Костяшов Ю. В. От военных к гражданским. О передаче власти в Кенигсбергской – Калининградской области в 1946 году

// Новый часовой. 2002. № 13-14. С. 381-389.

Опубликовано с любезного согласия автора

В течение целого года после окончания боев военные оставались единственной властью в северной части Восточной Пруссии, отошедшей к СССР. Сначала управление этой территорией осуществлялось командованием 3-го Белорусского фронта, затем, с июля 1945 г., Военным советом Особого военного округа. Реальная власть на местах принадлежала военным комендатурам и действовавшим под началом военных властей временным управлениям по гражданским делам. Этим чрезвычайным органам управления приходилось выполнять очень широкий круг обязанностей, в том числе и абсолютно не свойственных воинским подразделениям: регулировать жизнь местного немецкого населения{1}, заниматься коммунальным хозяйством, вводить в строй уцелевшие от разрушений промышленные предприятия, организовывать сельскохозяйственные работы и т. п.{2}

Между тем применение военных методов управления к сфере гражданской жизни не могло быть слишком эффективным. К слову сказать, сами военные, вынужденно занимаясь организацией мирной жизни, не прочь были как можно скорее отдать те или иные объекты гражданским ведомствам. Так, уже в мае 1945 г. ряд предприятий целлюлозно- бумажной промышленности был передан в ведение Наркомбумпрома{3}. Позднее Министерству местной промышленности отошел числившийся за военторгом Янтарный завод, при этом передача обосновывалась неэффективностью прежнего руководства{4}.

Нерентабельными оказались подсобные хозяйства воинских частей, а также организованные в январе 1946 г. тридцать военных совхозов (в них в основном работали немцы и советские репатрианты){5}.

Определенный ущерб хозяйству региона нанесла и не всегда продуманная деятельность трофейных управлений по сбору и вывозу за пределы области промышленного оборудования, инвентаря и других ценностей. Так, в приказании Управления трофейного вооружения 3-го Белорусского фронта коменданту Кенигсберга от 22 мая 1945 г. говорилось: «Немедленно приступить к сбору топоров, пил разных, лопат железных, молотков, ломов, кирко-мотыг и всякого плотнично-столярного инструмента. Топоры, лопаты, молотки, кирко-мотыги снять с черенков, очистить, смазать, упаковать и подготовить к отправке в Советский Союз»{6}.

Недовольные военным управлением были и гражданские лица, которые во все возрастающем количестве прибывали в область из разных концов страны (летом 1946 г. их число перевалило за 50 тыс. человек). Это недовольство открыто проявилось на областном профсоюзном совещании 19 июля 1946 г. Выступавшие на нем ораторы нередко усматривали корень многих бед в ненормальной организации управления. Так, председатель завкома

[381]

одного из предприятий Красильников, говоря о творящихся вокруг безобразиях, так оценил их масштабы: «…если кто-нибудь сказал, что это происходит на территории Советской власти, — ему бы не поверили». Вскрывая далее причины такого положения, он заявил: «Если бы я был в большой России, то пошел бы в Обком, и там нажали бы и помогли, а здесь ничего не выходит… Если бы была местная власть, легче было требовать, а с военными ничего не можем сделать»{7}. А в протоколе совещания председателей огородных комиссий содержалось такое заявление: «Как с подсобного хозяйства, а также и с индивидуальных огородов весь посев картофеля растащила Московская дивизия»{8}.

Начало реорганизации системы управления и перехода власти в бывшей Восточной Пруссии от военных к гражданским было положено указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 апреля 1946 г. Согласно указу на территории Кенигсберга и прилегающих к нему районов образовывалась Кенигсбергская область в составе РСФСР{9}. Тогда же Советом министров СССР было принято постановление о создании управления по гражданским делам (УГД) области, а также трех городских и 14 районных управлений. Кенигсбергский особый военный округ был расформирован, а новые органы власти становились сугубо гражданскими и подчинялись Совету министров РСФСР. В течение следующего месяца гражданские управления всех уровней были в основном укомплектованы командированными ЦК ВКП (б), правительством и руководящими работниками различных ведомств{10}.

