Козлов Д. Ю. Проблема возобновления военного присутствия России в Средиземном море в преддверии Первой мировой войны
Первая мировая война: взгляд спустя столетие. Предвоенные годы: материалы III Международной научно-практической конференции (28-29 ноября 2013 г., Москва) / МНЭПУ, Рос. ассоциация историков Первой мировой войны, Гос. ист. музей; под общ. ред. С. С. Степанова, Г. Д. Шкундина. — М.: Изд-во МНЭПУ, 2014. С. 354-372.
Накануне Первой мировой войны Министерство иностранных дел и морское ведомство России активно прорабатывали вопрос о возобновлении постоянного военного присутствия в Средиземном море. Это было обусловлено возвращением центра тяжести внешнеполитической активности империи на европейское и ближневосточное направления, началом восстановления флота после поражения в Русско-японской войне 1904-1905 гг., благоприятной внешнеполитической конъюнктурой. Однако вследствие отсутствия единых взглядов на цели, задачи и формы применения флота в будущей войне «средиземноморский проект» так и не вышел из стадии теоретических рассуждений.
On the eve of the First World War, Russian Ministry of Foreign Affairs and the Naval Ministry were actively considering the issue of the resumption of a permanent military presence in the Mediterranean Sea. That was due to the return of center of gravity of the empire’s foreign policy activity in the European and Middle Eastern destinations, starting the recovery of the navy after the defeat in the Russian-Japanese War 1904-1905, and favorable political conjuncture. However, due to lack of unanimity on the tasks and forms of naval operations in the next war «Mediterranean Project» did not come out of the stage of theoretical considerations.
Идея о возобновлении постоянного военного присутствия в Средиземном море накануне Первой мировой войны имела широкое хождение в российских военно-морских и дипломатических кругах. Эта мысль, заключавшаяся, по существу, в возврате к практике 60-90-х гг. XIX столетия{1}, была вызвана к жизни несколькими обстоятельствами как внешнеполитического, так и стратегического характера.
Речь идет, прежде всего, о провале дальневосточного «нового курса», потерпевшего фиаско с окончанием русско-японской войны, и переносе, точнее, возвращении центра тяжести внешнеполитической активности Российской империи на европейское и ближневосточное направления. В наши задачи не входит освещение всех аспектов дипломатических усилий России на Балканах, тем более что эти сюжеты нашли достаточно широкое отражение в отечественной историографии{2}. Заметим лишь, что возврат к традиционному вектору внешней политики нуждался в подкреплении соответствующей военно-морской «аргументацией», чему, кстати, способствовала и благоприятная внешнеполитическая конъюнктура, обусловленная интенсивным сближением Санкт-Петербурга с Парижем и Лондоном.
Англичане перед лицом «германской угрозы» («the German peril») вынуждены были сосредоточить лучшие силы своего флота в водах метрополии и начать развертывание нового основного района базирования Гранд Флита на северо-восточном побережье Британии (Росайт, Кромарти, Скапа Флоу){3}. Тем самым Великобритании пришлось ограничить свое традиционное военное присутствие в Средиземном море, хотя необходимость обеспечения бесперебойного мореплавания в этом узле мировых торговых путей не снималась с повестки дня ни сент-джеймским кабинетом, ни парламентом{4}. В этих условиях официальный Лондон намеревался восстановить благоприятное для Антанты соотношение сил на этом театре за счет своих союзников — будь то существующих или потенциальных{5}. Поэтому туманный Альбион, вопреки обыкновению, сменил гнев на милость в отношении попыток российской дипломатии добиться пересмотра режима Черноморских проливов и вообще к перспективе возвращения русского флага в Средиземноморье{6}. Как доносил российский посол в Великобритании А. К. Бенкендорф министру иностранных дел С. Д. Сазонову в июне 1912 г., «нас хотят видеть на Средиземном море, хотят дать возможность нашему флоту проникнуть туда»{7}.
Более того, впервые со времен наполеоновских войн и Нава-ринского сражения 1827 г. не исключалась вероятность совместных действий российского и британского флотов в Восточном Средиземноморье. В этом отношении весьма показательно заключение совещания у начальника Морского генерального штаба вице-адмирала А. И. Русина с участием представителей Министерства иностранных дел, состоявшегося 13 (26) мая 1914 г. для обсуждения перспектив русско-английских морских переговоров и выработки инструкций на сей счет военно-морскому агенту в Лондоне флигель-адъютанту капитану 1 ранга Н. А. Волкову{8}. В ходе контактов с первым морским лордом принцем Л. Баттенбергом представителю российского морского ведомства предписывалось в числе прочего рассмотреть возможность совместных «военных мер в Проливах как одной из возможных стратегических операций»{9}.
