дни войны Николаи пришлось заниматься политическими вопросами контрразведки. Они объяснялись наличием оппозиции в германской политической элите. Были сомнения в правильности курса на войну. Противников этого курса было немного, но некоторые из них были близки к кронпринцу — наследнику престола. Одним из них являлся Арнольд Рехберг, до войны скульптор, подолгу живший в Париже и имевший там немало знакомых среди влиятельных лиц. С начала войны как ротмистр резерва он был призван на действительную службу и оказался в штабе кронпринца, командовавшего армией на Западном фронте. Рехберг пытался наладить через посредников диалог с Парижем и добиться прекращения военных действий. Другим оппозиционером был барон Герман фон Эккардштейн, до войны занимавший пост советника в германском посольстве в Лондоне. Он выступал за достижение взаимопонимания с Британской империей.

Николаи, являвшийся до конца войны сторонником борьбы до победного конца, предпринял жесткие меры против обоих. Эккардштейн был надолго заключен в тюрьму. Нейтрализовать Рехберга из-за наличия у него могущественных покровителей Николаи не удалось. Но он добился удаления Рехберга из окружения кронпринца и перевода на службу в тыл, кратковременного содержания под стражей, сменившегося направлением на санаторно-курортное лечение под полицейским надзором.

Но окончательно «выключить» Рехберга из политической игры Николаи так и не удалось. После войны, став преуспевающим предпринимателем, Рехберг активно выступал за взаимопонимание с Францией и ожесточенно атаковал Николаи в печати.

Но до высоких покровителей Рехберга и Эккардштейна Николаи добраться не мог. Приходилось довольствоваться тайной слежкой, сбором агентурных данных, иногда даже составлением досье, в частности, на главу католической партии Центра М. Эрцбергера. Следили даже за германским кронпринцем.

Заслуги Николаи на «тайном фронте» были отмечены в ноябре 1914 г. Железным Крестом II класса. Война же затягивалась. План Шлиффена провалился. В окружении кайзера решили сделать «оргвыводы». 11 декабря 1914 г. принято окончательное решение об отставке Мольтке. Шефом Генерального штаба полевой армии был назначен тогдашний фаворит императора генерал от инфантерии Эрих фон Фаль-

[132]

кенгайн, освобожденный от должности военного министра. За четыре месяца до этого последовало его назначение первым заместителем Мольтке, что было явным признаком скорой отставки последнего.

Вильгельму II пришлось преодолеть сопротивление окружения, которое неохотно согласилось с решением возложить на генерала, не имевшего опыта командования крупными соединениями, обязанности фактического главнокомандующего. От Фалькенгайна ожидали предложения нового «рецепта победы». В принципе генерал намеревался следовать прежнему плану — достичь решающей победы на Западе, где, по его мнению, находились главные враги Германии. Как вспоминал Николаи, преемник Мольтке сразу же натолкнулся на скрытый протест значительной части имперского политического руководства, верившего в возможность компромисса с Англией и надеявшегося на победу над Россией.

Николаи быстро стал доверенным лицом Фалькенгайна. Несмотря на сдер­жанность шефа и его стремление не посвящать даже своих ближайших сотрудников в свои планы, Николаи очень скоро получил о них четкое представление.

Фалькенгайн считал, что полный разгром России, во-первых, недостижим для германской армии из-за огромных размеров территории противника. Во-вторых, он полагал, что это и невыгодно по политическим соображениям: «Вторую после русско-японской проигранную войну царский режим не перенесет, произойдет революция, а это еще больше осложнит отношения Германии с великим соседом на Востоке». В отличие от канцлера Бетмана и его окружения, т. е. политического руководства империи, он не надеялся на достижение взаимопонимания с Россией, «если она поймет, что возникла угроза проигрыша войны»{24}.

Николаи в общем придерживался тех же взглядов на принципы стратегии Германии и после провала плана Шлиффена. Он считал, что, поскольку главными противниками Германии являются Англия и Франция, следует «все силы сконцентри­ровать» на Западном фронте и «утверждение, что после битвы на Марне только на Востоке оставалась перспектива победы — неверно»{25}.

Однако командование Восточным фронтом в лице фельдмаршала Пауля фон Гин-денбурга, авторитет которого резко вырос после победы над российскими войсками в Восточной Пруссии, и начальник австро-венгерского Генштаба генерал Конрад фон Гетцендорф предлагали нанести решающее поражение России. С ними солидаризировались в министерстве иностранных дел Германии. Именно там в начале 1915 г. зародился хитроумный план добиться превращения войны на два фронта в войну на одном, Западном, путем сокрушения царской России оказанием поддержки российскому революционному движению, в частности большевикам.