21 июня 1946 г. Президиум Верховного Совета СССР издал указ о национализации на­ходящихся в Кенигсбергской области земли, банков, промышленных предприятий, средств транспорта и связи, коммунального хозяйства и т. п.{11} В тот же день Совет министров СССР принял пространное постановление «О мероприятиях по хозяйственному устройству Кенигсбергской области», в соответствии с которым в области вводилось советское законодательство, определялись льготы для переселенцев из числа рабочих и специалистов и содержалось несколько десятков конкретных поручений министерствам и ведомствам по организации и развитию экономики и социальной сферы новой российской области{12}. Наконец, череда важных решений была завершена еще одним постановлением Совета министров СССР от 9 июля 1946 г., предусматривающим заселение сельских районов области{13}.

[382]

Все перечисленные выше руководящие документы создавали юридическую основу для превращения этой, бывшей доселе «особым районом», территории в обычный субъект Российской Федерации. На них обычно ссылались историки при описании этапа становления Калининградской области. Между тем в реальной жизни речь шла о переходе управления от командиров воинских подразделений и военных комендатур в руки гражданского советско-партийного аппарата. Этот процесс, начавшийся в конце мая и растянувшийся до конца 1946 г., имел свою специфику, порождал серьезные противоречия и сопровождался нешуточными конфликтами.

Представления о характере возникавших в процессе передаче власти проблем дают материалы фондов гражданских управлений, в особенности районного и городского зве­на, которые до сих пор практически не использовались исследователями{14}.

Вернемся, однако, к апрелю 1946 г.

Включение в состав РСФСР целой новой области не могло не озаботить правительственных чиновников вопросом: а какое, собственно, наследство приходится брать под свое управление? Конечно, военные власти, а также аппарат уполномоченного НКВД / НКГБ по Восточной Пруссии предоставили соответствующие справочные материалы{15}, однако в Госплане РСФСР их сочли недостаточными и для получения объективной информации посчитали нужным послать на место своего человека. С 18 по 26 апреля 1946 г. в Кенигсбергской области находился высокопоставленный правительственный чиновник В. Иванченко, который по результатам своей командировки подготовил обширный доклад о состоянии экономики области и перспективах ее заселения советскими людьми{16}.

Судя по докладу, многое из увиденного поразило командированного. Он подробно описывает благоустройство населенных пунктов и необычную для России хуторскую систему. Скрытое восхищение звучит и при характеристике осмотренных им имений крупных землевладельцев: «Имения помещиков, кроме большого господского дома, как правило, окружены группой жилых и служебных строений, больших скотных дворов с силосными башнями, небольшими предприятиями по переработке с. х. продуктов, мельниц, черепичных заводов и т. п.». В докладе особо подчеркивается высокий уровень развития сельского хозяйства, в частности, отмечается, что вся территория области «покрыта густой сетью

[383]

мелиоративных сооружений. Здесь встречаются: дренаж открытыми канавами, глубинные колодцы, насосно-перекачивающие станции, подпочвенный дренаж при помощи глиняных труб, дамбы, канавы и т. п. Все виды мелиоративных сооружений объединены в какую-то систему».

Но больше всего внимания автор уделяет характеристике жилья и степени его комфортности: «Характерными особенностями всех построек являются их благоустроенность и фунда­ментальность. Все строения каменные (кирпичные). Крыши, как правило, черепичные. Внут­ренняя отделка жилых домов — масляная краска. Как жилье, служебные помещения, так и скотные дворы электрифицированы. Отопление стандартизировано довольно комфортабельными плитами, одновременно обеспечивающими проживающих горячей водой. Водоснабжение даже на отдельных хуторах механизировано. Как правило, при каждом доме имеется фруктовый сад. Дома, предназначенные для будущих переселенцев, имеют перечисленные характерные особенности. Общая жилая площадь такого дома 60-80 и более кв. метров. В доме три-четыре жилые комнаты, кухня, кладовые и службы. Кроме помещений первого этажа, как правило, имеется мезонин — второй этаж, имеющий две комнаты, также благоустроенный. Использовался для проживания обслуживающего персонала. Значительное большинство домов сохранилось. Лишь отдельные дома в сельскохозяйственных районах разрушены полностью или требуют капитального ремонта».