Что же касается французов, то те и вовсе предложили военноморскую базу Бизерта к услугам российского корабельного соединения — речь шла о бригаде броненосных крейсеров Балтийского моря, которую предполагалось сформировать из четырех кораблей типа «Измаил», заложенных в декабре 1912 г. во исполнение «Программы спешного усиления Балтийского флота на 1912-1916 гг.». Соглашение об этом было достигнуто в июне 1914 г. в ходе «обсуждения некоторых стратегических вопросов» начальниками морских генеральных штабов России и Франции вице-адмиралами Русиным и Пивэ{10}. Подобные контакты стали регулярными после вступления в силу русско-французской морской конвенции, подписанной 3 (16) июля 1912 г. начальником российского генмора вице-адмиралом А. А. Ливеном и его французским коллегой вице-адмиралом К. Обером{11}.
Безусловно, повышению внимания к Российскому флоту способствовало и начало реализации амбициозных кораблестроительных программ, дающих основания надеяться на скорое возрождение морской мощи после катастрофы на Дальнем Востоке и возвращение России в число первоклассных морских держав. С этим обстоятельством вынуждены были считаться не только союзная Франция и дружественная Англия, но и эвентуальные противники России. Так, германский адмирал-штаб еще в мае 1909 г. обратил внимание Вильгельма II на то, что «несмотря на длительную бездеятельность морского министерства и бесплановость его политики, русский флот… в скором времени достигнет такой силы, с которой нельзя будет обращаться как с «quantite negligeable»{12}. А в октябре 1913 г. морской агент в Германии и Нидерландах капитан 2 ранга Е. А. Беренс докладывал в Морской генштаб из Берлина, что имперский статс-секретарь по морским делам А. фон Тирпиц, комментируя очередную речь первого лорда британского адмиралтейства У. Черчилля о морских вооружениях Британии и Германии, «с оттенком нетерпения» заявил журналистам о невозможности объяснить англичанам, что германский флот строится не только против Великобритании. Кроме того, морской министр Германии не нашел в речи своего английского коллеги ни слова о кораблестроении в России, тогда как, по словам Тирпица, «наше положение именно в Балтийском море нас начинает беспокоить»{13}.
Действительно, «малой» и «большой» программами, вотированными к концу 1912 г., предусматривалась постройка восьми линейных кораблей, четырех линейных (по классификации 1907 г. — броненосных{14}) крейсеров и восьми крейсеров, 67 эскадренных миноносцев и 30 подводных лодок{15}. Перспектива столь масштабного усиления военно-морского потенциала империи позволяла поставить на повестку дня вопрос о расширении операционной зоны Российского флота и, в частности, о включении в нее Восточного Средиземноморья.
Сосредоточение здесь крупной корабельной группировки, кроме очевидной функции поддержания международного политического престижа России, диктовалось и резонами оперативно-стратегического свойства. Наличие морских сил в Средиземном море давало возможность в случае войны с Турцией воздействовать на противника с нового стратегического направления, создать благоприятные условия для действий Черноморского флота в направлении Босфора и воспрепятствовать появлению в Черном море флотов потенциальных неприятелей — Австро-Венгрии и Италии. не следовало сбрасывать со счетов и германскую «Средиземноморскую дивизию» контр-адмирала В. Сушона в составе линейного (по германской классификации — «большого») крейсера «Гебен» и легкого («малого») крейсера «Бреслау». Кайзер Вильгельмом II направил эти корабли в ноябре 1912 г. для участия в международной эскадре, сформированной европейскими державами перед лицом угрозы захвата Стамбула болгарскими войсками{16}. Заметим, что именно для пресечения прорыва германских крейсеров в Турцию в случае большой войны в Европе и было спланировано перебазирование бригады российских линейных крейсеров в Бизерту{17}.
