Нешкин М. С. Выдающиеся русские авиаторы в годы Первой мировой войны 1914-1918 годов (по материалам Российского государственного военно-исторического архива)

Последняя война Российской империи: Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. Материалы Международной научной конференции. Москва, 7-8 сентября 2004 года / [отв. ред. В. П. Козлов]. — М.: Наука, 2006. С. 283-287.

Действия русской авиации в годы Первой мировой войны в отечественной историографии представлены пока весьма скудно. Одна из причин — чрезмерная идеологизация в недалеком прошлом нашей истории. Издававшиеся работы биографического характера носили ярко выраженный идеологический оттенок и были посвящены в основном тем известны м русским авиаторам, которые либо погибли в годы войны (Е. Н. Крутень, П. Н. Нестеров, И. А. Орлов), либо служили впоследствии в рядах Красной армии (К. К. Арцеулов, М. Н. Ефимов). Подобный подход привел к тому, что имен многих выдающихся воен ных русских летчиков прошлого у нас просто не знают. Так, например, всем известен первый в истории авиации таран, совершенный начальником 11-го корпусного авиационного отряда штабс-капитаном П. Н. Нестеровым. И, напротив, мало кто знает о таране, совершенном младшим офицером 4-го корпусного авиационного отряда поручиком А. А. Козаковым, который, как гласит текст высочайшего приказа о награждении его за данный подвиг Георгиевским оружием, «18-го марта 1915 г. … по собственному почину взлетел у с. Гузов на своем аппарате, погнался за германским аэропланом, производившим разведку в нашем тылу и бросавшим бомбы в Гузовский аэродром, настиг его близ усадьбы Воля-Шидловская и … сбил его, с явной опасностью для собственной жизни, ударом своего аппарата о верхнюю плоскость неприятельского, в результате чего было прекращение противником разведки и метания бомб». Поручик Козаков не только уничтожил вражеский самолет, но и остался жив; впоследствии он стал самым результативным и талантливым русским летчиком-истребителем. С началом Гражданской войны он вступил в так называемый Славяно-Британский авиационный корпус, который воевал в составе союзнических экспедиционных сил против большевиков на Севере России. Другой замечательный русский военный авиатор — полковник В. М. Ткачев был одним из первых награжден орденом Святого Георгия 4-й степени «за смелую и решительную воздушную разведку», создал в конце 1916 г. первое в России пособие по такти-

[283]

ке ведения воздушного боя и практически являлся основателем русской истребительной авиации. Однако в годы Гражданской войны он также воевал на стороне белых. Впрочем, большинство кадровых офицеров-авиаторов в годы Гражданской войны 1918-1922 гг. находились в рядах белых армий, а затем в эмиграции. Созданный советской историографией пантеон выдающихся деятелей военной авиации, таким образом, приобрел характер легендарно-мифологический, так как в него включались, наряду с павшими в боях Первой мировой, только те из авиаторов, кто имел непосредственное отношение к советской военной элите того времени.

Многие примеры героической самоотверженности и воинской доблести авиаторов не получили своего отражения в работах отечественных историков по причине относительно слабой проработки самого вопроса и узкого взгляда на героев Первой мировой войны вообще. Так, остались «за кадром» подвиги капитана Е. Е. Грузинова, который 17 августа 1914 г. сознательно разбил свой самолет о землю, не желая попасть в плен, и корнета Г. В. Гильшера, ставшего асом, будучи безногим инвалидом, и погибшего в неравном воздушном бою с семью немецкими самолетами. За весь период войны 40 авиаторов из числа Георгиевских кавалеров погибли, из них 26 в воздушных боях и от зенитной артиллерии противника, 12 — в результате аварий, 1 — в результате тарана (П. Н. Нестеров). Возникает вопрос, кого из них считать выдающимся, а кого нет?