Доклад В. Иванченко интересен и в другом отношении. За обтекаемыми бюрократическими формулировками скрывалась, а иногда и отрыто прорывалась наружу весьма негативная оценка управления территорией со стороны военных. В докладе говорилось, что «область почти не освоена хозяйственно», что на всей ее территории происходит «разбазаривание земель», что земельные участки под военные объекты (полигоны, стрельбища и т. д.) отводились «стихийно, без учета нормального развития хозяйства области», что «земель для передачи колхозникам-переселенцам почти не осталось»{17}, что оборудование и сельхозинвентарь «разбросаны всюду», а значительная часть имущества и построек «никем не охраняется и не используется».

Приступая к работе, вновь назначенное гражданское руководство области, похоже, хорошо понимало сложности, которые могут возникнуть в процессе смены власти. Один из

[384]

первых приказов начальника областного УГД В. Борисова, вступившего в должность 19 мая 1946 г., касался сохранности имущества. В нем говорилось: «Всякий вывоз скота, оборудования, материалов и имущества из пределов области прекратить. Разрешать только с ведома и согласования в каждом отдельном случае с гражданским управлением»{18}.

В районных управлениях эта инициатива была конкретизирована. Так, в приказе начальника УГД Шталлупенского района В. И. Машина говорилось: «Запретить всем ведомствам, организациям и частным лицам самовольно, без ведома гражданского управления, брать, увозить, разбазаривать государственное имущество (мебель, производственное оборудование, с./хоз. инвентарь), производить разрушение зданий на территории Шталлупенского района. Виновных привлекать к ответственности»{19}.

Произвести передачу всего имущества от военных комендатур гражданским управлениям планировалось в течение двух недель, начиная с последних чисел мая. Устанавливался следующий порядок передачи: принималось по описям только исправное и годное к эксплуатации имущество и инвентарь; сельхозпосевы передавались по фактическим площадям; соответствующие отделы управлений должны были осуществить приемку скота, транспортных средств, предприятий и мастерских, торговых точек, гостиниц, бань, боль­ниц, школ, учреждений связи, жилого фонда, объектов коммунального хозяйства, а также финансовой и прочей документации.

На основании указаний областного управления в районах были изданы соответствующие приказы, которые не всегда просто дублировали поступавшие «из области» нормативные документы. Так, начальник Фридландского УГД Михайлов заодно приказал всем организациям, гражданам СССР и немцам «беспрекословно выполнять требования гражданского управления» (приказ был секретным){20}.

В написанном карандашом приказе № 2 от 31 мая 1946 г. начальника УГД в г. Тапиау С. Александрова дополнительно к стандартному тексту говорилось: «Обращаю внимание начальников отделов, что имущество, которое принимается, принадлежит государству и приемка его должна быть государственной, а не как какой-нибудь подарок или любезность, предоставленная нам». В конце приказа, уже переписав спущенную «сверху» многостраничную инструкцию о приемке, Александров добавил личное генеральное указание своим подчиненным: «Принять все годное и способное к эксплуатации»{21}.

[385]

Последняя директива находчивого руководителя оказалась и наиболее ценной. Организовать в считанные дни полную инвентаризацию и установить контроль за всем передаваемым имуществом немногочисленным штатом только что созданных гражданских управлений было очень затруднительно. Составленные второпях акты («сдал – принял») зачастую оказывались простой формальностью{22}. В действительности, новым властям потребовалось еще несколько месяцев, чтобы хоть немного разобраться в том, чем они, собственно, отныне владеют и сколько недополучили от прежних хозяев. Позднее, в июле-августе, готовясь к массовому заезду переселенцев, районные УГД стали формировать инвентаризационные комиссии, в задачу которых входило «оприходование всех ценностей стоимостью свыше 10 руб.»{23}.

В ходе их работы сразу же выяснилось, что предназначенные для будущих новоселов поселки весьма пострадали от пребывания в них воинских частей. На заседании областной комиссии по приему переселенцев 4 августа, в частности, говорилось: «Недопустимо безобразничают части 26 с[трелковой] д[ивизии], которая почти полностью уничтожила с[ело] Гавайтен, где должен быть размещен колхоз». Комиссия постановила: «Принять к сведению заявление генерал-майора тов. Боброва, что пункт, разрушенный частями 26 СД, будет восстановлен армией»{24}. В том же Даркеменском районе оказалось невозможным заселить поселок Сцальшрен, который также был «войсковыми частями приведен в негодность»{25}.

