Козлов Д. Ю. Стратегическое руководство вооруженными силами России в Первой мировой войне: достижения и проблемы

Россия в годы Первой мировой войны, 1914–1918: материалы Междунар. науч. конф. (Москва, 30 сентября — 3 октября 2014 г.) / отв. ред.: А. Н. Артизов, А. К. Левыкин, Ю. А. Петров; Ин-т рос. истории Рос. акад. наук; Гос. ист. музей; Федеральное арх. агентство; Рос. ист. о-во. — М.: [ИРИ РАН], 2014. С. 35-42.

В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, Россия интенсивно развивала свои вооруженные силы как важнейшее средство решения задач внешней, а отчасти и внутренней политики. Активно участвуя в развернувшейся в преддверии Великой войны гонке вооружений, Россия не слишком отставала от своих потенциальных противников и будущих союзников в увеличении и перевооружении вооруженных сил и вообще наращивании военного потенциала. Несмотря на экономическую и технологическую отсталость страны, недостаточную подготовку транспорта и мобилизационных резервов, внутреннюю нестабильность и другие проблемы, боеспособность и боеготовность армии и флота находились в целом на уровне основных европейских государств, а по некоторым параметрам вышли на передовые позиции в мире. В частности, накануне и в годы Первой мировой войны Россия добилась существенных успехов в формировании и совершенствовании системы стратегического руководства вооруженными силами.

К числу важнейших мероприятий Военного министерства следует отнести переработку в 1914 г. «Положения о полевом управлении войск в военное время», предыдущая редакция которого была введена в действие еще в 1890 г.{1} Документ определял «организацию высшего военного управления войсками, предназначенными для военных действий <…>, а равно обязанности, права и круг ведения органов и чинов полевого управления»{2}. Законодательно утверждалась должность Верховного главнокомандующего (ВГК) — высшего начальника над всеми действующими сухопутными и морскими силами, облеченного чрезвычайной властью и правом вести военные действия «всеми способами, какие признает нужными». При Верховном главнокомандующем, согласно «Положению», формировался Штаб, состоящий из управлений: генерал-квартирмейстера (оперативное), дежурного генерала (занимавшееся устройством войск и связью с Военным министерством), начальника военных сообщений,

[35]

коменданта и военно-морское. В отличие от «Положения» 1890 г., согласно которому каждая полевая армия подчинялась непосредственно главнокомандующему, новый документ устанавливал, что «несколько армий, предназначенных для достижения одной стратегической цели и действующих на определенном фронте, могут быть объединены в еще более высокое войсковое соединение, образуя армии данного фронта». Тем самым официально вводилась новая промежуточная инстанция — фронт, что было призвано облегчить управление крупными группировками войск.

Впрочем, идея учреждения должности главковерха фигурирует и в более ранних документах по стратегическому планированию, в частности, в «Указаниях командующим войсками на случай войны с державами Тройственного союза», Высочайше утвержденных 1 (14) мая 1912 г.{3} Еще раньше — в 1902 г. — было предположено создание фронтового звена управления{4}.

Проект новой редакции «Положения о полевом управлении войск» был разработан в военном ведомстве к середине 1914 г. и в начале июня (н. ст.) препровожден на «отзыв и заключение» в заинтересованные ведомства. В. А. Сухомлинов предполагал в середине июля (н. ст.) вынести проект на рассмотрение Военного совета, после чего представить «Положение» на Высочайшее утверждение{5}. Однако если специальная комиссия Военного совета, работавшая под председательством генерала А. П. Вернандера, серьезных недостатков в проекте не усмотрела{6}, то Морским генеральным штабом (МГШ) был выявлен ряд серьезных изъянов в предлагаемой конструкции системы стратегического управления. Прежде всего, «флотская» часть «Положения» вступала в явное противоречие, с Морским уставом и положениями о центральных органах военного управления морского ведомства. Обращает на себя внимание и следующее обстоятельство: если статус фронта как «стратегической инстанции», самостоятельно решающей поставленные задачи на театре военных действий или стратегическом направлении, был закреплен законодательно, то высшее военно-морское объединение — флот — не было позиционировано в иерархии воинских формирований вовсе. Поэтому император, по докладу морского министра, адмирала И. К. Григоровича, повелел соответствующие разделы «Положения» переработать{7}. Однако стремительная эскалация международной обстановки поставила Военное министерство перед необходимостью настаивать на скорейшем введении документа в действие, и 16 (29) июля 1914 г., за несколько дней до начала мировой войны, «Положение» было одобрено на заседании комитета Генерального штаба и получило Высочайшее утверждение. «С 1908 года я работал над этим положением, но потом забыли, и лишь 15 июля (1914 г. — Д. К.) вспомнили и 16 июля повезли Государю на утверждение. В один день такую работу сделать, конечно, нельзя», — свидетельствует Ф. Ф. Палицын, возглавлявший в 1905—1908 гг. Генеральный штаб{8}. По воспоминаниям Ю. Н. Данилова (в то время — генерал-лейтенанта, генерал-квартирмейстера Генштаба), вопрос был решен «в преддверии войны в одном ночном заседании»{9}. «Это было одним из крупных пробелов нашей подготовки, что составление означенного документа заканчивалось под громом надвигавшейся военной грозы», — справедливо замечает С. К. Добророльский, возглавлявший в 1914 г. мобилизационный отдел Главного управления Генерального штаба (ГУГШ){10}.