Обратимся к докладу заведующего авиацией в годы Первой мировой войны великого князя Александра Михайловича о состоянии авиационных частей за период с начала войны по 1 января 1915 г., хранящемуся в фонде штаба Верховного главнокомандующего (РГВИА. Ф. 2003). В нем особо отмечены четыре военных летчика, «совершившие выдающиеся подвиги и удостоенные награждения орденом Св. Георгия 4-й степени». Это уже упоминавшийся нами тогда еще подъесаул В. М. Ткачев; штабс-капитан И. П. Степанов, награжденный за опасную разведку «28-го августа 1914 г., в бою около Городковских позиций… чем вполне содействовал успешному выполнению корпусом возложенной на него задачи»; поручик А. И. Олейник, награжденный за серию разведок, совершенных в районе гор. Галича и Городка с опасностью для жизни; капитан Б. Ф. Гончаров «за воздушную разведку в условиях исключительной трудности, во время боев 9-го ноября 1914 г., под гор. Краковом, когда им были своевременно доставлены важные сведения, способствовавшие успеху наших войск».

Таким образом, по мнению вышестоящего начальства, герой-авиатор — это авиатор-разведчик. Образ этот в течение войны

[284]

пережил определенную трансформацию. В связи с переходом в конце 1914 г. от маневренных боевых действий к позиционным остро возросла роль воздушной разведки. Очевидный вред, приносимый разведкой противника, вызвал необходимость как-либо противостоять появлению вражеских самолетов над своей территорией. Поначалу пилоты начали брать с собой личное оружие -пистолеты, иногда короткие карабины. Однако единственным эффективным средством в борьбе с воздушным противником мог быть только установленный на самолете пулемет. Первые попытки в этой области делались еще до войны, но тогда сама эта идея казалась многим специалистам-оружейникам абсурдной и ненужной. С появлением воздушных аппаратов, вооруженных пулеметом, возникает новый тип героя-летчика — разведчика начинает вытеснять истребитель. Образ этот в глазах общественности имел более широкие перспективы за счет ореола романтики и особой героики, присущей типу «одинокого воздушного бойца».

Путем статистического анализа различных документов, хранящихся в РГВИА, выявлено, что за период войны 269 офицеров-авиаторов были отмечены Георгиевскими наградами, из них 122 имели Георгиевское оружие, 98 — орден Св. Георгия 4-й степени, 49 человек имели обе эти награды; 29 летчиков от общего числа были произведены в офицеры «за боевые отличия» из нижних чинов, 14 из них имели Георгиевские кресты всех четырех степеней.

Из общего числа награжденных следует выделить 5 французских авиаторов, не состоявших на русской службе, но награжденных за подвиги, совершенные на Русском фронте.

Таким образом, всех авиаторов — георгиевских кавалеров можно смело отнести к элите Русского Императорского военного воздушного флота, выдвинувшихся вперед за счет своих личных дарований и боевых подвигов.

В РГВИА хранится большое количество документов по истории авиации и воздухоплавания в России как за период Первой мировой войны, так и за довоенный период. Многие из них носят персональный характер и подробно освещают службу и деятельность знаменитых русских летчиков и летчиков-наблюдателей в период Первой мировой войны. Прежде всего — это послужные списки офицеров, хранящиеся в фонде 409, а также послужные списки и краткие записки о службе, содержащиеся в фонде Полевого управления авиации и воздухоплавания при штабе Верховного главнокомандующего (Ф. 2008). Они представляют собой типовые документы, содержащие сведения о прохождении службы, участии в боевых действиях, о ранениях и дисциплинарных

[285]

взысканиях, если таковые имели место. К документам этого типа нередко прилагаются сведения о боевых вылетах, количестве выполненных воздушных разведок и краткая информация об участии того или иного авиатора в воздушных боях. Возвращаясь к вопросу о состоянии воинской дисциплины среди известных авиаторов Первой мировой следует отметить, что она находилась на довольно высоком уровне. Из 264 георгиевских кавалеров только семь имели какие-либо дисциплинарные взыскания, и только один был предан военно-полевому суду, а именно начальник 12-го авиационного отряда истребителей штабс-ротмистр В. М. Надеждин за «порочащее офицера поведение…» Надеждин, несмотря на свои боевые заслуги (он являлся кавалером ордена Св. Георгия 4-й степени и Георгиевского оружия «за боевые разведки»), за свой проступок был отчислен из авиации вовсе.

