Трошина Т. И. Утраченный шанс: национальная буржуазия в условиях Первой мировой войны (на материалах Европейского Севера России)

Россия в годы Первой мировой войны, 1914–1918: материалы Междунар. науч. конф. (Москва, 30 сентября — 3 октября 2014 г.) / отв. ред.: А. Н. Артизов, А. К. Левыкин, Ю. А. Петров; Ин-т рос. истории Рос. акад. наук; Гос. ист. музей; Федеральное арх. агентство; Рос. ист. о-во. — М.: [ИРИ РАН], 2014. С. 427-432.

Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 14-17-29001 а/С).

Получив в Феврале 1917 г. свой исторический шанс возглавить управление государством, буржуазия не смогла им воспользоваться, фактически передав власть радикальным партиям. Считается, что российская буржуазия не обладала нужным опытом, будучи, во-первых, экономически зависимой от имперского правительства, а во-вторых, не имея до 1905 г. легальной возможности политической борьбы.

Вместе с тем, предшествовавшие революции два с половиной года войны предоставили буржуазии редкую историческую возможность проявить себя в качестве национального лидера. Экономические и политические перспективы для этого были весьма существенны. Однако произошло переключение буржуазии с общегосударственных интересов на узкоклассовые и эгоистические, что привело к падению доверия к ней как со стороны властных структур, так и населения.

Чтобы выяснить причины произошедшего, следует рассмотреть происходившие процессы не только на уровне государства, но и на микроуровне — региональном. В данной статье будет рассмотрено несколько конкретных фактов на материалах северных губерний Европейской России. Специфика этого региона заключается в том, что Европейский север, имеющий выход в океан, приобрел во время войны особое экономическое и военно-политическое значение. Любые проекты, предложенные представителями деловых кругов, получали поддержку и казенное финансирование.

В начальный период войны местная буржуазия проявляла здесь такой же патриотический пафос, как и в целом по стране. Это был, казалось, ее «звездный час»: видя единение народа, правительство отбросило свое обычное недоверие к «торгово-промышленным кругам» и, несмотря на возражения представителей военных властей, при решении различных вопросов, связанных с разгрузкой и транспортировкой военных грузов, со строительными работами, отдавало предпочтение «частной инициативе».

Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 14-17-29001 а/С).

[427]

На первом этапе войны буржуазия оказалась наиболее пострадавшей частью общества. Мобилизация рабочих, ограничение или полное запрещение многих видов экспорта, «мораторий» на долги призванных на войну — все это не могло не ударить по предпринимателям различного уровня. Впрочем, представители частного бизнеса достаточно быстро сориентировались в новых обстоятельствах.

Так, скудные возможности Архангельского порта использовались для вывоза только грузов оборонного значения, огромное же количество «частного» импорта, перенаправленного сюда в связи с блокированием других европейских портов России, оказалось не вывезенным. В этих условиях местный Биржевой комитет предложил предпринимателям организовать «гужевую» (на лошадях, по зимним трактам) доставку грузов к ближайшим относительно свободным железнодорожным станциям. Этим, по крайней мере, в первую военную зиму чрезвычайно выгодным делом стали заниматься пароходчики (простаивавшие зимой), хозяева прекративших работу в связи с войной лесопильных заводов, мелкие и средние лавочники и другие предприниматели. Организовали они это новое для себя дело весьма успешно. Это воодушевило предпринимателей смело браться за новые возможности, предоставленные им войной.

В частности, это касалось вопросов обеспечения населения предметами первой необходимости. Однако, поскольку это касалось широких слоев населения, представители буржуазии встретили определенные «препоны» со стороны губернских администраций. Буржуазия увидела в подобном противодействии своим инициативам происки государственной власти, которая, кроме прочего, «натравливает» на представителей торгово-промышленного класса несознательное население. Доля истины в таких взглядах была. Определенное недоверие к «частному капиталу» отличало российские власти. Чиновники всех уровней, во всяком случае, в своей риторике, чаще были «на стороне простого народа», подвергая критике «хищнические» интересы национальной буржуазии{1}.

