Греков Н. В. Вражина наслал «огненный шар». Как сибирские власти отбивались от НЛО кайзера Вильгельма

Родина. 2008. № 4. С. 83-85.

Сегодня никого не удивить рассказами о полётах таинственных объектов. Многочисленные организации энтузиастов по всему миру ищут свидетельства посещений Земли инопланетными существами. Со второй половины XX века в разных странах создаются государственные официальные, а чаще секретные, комиссии по изучению странных событий, возможно связанных с появлением пришельцев из космоса. Пока инопланетяне никак не проявились… Но ведь с разного рода непонятными явлениями человечеству приходилось сталкиваться и прежде.

Как известно, 19 июля (по старому стилю) 1914 года Германия объявила войну России, а уже 8 августа в глубоком сибирском тылу в небе над железной дорогой на участках Камышлов — Тюмень и Тюмень — Омск был замечен неизвестный аппарат, который двигался по направлению к Омску, зависая над мостами и разъездами. Вскоре летающие объекты были обнаружены двумя тысячами вёрст восточнее — над Забайкальской железной дорогой между станциями Маньчжурия и Карымская, позже — над Пермской железной дорогой. Случайные наблюдатели — солдаты, путевые рабочие, крестьяне — по-разному называли увиденные ими странные устройства: «лодка», «светящийся шар», «аэроплан»…

Сегодня трудно понять, что же это было на самом деле: массовые галлюцинации, искусная мистификация, банальные выдумки или то, что именуют сегодня неопознанными летающими объектами. Зато властям сразу всё стало ясно. Поскольку русских самолётов в Сибири тогда не было, а рациональное мышление чиновника не допускало существования необъяснимых явлений, небесные сюрпризы были объявлены «германскими аэропланами». По предположению местного военного начальства, неприятельские машины прибывали на территорию азиатской России в разобранном виде, а сборка их производилась в глухих местах или «в горнорудных предприятиях Урала под руководством укрывавшихся там германских подданных»{1}.

В штабе Отдельного корпуса жандармов.
РГАКФД. Фотография напечатана с поврежденного стеклянного негатива

Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) крайне обеспокоилось поступавшими из Сибири известиями, так как с началом войны агентура противника была выявлена даже в заволжских губерниях. Генерал-квартирмейстер ГУГШ обратился в Департамент полиции с просьбой начать розыск «неприятельских аэропланов» за Уралом{2}. Но ни полиция, ни жандармы ничего не нашли. Тем временем командование сибирских военных округов приняло решение самостоятельно, начать борьбу с аэропланами врага. Командующий войсками Иркутского военного округа приказал всем армейским частям охраны железной дороги в случае появления аэропланов немедленно открывать по ним огонь. Подобный же приказ получили части, охранявшие железную дорогу в пределах Омского военного округа. Кроме того, из-за возможного ночного налёта мосты было решено не освещать и выставить специальные посты для отражения «попыток покушения на целостность мостов с аэропланов»{3}. Таким образом, осенью 1914-го вдоль всей Транссибирской магистрали была объявлена «воздушная тревога», охрана готовилась отбивать нападения с воздуха, хотя не было ни одного факта, подтвердившего обоснованность тревоги. Но тут вмешалось пока ещё контролировавшее ситуацию в стране правительство. 7 октября военный министр генерал В.А. Сухомлинов запретил обстрел летательных аппаратов в «местностях, не входящих в состав театра военных действий». И. о. генерал-квартирмейстера ГУГШ Н. А. Монкевиц, смягчая запрет, разъяснил начальнику штаба Омского военного округа, что открытие огня на линии сибирских железных дорог «в случаях сомнительного появления аэропланов»

[83]

нанесёт несравненно больший ущерб работе транспорта, чем можно было бы ожидать от реальных бомбардировок противника{4}. Видимо, помимо прочего, военного министра ужаснула перспектива предстоящего расхода боеприпасов при стрельбе по облакам. Генштаб не поверил в существование германских самолётов за Уралом. На этом завершился первый этап «антиаэроплановой» кампании в Сибири.

Но военным властям Сибири идея борьбы с вражеским воздушным флотом пришлась по душе, и они не собирались с ней расставаться. Тому была веская причина. Штабы сибирских военных округов не желали довольствоваться ролью пассивных исполнителей приказов центра. Они пытались на равных включиться в процесс обеспечения безопасности Транссибирской магистрали, которая в условиях блокады балтийских и черноморских портов приобрела колоссальное значение.

