Оськин М. В. Армия и продовольственное снабжение

Военно-исторический журнал. 2006. № 3. С. 52-54.

Содержание вооруженных сил всегда было одним из главнейших вопросов для любого государства: от его решения нередко зависела численность армии, а ведь этот фактор с глубокой древности и буквально до последнего времени был основным показателем военной силы. Однако армию надо было не только вооружить, одеть и обуть, но также и накормить. Последнее было и есть, пожалуй, самое главное, ибо единожды вооруженный и экипированный солдат каждый день должен есть.

Вопрос о том, чем и как кормить многомиллионную армию, со всей остротой встал перед военными властями Российской Империи уже к концу первого года Первой мировой войны. При этом, если в отношении хлебопродуктов интендантство и правительство могли еще долго не беспокоиться, то с мясом и изделиями из него ситуация становилась все более угрожающей. Так, в 1915 году годовой расход мяса на армию составил 60 проц. довоенного его потребления всем населением России. С началом военных действий армия получала мясо согласно довоенной норме: 2,5-3 фунта в неделю (более 5 кг в месяц). С увеличением численности армии и соответствующим сокращением рабочих рук в тылу началось истощение мясных запасов, и подобная норма стала представляться несколько завышенной. Поэтому весной 1916 года на фронте происходит первое понижение мясной дачи и замена мясных другими продуктами: ¼ фунта мяса заменяется ½ фунта хлеба, 12 золотниками крупы и 3 золотниками сахару{1}. Норма мясного пайка в армии неуклонно снижалась в течение всего 1916 года.

Выход из создавшегося положения правительство искало в основном в двух направлениях: сокращении потребления мяса и мясопродуктов на фронте и в тылу и изыскании мясных резервов как в империи, так и в сопредельных странах с развитым скотоводством.

Еще в 1915 году, когда уже стало ясно, что война затягивается, Министерство земледелия в целях сохранения отечественного скотоводства от полного истощения организовало несколько экспедиций на окраины России и в ряд стран Востока: Персию, Монголию, Китай. Наиболее успешно действовала экспедиция под началом полковника П. К. Козлова, организованная для закупки скота в Монголии и некоторых районах Сибири.

С июля 1915-го по 1 января 1916 года Козлову удалось заготовить до 600 000 пудов говядины и баранины, а в 1916 году — свыше 1 000 000 пудов{2}. Однако даже эта цифра была всего лишь 1/19 частью общей потребности страны в мясе на 1917 год{3}.

В любом случае основой мясного снабжения страны и армии мог стать только скот, имеющийся в крестьянских хозяйствах и у помещиков. Но сколько его было, никто точно не знал, поэтому в марте 1915 года было решено провести сплошную перепись всех видов скота, в первую очередь в тех губерниях, из которых уже шла поставка его в армию. Власти торопились: в Европейской России перепись надлежало закончить к 1 мая. Предполагалось, что армейские закупки мяса будут весьма значительны, если учесть, что с начала войны на фронт уже было отправлено около 40 000 000 пудов мясопродуктов{4}.

В марте 1915 года Ставка Верховного главнокомандующего требовала от тыла ежедневно поставлять по 15 000 голов крупного рогатого скота. В свою очередь Совет Министров{5} признал возможным удовлетворять фронт поставками не более 5000 голов ежедневно и в качестве временной меры предложил Ставке производить закупки в ближайших к театру военных действий районах. Именно этим актом была заложена основа армейского произвола в последующее время, когда военные власти в условиях транспортной разрухи считали себя вправе применять реквизиции на прифронтовых территориях. «Добровольная» закупка скота, как правило, производилась представителями войскового командования под угрозой реквизиции в случае отказа от продажи его по уменьшенным, по сравнению с рыночными, ценам.

Так, уже в июне 1916 года, когда железнодорожникам не удалось в срок подвезти мясное довольствие на фронты, военный министр генерал от инфантерии А. А. Поливанов в превышение собственных полномочий отдал распоряжение о реквизициях скота в дальних тыловых губерниях. Правда, А. А. Поливанов все же, видимо, понимал незаконность такого мероприятия и попытался прикрыться местным самоуправлением: реквизиции должны были быть произведены через земские управы. Однако земства отказались от исполнения этого распоряжения, мотивировав свою позицию истощением запасов крупного рогатого скота. Министерство земледелия поддержало земства, так как было чрезвычайно недовольно попыткой военного ведомства распоряжаться в тыловой зоне через голову соответствующих гражданских властей{6}. Вопрос остался открытым и требовал решения.

В начале мая 1916 года состоялся съезд представителей земских органов и уполномоченных Министерства земледелия центрального района, привлеченных к заготовке скота для армии. Были представлены губернии: Калужская, Московская, Орловская, Пензенская, Рязанская, Тамбовская, Тульская. Созданная на съезде комиссия призвала снизить нормы мясного довольствия тыловиков, военнопленных и маршевых подразделений. Объяснялось это следующим образом: «Так как количество мяса, потребного в настоящее время для армии, значительно превышает нормальную отпускную способность тех местностей, из которых мясо может быть взято, то… [необходимо] принять все меры к низведению до возможно низших пределов его потребления среди тех групп или классов населения, которые ближайшего отношения к отечественной обороне не имеют»{7}. О действующей армии речь пока не шла.