Буржуазные круги быстро восприняли патриотическую риторику, за которой скрывались их собственные интересы. Широко использовалась для достижения собственных целей в форме недобросовестной конкуренции и шпиономания. Газеты, финансируемые преимущественно представителями торгово-промышленного класса, были в этом отношении главным рупором, воздействуя как на население, так и на власти, которые еще не привыкли к «свободе слова» и стремились отреагировать на любую информацию, размещенную в печатных изданиях.

Впрочем, нельзя не согласиться с критикой постановки дела государственными властями со стороны представителей буржуазных организаций, видевших необходимость взять дело снабжения армии и населения в свои руки. Так, ситуацию в Архангельском порту представитель Центрального Военно-промышленного комитета (ЦВПК) характеризовал как «бесхозяйственность, которая проистекает от крайнего разделения властей, от отсутствия централизации»{2}.

Провинциальные общественные организации, объединившие не только интеллигенцию, но и местную буржуазию, занимались изучением ресурсных возможностей своих регионов. Так, общественность северных губерний Европейской России в предвоенные десятилетия много говорила о возможностях Севера, необходимости строить дороги и новые предприятия. Все это не имело отклика в центре. Теперь же они могли чувствовать себя победителями: практически все их предложения — и строительство железных дорог к Арктическому побережью, и продление сроков навигации Архангельского порта, и необходимость развивать систему водных магистралей, — получили поддержку и начали реализовываться. По словам командированного в Архангельск представителя МПС, «в настоящую минуту ближайшее

[428]

изучение показало, что Архангельск как порт далеко не так безнадежен»{3}. Это означало казенное финансирование перестройки железной дороги на широкую колею и строительства мостов через Северную Двину.

К обсуждению разнообразных вопросов привлекались и «сведущие» местные люди, в первую очередь предприниматели. Задумываясь о послевоенном времени, они стремились воспользоваться ситуацией и добиться казенного финансирования наиболее важных для края строек, а также обеспечения их дефицитными здесь рабочими руками. Во время дискуссий с командированными из центра специалистами, заинтересованными в наиболее быстрой и дешевой постройке необходимых в обстоятельствах войны (а потому, как им казалось, и временных) коммуникаций, представители буржуазных организаций быстро приспособились применять патриотическую и государственническую риторику.

«Американские» заработки в Архангельске смутили не только вольнонаемную рабочую силу, в большом количестве направлявшуюся туда, но и предпринимателей. Будучи «приглашены» властями для осуществления государственных задач, они стремились не только воспользоваться своей «затребованностью» и получить максимальное казенное субсидирование, но и соблюсти для себя дополнительную выгоду.

Одним из наиболее ярких примеров стали «угольные операции» в Архангельском порту. В первые недели войны сюда были направлены десятки «угольщиков» — транспортов, доставивших в Россию миллионы каменного угля для Балтийского военного флота. Местные предприимчивые люди быстро почувствовали, что на военных поставках можно хорошо заработать. Владельцы трех крупных архангельских фирм Э. Шмидт, С. Андерсен и братья Данишевские объединились в «Соединенное угольное агентство» и стали монопольно брать подряды на разгрузку казенных грузов «первостепенной важности», прежде всего каменного угля: «Эти господа, имея в виду затруднительное положение, составили блок и запросили с казны очень большую цену»{4}. «В связи со срочностью перегрузки, Агентство» выговорило себе право пользоваться трудом ратников местных дружин государственного ополчения, которые высказывали недовольство, что они работают не на правительство, как их призывали, а «для частных лиц с иностранной фамилией и еврейской подкладкой»{5}. Военные власти, в конце концов, разорвали контракт с агентством и начали организовывать работу самостоятельно, что вызывало недовольство местных предпринимателей, которые завалили жалобами губернатора и Морское министерство.

Вторым примером можно назвать организацию вывоза грузов из Архангельского порта речным путем, что также было передано в частные руки. При обсуждении вопросов предстоящей навигации 1915 г. на «Междуведомственной организации для объединения всех сухопутных и водных перевозок грузов, следующих из Архангельска внутрь страны, а равно из Империи на побережье Белого моря» морской министр требовал не допускать к речным перевозкам частных лиц. Однако МПС поддержало предложение группы предпринимателей во главе с нижегородским активистом Военно-промышленного комитета Д. В. Сироткиным, пообещавших довести грузоподъемность Северо-Двинского флота до полумиллиона пудов, приведя с Волги пароходы и построив новые баржи. Вскоре организованное Сироткиным акционерное общество «Енисей» получило казенную ссуду в четверть миллиона рублей на льготных условиях{6}. Идя навстречу предпринимателям, в Северо-Двинском речном бассейне не была введена военно-судовая повинность, которая, согласно их доводам, «не привлечет за собой увеличение перегрузочной способности речного флота, но может при отсутствии конкуренции удвоить стоимость перевозок»{7}.