В 1915 г. Николаи вряд ли был даже осведомлен о намерениях министерства ино­странных дел относительно большевиков и тем более не имел никакого отношения к тем акциям, которые были предприняты весной 1915 г. Их исполнителями являлись бывшие российские революционеры Парвус (А. Гельфанд), внештатный советник германского правительства по проблемам политики в отношении России, и А. Кескюля — эстонец, известный под псевдонимом Штейн. В качестве представителей германского министерства иностранных дел во всем предприятии ведущую роль играли пос­ланник в Копенгагене граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау, будущий посол Веймарской республики в Москве в 20-х гг., посланник в Берне барон фон Ремберг и в Константинополе — Вангенгейм. Именно обращениям последних в Берлин, настойчивости в демаршах на Вильгельмштрассе следует в значительной степени приписать согласие Берлина оказать финансовую помощь большевикам в развертывании революции в России. Первая субсидия в сумме двух миллионов марок была выплачена германским казначейством Парвусу к 26 марта 1915 г.{26}

[133]

Главной задачей Николаи в 1915 г. ставилось обеспечение информации, необходимой для проведения наступательных операций на Восточном фронте, организация стратегической разведки. «Только в 1915 г., — вспоминал он, — началась планомерная перестройка разведки и контрразведки»{27}. Николаи проводил ее энергично и целеустремленно.

Заново, в сжатые сроки, создавался периферийный оперативный аппарат; вдоль границ Германии с нейтральными государствами… их осталось только четыре: Дания, Нидерланды, Швеция и Швейцария — разместились резидентуры для связи с агентурой, действовавшей в нейтральных странах или в глубоком тылу противника. Тем же целям служили аналогичные организации в Амстердаме, Стокгольме, Копенгагене, Женеве, Нью-Йорке и некоторых столицах стран Южной Америки. Поскольку оперативно-тактическая разведка на фронте находилась непосредственно в ведении командующих фронтами, армиями, корпусами, Николаи создал сеть своих представителей при их штабах. Они именовались «офицерами разведки верховного командования армией»{28}. В их задачу входило как получение стратегической информации, интересовавшей Генеральный штаб, так и обмен сведениями с органами фронтового командования, от которого они были независимы. Такое положение, как вспоминал Николаи, вызывало недовольство его действиями некоторых высокопоставленных генералов.

Решившись начать в 1915 г. на Восточном фронте широкомасштабное наступление, на чем настаивало командование в лице Гинденбурга и Людендорфа, Фалькенгайн преследовал цель настолько ослабить Россию, чтобы она оказалась не в состоянии помешать новому решающему, как он надеялся, на этот раз германскому удару на Западе, но не добиться полного разгрома России. Хотя Фалькенгайн лично не информировал Николаи о своих намерениях, тот в общих чертах знал о них и считал их разумными{29}. В 1915 г. ни Фалькенгайн, ни Николаи не заметили уже появившихся признаков тотального поражения своей страны.

Как это следует из многочисленных замечаний Николаи, сделанных после войны, чуть ли не главную причину поражения Германии он видел в отсутствии необходимого взаимодействия между военно-стратегическим и политическим руководством страны

Одной из мер, направленных на усиление влияния Фалькенгайна на внешнеполитические акции, было создание 13 апреля 1915 г. политического отдела Генштаба, первым начальником которого стал майор Тишовиц, прежний адъютант Мольтке. По словам Николаи, Фалькенгайн способствовал росту политического влияния главного командования армии тем, что согласился с идеей Мольтке возложить на разведывательную службу Генерального штаба дополнительно к ее функциям и руководство прессой. Это придавало подотделу «3-Б» большее значение в службе Генерального штаба, чем до войны. Его статус несамостоятельного подразделения стал явным анахронизмом. 10 мая 1915 г. Николаи узнал о приказе Фалькенгайна преобразовать «3-Б» в самостоятельный отдел. В общем, как отмечал Николаи, этот акт имел лишь формальное значение, «практически с начала войны его положение в ОХЛ соответствовало позиции самостоятельного отдела и я получал положенное в этом случае денежное содержание командира полка»{30}. Так в 1915 г. Николаи вошел в узкую группу ответственных работников главного командования кайзеровской армии.

[134]

Начало 1915 г. Николаи провел в разъездах. 8 января он был в Вене, 11 января — в Стокгольме, а затем отправился в Осло, где вел переговоры с германскими военными атташе об условиях ведения агентурной разведки в России. Дело в том, что после того, как маневренный период войны не только на Западном, но и на Восточном фронте сменился позиционной борьбой и противоборствующие стороны оказались разделенными сплошными линиями окопов, перебрасывать агентов через фронт оказалось делом крайне затруднительным. Сведения о противнике стали чрезвычайно скудными и не обеспечивали потребности командования. Николаи искал новые каналы, по которым его люди могли бы проникать в русский тыл. Один из этих путей, по заключению шефа «3-Б», мог быть проложен в обход с севера русского фронта, через Скандинавию. Другой — на юге, через тогда еще нейтральную Румынию.

Во второй половине января 1915 г. Николаи выехал в Познань, где в те дни находился штаб Восточного фронта. Хотя формально им командовал «победитель при Танненберге» фельдмаршал Гинденбург, фактически все важнейшие оперативные и стратегические проблемы решали начальник штаба Людендорф и шеф оперативного отдела полковник, позднее генерал М. фон Гофман.

Трудно сказать, предвидел ли Николаи грядущее падение Фалькенгайна и замену его «дуумвиратом» Гинденбург — Людендорф, но так или иначе, когда это все-таки произошло, позиции шефа разведывательной службы не только не ослабели, но и упрочились.