За время войны в рамках отношений ГУГШ со штабами округов сложился особый стиль взаимного запугивания. Центру периодически требовался предлог для того, чтобы сконцентрировать внимание властей на охране дорог. Окружные штабы, демонстрируя усердие и бдительность, поставляли в столицу малодостоверные, но убедительно скомпонованные доказательства активности противника в глубоком тылу. На основании полученной информации ГУГШ, в свою очередь, строго предписывало штабам усилить охрану железных дорог. По прошествии некоторого времени округа, выполнив требования центра, вновь слали в ГУГШ вести о якобы готовившихся диверсиях и опять получали приказ усилить бдительность со ссылкой на полученные от одного из штабов сведения. Так могло длиться без конца, ибо это всех устраивало. Штабы сибирских округов получали возможность привлекать к себе внимание центра, а ГУГШ получало с мест регулярные подтверждения пользы своих однообразных циркуляров. Постепенно совершенствование защиты железных дорог стало исключительно важным направлением в деятельности сибирских окружных штабов{5}.

Как и любая система, созданная для противодействия внешней опасности, система охраны дорог не могла долго существовать в отрыве от противника. Поэтому в целях самосохранения система начала «достраивать» реальность, изобретая врага. Для сибирских дорог таким врагом стали «германские аэропланы».

Существовали ли сколько-нибудь серьёзные доказательства присутствия немецких самолётов в сибирском небе? Военное начальство заботила прежде всего сохранность железных дорог, поэтому сначала в официальных документах упоминались только полёты «аэропланов» над дорогами. Между тем появление таинственных воздушных аппаратов было зафиксировано в самых различных районах Сибири и современного Казахстана. Движущиеся объекты наблюдали в небе над Тобольской губернией, Степным краем, Алтаем, Забайкальем. Вероятно, очевидцев были тысячи. В архивах сохранились десятки документов с описанием воздушных объектов — донесения чиновников разного уровня, жандармские рапорты, протоколы опросов свидетелей. Что же видели многочисленные наблюдатели?

Акмолинский губернатор Неверов 5 февраля 1915 года докладывал степному генерал-губернатору: «Среди населения Петропавловского уезда циркулируют слухи о появлении вблизи села Михайловского в ночное время каких-то таинственных огней… Крестьянин села Михайловского Сергей Кириллов Дикий, проходя по улице села около 9 часов вечера 30 минувшего декабря, заметил в 8 верстах от селения конусообразный огненный столб желтовато-красного цвета, перепоясанный посредине чёрной лентой вершков 5 ширины. Через некоторое время огонь этот исчез, и на его месте появились три огненных шара величиною в среднюю столовую тарелку, как бы висящие в воздухе один над другим по вертикальной линии; явление это продолжалось часа полтора, затем огни стали как будто колебаться и медленно приближаться к селу и вскоре исчезли»{6}.

В ту же ночь крестьянин Марк Головко наблюдал «два огненных столба» конусообразной формы; крестьянин Мин Садовничий также видел «два огненных шара, неподвижно висевших в воздухе». Крестьянин села Александровского Илларион Головатый заметил «огненный шар в виде паровозного фонаря, приближающийся к селу от казачьего посёлка Боголюбовского. Пролетев над селением, огонь стал удаляться к селу Явленскому, а затем, поднявшись значительно выше, изменил направление…»{7}.

18 июля казак станицы Николаевской Иван Семёнов около 12 часов ночи, увидев «надвигающийся на него яркий свет, сперва подумал, что это автомобильный фонарь, но тот начал с шумом подниматься вверх»{8}. 27 сентября волостной старшина Новожеев и с ним трое крестьян увидели движущийся «шарообразной формы красный свет величиною с ламповый абажур, причём свет этот, опускаясь и поднимаясь, менял цвет с красного на белый и наоборот…»{9}. Крестьянка Атбасарского уезда Семипалатинской области Мария Щеглова сообщала, что «увидела каких-то три летящих предмета на высоте гусиного полёта», а потом появился ещё один «летящий предмет большого размера в виде лодки, летел тихо… во всех предметах горели огни».

Сходных описаний летающих объектов много. Но что важно, практически нет в них ничего хотя бы отдалённо напоминающего очертания самолётов того времени. Конечно, были свидетели, сообщения которых чиновники даже не принимали во внимание как «носящие характер досужей фантазии простолюдина». «Аэропланами» увиденное называли, как правило, наблюдатели из числа военных и чиновников. Правда, они признавались, что в действительности видели немногое, а иногда просто строили догадки. Так, директор землемерного училища Чулков 2 августа отчётливо слышал близ станицы Щучинский в вышине «стук пропеллера», хотя самого аэроплана не видел{10}. Канцелярский служащий М. Аверин ночью с 20 на 21 августа наблюдал над Омском полёт «огненного шара величиною с яблоко с издающими лучами». При этом Аверин был убеждён, что шар каким-то образом крепился к «аэроплану», которого он не разглядел: «Так как шар этот издавал сильный свет, то форму аэроплана заметить не удалось»{11}.