Разумеется, что предлагаемый контроль потребления мяса мог быть в полной мере установлен лишь в городах, ибо охват деревни подобными мероприятиями был просто невозможен. К тому же существование рынка, когда сельские товаропроизводители имели возможность реализовывать свой товар в городах по рыночной цене, означало, что обеспеченные городские слои также останутся вне контроля со стороны государства. На заседании Государственной думы 31 мая 1916 года{8}, посвященном

[52]

обсуждению вопроса о реквизиции скота в деревне, ряд депутатов от крестьянских фракций потребовал урегулирования положения дел по этой проблеме. По словам депутатов, в ряде случаев реквизиционные органы отбирали последнюю корову или лошадь, после чего забитый скот гнил на станциях или опять же шел на нужды городского населения, а не для армии. Как можно убедиться на этом примере, в деревне не хотели понять, что город тоже работает на оборону, а горожане, как и все, хотят кушать. Между тем растущая дороговизна особенно сильно била как раз по малоимущим городским жителям. Высокие цены на мясо и мыло, по мнению простонародья, устанавливались торговцами. Поэтому, по донесениям губернаторов летом 1916 года, население открыто выражало желание, чтобы «правительство установило таксу на все продукты и предметы продовольствия и чтобы против спекулятивных действий торговцев были усилены меры взыскания». Понятно, что таксировка была невыгодна для села, ибо позволить себе аналогичное мероприятие в отношении промышленных товаров власти не могли. Это стало еще одним поводом к тому, что крестьянство промышленных (потребляющих) губерний также выступило против «спекулянтов». Так, крестьяне села Преображенское Владимирской губернии писали в редакцию газеты «Русское слово»: «Если Россия — житница Европы и повышение цен есть спекуляция, то не следует ли тут применить смертную казнь с конфискацией продуктов в пользу семей убитых и раненых воинов?»{9}. В результате Государственная дума сначала высказала пожелание, чтобы «реквизируемый у сельских обывателей скот шел исключительно на нужды армии и никоим образом не на нужды городского населения», а 31 мая 1916 года приняла закон о сокращении потребления мяса и продаже мясных продуктов (говядина, баранина, свинина) только четыре дня в неделю (со вторника по пятницу). Однако закон, не имея жесткого учетно-распорядительного характера, в смысле потребления не мог повлиять на провинцию, а в губернских центрах и столицах его положения легко обходились закупками населением мясопродуктов на всю неделю, а то и на полмесяца вперед. В то же время отрицательные последствия он все же имел: теперь чрезвычайно оказалась стеснена частная промышленность по производству мясопродуктов, особенно, как теперь бы сказали, мелкий бизнес, рассчитанная на регулярную работу{10}. И все же введение мясопустных дней, даже при соблюдении норм мясного пайка в армии на прежнем уровне, давало экономию в 1,6 кг мяса в неделю на человека, что позволяло экономить в год примерно 984 000 т., то есть 75 проц. прежнего общего годового потребления всем населением страны{11}.

Определяя общий запас мяса на 1917 год в количестве свыше 80 000 000 пудов, Особое совещание{12} установило потребность в размере 76 499 600 пудов, в том числе: действующей армии — 43 млн. (56,2 проц.), тыловым воинским частям — 6,6 млн. (8,6 проц.), внутренним округам — 3,9 млн. (5,1 проц.), флоту — 0,9 млн. (1,2 проц.), всего войскам — 54,4 млн. (71,1 проц.){13}.

В декабре 1916 года Министерство земледелия получило справку из МВД, в которой признавалась необходимость разверстки, т.е. обязательной сдачи государству по твердым ценам крупного рогатого скота. Подразумевалось, что разверстка будет поставлена «в соответствие с общими сельскохозяйственными условиями и характером скотоводства отдельных районов»{14}. Между тем в начале 1917 года и Особое совещание решило перейти к системе разверстки в отношении скотоводческих ресурсов: сначала устанавливался общий необходимый объем заготовок скота и мяса, а затем он развёрстывался по территориальным единицам — от губерний до отдельных хозяйств. Предполагалось, что армия получит 7 700 000 голов крупного рогатого скота (свыше 54 000 000 пудов мяса) и 6 000 000 свиней (26 000 000 пудов мяса и сала). Таким образом, на зиму 1916/17 года «разверстка была признана в качестве главного средства распределения и перераспределения сельскохозяйственных

[53]

продуктов внутри государства»{15}. Однако увлекшись изысканием ресурсов, правительство упустило из виду нарастающую разруху железнодорожного транспорта, в ту пору основного вида грузовых и пассажирских перевозок, хотя еще в конце 1916 года МПС заявило о невозможности систематического пропуска из Сибири вагонов со скотом или мясом, в то время как потребность войск в жирах удовлетворялась по преимуществу сибирским маслом и салом. Упавшая провозоспособность сибирской линии заставила пойти на частичную замену на фронте животных жиров растительными маслами{16}, а также на снижение мясной порции в армейских рационах, чего прежде всеми правдами и неправдами старались избежать.