В январе 1916 г. Николаи свой доклад Людендорфу построил так, что затронул не только проблемы, стоявшие перед разведкой на Восточном фронте, но и имевшие общее стратегическое значение. «Я доложил об основах моей службы и задачах офицеров разведки ОХЛ (так официально именовались представители «3-Б» при командованиях фронтов и армий. — В. Г.) при руководстве армий Восточного фронта. Движение секретной агентуры через фронт на Западе уже приостановилось и здесь, на Востоке становится все труднее»{31}. Николаи коснулся другой проблемы, которая для него становилась все болезненнее. Командующие фронтовых объединений весьма подозрительно относились к деятельности непосредственно сносившихся с центром представителей Николаи, которых они считали нежелательными соглядатаями. Од­нако шеф разведки считал деятельность своих офицеров важным элементом системы нейтрализации существовавшей как в германской, так и в других армиях практики приукрашивания обстановки в подаваемых «наверх» докладах.

«Подчиненные мне непосредственно офицеры разведки на Восточном фронте «рассматриваются как бревно в глазу». Аналогичная обстановка сложилась и на Западном фронте. Его командующий кронпринц «видит в них шпионов ОХЛ», — писал Нико­лаи{32}. Из содержания дневниковой записи Николаи о беседе с Людендорфом можно сделать заключение, что в общем генерал согласился с его соображениями. Во всяком случае, когда генерал оказался уже в Ставке, он постоянно поддерживал Николаи во всех вопросах. Николаи, по-видимому, удалось парировать влияние Гофмана на его патрона. Что касается Фалькенгайна, то он «отражал атаки» тех, кто «настаивал на подчинении» представителей центра разведки в Ставке «фронтовым командующим, так как понимал, что только через независимых» от них эмиссаров Николаи, он сможет получать объективную информацию. Таким офицером на Восточном фронте был майор Гемп, ставший в дальнейшем помощником Николаи по разведке в центральном аппарате «3-Б». В свое распоряжение Николаи получил вновь созданное разведывательное бюро в Инстербурге, на которое была возложена непосредственная организация засылки агентуры в Россию в обход северного (правого) крыла русского фронта. С согласия Людендорфа Николаи осуществил и организационное усиление контрразведки на Восточном фронте, используя для этого подчиненную ему тайную полевую полицию.

[135]

Создание политического отдела в Генштабе нарушало прежнюю монополию Николаи на разрешение внешнеполитических проблем во время войны. Однако в области внутренней политики Николаи остался ведущим специалистом Генштаба, что было сопряжено с необходимостью соприкасаться с внутренней борьбой, интригами в аристократических, политических, предпринимательских и иных влиятельных кругах. Скоро Николаи пришлось столкнуться с активностью аристократических салонов в Берлине, которые получали тайную финансовую поддержку министерства иностранных дел, использовавшего их для контактов с заграницей, поскольку их посещали не только представители германских деловых кругов, сохранивших связь с заграницей, но и дипломаты, главы посольств нейтральных стран, приезжие политики и бизнесмены. Николаи считал, что эти салоны используются вражеской разведкой, что побуждало его держать их под тщательным агентурным наблюдением. Один из них был в доме графини Фишер-Трейберг, поддерживавшей тесную связь с политиком Эрцбергером. Николаи добился высылки графини из Берлина, что осложнило и так уж весьма натянутые отношения с ее «опекуном». Хозяйкой другого салона была супруга генерала Гофмана Нелли. Ее брат, богатый банкир, имел связи в военных верхах и до войны был женихом единственной дочери генерала фон Клука, того самого, который в 1914 г. наступал на Париж, но потерпел поражение. Салон посещал хорошо знакомый с супругами Гофман господин Рехберг, сумевший освободиться при помощи своих влиятельных друзей от пребывания в санатории для нервнобольных и от перспективы заключения в тюрьму.

Глава «3-Б» уже в 1914 г. считал активность Нелли Гофман угрожающей безопасности империи, но пресечь ее не мог. Препятствием было не столько положение ее мужа, сколько влияние его покровителей — Гинденбурга и Людендорфа. Надо сказать, что Николаи не везло в отношениях с женами его начальников. Так, Николаи сетовал на то, что фрау Людендорф, хорошо знакомая с Рехбергом, якобы клеветала на него в беседах с мужем.

Но не все светские салоны Николаи считал «опасными для блага империи». «Полезным» был политический салон, организованный в Берлине братом начальника штаба военно-морского флота (адмиральштаба) гросс-адмирала Хольцендорфа. Брат адми­рала являлся представителем пароходной компании «ХАПАГ». Идея салона принадлежала не господину Хольцендорфу, а генеральному директору «ХАПАГ» Альберту Баллину, протеже Вильгельма П. Каждый четверг в салоне, размещавшемся сначала на Викторияштрассе, а потом на Тиргартенштрассе в квартире берлинского представителя «ХАПАГ», собирались избранные гости: рейхсканцлер Бетман, видные политики, высшие чиновники, руководящие офицеры военного министерства, Генерального штаба и адмиральштаба. «Четверги у Хольцендорфа» являлись для Николаи источником важных новостей.

В 1915 г. Николаи с помощью главы филиала «3-Б» в Берлине генерала Брозе осуществлял перлюстрацию частной корреспонденции отставных дипломатов и титулованных особ, поддерживавших связь с заграницей. Из дневника Николаи можно установить, что среди попавших под подозрение были графиня Мюнстер, принцесса Шенбург, граф Блюхер, барон Эльберфельд и некоторые другие. Они якобы вели «разговоры с иностранцами, дававшие пищу вражеской пропаганде»{33}. Очевидно, подозрительность Николаи в отношении столичной элиты объяснялась подсознательной антипатией майора к аристократии. Он, человек незнатного происхождения, завидовал потомственным дворянам, с детства жившим в роскоши, быстро продвигавшимся «наверх», служившим в гвардии, имевшим доступ к императору. Несмотря на занимаемый им значительный пост начальника отдела Генштаба, Николаи не обладал состоянием и властными полномочиями.