Между тем этот наспех принятый документ содержал и куда более серьезные недостатки, чем слабая проработка вопросов взаимодействия сухопутного и морского командования. Авторы «Положения» исходили из того, что с началом войны обязанности главковерха возложит на себя сам император, что, кстати, едва не произошло в 1914 г, — Николай II отказался от принятого было решения возглавить действующую армию только под давлением министров{11}. Поэтому в документе были «весьма непол

[36]

но и неопределенно установлены» взаимоотношения и функциональный «водораздел» между верховным командованием и правительством, что, очевидно, стало одной из важных причин внутриполитических осложнений в стране и, в конечном счете, поражения России в войне{12}. Кроме того, доминирование представлений о скоротечном характере будущей войны повлекло за собой полный отрыв оперативного управления вооруженными силами, сосредоточенного в Штабе ВГК, от решения вопросов их материально-технического обеспечения, оставшихся в ведении Военного и Морского министерств. Это положение пришлось исправлять уже в ходе войны{13}.

Ситуация, сложившаяся в области материально-технического обеспечения вооруженных сил, вынудила Ставку постепенно сосредоточить в своих руках управление всеми отраслями снабжения действующей армии: она стала руководить всеми вопросами, относящимися к ведению войны. Военное министерство и его управления продолжали работу, по существу, в режиме мирного времени, поскольку никаких указаний на те или иные особенности их деятельности, определяемые состоянием войны, в существовавшем законодательстве не имелось. Центральный орган Генерального штаба — ГУГШ, которое с отбытием Н. Н. Янушкевича в Ставку возглавил генерал-лейтенант М. А. Беляев, оставалось в составе Военного министерства и с этого момента уже не оказывало влияния на стратегическое планирование и руководство войсками и силами. ГУГШ стало «объединяющим органом в отношении распределения всех накапливаемых и имеющихся военных средств по фронтам и округам в зависимости от действительной потребности и в соответствии с указаниями в некоторых случаях на сей предмет штаба Верховного Главнокомандующего»{14}. Несмотря на то, что ГУГШ не имело теперь непосредственного отношения к руководству действующей армией, роль его во время войны оставалась значительной. Оно ведало мобилизацией, формированием полевых, запасных и ополченских частей, подготовкой офицерского и унтер-офицерского состава, пополнением действующих войск; размещением военных заказов внутри страны и за рубежом; перевозками войск и военных грузов, в том числе поступавших из-за границы; эвакуацией в тыловые районы (округа); использованием на работах военнопленных и др.{15} Важной функцией ГУГШ в военное время было руководство (через отдел генерал-квартирмейстера) всей разведывательной службой русской армии, а также контрразведкой, содействие штабам фронтов и армий в создании разведывательных органов за границей.

Таким образом, с начала мобилизации и на весь период войны военная организация страны как бы разделялась на две обособленные и самостоятельно управляемые части: театр войны, управлявшийся Верховным главнокомандующим, и внутренние области страны (или «глубокий тыл»), в которых располагались военные учреждения и запасные войска, оставшиеся в ведении военного министра. Специального же органа, согласующего усилия фронта и тыла в интересах победы в войне, создано не было. В силу этого достичь единства военного, экономического и политического руководства государством не удалось, что, в конечном счете, стало одной из важных причин поражения России. Крайне негативно на деятельности Военного министерства, прежде всего в области боевого снабжения действующей армии, отражалось отсутствие общего плана действий и единства в работе обеспечивающих управлений, а также отсутствие тесной связи этих управлений с органами снабжения фронтов.