Чиновникам и военным, скорее всего, казалось неприлично давать описание, неукладывающееся в рамки объяснимого. Возникает ощущение, что образованная публика в угоду здравому смыслу пыталась заменить непонятую реальность правдоподобной фантазией, а малограмотные обыватели, которым вроде бы положено сочинять небылицы, простодушно описывали действительно виденные ими явления.

Чтобы пресечь сомнения и кривотолки, степной генерал-губернатор, командующий войсками Омского военного округа генерал от кавалерии Н. А. Сухомлинов официально объявил жителям края: полёты совершает аэроплан с целью «повредить железнодорожные мосты и самую железную дорогу».

К лету 1915-го общее состояние воевавшей России резко ухудшилось. Поражения русской армии ускорили нарастание кризисных явлений в тылу. Чем опаснее становилось положение, тем острее ощущало правительство необходимость консолидации общества. Как оказалось, вполне приемлемыми способами сплочения различных социальных групп в ходе войны царские власти сочли разжигание

[84]

националистических настроений и шпиономанию. Абстрактные лозунги действуют плохо, тылу необходимо было дать почувствовать врага рядом. Военные и жандармы принялись за шумные поиски германских шпионов, в столицах прокатилась волна немецких погромов, а в Сибири начался второй этап «антиаэроплановой» кампании.

15 августа степной генерал-губернатор обратился к жителям края с просьбой помочь полиции обнаружить место, где враги скрывают аэроплан, так как этот вопрос «становится вопросом первостепенной государственной важности»{12}. В объявлении генерал-губернатор ни словом не обмолвился о причастности местных немцев-колонистов к обеспечению полётов, но его поняли и без слов. Уездные начальники обязали полицию, станичных и поселковых атаманов установить негласное наблюдение за немецкими хуторами, а если учесть, что генерал-губернатор «пригласил» всех жителей края принять участие в поисках самолёта, то «надзор» за немцами должен был приобрести характер массовой политической кампании. С помощью русского населения власти намеревались искать тайных агентов-авиаторов среди немецких колонистов, а неуловимые летательные аппараты — в их усадьбах.

И часть населения откликнулась. Атаман 2-го военного отдела Сибирского казачьего войска получил рапорт из станицы Николаевской, в котором казаки сообщали, что видели, как с хутора немца Рейпинга «поднимается какая-то фигура вверх в виде дышла, отделяется от земли и уходит к облакам», в кузнечной мастерской Гастенбергера по ночам «производятся какие-то работы», а из леса, что примыкает к усадьбе менонита Дика, взлетел какой-то объект. Казаки докладывали атаману о том, что взяли под наблюдение и охрану немецкие хутора, но пока ничего подозрительного не обнаружили. Почётный гражданин Г. Кушнаренко поспешил уведомить генерал-губернатора о появлении аэроплана на заимке Штумпфа.

Все немецкие колонисты были заподозрены в укрывательстве. Полиция и добровольцы установили круглосуточную слежку за немецкими экономиями, заимками и хуторами. По ночам казаки выставляли вооружённые посты, конные разъезды патрулировали окрестности, но никаких аэропланов так и не нашли. Постепенно энтузиазм добровольных сыщиков угас, а массовый интерес населения к «разоблачениям» не возник: особой ненависти к своим соседям-немцам русские в Сибири не питали. Правда, мутной струйкой в канцелярию степного генерал-губернатора потекли анонимные письма от «патриотов». Каждый из них, судя по текстам, под видом радения о благе Отечества преследовал вульгарно корыстные цели. Например, «царёв слуга русский мужик города Павлодара» предложил генералу в целях скорейшего обнаружения аэропланов следующее: «Ты не пускай их (немцев. — Н. Г.) в свои избы жить, а посели в них мужичков русских, а немцы пускай на время в мужичковых поживут. Вот тогда и обнаружится ихний секрет»{13}. В другом письме некто обвинял местную полицию в покровительстве немцам, убеждая генерал-губернатора уволить всех полицейских.