Важно иметь в виду и то, что сосредоточенные в Средиземном море корабельные силы могли быть оперативно направлены и в другие районы Мирового океана, политически и стратегически значимые для России. «Не имея в этом море прямых интересов, мы смотрим на эскадру Средиземного моря как на готовую силу, способную во всякое время идти куда понадобится», — писал в августе 1884 г. управляющий Морским министерством адмирал И. А. Шестаков{18}. Наиболее яркий пример такого рода — развертывание Средиземноморской эскадры под командованием контр-адмирала С. О. Макарова в Тихий океан весной 1895 г., после окончания японо-китайской войны. Тогда в дальневосточных водах впервые появился российский линейный корабль — эскадренный броненосец «Император Николай I», который вдвое превосходил по водоизмещению крупнейший из кораблей японского флота того времени. Кроме того, под флагом начальника Соединенных эскадр Тихого океана и Средиземного моря вице-адмирала С. П. Тыртова состояли броненосные крейсера I ранга «Адмирал Нахимов», «Владимир Мономах», «Память Азова» и несколько крейсеров II ранга, канонерских лодок и минных крейсеров{19}. Своевременное прибытие в Желтое море столь значительных сил позволило Санкт-Петербургу оказать на Токио жесткое политическое давление, ограничить экспансию Японии в континентальной Азии и добиться возвращения Китаю Ляодунского (Квантунского) полуострова, который спустя три года был арендован Россией.
Сама же эскадра Средиземного моря в 1898 г., с уходом большей части броненосных кораблей на Дальний Восток, была преобразована в отряд судов, которым командовал один из младших флагманов Балтийского флота — К. Р. Вольранд в 1899 г., А. А. Бирилев в 1900-1901 гг., А. Х. Кригер в 1901-1903 гг.{20} Под их началом состояли эскадренный броненосец «Император Александр II» (затем вновь «Император Николай I»), по одной мореходной канонерской лодке из Балтийского и Черного морей и минный крейсер{21}.
1 (14) декабря 1903 г. отряд судов в Средиземном море (начальник — контр-адмирал П. П. Молас) был расформирован. Во всеподданнейшем докладе по этому вопросу исправляющий должность начальника Главного морского штаба контр-адмирал З. П. Рожественский аргументировал данное решение несколькими соображениями. Во-первых, отряд оказался слишком слабым, чтобы служить сколь-нибудь существенным резервом эскадры Тихого океана, во-вторых, Босфорская экспедиция представлялась невозможной в течение ближайших пяти лет, в-третьих, корабли отряда казалось более уместным держать на Балтике, Балтийскому же флоту нужнее был и офицерский состав. Помимо всего прочего, упразднение соединения давало Морскому министерству некоторую денежную экономию. При этом, однако, было проигнорировано важнейшее обстоятельство оперативного характера: средиземноморский отряд находился на путях сообщения европейских стран с Японией, перспектива скорой войны против которой стала уже очевидной{22}. Существенная деталь: по итогам военно-морской игры на тему «Война России с Японией в 1905 году», проведенной зимой 1902-1903 гг. в Николаевской морской академии, было признано необходимым содержать сильное корабельное соединение в восточной части Средиземного моря для быстрого усиления не только Тихоокеанской эскадры, но при необходимости и Балтийского или Черноморского флотов. Любопытно, что Рожественский входил в число посредников и участвовал в обсуждении отчета об игре в марте 1903 г.{23}
По-видимому, в наиболее систематизированном и аргументированном виде «средиземноморский проект» был изложен в записке вице-директора канцелярии Министерства иностранных дел Н. А. Базили, датированной июлем 1913 г. Автор документа констатировал, что «утрата нами господства на Черном море требует безотлагательных мер для восстановления столь необходимого нам во всех отношениях решительного преобладания наших морских сил». Для достижения этой цели Николай Александрович предлагал провести в жизнь целый ряд весьма радикальных мер, среди которых отметим скорейшую, не позднее весны 1914 г., закладку на черноморских верфях новой серии дредноутов (три-четыре единицы) и «образование, по примеру прошлого, русской эскадры в Средиземном море»{24}. Характерно, что необходимость столь решительного пересмотра дислокации сил военного флота предопределялась, по мнению автора записки, всей логикой российской международной политики того времени: «Если вспомнить, что упразднение нашей средиземноморской эскадры вызвано было перенесением на Дальний Восток центра тяжести нашей политики, то возвращение ныне к историческим нашим задачам на Ближнем Востоке должно иметь своим последствием появление вновь нашего флота в Средиземном море». Ядро нового соединения, по мнению Базили, должны были образовать четыре линейных корабля типа «Севастополь», строившиеся для Балтийского моря, а также сооружаемый в Англии по заказу Бразилии линкор «Рио-де-Жанейро»{25} и еще один «предполагаемый к продаже южно-американский дредноут»{26}.