Сосредоточение на театре военных действий нескольких армий вызвало необходимость объединять их во фронты. Два фронта — Северо-Западный (две армии) и Юго-Западный (четыре армии) — впервые в мировой практике были сформированы в России, а в ходе ведения военных действий были развернуты еще три фронта. В су-

[37]

хопутных вооруженных силах западноевропейских государств вскоре появились аналогичные объединения, называвшиеся «группами армий».

Во время войны в русской армии сложилась довольно четкая система выработки стратегических решений и доведения задач до войск. Обычно верховное командование на основе оценки обстановки принимало предварительное решение и доводило его до главнокомандующих армиями фронтов. После анализа их предложений и внесения (при необходимости) изменений отдавалась окончательная директива. При принятии особо важных решений Ставка практиковала проведение совещаний с участием главнокомандующих армиями фронтов и начальников их штабов, как это было, например, 1 (14) апреля 1916 г., накануне Брусиловского прорыва. Целью этих совещаний являлось уяснение обстановки на местах и задач, которые решали фронты, а также выявление их нужд, настроений в войсках и рассмотрение решений главнокомандующих. В целом же Штаб ВГК осуществлял лишь самое общее руководство войсками действующей армии, не практиковал вмешательства в детали операций фронтов, хотя объемы телеграфно-канцелярской переписки были весьма велики. Ежедневно в Ставку поступало до тридцати оперативных и разведывательных сводок. Каждая армия представляла четыре телеграфных донесения, а штабы трех фронтов и флота Черного моря — обобщенные доклады («сводки сведений»), В Ставке скапливались значительные массивы отчетных материалов, с разбором и анализом которых штабной аппарат едва справлялся. Сообщая об этом в МГШ, В. М. Альтфатер писал: «Где уж тут думать об операциях и руководстве, тут у армий и фронтов одна мысль — вовремя сообщить в Ставку весь океан этой бумаги»{16}.

При этом главнокомандующие армиями фронтов, по оценке Данилова, «редко поднимались в своих суждениях до высоты общих задач и ограничивались обыкновенно отстаиванием частных интересов своего собственного фронта»{17}. Главные командования армий фронтов, в свою очередь, в выполнении своих управленческих функций обычно ограничивались выработкой общего замысла, конкретных задач армиям не ставили и поэтому не контролировали их выполнение.

Имели место случаи постановки армиям задач, заведомо не соответствовавших их возможностям. На выработку решений в различных инстанциях затрачивалось много времени. Директивы главных командований фронтов поступали в армейские объединения, как правило, с опозданием, когда обстановка успевала существенно измениться. Поэтому командующие армиями вынуждены были предпринимать действия по собственному усмотрению, на «свой страх и риск». Иными словами, Ставка и полевые управления фронтов и армий действовали как бы в разных временных измерениях, что, разумеется, не способствовало повышению эффективности управления войсками. Не практиковалось также планирование последующих операций фронтов и армий в ходе предшествовавших{18}. Таким образом, сложившаяся в Ставке методика коллегиальной выработки стратегических решений и последующего согласования решений главнокомандующих фронтов, причем зачастую при отсутствии твердой позиции у Верховного главнокомандующего, не всегда оказывалась результативной.

Устойчивой тенденцией развития системы управления войсками в годы Первой мировой войны стало повышение роли штабов всех уровней. Круг их задач по сравнению с прошлыми войнами значительно расширился. Основными из них были: сбор и обработка данных об обстановке, необходимых для принятия главнокомандующими (командующими) решений и руководства войсками; планирование операций и их организация; разработка директив и приказов войскам, их рассылка; анализ донесений из нижестоящих инстанций и подготовка на их основе предложений старшему на-

[38]

чальнику; установление и поддержание непрерывной связи с подчиненными, а также вышестоящими штабами; решение всех других вопросов, непосредственно связанных с подготовкой и ведением операций. Важным фактором повышения централизации и оперативности управления войсками, действовавшими на удаленных направлениях, стало применение технических средств связи (телеграф, телефон, радио, самолет).