Подходил к концу 1915 г. Для Николаи он закончился вполне благополучно: заслуги штабного офицера были отмечены Железным Крестом I класса, которым

[136]

обычно награждали отличившихся на поле боя. Но судьба Германии в конце 1915 г. внушала опасения даже оптимистам.

Несмотря на крупные успехи кайзеровской армии — разгром войск русского Юго-Западного фронта и сербской армии на Балканах, стратегическая обстановка решающим образом не изменилась. На всех фронтах четко проявлялась тенденция к истощающей позиционной войне.

В течение 1915 г. конфликт между Фалькенгайном и командованием Восточного фронта обострился. Начальника Генерального штаба обвиняли в том, что из-за недостаточности резервов, предоставленных Восточному фронту, не удалось осуществить возможный окончательный разгром России. Ухудшились отношения Берлина с Веной. Шеф австро-венгерского Генштаба Гетцендорф был недоволен тем, что Фалькенгайн отклонил его план разгрома Италии с помощью усиленной переброски германских войск. В Вене считали, что после быстрого разгрома Италии общими германскими и австро-венгерскими силами можно было бы нанести поражение Франции.

В противовес оппонентам Фалькенгайн в декабре 1915 г. предложил свой план операций на 1916 г.{34} Он решил вновь перенести центр тяжести операций на Западный фронт. Он задумал заставить Францию «истечь кровью», атакуя крепость Верден, которую французское командование, ввиду ее значения, будет оборонять любой ценой. 21 февраля 1916 г. началось немецкое наступление. Однако оно не привело к ожидаемым результатам.

Еще шли тяжелые бои под Верденом, когда англо-французские войска развернули мощное наступление на реке Сомме. 24 июня 1916 г. они обрушили на германские позиции огненный ураган, продолжавшийся семь дней и ночей.

Осложнившееся летом 1916 г. положение Центральных держав дало возможность их противникам добиться от румынского правительства согласия на объявление войны Австро-Венгрии взамен обещаний передачи Трансильвании, частей Буковины и Баната. В конце августа румынские войска начали боевые действия. Вступление Ру­мынии в войну, которого Фалькенгайн в этот момент не ожидал, что следует отчасти отнести на счет Николаи, привело к смещению второго за время войны начальника Генерального штаба полевой армии{35}.

Новым шефом Николаи стал фельдмаршал Гинденбург. Однако на деле им являлся генерал-квартирмейстер, т. е. первый заместитель престарелого фельдмаршала, полный сил, энергичный, настойчивый в достижении поставленных целей, честолюбивый Людендорф.

С ним у Николаи установились более теплые, чем с Фалькенгайном, взаимоотношения, которые продолжались, несмотря на периодические охлаждения, до последних лет жизни Людендорфа. И все же Николаи не стал ближайшим соратником в политической борьбе генерала в 20-е годы. Кроме того, уже во время службы в Генеральном штабе полевой армии у шефа разведки был соперник в лице полковника Бауэра. Последний, возглавляя один из оперативных отделов, ведавших обеспечением армии оружием, боеприпасами, военным снаряжением, осуществлявший связь между верховным командованием армии и руководителями военно-промышленного комплекса, пытался оттеснить Николаи на второй план, вмешиваясь, по его словам, в дела разведки, в основном в ее внутриполитическую деятельность.

Большая часть документов военной разведки была уничтожена в конце 1918 г. Поэтому вряд ли можно будет когда-либо установить, имел ли Николаи отношение к организации таких операций, которые представляли собой грубейшие нарушения международного права. Мы имеем в виду две крупные акции, выходившие за общепринятые тогда рамки тайной войны. Речь идет о предпринятых в 1916 г. попытках

[137]

использовать болезнетворные бактерии против России. В первом случае немецкие агенты намечали заразить сапом оленей, использовавшихся для транспортировки военных грузов с запада через Северную Норвегию и тем самым парализовать важную линию снабжения.

Достоверно известно, что этот план провалился, хотя не ясно точно, по каким причинам. По рассекреченным теперь документам британской разведки, вырисовывается такая картина: ее агенты установили, что смертоносные бациллы доставляются из Германии в посольство в Осло дипломатической почтой. Англичане информировали об этом правительство Норвегии, которое распорядилось задержать почту и вскрыть ее. Обыск оказался успешным — были обнаружены и изъяты пробирки с культурами сапа, и тем самым диверсантам не удалось осуществить свой план{36}.

Существует и другая версия тех же событий, исходящая от русской контрразведки: норвежская полиция якобы задержала на границе с Россией на Кольском полуострове группу германских диверсантов во главе с бывшим шведским офицером бароном Розеном. При обыске у них были изъяты вещественные доказательства готовившегося преступления{37}.