Идея воссоздания эскадры Средиземного моря, разумеется, нашла своих апологетов и в Морском министерстве. Еще в 1907 г. капитан 2 ранга Б. М. Стаховский, представивший начальнику Морского генерального штаба записку «Соображения о ближайшей политике России на море», стремился убедить начальника генмора Л. А. Брусилова в необходимости активных действий в Средиземноморье с организацией пункта базирования морских сил на Крите{27}. В августе 1912 г. военно-морской агент в Лондоне капитан 1 ранга Н. Г. Рейн писал, что «в интересы России входит… владение Дарданеллами и Эгейским морем», где необходимо «содержать флот, равный 1,5 флотам Австрии и Греции»{28}.
Еще дальше пошли специалисты руководимой капитаном 2 ранга А. В. Немитцем 2-й (Черноморской) оперативной части Морского генерального штаба, которой в июле 1913 г. был подготовлен доклад «О политических и стратегических задачах России в вопросе проливов и Черного моря». Авторы документа исходили из необходимости определения «политической цели», на достижение которой следовало бы направить «нашу внешнюю политику и нашу стратегическую подготовку». Таковой целью операторы генмора полагали выход к Средиземному морю путем «военного захвата Босфора и Дарданелл»{29}.
Обязательным условием возвращения креста на Святую Софию Немитц и его подчиненные считали сосредоточение в Эгейском море в 1915-1918 гг. «всего русского флота, то есть Черноморского и Балтийского». Базировать формируемую корабельную группировку составители доклада предполагали на греческие порты, по аналогии, вероятно, с последней четвертью XIX века, когда эскадра Средиземного моря пользовалась гостеприимством дружественной Греции — портом в Пирее и стоянкой в бухте Суда на Крите. в районе Крита российские корабли, как правило, занимались и боевой подготовкой. Греческие воды непременно посещали корабли Балтийского флота по пути на Дальний Восток и обратно.
Поэтому в перечень «политических условий» захвата Босфора и Дарданелл был включен пункт о необходимости «войти в самые тесные дружеские отношения с Грецией, порты которой являются необходимой (подчеркнуто в документе — Д. К.) для нашего флота базой при его действиях в Средиземном море». По мнению морских генштабистов, политической и юридической основой для создания нового района базирования российских морских сил должна была стать «военная конвенция о совместных действиях», предусматривающая и «соответствующее развитие некоторых греческих портов… при русской, конечно, финансовой поддержке». Учитывая, что проектируемый средиземноморский флот по численности многократно превосходил прежнюю эскадру даже в ее лучшие годы, специалисты Морского генштаба указывали на необходимость озаботиться созданием условий для тылового и технического обеспечения сил, а именно «оборудовать в Эгейском море театр и базу своему флоту в пределах, допустимых международными постановлениями вообще и союзом с Грецией в частности». Для этого предлагалось сформировать группировку плавучего тыла (в терминах того времени — «плавучую базу»), которая «и будет стоять в греческих портах»{30}. Очевидно, что расчет на содействие греческих властей основывался, кроме всего прочего, на особом покровительстве, оказываемом российскому флоту королевой эллинов Ольгой — дочерью великого князя Константина Николаевича, генерал-адмирала и реформатора флота и морского ведомства в царствование Александра II.
