Рудыновский А. П. Устройство военных поселений (Из записок отставного майора А. П. Рудыновскаго, 1820—1821 гг.)

Русская старина. 1873. Т. 8. № 10. С. 594-596.

…В 1820 году, после лагеря, полк наш (Бутырский) потребован в Москву, в караул. Квартиры временно были нам показаны за Москвой, в Богородском уезде; там полк простоял не долго и потребован в ноябре месяце в Москву. Полку показаны квартиры в Хамовницких казармах. Караулы полк занимал до февраля 1821 г.; тут последовало распоряжение: отделить от полка второй баталион в резерв и отправить в Новгород, в круг военнаго поселения. В этот баталион и меня судьба забросила.

Никто понятия не имел о военном поселении. Нас обманывали и льстили тем, что всякому офицеру дадут по три лошади с фуражем для объезда работ, а солдаты будут пахать и засевать землю; но вышло противное. Не доходя до Новгорода, в Бронницком яму, получено баталионным командиром назначение на кирпичныя работы. Пройдя Новгород, в 9-ти верстах есть деревушка Трубичино, около которой велено строить бараки для баталиона, а с открытием весны делать кирпич. Глина была там накопана, дрова в саженях стояли для обжигания кирпича.

По вступлении баталиона в Новгород, был назначен смотр. Отрядный командир Княжнин выехал к баталиону, посмотрел, разругал баталионнаго командира и всех прогнал с поля; притом генерал кричал долго, что «это толпа свиней, а не солдат!».

С этим напутствием баталион пришел к назначенному месту и приступил к постройке балаганов в марте месяце, 1821 г. Снег был глубок, земля глубоко промерзла; должны были греть воду в котлах и лить в ямы для столбов. Лес был не далеко. Одни рабочие назначались рубить лес и приносить на место постройки балаганов, другие — копали ямы для столбов. Офицеры все при рабочих дрожат от холода и голода; купить что-нибудь для пищи в поселении ни за какия деньги нельзя, было по строгому запрещению. Надо было посылать в город за покупками, и у кого были деньги те давали их на покупки артельщикам. Солдатам готовилась кашица, хлебы пеклись в выкопанных под горой печах. Костры горят, дров не жалели и около костров согревались.

[594]

Балаганы кое-как построены плетневые, но крыш еще не было. До открытия весны приказано с елей кору снимать и этими лубьями крыть балаганы, а стены обмазывать глиной. На подстилку солдатам в балаганы не давалась солома. Деньщики для своих господ тайком, в ночное время, у поселян покупали вязанки соломы. Офицеры все молоды, кроме ротных командиров; ни у кого из них не было теплой одежды, ночью покрыться не чем, — в чем кто ходил днем, так и ложился.

Наступило теплое время; глина разстаяла, очистили места, начали делать кирпич. Глина была очень жирна, никто ничего не знал — давай делать; а когда начали кирпичи высыхать — трескались в куски, и никто не знал, что делать и чем помочь горю. Нет в баталионе ни одного солдата, который бы знал кирпичное дело. Вскоре как-то был назначен Аракчеевым смотр в Новгороде; граф проезжал мимо нашего баталиона; доехал до передняго пикета и остановился. Ему сделали на караул, пробили полный поход. Он принял рапорт баталионнаго командира, взял его под руку и повел на места, где делались кирпичи. Обошел завод, увидел, что ни одного кирпича нет целаго, разбранил баталионнаго командира, сказал, что пришлет мастера, и поехал в Новгород.

Через неделю прибыл этот мастер — штабс-капитан, из разночинцев, Дарченко. Увидел он глину и сказал, что в эту глину надо добавлять половину песку. Песку вблизи не было, надо было возить за четыре версты. Употребили подъемных лошадей; пошло дело на лад. Кирпичи выходили целы и хороши. Наделали 200 т., надо было обжигать, надо было класть наружныя печи. Мастер показал и начали нагружать по сту тысяч в печь. Нагрузили, щебнем обложили и обмазали кругом. Начали обжигать, а как начать обжигать — и сам мастер не знал; и с перваго разу начали большим огнем жечь. Жгли что-то долго, нельзя было уже обжигателям подступить к печам — подкладывать дрова. Велено перестать жечь — пусть простывают печи. Недели две ждали, пока простынут печи, чтоб разбирать, нельзя было до печей приступиться. Отбросили кругом щебень и еще неделю ждали, пока простынут печи, но печи все не приступны к разборке. Начали сверху снимать и ряда два сняли, а там далее невозможно было и одного кирпича взять — вся масса слилась в одну груду; так и бросили. Надо было рапортовать о случившемся, на это последовал приказ: «Что стоила выделка кирпича, по задельной плате, взыскать

[595]

с баталионнаго командира и офицеров, которые дежурили по работам».

Новое горе офицерам; и так не было чем жизнь поддерживать, за большими вычетами из жалованья — за экипировку, в офицерскую сумму, на медикаменты — вот еще и за кирпич! Ропот и негодование на свою горькую участь… Все ждем сентября, все согласились подать в отставку. Наконец дождались сентября, давай сочинять просьбы и подавать по порядку установленному. Один баталионный командир и адъютант не подали. Наши просьбы были представлены, пролежали где-то три месяца и мы все ожидали, что вот-вот последует развязка наша с постылою службою. А между тем, как мы ожидали отставок, назначен был смотр.

На смотр приехал Аракчеев; не долго он смотрел — разругал всех за худое состояние баталиона и недоведение пo фронтовой части солдата, за что и объявил запрещение всем штаб- и обер-офицерам на четыре года подавать в отставку и домовые отпуски. Все наши просьбы были возвращены с выговором строгим баталионному командиру — за это допущение, и на каждой просьбе было надписано: «На четыре года запрещается подавать таковыя».

Что было делать нам? Терпеть и терпетъ; пословица говорит: «Плеть обуха не перебьет».

Наступила осень, дожди, холод, наконец, морозы, — октябрь проходит. Тут нагнали лесу в плотах; заставили выгружать на берег, чтобы весной не унесло рекой. Солдаты изнурены, начали валиться десятками и отсылались в новгородский госпиталь. Офицеры также начали болеть, а тут надо выполнить приказ и лес на берег выгрузить: и тогда баталион будет отпущен на зимния квартиры, которыя уже назначены были в Боровицком уезде, в селе Кончанском (имение князя А. А. Суворова).

Наступил уже и ноябрь; морозы усилились, так что лед уже был в четверть аршина; надо рубить лед и бревна вытаскивать на берег. Огни на берегу горят, солдаты греются и по очереди лезут в воду обрубать и завязывать веревками бревна. Дежурные офицеры тут же у огня греются и понуждают рабочих, чтобы скорее работали.

Наконец, к 20-му ноября 1821 г. окончили выгрузку; было донесено о выполнении предписанной работы. Вскоре последовало предписание выступить на зимния квартиры; 24-го ноября 1821 г. баталион распрощался с своим девятимесячным бивуаком…

Сообщ. Н. Рудыновский.

[596]