[429]

Между МПС и судовладельцами состоялось соглашение о перевозке в летнюю навигацию 1915 г. 11 млн пудов казенных грузов. При этом судовладельцам удалось обговорить размер фрахта, превышавший таковой в Волжском бассейне вдвое, а также получить право обратной транспортировки выгодных для себя грузов, прежде всего экспортного хлеба, устанавливая уже собственные расценки за фрахт. В связи с недостатком в Северо-Двинском бассейне барж, был оговорен бесплатный отпуск казенного леса для их строительства. Более того, торгуясь с представителями Министерства путей сообщения, они убедили их, что фрахт в 7 коп. с пуда для казенных грузов является минимальным, не оправдывающим даже затрат. Взамен своего «патриотического» шага судовладельцы добились права перевозить до 25% «попутных» частных грузов с установлением для него фрахта в 6—7 раз выше.

Несмотря на все льготы, судовладельцы остались недовольны, поскольку из-за неразберихи в порту они были вынуждены стоять под погрузкой по 14 и более дней; в связи с этим оборачиваемость барж сокращалась, доходы за перевозку «обратного груза» падали. Это дало повод начать борьбу с «монополией» английской транспортной фирмы «Р. Мартенс и К°», которая занималась по договору с Англо-Русским комитетом доставкой казенных грузов в Архангельск и их перегрузкой для дальнейшей транспортировки в глубь страны. При этом фирма не обладала монопольными правами, а предлагала более низкие расценки.

Недовольная, что столь выгодное в период войны дело оказалось в руках иностранной фирмы, российская буржуазия в лице ЦВПК начала активную борьбу за ликвидацию этого договора. «Борьба» с конкурентами опиралась на обычные в условиях войны обвинения в «шпионаже» и «содействии врагу». В результате, перегрузочные работы в Архангельском порту были переданы российским фирмам. Договор на перегрузку угля в речные баржи управление водных путей МПС заключило с фирмой «Тодеус Мордухович». Если с фирмой Мартенса властные структуры не знали никаких проблем, за исключением давления различных общественных организаций, требовавших отказаться от ее услуг, то теперь им приходилось решать различные вопросы. Мордухович жаловался, что ему не хватает рабочих рук, что необходимо поднимать расценки на труд, а соответственно и плату подрядчику. Так, идя навстречу требованиям подрядчика, на перегрузку были поставлены рабочие-китайцы, прибывшие в Архангельск для строительства Мурманской железной дороги.

Несмотря на все уступки организаторам речной перевозки казенных грузов, результат речной навигации 1915 г. не оправдал ожиданий. Общество «Енисей», на которое возлагалось более всего надежд, свои обязательства выполнил лишь на 40%{8}. Остальные 13 пароходств, осуществлявшие транспортировку грузов по Северной Двине, имея на этом сверхприбыли, государственное задание в целом не выполнили. «Политкорректность» по отношению к национальной буржуазии, характерная для правительственных структур в годы войны, повлияла на весьма лояльное отношение к фактическому срыву государственного задания. Адмирал А. П. Угрюмов, главный воинский начальник в Архангельске, заявил через местную прессу: «К судовладельцам, не выполнившим свои обязательства, я пока воздержусь применять какие-либо меры, но да будет им стыдно, что они обманули Родину в эту тяжелую годину!»{9}.

Пароходчики жаловались на простои, в ответ на это Угрюмов запретил брать «попутные» частные грузы, а вывозить исключительно казенные, прежде всего уголь. Это вызвало массу критических замечаний в его адрес — в публикациях центральной прессы, жалобах, направленных в различные инстанции.