Несколько забегая вперед, отметим, что через три месяца (в разгар 1-й Балканской войны) сами греки получат положительный опыт организации передового пункта базирования морских сил, блокирующих Дарданеллы, то есть решающих задачу, которая, бесспорно, возникла бы и перед российской эскадрой в случае военного конфликта с Портой. Специально для этого в октябре 1913 г. греческий десант захватил принадлежавший Османской империи о. Лемнос, имеющий удобную и вместительную бухту Мудрос, где, кстати, будет создана база англо-французского флота во время Дарданелльской кампании 1915-1916 гг.{31}
Смелые идеи Немитца встретили понимание и поддержку не только у его прямых начальников — руководителя генмора вице-адмирала князя А. А. Ливена и морского министра адмирала И. К. Григоровича, — но и у державного вождя Николая II. 17 (30) декабря 1913 г. император утвердил доклад главы морского ведомства, в соответствии с которым для «надежной охраны полной и постоянной свободы важнейшего морского торгового пути России» признавалось необходимым к 1919 г. иметь в районе Проливов эскадры Балтийского и Черноморского флотов из двенадцати и восьми дредноутов соответственно{32}. Именно к этому моменту относится и указание Морского генштаба военно-морскому агенту в Париже капитану 2 ранга В. И. Дмитриеву озаботиться сбором сведений о французских средиземноморских базах, запасах топлива в портах, планах базирования сил и т. п.{33}
Однако до реализации планов строительства столь грандиозного флота было еще очень далеко, поэтому в декабре 1913 г. в коридорах адмиралтейства возобновилось обсуждение вопроса о переводе на юг бригады балтийских дредноутов (четыре линкора типа «Севастополь») сразу по вступлении их в строй. Более того, Григорович ставил перед внешнеполитическим ведомством вопрос о дипломатическом обеспечении прохода этих кораблей через Дарданеллы и Босфор. в письме Сазонову от 22 декабря 1913 г. (4 января 1914 г.) он констатировал, что «оградить Отечество от тяжелого факта потери господства на Черном море можно лишь совместными усилиями Морского ведомства и Министерства иностранных дел». Испрашивая поддержки в столь деликатном деле (речь шла, по существу, о нарушении Лондонской конвенций 1871 г. и Парижского трактата 1856 г., регламентировавших международно-правовой статус Проливов{34}), морской министр ссылался на то, что «представители Министерства иностранных дел в сношениях с Морским генеральным штабом высказывались, что при исключительных обстоятельствах и в случае крайней необходимости вопрос о частичном нарушении конвенции о проливах — пропуске нашей бригады дредноутов в Черное море — мог бы быть поставлен на международно-политическое обсуждение не без надежды на успешное его для России решение»{35}.
Что же касается обороны Финского залива и вообще балтийского побережья, то таковую, по мнению Немитца, следовало возложить на «армию и Ревель-Поркалаудскую крепость со всем резервным флотом»{36}. Поэтому вполне естественно, что лагерь противников чрезмерного увлечения средиземноморскими делами возглавил командующий морскими силами Балтийского моря адмирал Н. О. фон Эссен.
2 (15) февраля 1914 г. Николай Оттович представил морскому министру рапорт, в котором обрисовал удручающее состояние вверенного ему флота и настаивал на безотлагательной покупке аргентинских и чилийских линкоров, но не для перевода их в Средиземное море, а для формирования полноценной «боевой эскадры» на главном — Балтийском — морском театре военных действий. 1 (14) апреля Эссен вновь обратился к министру, резюмировав свои рассуждения выводом, согласно которому только «осуществление заграничных заказов одновременно с постройкой на отечественных стапелях новых судов» может стать единственным выходом из «настоящего положения нашей морской силы в Балтийском театре»{37}.
Кстати, за отправку предположенных к покупке «южно-американских» кораблей на Балтику еще в 1912 г. выступало и командование морских сил Черного моря. Черноморцы, однако, полагали необходимым в этом случае передислоцировать в Черное море балтийскую бригаду линкоров-додредноутов («Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Слава» и «Цесаревич»). Начальник оперативного отделения штаба командующего морскими силами Черного моря старший лейтенант И. А. Кононов предлагал сосредоточить эти корабли в Босфоре под предлогом участия в международной эскадре в связи с Балканской войной и явочным порядком ввести в Черное море{38}.
Категорически против «средиземноморского проекта» высказался и военно-морской агент в Турции капитан 1 ранга А.Н. Щеглов. «Создавать Средиземноморскую эскадру ценою оголения Балтийского моря я полагаю совершенно недопустимым и ВЕЛИЧАЙШЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ОПАСНОСТЬЮ (выделено в документе — Д. К.)», — писал он в декабре 1913 г. Будучи автором замысла предвоенного «плана операций» морских сил Балтийского моря{39}, Александр Николаевич смотрел на дело не столько с политической, сколько с оперативной точки зрения и поэтому предостерегал от перевода лучших корабельных сил из Балтики: «Этим будет исключен самый главный элемент обороны, и, следовательно, вся система будет основана на минном заграждении и укреплениях, то есть недостаточных и ненадежных данных, и столица вместе с Балтийскими водами будет опять в опасном и беззащитном положении»{40}.