Система управления военно-морскими силами в годы войны претерпела кардинальные изменения. С началом войны ее организационную основу составили военно-морское управление (ВМУ) при ВГК, которому был подчинен флот Черного моря, и ВМУ штаба главнокомандующего 6-й армией генерала от артиллерии К. П. Фан-дер-Флита, в оперативное подчинение которому поступил флот Балтийского моря. Административное руководство, материально-техническое обеспечение сил, кораблестроение, подготовка кадров, комплектование флота остались в ведении Морского министерства, глава которого стал, по выражению В. М. Альтфатера, «главным снабжателем и технически-лозяйственным заготовщиком»{19}.

Комплектовались военно-морские управления за счет «раздергивания» подготовленных операторов МГШ, который с началом военных действий оказался выключенным из процесса управления действующими флотами{20}; начальником ВМУ при ВГК был назначен помощник начальника МГШ контр-адмирал Д. В. Ненюков, ВМУ штаба 6-й армии возглавил капитан 2 ранга В. М. Альтфатер.

По замечанию И. К. Григоровича, функции военно-морских управлений были «совершенно не разработаны и точно не определены»{21}. В Морском уставе эти органы управления не упоминались вовсе, что же касается «Положения о полевом управлении войск в военное время», то в нем (ст. 88) функции ВМУ излагались более чем лаконично и сводились, по существу, к информированию главковерха по возникающим в ставке «флотским» вопросам. На практике деятельность ВМУ состояла в разработке проектов директив флотам на основе указаний главковерха (или главкома 6-й армии) и контроле их выполнения. По свидетельству Б. П. Апрелева, «тесной и дружной» работе военно-морских управлений и штабов командующими флотами немало способствовали давние служебные связи и личное знакомство морских чинов Ставки и офицеров оперативных частей штабов Балтийского и Черноморского флотов, большинство из которых являлись выходцами из МГШ{22}. При этом, как отмечал А. В. Немитц, «адмирал Ненюков держался мудрости не мешать командующим флотами и их штабам действовать самостоятельно»{23}.

Как показал опыт первых кампаний Великой войны, военно-морские управления, не обладавшие, по справедливому замечанию А. В. Шталя, «ни авторитетом, ни компетенцией, ни ресурсами Морского генерального штаба»{24}, оказались оторваны от действующих флотов и не столько инициировали, сколько фиксировали события на морских театрах. Вел. кн. Кирилл Владимирович, в мемуарах которого содержатся предельно откровенные суждения о деятельности Ставки, называл службу в ВМУ при главковерхе не иначе как «бездельем» и сетовал, что, будучи морским офицером, «с трудом находил себе применение»{25}.

Увеличение интенсивности боевой деятельности флотов, усложнение условий и изменение характера борьбы на море, развитие новых родов сил, появление новых форм и способов действий требовали совершенствования структуры системы управления и методов работы командования и штабов. Удручающие неудачи кампании 1915 г. заставили Николая II частично реорганизовать систему военного управления на стратегическом уровне и сменить верховное командование. 23 августа (5 сентября) 1915 г. царь принял весьма неоднозначное с военной и политической точек зрения решение о возложении на себя «предводительствования всеми сухопутными и мор-

[39]

скими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий»{26}. Фактически повседневные обязанности Верховного главнокомандующего по управлению вооруженными силами выполнял теперь начальник Штаба ВГК генерал от инфантерии М. В. Алексеев. Структура ставки, передислоцированной в Могилев, усложнилась: к прежним шести управлениям добавилось еще шесть, при этом численность офицеров и чиновников возросла примерно в три раза и превысила двести человек{27}. «С принятием Главного Командования Государем ставка сделалась землей обетованной, штаты стали пухнуть и расширяться, и карьеристы всех рангов устремились туда в надежде урвать свой кусок пирога. Особенных талантов, впрочем, не появлялось», — не без сарказма замечал Ненюков{28}. Балтийский флот перешел в оперативное подчинение главнокомандующему армиями сформированного Северного фронта генералу от инфантерии Н. В. Рузскому, в штаб которого было включено бывшее ВМУ 6-й армии. Черноморский флот остался в подчинении главковерха.