Особое место среди документов о деятельности русских военных летчиков занимают наградные листы с подробными описаниями подвигов, хранящиеся в фонде Главного штаба Военного министерства (Ф. 400). Каждый наградной лист содержит, помимо представления к награде и описания подвига, показания свидетелей самого подвига.

Также заслуживают внимания материалы, содержащиеся в фондах армий и фронтов, отчеты о боевой деятельности и функционировании авиационных частей и учреждений, в том числе авиационных школ. К сожалению, фонды авиационных частей и школ плохо сохранились (в среднем такой фонд содержит 2-3 единицы хранения), и, опираясь только на них, невозможно проводить каких-либо глубоких исследований. Дополнительные сведения об известных военных авиаторах можно почерпнуть также в фондах Управления военного воздушного флота (Ф. 493) и Главного управления Генерального штаба (Ф. 2000) или в списках по старшинству в чинах различных воинских частей, в которых числились летчики (русская авиация так и не была оформлена в самостоятельный род войск). Оторванные от своих воинских частей авиаторы порой бывали «обижены» в чинах. Из 220 Георгиевских кавалеров (если исключить из общего списка 39 погибших и 5 авиаторов французской службы), по сведениям на осень 1917 г., только 31 стали подполковниками, 10 — полковниками. Многие же так и не перешагнули обер-офицерский барьер.

Рассуждая о роли русских военных авиаторов в Первой мировой войне, нельзя не отметить тот факт, что, по некоторым данным, Александр Александрович Козаков весной 1917 г. имел на своем счету немногим меньше сбитых самолетов противника, чем знаменитый германский ас Манфред фон Рихтгофен и самый результативный французский летчик Рене Фонк. Статистика эта

[286]

будет еще выразительнее, если принять во внимание, что с весны 1915 г. на немецких самолетах стали устанавливать стрелковые синхронизаторы — механические устройств, задерживающие выстрел из пулемета в случае пересечения линии стрельбы с лопастью винта самолета. Получив первыми возможность «стрелять через винт», немцы в течение полугода господствовали в воздухе. Но изучение большого пласта архивных документов — сведений об авиации противника, авиационных сводок как французского, так и русского театра боевых действий, публикаций в отечественных и зарубежных газетах того времени, находящихся на хранении в РГВИА, показывает, что русские авиаторы не уступали в доблести и летном искусстве ни противнику, ни союзникам. Некоторые же из них являлись не только талантливыми военными летчиками, но и теоретиками, и изобретателями в области применения авиации на войне (В. В. Дыбовский, А. Н. Прокофьев, В. М. Ткачев, В. В. Утгоф, Н. А. Яцук и др.). Об этом говорит, кстати, и количество иностранных наград, врученных союзниками русским авиаторам за вклад в победу над общим врагом. Так, кавалерским крестом ордена Почетного легиона были награждены Павел Владимирович Аргеев, Александр Николаевич Гаслер, Александр Александрович Козаков, Сергей Андреевич Лишин, Виктор Викторович Утгоф. Некоторые авиаторы получили английский орден «Военный крест» (например, Николай Николаевич Курбатов и Тимофей Яковлевич Заболоцкий), сербский орден «Белого орла» (Владимир Ипполитович Никольский и Иван Васильевич Смирнов), а также другие иностранные награды.

В настоящее время в нашем архиве готовится к изданию справочник, посвященный авиаторам — Георгиевским кавалерам. Подготавливаемый справочник должен будет восполнить недостаток биографических сведений о русских летчиках — героях Первой мировой войны, большинство из которых незаслуженно забыто.

[287]