Провал попыток покупки аргентинских и чилийских дредноутов и «преждевременное»41 начало мировой войны, заставшее линкоры типа «Севастополь» и броненосные (по классификации 1915 г. — линейные) крейсера типа «Измаил» у заводских стенок и на стапелях, так и не позволили вывести вопрос о формировании средиземноморской эскадры из области теоретических рассуждений. Однако возникшая в этой связи полемика в полной мере отражает многообразие взглядов на цели, задачи и формы применения флота в будущей европейской войне, имевших хождение в российском военно-морском истеблишменте. По нашему мнению, такое положение стало следствием ситуации, которую выдающийся отечественный военно-морской историк и теоретик М. А. Петров назвал «поразительным несоответствием политики и стратегии»42. В преддверии Великой войны высшее государственное руководство Российской империи оказалось неспособным ориентировать морское ведомство в своих внешнеполитических приоритетах и ставить перед военно-морским командованием внятные и выполнимые стратегические задачи.
Примечания:
{1} См. подробнее: Геманов В. С. Демонстрация силы и доброй воли (Российский флот на Средиземном море во II половине XIX в.) // Роль флота во внешней политике России
в Средиземноморском регионе. История и современность. (Материалы региональной научно-исторической конференции 22 апреля 2009 года). Калининград, 2009. С. 38-40.
{2} Вяземская Е. К., Данченко С. И. Русско-греческие отношения (последняя четверть XVIII — начало ХХ в.) в трудах советских историков // Балканские исследования. Вып. 2. М., 1989; Игнатьев А. В. Внешняя политика России. 1907-1914: Тенденции. Люди. События. М., 2000; Никитина Т. В. Греция накануне Первой мировой войны. М., 1984; Писарев Ю. А. Великие державы и Балканы накануне Первой мировой войны. М., 1985; Сергеев Е. Ю., Улунян А. А. не подлежит оглашению. Военные агенты Российской Империи в Европе и на Балканах. 1900-1914 гг. М., 1999; Соколовская О. В. Греция в период Первой мировой войны. М., 1990; Ее же. Великая греческая идея в начале ХХ века и русская дипломатия // Первая мировая война: Пролог ХХ века. М., 1998; Ее же. Греция [накануне мировой войны] // За балканскими фронтами Первой мировой войны. М., 2002; и др.
{3} Корбетт Ю. Операции английского флота в мировую войну: Пер. с англ. Т. 1. Л., 1927. С. 41-58; Белли В. А. Действия флотов на Северном, Средиземноморском и океанском театрах // Флот в Первой мировой войне. Т. 2. М., 1964. С. 12-13.
{4} Parliamentary Debates. House of Commons. Ser. IV. Vol. 63. 11 June 1914. L., 1914. P. 454-458.
{5} О морской политике Великобритании перед Первой мировой войной см. подробнее: Лихарев Д. В. Эра адмирала Фишера. Политическая биография реформатора британского флота. Владивосток, 1993; Романова Е. В. Путь к войне: развитие англо-германского конфликта, 1989-1914 гг. М., 2008; Fisher J. A. Memories and Records. N.Y., 1920; Gooch J. The Plans of the War: The General Staff and British Military Strategy (1900-1916). L., 1974; Kennedy P. Strategy and Diplomacy 1870-1945. L., 1984; Marder A. J. From Dreadnought to Scapa Flow: The Royal Navy in the Fisher Era. 1904-1919. 5 vols. L., 1961-1970; Massie R. Dreadnought: Britain, Germany and the Coming of the Great War. N.Y., 1991; Padfield P. The Great Naval Race. Edinburgh, 2005; Williams Rh. Defending the Empire: The Conservative Party and the British Defence Policy. 1899-1915. New Haven; L., 1991; Mackintosh G. J. P. The Role of the Committee of Imperial Defence before 1914 // The English Historical Review. 1962. Vol. LXXVII. No. 304; Shiflett Ch. R. The Royal Navy and the Question of Imperial Defense East of Suez, 1902-1914 // Warship International. 1995. No. 4; и др.
{6} См. подобнее: Кострикова Е. Г. Борьба России за пересмотр статуса проливов в начале ХХ в. // Россия и Черноморские проливы (XVII-XX столетия). М., 1999. С. 254-304.
{7} Игнатьев А. В. Указ. соч. С. 144.
{8} Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 138 (Секретный архив министра). Оп. 467. Д. 324. Л. 19-23.
{9} Тест заключения совещания, приложенный к письму С. Д. Сазонова А. К. Бенкендорфу от 15(28) мая 1914 г., был опубликован Б. фон Зибертом в сборнике: Diplomatische Aktenstücke zur Geschichte der Ententepolitik der Vorkriegsjahre. Berlin, 1921. S. 818-821. в СССР документ увидел свет в статье: Ловягин А. Англо-русская морская конвенция (К материалам по истории подготовки России к мировой войне на море) // Морской сборник. 1929. № 2. С. 64-66.