На юге, в Румынии, территорию которой «3-Б» до вступления этой страны в войну использовал для засылки агентуры в Россию, также планировалась акция «бактериологической войны». Здесь первоначально в качестве объекта намечались овцы, поставлявшиеся в Россию. При этом Берлин, как и в Норвегии, бесцеремонно злоупотреблял дипломатической неприкосновенностью своих представителей, экстерриториальностью посольств и консульств.

14 августа 1916 г. германский консул в румынском городе Кронштадте (теперь — Брашов) отправил дипломатической почвой в Бухарест несколько ящиков и коробок. На одной был обозначен в качестве адресата болгарский военный атташе полковник Костов. В действительности получатель был иной, а надпись сделана в целях введения в заблуждение агентов разведки Антанты. Под внешней обшивкой скрывалось послание, содержавшее просьбу передать посылку германскому военному атташе в Бухаресте полковнику Гаммерштейну. Диверсия не была осуществлена из-за неожиданного вступления Румынии в войну, содержимое посылки из Кронштадта поместили в герметически закрытый контейнер и зарыли в саду германского посольства.

В спешке работники посольства не были достаточно осторожны и не заметили, что за их действиями следит садовник-румын. О результатах своих наблюдений садовник после отъезда персонала германского посольства сообщил поверенному в делах США Б. Уайтлоу, который по указанию из Вашингтона взял на себя представительство германских интересов в Румынии.

Американский дипломат и садовник произвели раскопки и обнаружили страшный клад: ампулы с бациллами сапа, несколько десятков брикетов взрывчатки и бикфордов шнур, а также некоторые документы.

Тот факт, что в организации диверсий участвовали министерство иностранных дел Германии и Генеральный штаб, сомнений не вызывает. Но степень личного участия Николаи остается тайной. Конкретные секретные задачи Николаи получал от руководителей заинтересованных отделов Генерального штаба или высших военно-политических органов, но с согласия начальника Генштаба полевой армии. Дело в том, что в соответствии с положением об отделе «3-Б», точнее о разведывательной службе ОХЛ, перед разведкой задачи по подготовке диверсий не ставились. В то же время суждения о таланте Николаи как организатора, о его энергии и настойчивости в решении возникавших проблем зачастую связывали с диверсионными операциями германских спецслужб.

[138]

История Европы в первые десятилетия XX века богата политическими скандалами, в которых были замешаны высокопоставленные особы. Но только в одном случае, это было в России в 1915 г., в пособничестве иностранной разведке был обвинен военный министр воевавшей с Германией великой державы — генерал Сухомлинов и старший офицер полковник С. Н. Мясоедов{38}. Последний в том же году был повешен по приговору военного суда, а бывший военный министр, арестованный в 1916 г., после Октябрьской революции 1917 г. был освобожден.

Если бы Николаи действительно удалось привлечь этих людей к сотрудничеству со своей службой, он по праву мог считаться одним из выдающихся руководителей разведки всех времен и народов. Однако и Мясоедов, и Сухомлинов были невиновны в инкриминированных им деяниях по той простой причине, что «события преступления» не было. Все материалы обвинения фальсифицированы в процессе предварительного следствия, суд был быстрый и неправый. Его подготовили те круги в политическом руководстве России, которые были заинтересованы в том, чтобы ответственность за поражения армии была перенесена с верховного командования на «иностранных агентов» и «внутреннего врага».

Из материалов архива Николаи можно сделать заключение, что в первой половине 1916 г. его больше всего занимало проведение организационных мер по повышению эффективности и расширению сфер деятельности разведывательной службы ОХЛ. Так, в феврале в центре его внимания находилась частичная реорганизация КПА, поскольку его компетенция значительно изменилась по сравнению с 1914 г. По существу, этот орган превращался в комбинации) службы пропаганды и внутренней политической разведки. 1 февраля 1916 г. Николаи вызвал из Берлина начальника КПА майора Дейтельмозера. В ходе беседы шеф «3-Б» обратил внимание подчиненного на необходимость более тесных контактов с крайне правыми политическими кругами и предостерег от увлечения связями с социал-демократами, хотя и не отрицал их полезности. Видимо, во время беседы с Дейтельмозером — он пробыл в Плессе две недели — обсуждалась новая директива о КПА, которая была подписана 16 февраля 1916 г. Она предусматривала как организацию «патриотической пропаганды», так и использование в интересах укрепления возглавляемой Германией коалиции не только германских средств массовой информации, но и печати союзных стран. Новым было четкое определение внутренней политической разведки как одной из важнейших задач деятельности КПА.

Реализация директивы от 16 февраля 1916 г. способствовала существенному увеличению политического влияния Николаи, хотя ни тогда, ни позже он не мог принимать каких-либо решений на основе собственной интерпретации поступавшей информации. Однако, поскольку он являлся главным источником сведений о политическом положении в стране для Фалькенгайна, а затем Людендорфа, он оказывал влияние на их решения подбором сообщаемых сведений. Конечно, начальник Генштаба мог использовать и те данные, которые способен был представить полковник Бауэр, но в распоряжении Бауэра не было такой солидной системы сбора информации, какой располагал Николаи. Кроме того, Бауэр по своим политическим взглядам не отличался от Николаи.