Проведенная в августе 1915 г. реорганизация, по существу, не обеспечила оптимизации методов управления армиями и флотами со стороны фронтового и верховного командования. Примером нестыковок порядка прохождения документов распорядительного характера может служить утверждение генералом Алексеевым «Положения о разведывательном и контрразведывательном отделениях Штаба Черноморского флота в военное время», которое было проведено флаг-капитаном по оперативной части штаба Черноморского флота капитаном 1 ранга К. Ф. Кетлинским без официального ведома МГШ, что вызвало неудовольствие Григоровича и исполняющего должность помощника начальника МГШ капитана 1 ранга гр. А. П. Капниста и спровоцировало интенсивную переписку между МГШ, Ставкой и штабом флота Черного моря{29}.

Сложившаяся с началом войны система органов управления силами флота не устраивала и морского министра, который стремился и в военное время сохранить за собой формальные права «главного начальника» флота и морского ведомства{30}. В одном из всеподданнейших докладов Григорович подчеркивал, что он продолжает выполнять обязанности «по содержанию флота в надлежащем составе и боевой готовности, а также направлению всех частей флота <…> к цели их учреждения»{31}. Глава морского ведомства констатировал, что командующие флотами в решении большинства вопросов подчиняются министру, и поэтому настаивал на предоставлении ему права выдачи на флоты директивных указаний и контроля их выполнения.

В октябре 1915 г. министр представил на Высочайшее рассмотрение доклад с обоснованием необходимости учреждения в Ставке самостоятельного Морского штаба во главе с подчиненным ему начальником МГШ. В «Объяснительной записке к проекту положения о Морском Штабе Его Императорского Величества» Григорович, в частности, писал: «Центр тяжести оперативной работы должен непременно лежать в Морском Штабе Его Величества как в инстанции, имеющей непосредственную возможность проводить свои планы путем представления своих соображений Верховному главнокомандующему. В этом Штабе как в мозговом центре всей военно-морской деятельности России и должна быть сосредоточена работа по составлению согласованных директив Командующим флотами»{32}.

Царь одобрил доклад министра, однако окончательное решение отложил до возвращения начальника МГШ вице-адмирала А. И. Русина из двухмесячной командировки в Англию и Францию{33}. 24 января (6 февраля) 1916 г. Григорович представил царю новый доклад, в котором дополнил проект образования Морского штаба ВГК предложением о выводе флота Балтийского моря из подчинения главнокомандующему армиями Северного фронта — для «устранения того двойственного положе-

[40]

ния в отношении всех дел, касающихся Балтийского флота, которые ныне имеют место»{34}. В тот же день «Положение о начальнике Морского штаба верховного главнокомандующего» вступило в силу. Офицеры для укомплектования Морского штаба ВГК поступили из расформированных ВМУ.

Таким образом, в период Первой мировой войны функции управления силами флота были сосредоточены в военно-морских управлениях штабов сухопутных объединений, которым были оперативно подчинены действующие флоты, и в Морском штабе ВГК. Такой подход, по существу, выключил из системы управления военно-морскими силами МГШ, подготовленный к решению этой задачи и располагавший значительным управленческим потенциалом. В свою очередь военно-морские структурные подразделения Ставки так и не стали полноценными и эффективными органами стратегического управления действующими флотами. «Непонимание условий борьбы на море с одной стороны, недоверие к флоту и отсутствие достаточно авторитетного органа по управлению флотами в составе штаба верховного главнокомандующего (выделено мной. — Д. К.) с другой, послужили источником постоянных трений между ставкой и морским командованием на обоих морях», — справедливо отмечал Шталь{35}. Эти трения, в свою очередь, стали предпосылкой низкой эффективности межвидового взаимодействия.

Иными словами, российскому военно-политическому руководству не удалось сформировать адекватную современным условиям систему управления разновидовыми группировками вооруженных сил, решавшими стратегические и оперативные задачи одновременно на нескольких континентальных и морских театрах военных действий. Однако главной так и не решенной проблемой являлась неспособность обеспечить единство военного, экономического и политического руководства государством и вооруженными силами, что, в конечном счете, стало одной из важнейших причин поражения России.

Примечания:

{1} Подробнее см.: Ростунов И. И. Русский фронт первой мировой войны (исследование опыта стратегического руководства вооруженными силами). Дис. … д-ра ист. наук. М., 1974. С. 74-76.

{2} Положение о полевом управлении войск в военное время. СПб., 1914. С. 1.

{3} Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2000. Оп. 1. Д. 2236. Л. 2-7об.

{4} Подробнее см.: Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич. М.; Жуковский, 2006. С. 102-105.