{10} Лукин А. П. Флот. Русские моряки во время Великой войны и революции. Т. 1. М., 1995. С. 13, 14.
{11} Материалы по истории франко-русских отношений за 1910-1914 гг. Сборник секретных дипломатических документов бывш. императорского российского министерства иностранных дел. М., 1922. С. 229-231; Русско-французская морская конвенция, 3 (16) июля 1912 г. // Мировые войны ХХ века: в 4 кн. Кн. 2: Первая мировая война. Документы и материалы. М., 2002. С. 28.
{12} Не стоящий внимания (франц.).
{13} Цит. по: Шилов С. П. Кайзеровский военно-морской флот и Россия перед Первой мировой войной // Новая и новейшая история. 2001. № 4. С. 39, 40.
{14} Моисеев С. П. Список кораблей русского парового и броненосного флота (с 1861 по 1917 г.). М., 1948. С. 30.
{15} Российский государственный архив военно-морского флота (РГАВМФ). Ф. 418. Оп. 1. Д. 1945. Л. 30-32; История отечественного судостроения. в 5 т. Т. 3: Цветков И.Ф. Судостроение в первой четверти ХХ века (1906-1925). СПб, 1995. С. 174.
{16} Лорей Г. Операции германо-турецких сил в 1914-1918 гг. Пер. с нем. М., 1934. С. 17, 18; Koop G., Schmolke K.-P. Die Großen Kreuzer Von der Tann bis Hindenburg. Bonn, 1998. S. 61, 62; Koop G., Schmolke K.-P. Kleine Kreuzer 1903-1918 (BREMEN-bis CÖLN-Klasse). Bonn, 2004. S. 154.
{17} Айрапетов О. Р. На Восточном направлении. Судьба Босфорской экспедиции в правление императора Николая II // Последняя война Российской империи. Сборник статей. М., 2002. С. 176, 177.
{18} Цит. по: Кондратенко Р. В. Морская политика России 80-х годов XIX века. СПб., 2006.
С. 181.
{19} Грибовский В. Ю. Флот в русско-японской войне 1904-1905 гг. Часть I. СПб., 1997. С. 3, 4; Эндаков Д. Н., Галкин Д. М., Крицкий Н. Н. Российский флот на Тихом океане (XVII-XX вв.). Владивосток, 1998. С. 90-94; Мельников Р. М. «Император Николай I» — звездные 1890-е // Гангут. Вып. 28 (2001). С. 3-15.
{20} Сергеев В. В. Военно-морское присутствие России в Средиземном море во второй половине XIX — начале ХХ вв. // Роль флота во внешней политике России в Средиземноморском регионе. История и современность. (Материалы региональной научно-исторической конференции 22 апреля 2009 года). Калининград, 2009. С. 34-37.
{21} Грибовский В. Ю. Российский флот Тихого океана 1898-1905. История создания и гибели. М., 2004. С. 64.
{22} [Щеглов А. Н.] Значение и работа штаба на основании опыта русско-японской войны. Часть I. СПб, 1906. С. 27.
{23} См. подробнее: Грибовский В. Ю., Познахирев В. П. Вице-адмирал З. П. Рожественский. СПб, 1999. С. 130-133, 148.
{24} АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 326. Л. 1-2об.
{25} Проблема покупки «Рио-де-Жанейро» изучалась в морском ведомстве весной и летом 1911 г., однако сделка не состоялась в силу целого ряда причин: низкая степень готовности корабля, отсутствие достоверной информации о его тактико-технических элементах, невнятная позиция бразильского правительства. Любопытно, что Морской генштаб, обосновывая необходимость покупки, имел в виду необходимость усиления Балтфлота, «турецкий» же фактор использовался скорее как средство нажима на правительство и законодателей, весьма трепетно относившихся к перспективе потери превосходства в силах на Черноморском театре. (См. подробнее: Козюренок К. Л. Санкт-Петербург — «Rio de Janeiro» // Гангут. Вып. 38 (2006). С. 80-101.)
