Skip to main content

Несе О. Турецко-большевистское сотрудничество на Востоке (по документам архивов Великобритании, 1920-1921 годы)

Последняя война Российской империи: Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. Материалы Международной научной конференции. Москва, 7-8 сентября 2004 года / [отв. ред. В. П. Козлов]. — М.: Наука, 2006. С. 375-380.

Это исследование призвано подчеркнуть значение турецко-российского союза после Первой мировой войны для судьбы регионов, лежащих между Турцией и Индией. Оно имеет целью оценить различные аспекты послевоенной политики за период с момента учреждения правительства националистов Мустафы Кемаля в Анкаре в апреле 1920 г. до подписания в марте 1921 г. турецко-большевистского договора, в котором была продолжена русская и турецкая борьба против союзников. Оно также принимает в расчет опасения Британии относительно расширения антибританских настроений в обширном регионе, где были смешаны политические понятия турецкого национализма, панисламизма и коммунизма. Исследование прежде всего основывается на документах переписки Министерства иностранных дел (FO) Британского кабинета (CAB).

Сообщения британских дипломатических и военных миссий в Турции за указанный период отражают сеть объединенных турецких и большевистских действий по охвату национальных и панисламистских движений на Ближнем Востоке, в Туркестане (Средней Азии) и даже в Индии.

Британцев беспокоило, что правительство в Анкаре, конкурирующее с правительством в Стамбуле, проводило крупномасштабные операции по привлечению на свою сторону мусульман в других странах. Направляя их на борьбу, оно всячески подчеркивало антибританский дух этой борьбы – курс, который весьма вероятно был бы эффективным в Индии и на Ближнем Востоке, где мусульмане имели проблемы с британским вмешательством. Британцы понимали, что Мустафа Кемаль мобилизовывал вокруг себя так много элементов, насколько возможно, на основе Национального пакта (националистические требования полной независимости Турции в пределах доминировавших турецких границ), что должно было помочь избежать (при помощи большевиков) соглашения в Севре (послевоенный мирный договор Оттоманской империи, подписанный стамбульским правительством в августе 1920 г.).

[375]

Британцы также опасались реальной угрозы союзническому мирному урегулированию, которое большевики могли предотвратить путем вооруженной интервенции в союзе или с силами националистов Мустафы Кемаля в Анатолии, или с членами старого Комитета союза и прогресса (именно унионистами, управлявшими Османской империей в 1913-1918 гг.). Ставка, например, могла делаться на таких эмигрантов, как лидер унионистов Энвер-паша (в Советской России) и Кемаль-паша (в Афганистане) в рамках комбинации пантюркизма и панисламизма.

Озвучивая всевозможные политические оценки, британцы не вникали в сущность расхождения пантюркистских и панисламистских точек зрения на способы достижения практических целей. Они не видели принципиального различия ни между кемалистами и унионистами, ни между разными партиями в Анкаре, полагая, что в их противоборстве преобладают борьба за лидерство и личная вражда.

Великое национальное собрание в Анкаре состояло из трех основных политических групп: умеренные во главе с Мустафой Кемалем, нацеленные на мир с союзниками на основе Национального пакта и боявшиеся России; экстремисты, возглавляемые Юзуфом Кемалем, имевшие целью полную независимость Турции и расширение ее границ на восток, даже с опорой на российскую помощь; энверовская группа панисламистов, готовая к полномасштабному сотрудничеству с Советской Россией в противоборстве с Великобританией.

Сосланные лидеры унионистов Энвер-паша и Кемаль-паша рассматривались британцами как «советские руки в унионистских перчатках», как большевистские агенты. Хотя кемалисты, к отличие от унионистов, опасавшихся распространения через националистическую организацию большевизма в Анатолии, не совсем были довольны альянсом с большевиками, они все же высоко ценили этот союз, чтобы рисковать его разрывом. Они не хотели ни возвращения Энвера и других унионистов, ни большевистского господства в Анатолии.

Британцы были убеждены, что действия Советской России под прикрытием поддержки мусульманских интересов против западного доминирования фактически были нацелены на сокрытие ее антибританских проектов. Таким образом она могла представлять большую исламскую силу, способную заменить Великобританию, вместе с тем эффективно распространяющую коммунизм на огромном пространстве от теплых морей до внутренних стран Азии. Сэр Перси Кокс, британский министр в Тегеране, предупреждал Керзона, что мусульманская секция российского советского правительства организовала для такого проекта «Лигу по освобождению ислама» («Ittihade Selamati Islame»).