[430]

Изучив опыт организации перевозок в навигацию 1915 г., правительство решило создать в Архангельске специальный «распорядительный комитет по объединению сухопутных и водных перевозок». Но и это не улучшило ситуацию: росли цены на фрахт{10}, казна брала на себя обязательства по компенсации убытков, связанных с вынужденными простоями барж{11}. Однако количество перевезенного груза сокращалось. Отсутствие военно-трудовой повинности вело к тому, что волжские речники, устроившись на пароходы, добирались до Архангельска и уходили с судов, находя более выгодную работу в морском порту.

Стремление воспользоваться военными обстоятельствами для решения своих задач (а именно, предпочтение использовать казенное финансирование) и даже для собственного обогащения вызывало раздражение как у властей, так и у общественности. «Старая» (еще довоенная) региональная буржуазия стремилась смягчить это раздражение проверенным способом — широкой благотворительной деятельностью. Однако все больше людей нуждались в общественной помощи, и традиционные формы благотворительности были недостаточны. В Архангельске даже те учреждения, которые с довоенных времен существовали на благотворительные пожертвования, стали остро нуждаться. На грани закрытия были молочные кухни Общества по борьбе с детской смертностью «Капля молока»; в 1917 г. в плачевном состоянии оказались детские приюты и богадельни для инвалидов и престарелых. Одновременно увеличивался слой «нуворишей», которым идеи благотворительности были чужды. Свои доходы и сверхдоходы они стремились тратить на потребление.

С затягиванием кровопролитных военных действий на фронтах и общим понижением уровня жизни увеличивалось количество «увеселений». В город устремились содержатели различных сомнительных зрелищных учреждений, например, «паноптикума» с анатомическим театром восковых фигур, различных цирков, в которых устраивались зрелища типа «дамского бокса»{12}. Потребителями этих услуг первоначально были приезжие, которые имели в Архангельске высокие заработки и стремились развлечься. Затем волна развлечений захватила обеспеченные слои горожан.

Правительство предпринимало различные меры, чтобы хотя бы часть сверхдоходов, полученных в основном из казны, направлялась на благотворительные цели. Лица призывного возраста, получившие отсрочку от армии, облагались «военным» налогом. С ноября 1915 г. были введены благотворительные сборы с каждого проданного билета на все увеселительные мероприятия. Введенный в 1916 г. подоходный налог предполагал льготу тем, кто делал большие благотворительные пожертвования. Однако в условиях происходившей ускоренными темпами имущественной дифференциации эти меры не могли дать нужного эффекта.

В феврале 1917 г. буржуазия взяла власть в свои руки в Петрограде, но в провинции «торгово-промышленные слои» уже растеряли свой авторитет в глазах населения. Патриотическая риторика буржуазных партий не смогла надолго захватить умы людей.

Анализируя утрату своих позиций в годы войны, архангельская буржуазия была склонна видеть причину потери доверия к себе со стороны населения в политике властных структур, стремившихся направить вызванное провалами собственной политики массовое недовольство в сторону традиционного «врага»{13}. Возможно, в этом есть доля истины. Но предпосылки возрастания недоверия к буржуазии можно увидеть и в общественной реакции на поведение представителей торгово-промышленных слоев.

[431]

Примечания:

{1} См., например: Трошина Т. Н. Подноготная продразверстки // Родина. 2014. № 8. С. 108—111.

{2} Российский государственный архив военно-морского флота (далее — РГА ВМФ). Ф. 418. Оп. 1. Д. 2420. Л. 4, 5, 15.

{3} Государственный архив Архангельской области (далее — ГА АО). Ф. 1. Оп. 8. Т 1. Д. 2664. Л. 1.

{4} РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 362. Л. 5.

{5} Там же.

{6} Там же. Л. 37.

{7} Там же. Д. 359. Л. 37.

{8} Там же. Д. 362. Л. 358.

{9} Архангельск: ежедневная газета. Архангельск, 1915. 13 октября. С. 3.

{10} В 1917 г. он составлял от 12 до 50 коп. с пуда (См.: Данишевский И. И. Народное хозяйство нашего Севера. Архангельск, 1919).

{11} РГАВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 2420. Л. 13.

{12} ГА АО. Ф. 39. Оп. 1. Д. 923.

{13} См.: Данишевский И. И. Указ. соч.

[432]