Особенно небрежно заботились военные о сохранности передаваемого имущества в Рагнитском районе. Начальник местного УГД Афанасьев свое спецдонесение военному прокурору 11-й гвардейской армии озаглавил весьма красноречиво: «Об антисоветских преступных деяниях некоторых военнослужащих рядового и офицерского состава 4-й гвардейской Пушечной артиллерийской дивизии». В нем говорилось, что как в г. Рагните, так и по всему району солдаты и отдельные командиры «вследствие безответственного, хамского и варварского отношения к Социалистической собственности занимались и до сих пор продолжают разрушать строения, жилые дома». Кроме того, они «разламывают деревянные сараи, увозят с собой рамы, двери и др. ценности, а доски с разрушенных сараев употребляют для упаковки своих вещей». В письме приводились многочисленные примеры такого рода «деяний»{26}.

В Земландском (Приморском) районе «со стороны воинского командования (полковника Компанеец, майора Манохина) не только не приняты меры к должному наведению порядка по сохранению жилфонда, но в ряде случаев занимаются разборкой хозяйственных

[386]

построек на дрова». С этой целью, в частности, были уничтожены беседки и павильоны в курортном городе Кранце{27}. Дело не ограничивалось сараями и беседками. В Гвардейском районе неизвестные лица разобрали (опять на дрова!) хорошо сохранившийся деревянный мост через реку Прегель «на дороге республиканского значения»{28}.

Еще большей проблемой для гражданских управлений оказалось выселение военных из тех мест, которые отходили к местным органам власти. В архивных делах сохранилось немало жалоб на этот счет{29}.

Весьма конфликтная ситуация сложилась во втором по величине городе области Инстербурге. В докладных записках начальнику областного УГД В. А. Борисову местные чиновники жаловались на нежелание со стороны начальника гарнизона генерал-лейтенанта Кошевого поделиться с гражданскими властями зданиями и жильем. При этом отмечалось, что все лучшие строения в городе заняты под квартиры офицеров, штабами дивизий и другими военными организациями. На все просьбы к военным «уплотниться» генерал Кошевой отвечал, что не будет этого делать «без ведома Министерства Вооруженных Сил». Обращаясь за поддержкой к областным властям, начальник Инстербургского УГД А. Руденко завершил свое послание от 14 августа 1946 г. словами: «На месте ничего нам не дают. Поэтому требуется помощь и вмешательство Ваше и вышестоящих военных органов»{30}.

В другой докладной записке, составленной чуть позже, говорилось, что военные не хотят отдавать даже те дома, которые были переданы гражданскому управлению по акту. В частности, в районе Инстербурга под названием «Шпринт» военнослужащие одной из частей «под угрозой оружия наших работников выселили и заняли 6 домов, а 8 домов разрушили; перегородки, рамы, полы, двери использовали на топливо». Кроме того, гово­рилось далее, армейские командиры «категорически запрещают нашим специалистам национализировать помещения», блокируя доступ к ним{31}.

Сопротивление военных оказалось, по-видимому, столь сильным, что по настоянию областных властей Совет министров СССР 30 сентября 1946 г. принял специальное постановление № 2210 о немедленном, в двухнедельный срок, освобождении тех населенных пунктов, которые предназначались для размещения переселенцев. В случае неподчинения воинские части и организации выселялись в административном порядке, а их командиры привлекались к ответственности{32}.

Но и этот документ («за подписью тов. СТАЛИНА!», как всегда подчеркивали гражданские власти), похоже не возымел немедленного действия. По-прежнему военные удерживали не принадлежащие им помещения или самовольно занимали новые. При этом военные прокуроры, к которым апеллировали чиновники, как правило, становились на сторону офицеров и в выселении военнослужащих отказывали{33}.

В Тильзите, как, впрочем, и в других городах, местные власти столкнулись с тем, что военные «перегораживали улицы», создавая закрытые для прохода гражданских лиц кварталы. Начальник городского УГД Зверев 2 ноября 1946 г. был вынужден издать приказ «О нарушении общей планировки города воинскими частями и организациями», которым предписывалось разгородить проезды и убрать незаконные посты и шлагбаумы{34}. А еще через две недели последовал приказ «О наведении революционного порядка в городе», в котором приводились многочисленные случаи нарушения законности со стороны военнослужащих{35}.