В 1916 г. Николаи беспокоило состояние глубокой разведки, особенно в России. Распространявшиеся в Петрограде проправительственными изданиями сведения о наличии в России обширной германской шпионской сети были необоснованными. Выдвигались предположения, что два ведущих руководителя российской военной разведки времен первой мировой войны Н. Батюшин и М. Бонч-Бруевич были связаны с германской секретной службой. Из конфиденциальных докладов Николаи, включая один из последних, от 20 января 1919 т., представленный преемнику Людендорфа генералу Тренеру, следует противоположное: именно в организации российской аген-

[139]

турной разведки против Германии особо выделялись «полковник Генерального штаба Батюшин и полковник Мясоедов. Последний в ходе войны был казнен по обвинению в действиях против России», но он никогда не поддерживал «сношений с германской секретной службой»{39}.

Недостатком информации из России объясняются поездки Николаи в 1915 г. в Швецию с целью налаживания засылки агентуры в Россию через Скандинавию, создание в том же году новой резидентуры, предназначенной для руководства работой в России{40}. Несмотря на все усилия, Николаи так и не удалось добиться перелома, — по его воспоминаниям, шпионаж против России играл во время войны второстепенную роль. Главным источником ценной информации с самого начала боев на Восточном фронте являлась радиоразведка, перехват и расшифровка сообщений русского командования по радио, подслушивание телефонных переговоров между русскими штабами на фронте.

Является неопровержимым фактом, что катастрофа армий генералов А. В. Самсонова и П. К. Ренненкампфа в Восточной Пруссии в 1914 г. явилась результатом деятельности германской радиоразведки{41}, которая, однако, не находилась в ведении службы Николаи.

Говоря о стремлении Николаи в 1916 г. повысить эффективность разведки, следует указать на создание в системе «3-Б» новой организации, именовавшейся «разведка внутри страны», что по существу было маскирующим названием. Идея новой подсистемы кристаллизировалась у Николаи уже в начале 1916 г. Об этом мы можем судить из подробной записи в дневнике Николаи от 13 февраля 1916 г.{42}

Новая организация была задумана как дополнение к уже существовавшей системе сбора информации за рубежом. К этому решению Николаи пришел прежде всего потому, что обычная агентура, приспособленная для сбора сведений чисто военного характера, оказалась малоэффективной для получения серьезных «качественных» данных экономического и политического содержания, требующих специальных знаний и контактов в деловом мире и политических кругах за границей. Опыт использования возможностей политического салона, организованного по инициативе Альберта Баллина, показал Николаи, что неформальными агентами внешней разведки, которые были необходимы ОХЛ для обеспечения его растущих притязаний на участие в решении политических и экономических проблем, могут стать промышленники и коммерсанты, сохранившие довоенные связи с заграницей. В равной степени это относилось и к бизнесменам и политикам из нейтральных стран, настроенным прогермански.

Наряду с проведением организационных мер, Николаи в течение первой половины 1916 г. предпринимал поездки к союзникам, стремясь укрепить связи с их секретными службами, видными военными и политиками, издателями газет, ознакомиться лично с положением дел. 29 апреля он прибыл в Будапешт, где провел совещание об организации агентурной разведки в России через Румынию. На следующий день он был в Софии, где 1 мая встретился с германским военным атташе Лоссовом, послом графом Оберндорфом и работавшими в Болгарии германскими офицерами разведки. 2 мая Николаи имел доверительную беседу с болгарским главнокомандующим гене­ралом Жековым. В тот же вечер его принял болгарский премьер Радославов.

Приход в ОХЛ Гинденбурга и Людендорфа не повлек за собой изменений в служебном положении Николаи. Новое руководство ОХЛ полностью согласилось с его курсом, включая те шаги, которые он предпринял в последние месяцы пре-

[140]

бывания Фалькенгайна на посту начальника Генерального штаба полевой армии. Однако Гинденбург и Людендорф сразу же внесли серьезные изменения в стратегические планы Германии.

Несмотря на некоторые тактические успехи, общее стратегическое положение Центральных держав к концу 1916 г. ухудшилось. ОХЛ было вынуждено перейти на главных фронтах к стратегической обороне.

Пытаясь добиться улучшения положения, парировать становившееся все более очевидным материально-техническое превосходство Антанты, ОХЛ в сентябре 1916 г. выступило с требованием проведения в стране тотальной мобилизации, привлечения в сферу военного производства подростков, лиц пожилого возраста. Гинденбург и Людендорф встретились с представителями промышленности Дуисбергом и Круппом, обсудив с ними возможности увеличения производства орудий, боеприпасов, отравляющих веществ. Одновременно кайзеровское правительство пыталось маневрировать. 12 декабря 1916 г. оно выступило от имени Германии и ее союзников с нотой, обращенной к противникам, предлагая вступить в мирные переговоры, умалчивая, однако, об условиях мира.

В действительности политическое и военное руководство Германии по-прежнему придерживались аннексионистских целей — присоединение Люксембурга, железо­рудных месторождений Лонгви и Брие, Льежа, побережья Фландрии, превращение Бельгии в вассальное государство, захват Прибалтики, создание зависимого от Германии Польского государства{43}.

В своих записках Николаи утверждал, что военное командование находилось в неведении относительно политических целей войны, что представляется неправдоподобным, учитывая наличие у военной разведки источников информации в различных социальных и профессиональных группах, участие Николаи с 1915 г. в заседаниях рейхстага и его влияние в Генштабе.