Так, в приказе штаба Ставки от 14 декабря 1916 года указывалось: «На время настоящей войны… при замене мяса… колбасой, сосисками, салом или соленой рыбой… сушеной и вяленой рыбой все эти продукты выдавать в равном с мясом весе… а копченую колбасу и копченое мясо по семьдесят два золотника за фунт мяса»{17}. Впрочем, у противника дела обстояли еще хуже. Если в России кризис мясоснабжения был связан прежде всего с разрухой транспорта (т. е. с невозможностью своевременной доставки продуктов на фронт), то в Германии уже с октября 1916 года дневной мясной паек составлял 250 г, что главным образом объяснялось истощением мясных ресурсов.

Перевозки мороженого мяса требовали в пять раз меньше вагонов, чем перевозки живого скота, однако сказывалась нехватка вагонов-ледников. Министерство путей сообщения имело в своем распоряжении лишь около 4000 вагонов-ледников, часть из которых периодически находилась в ремонте. Строительство же складов-холодильников близ фронта началось слишком поздно (накануне войны в Российской Империи было всего три таких холодильника) и велось вялыми темпами. Большая часть холодильников вошла в эксплуатацию лишь осенью 1916-го и весной 1917 года, когда наиболее явственно обозначился кризис транспорта и резко упал подвоз продовольствия на фронт. Именно из-за отсутствия холодильников и недостатка вагонов-ледников военное интендантство и Министерство земледелия были вынуждены заготавливать прежде всего солонину, так как до войны в Российской Империи имелись всего три крупных центра заготовки консервов — в Петропавловске, Кургане, Козлове. Строительство еще 17 заводов во время войны не смогло выправить положение: львиная доля мясного довольствия поставлялась по-прежнему натурой.

Нелишне будет заметить, что проблемы никуда не исчезли и после Февральской революции 1917 года. Так, на совещании в Ставке 16-17 мая 1917 года вновь был поставлен вопрос о недостаточности подвоза продовольствия на фронт, в частности, и из-за того, что охлажденное мясо портилось в пути из-за нехватки холодильных машин. Что же касается вагонов-ледников, годных для перевозки замороженного мяса, их становилось все меньше.

Таким образом, снабжение действующей армии мясом и мясопродуктами в годы Первой мировой войны оставалось вполне достаточным весь период боевых действий, хотя меры, предпринимаемые для этого, постепенно привели к истощению скотоводства, что стало залогом мясного кризиса, который ударил по революционным властям уже после февраля, а еще сильнее после октября 1917 года.

Примечания:

{1} В системе русских мер 1 фунт составляет 0,45359237 кг, что равняется 96 золотникам; 1 золотник = 4,266 г.

{2} 1 пуд равняется 40 фунтам или 16,38 кг.

{3} Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 1779. Оп. 1. Д. 1527. Л. 1; Ф. 6831. Оп. 1. Д. 131. Л. 11об.

{4} Бреславец В. Н. Снабжение армии и населения мясом. 1914-1918 год. М., 1918. С. 75.

{5} Правительство Российской Империи в 1905-1917 гг.

{6} ГА РФ. Ф. 1797. Оп. 1. Д. 430. Л. 29, 42.

{7} Там же. Д. 417. Л. 46-48.

{8} Все даты приведены по старому стилю.

{9} ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1006. Л. 53; Ф. 6831. Оп. 1. Д. 318. Л. 128.

{10} Там же. Ф. 627. Оп. 1. Д. 78. Л. 2. См. также: Бреславец В. Н. Указ. соч. С. 19, 20.

{11} Там же. Ф. 1797. Оп. 1. Д. 425. Л. 25. См. также: Букшпан Я. М. Военно-хозяйственная политика. М.; Л., 1929. С. 162.

{12} Особые совещания по обороне, перевозкам, продовольствию, устройству беженцев и др. были созданы в августе 1915 г. как государственные учреждения для руководства отдельными отраслями экономики. Их аппарат был затем использован советской властью при создании ВСНХ.

{13} ГА РФ. Ф. 6831. Оп. 1. Д. 131. Л. 11об.

{14} Там же. Д. 27. Л. 11-13.

{15} Островский А. В. Государственно-капиталистические и кооперативные тенденции в экономике России: 1914-1917 гг. // Россия и 1-я мировая война (материалы международного научного коллоквиума). СПб., 1999. С. 488.

{16} Журнал Совещания в Ставке по вопросам снабжения армии 15-16 декабря 1916 г. Б/м., 1917. С. 7; ГА РФ. Ф. 1797. Оп. 1. Д. 387. Л. 25.

{17} Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 391. Оп. 2. Д. 72. Л. 18.

[54]