«Всенародный» надзор за сибирскими немцами положительных результатов не дал, а поскольку больше подозревать в укрывательстве вражеских машин было некого, то и от идеи единения на почве тотальной слежки пришлось отказаться. Немцев оставили в покое.

Между тем сведения о летающих объектах продолжали регулярно поступать в штабы сибирских военных округов, канцелярии губернаторов и жандармские управления. Осенью 1915 года железнодорожное начальство и армейское командование возобновили обсуждение вопросов защиты Транссибирской магистрали от нападений с воздуха. Следует заметить, что летающие объекты так ни разу и не атаковали железную дорогу. Более того, как видно из протоколов опросов, никто из очевидцев не испытывал ни страха при виде неизвестных аппаратов, ни особенного интереса к ним.

Верили или нет штабы военных округов и управления дорог в реальность угрозы со стороны неуловимых летательных аппаратов, остается загадкой. Зато они предприняли ещё одну попытку использовать слухи, на этот раз как способ формирования у воинской охраны и железнодорожников ощущения близости противника. Видимо, таким образом надеялись укрепить дисциплину среди железнодорожников и стряхнуть с охраны налёт тыловой беспечности.

1 января 1916 года заведующий передвижением войск Иркутского района подполковник Чириков сообщил по линии Транссиба о том, что над горами юго-западного берега озера Байкал рабочие видели аэроплан, а позже часовые слышали три взрыва где-то в горах выше тоннелей № 35 и З6{14}. Наконец доказательства справедливости опасений были получены. На всех сибирских дорогах вновь объявили «воздушную тревогу». Теперь уже не только воинскую охрану, но и всех вооруженных железнодорожников начальство обязало открывать огонь при появлении аэропланов. Генштаб больше не запрещал сибирским властям действовать по своему усмотрению. Департамент полиции оставался совершенно равнодушен к сообщениям о полётах «врага» над Сибирью. У министра внутренних дел не вызвала никакой реакции подробная ведомость наблюдений за полётами над Западной Сибирью, представленная Н. А. Сухомлиновым зимой 1916 года. Всё это уже не интересовало центр. Бедственное состояние железнодорожного транспорта, грозившее полной остановкой движения, отодвинуло на дальний план вопросы охраны дорог.

Степной генерал-губернатор упрямо продолжал искать аэропланы с помощью жандармов. Впрочем, последние в конце концов утратили сколько-нибудь ясное представление о предмете поисков. В 1914-1915 годах начальник Омского жандармского управления полковник Н.Н. Козлов требовал от подчинённых искать летательный аппарат или дирижабль на том основании, что наблюдатели сообщили о полёте аэроплана или «цеппелина». В декабре 1916-го полковник уже не так однозначен и в сообщение начальнику отделения военной контрразведки вместо сомнительного — «аэроплан» осторожно вставляет — «явление»{15}.

Информация об «аэропланах» поступала в Омское жандармское управление до февраля 1917 года, но никто так и не сумел выяснить, что же видели люди в небе. И было ли вообще что-нибудь, кроме сказочных историй? Позже разнообразным властям стало не до «огненных шаров» и «аэропланов», вероятно, поэтому упоминания о них в документах отсутствуют. А может быть, эти неопознанные объекты просто прекратили свои полеты. Посмотрели инопланетные путешественники на нашу огромную неустроенную землю, почуяли приближение кровавой смуты, поняли, что вмешиваться бесполезно, в сердцах махнули на нас рукой (или чем-то другим), да и отбыли в свою галактику…

Примечания:

{1} РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 511. Л. 40-41.

{2} Там же. Л. 41.

{3} Государственный архив Омской области (ГА ОО). Ф. 90. Оп. 1. Д. 1. Л. 109; Ф. 272. Оп. 3. Д. 195. Л. 85.

{4} Там же. Д. 1. Л. 292.

{5} См.: Греков Н. В. Русская контрразведка в 1905-1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы. М., 2000. С. 292-315.

{6} ГА ОО. Ф. 270. Оп. 1. Д. 648. Л. 2; Цветкова Г. Крутится, вертится шар голубой… // Иртыш. 1992. № 1. С. 216.

{7} ГА ОО. Ф. 270. Оп. 1. Д. 648. Л. 2.

{8} Там же. Л. 37.

{9} Там же. Л. 46.

{10} Там же. Л. 3об.

{11} Цветкова Г. Указ. соч. С. 217.

{12} ГА ОО. Ф. 270. Оп. 1. Д. 648. Л. 3.

{13} Там же. Л. 51.

{14} Там же. Л. 66.

{15} Там же. Л. 75.

[85]