Весьма острый характер принял конфликт в городе Рагните вокруг прав на здание городской больницы, которое в свое время было занято одной и воинских частей. Начальник местного УГД Афанасьев в письме командующему Прибалтийским военным округом генералу армии Баграмяну от 2 ноября 1946 г. жаловался, что расквартированная в Рагните дивизия заняла две трети города, в том числе и здание бывшей немецкой больницы. В

[387]

условиях же постоянно возникающих массовых эпидемий «больных лечить нам негде». «Неужели, – вопрошал Афанасьев, – мы не в состоянии создать нормальные условия жизни трудящихся, сохранить им жизнь?». Продолжая излагать свои аргументы, автор заостряет вопрос: «На практике получается, немцы лечили свой народ в прекрасной больнице, учили ребят в светлой хорошей школе, а мы сейчас ведем прием больных, а особенно стационарное лечение, в конуре и притом все вместе: тут тебе и роженица и рядом тифозный больной. Прошу Вас, товарищ Командующий, дайте Ваше приказание о передаче больничного помещения под районную больницу»{36}. Дело до конца года решено не было, что явствует из последующей переписки{37}.

Помимо различных городских объектов, военные власти препятствовали передаче граж­данским управлениям некоторых хозяйственных предприятий. Так, УГД Калининграда длительное время пыталось заполучить подсобное хозяйство 1-й Воздушной армии (возражения письменно высказал сам Главный Маршал авиации тов. Голованов){38}.

Вслед за армией неохотно расставались со своей собственностью другие военизированные организации, в частности, подразделения МГБ{39}. Немало упреков доставалось и милиции. В конце 1946 г. начальник гражданского управления Калининграда Колосов направил секретное письмо главе областного УВД генерал-майору Б. П. Трофимову, в котором высказывал протест в связи с действиями его подчиненных. Сотрудники МВД, по словам Колосова, буквально растаскивают переданные гражданским властям здания и сооружения: «снимают полы, рамы, двери, арматуру, сантехнику и т. п., злоупотребляя служебным положением, используя для этой цели немцев». Особенное возмущение автора письма вызывал тот факт, что «в момент совершения этих беззаконий на объекты выставляли тщательную охрану»{40}.

И все-таки, несмотря на целый ряд недоразумений, споров и даже конфликтов, к концу 1946 г. передача власти от армии к гражданским структурам была в основном завершена. Организация управления в Калининградской области имела еще немало отличий от привычной для всей страны системы, главным из которых было отсутствие партийных комитетов{41} и выборных советов.

В марте 1947 г. был создан обком ВКП(б), затем сформированы райкомы и горкомы партии. 28 мая того же года по указу Президиума Верховного Совета СССР был образован Калининградский облисполком, а затем решениями бюро обкома созданы исполкомы советов на местах; решения бюро утверждались ЦК ВКП(б). Одновременно с формированием исполкомов упразднялись гражданские управления всех уровней. Наконец, вся перестройка системы управления области и окончательный переход к конституционным органам власти были завершены в связи с проведением первых выборов в местные советы депутатов трудящихся, которые состоялись 21 декабря 1947 г.

Примечания:

{1} Об оставшемся в области после 1945 г. немецком гражданском населении см.: Костяшов Ю. В. Выселение немцев из Калининградской области в послевоенные годы // Вопросы истории. 1994. № 6. С. 186-188.

{2} См.: Восточная Пруссия: С древнейших времен до конца второй мировой войны. Калининград, 1996. С. 440-458.

{3} Государственный архив Калининградской области (далее — ГАКО). Ф. 330. Оп. 1. Д. 2. Л. 10, 11.

{4} Там же. Ф. 298. Оп. 1. Д. 3. Л. 51.

{5} Там же. Ф. 332. Оп. 1. Д. 1. Л. 16-18; Ф. 183. Оп. 5. Д. 90. Л. 11-18, 29-30, 40-41, 68-72.

{6} Там же. Ф. 330. Оп. 1. Д. 15. Л. 50.

{7} Там же. Ф. 227. Оп. 2. Д. 3. Л. 3-4.

{8} Там же. Д. 4. Л. 5.