[376]

Лига имела два центральных комитета – восточный и европейский. Первый опирался на свои организации в Персии, Закавказье, Анатолии, Туркестане, Афганистане и в Индии, располагаясь в областях, управляемых отрядами Мустафы Кемаля. Второй проводил свою работу посредством пропаганды и при участии различных организаций в Европе, Египте, европейской Турции и располагался в Берлине с филиалом в Мюнхене. Примечательным для британцев было то, что центром европейского комитета являлась Германия, которая в прокламации, выпущенной в конце августа 1920 г., представлялась Мустафой Кемалем как один из углов возможного треугольника держав – турецко-российско-германского Святого Союза — по защите ислама. Эта прокламация была адресована мусульманам всех стран и говорила о двух великих нациях (русские и немцы), с кем объединились турецкие националисты, чтобы поддерживать и защищать исламский мир.

В 1920 г. британские учреждения в Стамбуле получали много информации о том, что в городе были сформированы различные турецко-советские и индо-турецкие тайные организации (комитеты). Например, британцы приписывали публикацию антибританских пропагандистских листовок, несмотря на официальные опровержения, турецкому Обществу Красного Полумесяца — посреднику между панисламистами в Индии и Турции. По их сведениям, кроме последнего в Стамбуле существовали и четыре комитета по панисламистской и националистической пропаганде, которые финансировались из Швейцарии. В сообщениях из Стамбула также говорилось, что наиболее влиятельные профессора-теологи принимают большое участие в распространении исламско-большевистской пропаганды. С другой стороны, Турция неоднократно обращалась к Российскому обществу обмена рабочими, чтобы получить российских технических экспертов, услуги которых требовались в Анатолии для реконструкции автомобильных и железных дорог и ремонта предприятий. В середине 1920 г. из Стамбула извещали об увеличивающемся количестве секретных подпольных турецких коммунистических центров. В числе других упоминался Клуб ремесленников как отделение печально известного учреждения унионистов под вывеской «Турецкий клуб». Его действия ограничивались коммунистической пропагандой среди турецких рабочих, университетских студентов и профессоров. Надежный источник сообщал британцам, что в Стамбуле должна была быть создана новая большевистская финансовая организация под названием «Финансово-промышленный банк».

[377]

Тем временем значительно расширили деятельность в Стамбуле и большевистская торговая делегация под председательством Кудиша, и открытый в Галате специальный отдел, названный «Русско-украинской торговой делегацией». Большевистский комитет в Бейкозе, созданный перед прибытием официальной торговой делегации, был, по мнению британцев, одной из наиболее опасных большевистских организаций в Стамбуле.

Правительство в Анкаре также, казалось, не чинило препятствий в организации собственной турецкой коммунистической партии под руководством известного Хакки Бехича. Поощряемая Москвой, которая обещала необходимое финансирование, соответствующие кадры и снаряжение, администрация Анкары назначила комиссию по панисламистским делам. Все это способствовало выполнению националистами некоторых военных планов, связанных с их идеологическими схемами.

Весной 1921 г. сообщения разведки союзников все чаще указывали на признаки более близкого сотрудничества между националистами и большевиками, а также немцами. Члены правительства в Анкаре, по данным той же разведки, постоянно демонстрировали враждебность по отношению к Великобритании как в своих публичных выступлениях, так и заключением соглашения с Москвой и эмиром Афганистана. Вместе с тем экстремистам говорили и о том, что они должны быть благодарны Великобритании за ее усилия по сплочению мусульман для собственной защиты.

Однако британцы уже знали, что большевики совершили большую тактическую ошибку, одновременно поддерживая и так называемый армянский вопрос, и близкие отношения с Турцией. А ведь напряжение в отношениях между большевиками и националистами было связано именно с событиями в Армении в 1920 г. Большевики, едва скрывавшие свое намерение возвратить Карс и Сарыкамыш в Восточной Анатолии, вызывали своими проектами глубокое подозрение у кемалистов, хотя и помогали им людьми и амуницией, правда, не поставив обещанные военные корабли.

По мнению британцев, националисты были фактически полны недоверия к России. Сообщалось, например, что Андерс из германской миссии в Тифлисе – личный друг Энвера-паши, а его агенты тесно сотрудничают с большевистской разведкой.