{26} Речь может идти о линкорах «Амиранте Латорре» и «Амиранте Кокрейн», сооружаемых в Англии по заказу Чили, и линкорах «Морено» и «Ривадавия», строящихся в США для Аргентины. Вопрос о покупке «южно-американских» дредноутов для компенсации усиления турецкого флота был поднят в докладе Морского генерального штаба морскому министру от 19 декабря 1913 г. (1 января 1914 г.). в январе 1914 г. И. К. Григорович в письмах премьер-министру В. Н. Коковцову и министру иностранных дел С. Д. Сазонову предложил приобрести чилийские и аргентинские дредноуты. в середине февраля 1914 г. было получено принципиальное согласие Министерства финансов и Николая II на покупку последних двух кораблей, однако сделка не состоялась из-за отказа правительства Аргентины. (См. подробнее: Шацилло К. Ф. Русский империализм и развитие флота накануне первой мировой войны (1906-1914). М., 1968. С. 154-157.) в июне 1914 г. капитаном 1 ранга Н. А. Волковым прорабатывался вопрос о покупке чилийских кораблей, однако и в этом случае сделка не состоялась из-за нежелания правительства Чили продавать линкор кому-либо кроме англичан. (АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 324. Л. 32, 33.)
{27} Сергеев Е. Ю. «Иная земля, иное небо.»: Запад и военная элита России (1900-1914 гг.). М., 2001. С. 128.
{28} Цит. по: Айрапетян М. Э., Могилевич А. А. На путях к мировой войне 1914-1918 гг. М., 1940. С. 98.
{29} АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 309. Л. 20, 21, 39.
{30} АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 309. Л. 39-42.
{31} Северянин. Очерк военных действий на море во время Балканской войны 1912-1913 годов // Балканская война 1912-1913 годов на море. Сборник. СПб, 2005. С. 16, 17.
{32} Захер Я. М. Константинополь и проливы (Очерки из истории дипломатии накануне мировой войны) // Красный архив. Вып. 6 (1924). С. 48-76; Вып. 7 (1924). С. 32-54.
{33} Емелин А. Ю. Деятельность русских военно-морских агентов во Франции накануне Первой мировой войны (личностный аспект) // Источник. Историк. История. Сборник научных работ. Вып. 3. История повседневности. СПб, 2003. С. 59.
{34} См. подробнее: Кудрявцева Е. П., Пономарев В. Н. Закрытие проливов для военных судов: от Лондонских конвенций до Берлинского трактата (1840-1878 гг.) // Россия и Черноморские проливы… С. 121-221.
{35} АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 461. Л. 32, 33.
{36} Там же. Д. 309. Л. 39. Отметим, что идея перевода основных сил Балтийского флота на другой театр была не нова. Великий князь Александр Михайлович в нашумевшей записке «Соображения о необходимости усилить состав русского флота в Тихом океане» (апрель 1896 г.) предлагал направить лучшие корабли Балтфлота, который «все равно не посмеет вступить в бой даже с немцами», в Тихий океан для нейтрализации растущей угрозы со стороны Японии. Полагая, что исход войны с Германией будет решаться на суше, Александр Михалович считал возможным оставить в Балтийском море лишь «миноносцы для охраны побережья». См. подробнее: Лебедев В. Д. Вклад великого князя Александра Михайловича в развитие военно-морского флота и авиации России // Вестник архивиста. 2011. №2. С. 237-240.
{37} «Состояние Балтийского флота вызывает серьезные опасения…» // Гангут. Вып. 17 (1998). С. 52-57.
{38} Кононов И. А. Современный боевой флот // Пути к Голгофе русского флота (исторический очерк). Нью-Йорк, 1961. С. 126.
{39} Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. р-5970. Оп. 1. Д. 141. Л. 4об., 5.; Щеглов А. Н. Предисловие к материалам истории Морского Генерального Штаба // Цитадель. 1998. №1 (6). С. 56-62; Петров М. О планах развертывания Балтийского флота в период между Крымской и империалистической войнами (Составлено по материалам Морискома и главного морского архива) // Морской сборник. 1925. № 4. С. 75-96; Смирнов М. Краткий обзор оперативных идей, положенных в основу организации и подготовки Русского Флота к войне в период 1906-1914 года // Зарубежный морской сборник (Пильзень). 1929. № 7-8. С. 59-78.
{40} АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 322. Л. 4, 5.
{41} Российское военно-морское руководство прогнозировало начало большой европейской войны в 1915 или 1916 гг. (АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 303. Л. 17-26об. — Пояснительная записка начальника Морского генерального штаба контр-адмирала светлейшего князя Ливена от 30 января 1912 г. по поводу закона о флоте и судостроительной программы).
{42} Петров М. А. Подготовка России к мировой войне на море. М.-Л., 1926. С. 247.