{9} 4 июля того же года область переименована в Ка­лининградскую. В статье используются бывшие в 1946 г. в употреблении старые немецкие геогра­фические названия (в конце года иногда наряду с новыми). Приведем наиболее важные из них с ука­занием современных названий населенных пунк­тов:

[388]

Даркемен – Озерск, Инстербург – Черняховск, Кранц – Зеленоградск, Рагнит – Неман, Тапиау – Гвардейск, Тильзит – Советск, Фридланд – Правдинск, Шталлупенен — Нестеров.

{10} См.: Ф. 298. Oп. 1. Д. 3. Л. 1, 7-13, 36-39; Ф. 309. Оп. 1. Д. 2. Л. 1; Ф. 315. Оп. 1. Д. 1. Л. 1-8; Ф. 318. Оп. 2. Д. 2. Л. 1.

{11} Там же. Ф. 297. Оп. 1. Д. 125. Л. 1-2.

{12} Там же. Ф. 298. Оп. 1. Д. 9а. Л. 1-9.

{13} Там же. Ф. 183. Оп. 5. Д. 1. Л. 9-14.

{14} Там же. Фонды 237, 265, 268, 277, 298, 305-309, 311, 312, 315, 318, 331, 358, 360, 362.

{15} См., например, справку «Об административном делении и экономике Восточной Пруссии» (Кали­нинградские архивы. Калининград. 1998. Вып. 1. С. 79-89).

{16} Государственный архив Российской Федерации. Ф. 374. Оп. 2. Д. 173. Л. 58-61об.

{17} По данным статорганов, на начало июня 1946 г. «основным землепользователем в Кенигсбергской области является Министерство Вооруженных Сил, в распоряжении которого находится свыше 500 тыс. га земли» (ГАКО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 10. Л. 6). Указанная цифра составляла треть всей пло­щади области.

{18} ГАКО. Ф. 298. Оп. 1. Д. 3. Л. 6.

{19} Там же. Ф. 318. Оп. 2. Д. 2. Л. 7об.

{20} Там же. Ф. 308. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

{21} Там же. Ф. 358. On. 1. Д. 2. Л. 3-5.

{22} Ср.: Там же. Ф. 268. Оп. 2. Д. 4. Л. 1-23; Ф. 277. Оп. 1. Д. 7. Л. 1-15; Ф. 308. Оп. 1. Д. 3. Л. 3, 10-13; Ф. 309. Оп. 1. Д. 3. Л. 1-2; Ф. 315. Оп. 1. Д. 2. Л. 1-25.

{23} Ср.: Там же. Ф. 306. Оп. 1. Д. 1. Л. 50; Ф. 307. Оп. 1. Д. 2. Л. 5; Ф. 315. Оп. 1. Д. 1. Л. 8об.-9; Ф. 358. Оп. 1. Д. 2. Л. 90; Ф. 360. Оп. 1. Д. 2. Л. 28.

{24} Там же. Ф. 183. Оп. 5. Д. 4. Л. 7.

{25} Там же. Л. 33.

{26} Там же. Ф. 265. Оп. 1. Д. 2. Л. 29-30.

{27} Там же. Ф. 331. Оп. 1. Д. 2. Л. 6 (Приказ началь­ника УГД Приморского района Кузнецова от 15 января 1947 г.).

{28} Там же. Ф. 358. Оп. 1. Д. 10. Л. 128.

{29} См.: Там же. Ф. 183. Оп. 5. Д. 4. Л. 36-38.

{30} Там же. Ф. 311. Оп. 1. Д. 6. Л. 1-3.

{31} Там же. Л. 10-11

{32} Там же. Ф. 358. Оп. 1. Д. 2. Л. 153.

{33} Там же. Ф. 237. Оп. 1. Д. 4. Л. 6, 10.

{34} Там же. Ф. 309. Оп. 1. Д. 2. Л. 252.

{35} Там же. Л. 214.

{36} Там же. Ф. 265. Оп. 2. Д. 6. Л. 2.

{37} Там же. Д. 2. Л. 42.

{38} Там же. Ф. 237. Оп. 1. Д. 5. Л. 5.

{39} Там же. Ф. 358. Оп. 1. Д. 3. Л. 141.

{40} Там же. Ф. 237. Оп. 1. Д. 5. Л. 11.

{41} Отчасти их функции выполняли политотделы в составе гражданских управлений.