Сталкиваясь с потребностью заключения соглашения с Россией, Али Фуат-паша получил в феврале 1921 г. инструкции по ведению переговоров с представителями советского и кавказского правительств в Москве. Согласно подписанному 16 марта турецко-советскому соглашению, обе стороны обязались не признавать

[378]

любой международный акт насилия в отношении одной из договаривающихся сторон. Россия освобождала Турцию от всех финансовых обязательств, основанных на прошлых соглашениях, вроде акта капитуляции, подписанного еще в царские времена. Соглашение также устанавливало, что обе договаривающиеся стороны, признавая родство между национальным и освободительным движениями восточных народов и борьбой рабочих России за новый социальный порядок, формально подтверждают право этих людей на свободу и независимость, так же как их право на правительство по собственному выбору. В докладе британского кабинета в марте 1921 г. утверждалось, что когда Москва говорит или пишет о «независимости» народов, обитающих вдоль ее границ, это означает их эмансипацию в системе Третьего Интернационала. Турки, следовало далее в докладе, были уверены в своей интерпретации слова «национальный» и только под внешним давлением вступили в соглашение с Россией, причем осознавая, что делают ошибку.

Тем временем англо-российская конкуренция на Востоке вступала в новую стадию. Мустафа Кемаль, как сообщали, внушил Великому национальному собранию на секретном заседании, что Турция как никогда нуждается в защите. Согласно документу, он утверждал, что англичане пригласили турок на Лондонскую конференцию 1921 г., чтобы вести переговоры с союзниками ради ускорения заключения союза с русскими. Далее сообщалось, что в Стамбуле обосновалась торговая делегация советского правительства, состоявшая из коммунистов и членов всероссийских кооперативных обществ. Хотя, как было объявлено, она имела задачей закупку товаров для Средней Азии, ее члены хотели организовать в Стамбуле конференцию российских кооператоров, приглашенных из Берлина, Вены, и Лондона. Делегация, хорошо снабженная деньгами и верительными грамотами, казалось, не стремилась начинать незаконную торговлю. По мнению британцев, все это маскировало политические цели.

Таким образом, лидеры что турецкого националистического движения, что большевиков не имели иного выбора, кроме как объединиться, поскольку и те и другие опасались Великобритании. Амбиции британского премьер-министра Ллойд Джорджа относительно сокрушения турецкой власти на Востоке, резко высказанные в Севре, давали основание для сотрудничества между националистами и большевиками путем дальнейшего вбивания клина между Великобританией и ее мусульманскими подданными. Вот почему турецко-советское сотрудничество неуклонно расширялось, несмотря на традиционные опасения Оттоманской империи относительно политики бывшей царской России и на

[379]

расхождения между турками и русскими по многим вопросам (проблемы Кавказа, намерения большевиков усилить Армению и т. п.).

При конечном анализе выходило, что турецко-советский альянс приобрел на то время чрезвычайную важность, так как затрагивал интересы не только целой области между Турцией и Индией, но и всей Европы. Нет сомнения, что британские стратегические ошибки частично подтолкнули мусульманские организации и государства под большевистский контроль наряду с политическими стремлениями растущего национализма и панисламизма. Как говорилось в немецкой прессе, союзники – прежде всего Великобритания – сделали три политические ошибки в турецко-большевистском вопросе: во-первых, вместо того чтобы нести мир, они дали повод для новых войн; во-вторых, недооценили силу националистического движения и влияние большевиков; в-третьих, выдвинув турецкие силы далеко на Восток, они позволили им объединиться с единоверцами.

Можно также добавить, что, намереваясь усилить связи между собой и своими мусульманскими подданными и идя на компромисс с Турцией, Великобритания тоже стремилась установить власть на Востоке всеми возможными средствами. При этом она спекулировала на ложной концепции, утверждавшей будто панисламисты, унионисты и националисты всюду в регионе объединились против британских интересов. Таким образом британская политика фактически позволила в дальнейшем выдвинуть в Азии различные сложные панисламистские схемы.

Британские документы того периода позволяют прийти к заключению, что даже если отношения между Анкарой и Москвой не были такими гладкими, как их представляли, турецко-советское сотрудничество в области, лежащей между Турцией и Туркестаном, продолжалось. И националисты, и унионисты установили эффективные контакты с большевиками, играя на антибританском вопросе. И хотя дружба правительства Мустафы Кемаля в Анкаре с Москвой была, по мнению британцев, «физической потребностью», вызванной греческой военной угрозой в Турции, успехи националистов в объединении с большевиками представлялись как потенциальная опасность для Великобритании во всем мире. Фактически туркам и русским удалось достичь общей цели: с помощью «преимущества сотрудничества» предотвратить вмешательство Запада в области, где они жили.

[380]