В дневниковых записях Николаи отмечалось ухудшение положения Германии. 24 января 1916 г. он сетовал на «безответственные партийно-политические силы»{44}, влияние которых «ощущается на фронте и в тылу». 13 марта того же года состоялась беседа Николаи с военным министром Вильдом фон Хоэнборном, в ходе которой обсуждалось состояние продовольственного снабжения Германии. Николаи доложил, что на основе поступавших к нему докладов о настроении населения «его ухудшение влияет все более неблагоприятно». Пытаясь улучшить реноме Германии, Николаи организовал поездки на фронт авторитетных на Западе представителей интеллигенции нейтральных стран. Среди них были, в частности, пользовавшиеся мировой славой Ибсен и Бьёрнсон.

В начале 1917 г. заметно усилилась репрессивная деятельность руководимого Николаи разведывательно-полицейского аппарата внутри страны, причем растущее значение в этом плане приобретала КПА. Его начальником после перевода Дейтельмозера на должность пресс-секретаря рейхсканцлера Бетмана стал другой ближайший сотрудник Николаи майор Штоттен.

Примечательно, что Дейтельмозер одновременно с начала 1917 г. выполнял обязанности начальника разведывательной службы министерства иностранных дел, что могло способствовать ее большей координации с организацией Николаи. На Вильгельмштрассе знали о существовавших в течение ряда лет весьма тесных отношениях между Николаи и Дейтельмозером.

24 января 1917 г. вошла в силу подписанная Людендорфом новая служебная инструкция о КПА, в которой были определены более широкие функции этой подчиненной непосредственно начальнику Генерального штаба полевой армии организации, получавшей его директивы через начальника отдела «3-Б». Тем же нормативным актом устанавливались четыре главные сферы деятельности КПА:

[141]

сбор информации о внутриполитическом положении в стране, отражение внутриполитических проблем в германской прессе и ежедневный доклад об этом Верховному командованию армии, сбор сведений экономического, политического и военного характера из зарубежной прессы. Особое внимание предлагалось обращать на поиск материалов, отражавших отношение к Германии. Как и прежде, на КПА возлагалось поддержание контактов с прессой стран-союзников и «снабжение страны известиями о военном положении, которые должны поднимать настроение на родине». КПА становилось одним из главных органов «контроля над мыслями», ограничения свободы печати, поскольку ему предлагалось «заботиться об единообразном надзоре за печатью в Германии, реализации принятых Верховным командованием решений по линии цензуры»{45}.

Усиливая КПА как орган внутренней и внешней разведки, применявшийся в конечном счете для предупреждения дестабилизации становящегося все более авторитарным кайзеровского режима, Николаи одновременно активизировал в тех же целях деятельность и контрразведки, фактически исполнявшей роль политической полиции. Так, 30 января 1917 г. он провел специальное совещание в Берлине, на котором обсуждались «тревожные сведения, поступающие от контрразведки в растущих масштабах относительно деятельности внутренних и внешних врагов».

Существуют документальные доказательства того, что и в 1917 г., как и прежде Николаи не удалось наладить эффективную глубокую разведку в России. 28 января 1917 г. он выехал из Ставки в Плессе сначала в Варшаву, а оттуда в Вильно и Брест-Литовск. Вопросы, обсуждавшиеся им с офицерами разведки на совещаниях в Вильцо 2 февраля и в Брест-Литовске 8 февраля, были те же, что и в предыдущие годы. Констатировалось, что засылка агентуры через линию фронта была парализована. Единственный выход из положения шеф «3-Б» и его представители на Вос­точном фронте видели в использовании агентов-двойников, работавших как на германскую, так и на русскую разведку, стараясь, чтобы «они служили врагу не больше, чем нам»{46}.

В России назревала революция. Документы создают впечатление, что Николаи этих событий не ожидал: в середине февраля 1917 г. он отправился в Софию, а оттуда в Константинополь на переговоры с руководителем турецкой военной разведки подполковником Сейфи Беем и его германским советником подполковником Зивертом. Впервые упоминание о Февральской революции в России встречается в записи в дневнике Николаи о завтраке, устроенном 20 марта 1917 г. кайзером Вильгельмом II по случаю приезда в Германию турецкой делегации во главе с военным министром Энвер-пашой, фактическим главой младотурецкого триумвирата.

«Положение в России было темой многочисленных бесед», — писал Николаи. При этом Энвер-паша, «как и я, придерживался той точки зрения, что после того, как авторитарное правительство свергнуто, в конце концов народные трибуны должны дать народу мир, если желают сохранить руководство». Собеседники, однако, не исключали установления в России военной диктатуры, причем в качестве лидера они имели в виду великого князя Николая Николаевича, что свидетельствовало о недостаточной осведомленности о реальном состоянии дел в России{47}.

Германское правительство, как и Николаи, больше всего беспокоило возможное влияние революции в России на положение в Германии и выработка принципов освещения вестей с Востока в имперской печати. Этой проблеме было посвящено совещание аппарата рейхсканцлера Бетмана, состоявшееся 31 марта 1917 г. в рейхсканцелярии, на которое был приглашен Николаи.

(Окончание следует)

[142]

Примечания:

{1} Центр хранения историко-документальных коллекций (далее — ЦХИДК), ф. 1414, оп. 1, д. 29, л. 136.

{2} Там же, д. 27, л. 7.

{3} Там же, ф. 453, оп. 1, д. 23, л. 223.