{5} Архив внешней политики Российской империи (далее — АВПРИ). Ф. 134. Оп. 473. Д. 5. Л. 12.

{6} Там же. Л. 14-129.

{7} Российский государственный архив военно-морского флота (далее — РГА ВМФ). Ф. 716. Оп. 1. Д. 63. Л. 2.

{8} Цит. по: Военный дневник великого князя Андрея Владимировича Романова (1914-1917). М., 2008. С. 142.

{9} Данилов Ю. Н. Россия в мировой войне, 1914-1915 гг. Берлин, 1924. С. 52.

{10} Добророльский С. О мобилизации русской армии в 1914 году // Военный сборник Общества ревнителей военных знаний. Кн. 1. Белград, 1921. С. 103.

{11} Айрапетов О. Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию (1907—1917). М., 2003. С. 32-36; Лиддел Гарт Б. Г. Правда о Первой мировой войне / пер. с англ. О. Триэля. М., 2009. С. 109-110.

{12} Бубнов А. Д. В царской ставке. СПб., 1995. С. 7.

{13} См. подробнее: Ростунов И. И. Указ. соч. С. 75-79.

{14} РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 2883. Л. 124.

{15} Кавтарадзе А. Г. Из истории русского Генерального штаба // Военно-исторический журнал. 1976. № 3. С. 103.

{16} Цит. по: Симоненко В. Г. Органы управления русского флота в первую мировую войну // Военно-исторический журнал. 1975. № 9. С. 105.

{17} Данилов Ю. Н. Россия в мировой войне… С. 130.

{18} Государственное и военное управление России и СССР в войнах XVIII-XX веков. М., 2003. С. 286.

[41]

{19} Из доклада члена Коллегии наркомата по морским делам и начальника оперативного отдела МГШ В. М. Альтфатера народному комиссару по военным и морским делам Л. Д. Троцкому (утвержден последним 28 апреля 1918 г.) Цит. по: Назаренко К. Б. Флот, революция и власть в России: 1917—1921. М., 2011. С. 268.

{20} Подробнее см.: Шталь А. Совместная работа высшего морского и верховного командования России в мировую войну // Военная мысль и революция. 1924. Июнь — июль. С. 127-129; Симоненко В. Г. Морской генеральный штаб России. Из истории создания и деятельности в 1906—1917 гг. // Военно-исторический журнал. 2004. № 7. С. 24-29.

{21} РГАВМФ. Ф. 716. Оп. 1. Д. 63. Л. З.

{22} Выдержки из дневника кап. 2 р. Апрелева (От 14/27 февраля по 12/25 июля 1915 г.) // Зарубежный морской сборник. № 11-12 (сентябрь — декабрь). Пильзень, 1930. С. 5-6.

{23} Немитц А. В. Недавнее прошлое русского флота (по личным воспоминаниям) // Гражданская война в России: Черноморский флот. М., 2002. С. 312.

{24} Шталь А. Указ. соч. С. 128.

{25} Кирилл Владимирович, вел, кн. Моя жизнь на службе России. С приложением биографического очерка о великой княгине Виктории Федоровне. М., 2006. С. 167.

{26} РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 8375. Л. 7. См. также: Тютюкин С. В. Россия: от Великой войны к Великой революции // Война и общество в XX веке: в 3 кн. Кн. 1: Война и общество накануне и в период Первой мировой войны. М., 2008. С. 135-137.

{27} Aлeкceeв Ю. А., Будко А. А., Галанов М. М. и др. 300 лет военной истории Санкт-Петербурга. СПб., 2003. С. 202.

{28} Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 532. Л. 85.

{29} РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 1416. Л. 29-31.

{30} Морской министр являлся прямым начальником флота и морского ведомства только в мирное время. Согласно ст. 29 Морского устава, в военное время командующие флотами поступали в подчинение императору или назначенному им главнокомандующему. См.: Свод морских постановлений. Книга десятая. Морской устав. Издание 1914 года. Пг., 1914. С. 5.

{31} Цит. по: Симоненко В. Г. Органы управления русского флота… С. 105.

{32} РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 1416. Л. 25-27об.

{33} АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 644. Л. 2-12об.

{34} РГАВМФ. Ф. 716. Оп. 1. Д. 63. Л. 4.

{35} Шталь А. Указ. соч. С. 138.

[42]