{4} Там же, ф. 1414, оп. 1, д. 23, л. 33.

{5} Там же, д. 81, л. 12.

{6} Найтли Ф. Шпионы XX века. М., 1994, с. 28.

{7} ЦХИДК, ф. 1414, оп. 1, д. 25, л. 156 и далее.

{8} Там же.

{9} Там же, д. 24, л. 16.

{10} Там же, л. 33,56-58, 70.

{11} Там же, л. 79,121.

{12} Там же, д. 21, л. 402.

{13} Широнин В. С. Под колпаком контрразведки. М., 1996. Книга В. С. Широнина — не единственный пример неквалифицированного, основанного на непроверенных или заведомо вымышленных фактах изображения «успехов» Николаи и его сотрудников. Так, в опубликованной в 1978 г. в Варшаве книге С. Левицкого «Шпионы кайзера и Гитлера» рассказывается о необыкновенных похождениях на территории ряда стран «ученицы» Николаи и одного из его предшественников на посту руководителя военной разведки полковника Брозе Элизабет Шрагмюллер. Их сотрудничество будто бы началось еще в 1911 г., когда Брозе и Николаи ввели Шрагмюллер в курс дела. В действительности в 1911 г. Брозе был уже год в отставке, а Николаи, как следует из его послужного списка, состоял командиром роты в 71-м пехотном полку. Шрагмюллер никогда не являлась тайным агентом Николаи.

{14} ЦХИДК, ф. 1414, оп. 2, д, 10, л. 2.

{15} Там же, д. 11, л. 20.

{16} Там же, оп. 1, д. 10, л. 17.

{17} Зайончковский A. M. Подготовка России к мировой войне. М., 1926, с. 142.

{18} «К началу войны ни один русский, занимавший высокое положение, не состоял на жалованье у немцев, в отличие от ряда французских офицеров», — отмечал Николаи. — ЦХИДК, ф. 1414, оп. 1, д. 43, л. 10.

{19} Там же, д. 11, л. 23.

{20} Зайончковский A. M. Указ. соч., с. 142; Добророльский С. По поводу русского плана войны в 1914 г. — Война и мир, Берлин, 1923, № 10, с. 179.

{21} Douchy, gen. Le Grand état-major allemand avant et pendant la guerre mondiale. Paris, 1922, p. 16, 25-32; Nikolai W. Geheime Machte. Berlin, 1923, s. 15-26; Hoffman M. The War of Lost Opportunities. New York, 1925, p. 4; Ropponen R. Der Kraft Russlands. Helsinki, 1968, s. 262.

{22} Nikolai W. Op. cit, s. 317.

{23} ЦХИДК, ф. 1414, оп. 1, д. 10, л. 23.

{24} Там же, д. 13, л. 52.

{25} Там же.

{26} Raubt das Geraubte. Tagebuch der Weltrevolution 1917. Stuttgart, 1967, s. 217.

{27} ЦХИДК, ф. 1414, оп. 1, д. 10, л. 213.

{28} Там же, ф. 308, оп. 5, д. 16, л. 413. Персонал управления аппарата стратегической разведки верховного командования армией и его филиалов на фронте был невелик: по данным на 15 октября 1915 г., он насчитывал всего 77 офицеров. — Там же, ф. 1414, оп. 1, д. 10, л. 401.

{29} «У меня создалось впечатление, — писал Николаи, — что он хотел стать рейхсканцлером, но не преемником Бетмана, а быть создателем и главой системы тотального военного руководства. Способен ли он был это осуществить — не знаю. Думаю, способности у него были, но методы, стремление избегать отк­рытой борьбы являлись ошибочными». — Там же, л. 213.

{30} Там же, л. 302, 325.

{31} Там же, л. 235.

{32} Там же.

{33} Там же, д. 12, л. 2.

{34} Falkenhayn E. Die Oberste Heeresleitung, 1914-1916 in ihren wichtigsten Entschliessungen. Berlin, 1920, s. 223.

{35} ЦХИДК, ф. 1414, оп. 1, д. 12, л. 223.

{36} Beesty P. Room 40. British Naval Intelligence 1914-1918. Oxford, 1984, p. 200.

{37} Звонарев К. К. Агентурная разведка, т. II. M., 1926, с. 136.

{38} Гиленсен В. М. Германская разведка против России (1871—1917 гг.). — Новая и новейшая история, 1991, № 2, с. 163-169.

{39} ЦХИДК, ф. 1414, оп. 1, д. 24, л. 150.

{40} Как свидетельствуют документы, контрразведка России была осведомлена о деятельности людей Николаи в Швеции. — Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА), ф. 2000, оп. 13с, д. 174; ф. 855, оп. 16, д. 1018.

{41} РГВИА, ф. 2003, оп. 1, д. 498, л. 16, 45; François H. Marnenschlacht und Tannenberg. Berlin, 1920, s. 45-90; Nikolai W. Op. cit., s. 123.

{42} ЦХИДК,ф. 1414, on. 1,д. 13,л. 1.

{43} Deutschland im ersten Weltkrieg, Bd. 2. Berlin, 1968, s. 546.

{44} ЦХИДК, ф. 1414, on. 1, д. 12, л. 10.

{45} Там же, д. 14, л. 34-37.

{46} Там же, д. 12, л. 43.

{47} Там же, д. 14, л. 120-121.