Волженкин Б. В. Ответственность за взяточничество по российскому уголовному законодательству второй половины XIX — начала XX в.

Известия Высших учебных заведений. Правоведение. 1991. № 2. С. 60-68.

Возрождающийся интерес к истории России, в том числе и к истории законодательства, в немалой степени объясняется возвращением в общественном сознании к общечеловеческим ценностям, отброшенным революционным вихрем и подвергнутым забвению в последующие годы существования тоталитарного государства, а также необходимостью, несмотря на коренные преобразования экономической и политической систем общества, в определенной преемственности, невозможностью игнорирования достижений философской и юридической мысли дореволюционной России.

Так называемый классовый подход в историко-правовых исследованиях, как правило, приводил к тому, что свою задачу их авторы видели прежде всего в отыскании в юридических памятниках прошлого оснований, часто надуманных, для критики.

Это, в частности, характерно для статьи Н. Д. Дурманова — единственной работы в советское время, специально посвященной истории русского уголовного законодательства об ответственности за взяточничество{1}.

[60]

Современный исследователь не должен судить законодателей и правоведов прошлого с позиций нынешнего знания. Он стремится понять логику развития юридической мысли и, возможно, почерпнуть идеи, которые, пусть в преображенном виде, окажутся полезными и в новых условиях.

К началу второй половины XIX в. основным законом, определяющим круг преступного поведения и устанавливающим его наказуемость, было Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. Громоздкий и казуистичный закон (в первоначальном виде он насчитывал 2224 статьи) действовал вплоть до 1917 г., хотя в 1866 и 1885 гг. он был подвергнут существенному редактированию и сокращению. Заметим, однако, что эти изменения мало коснулись положений закона об ответственности за взяточничество.

В разделе «О преступлениях и проступках по службе государственной и общественной» названного Уложения содержалась глава VI «О мздоимстве и лихоимстве». В самом законе понятия мздоимства и лихоимства не разъяснялись. «Остается догадываться, — писал А. Лохвицкий, — что под мздоимством он (закон) разумеет принятие взятки для совершения дела законного, а под лихоимством — для дела незаконного»{2}.

Действительно, ст. 401 Уложения о наказаниях 1845 г. (ст. 372 в ред. 1866 и 1885 гг.) говорила об ответственности чиновника или иного лица, состоящего на службе государственной или общественной, который «по делу или действию, касающемуся до обязанностей его по службе, примет, хотя и 6eз всякого в чем-либо нарушения сих обязанностей, подарок, состоящий в деньгах, вещах или в чем бы то ни было ином». Такое поведение принято было называть мздоимством.

Напротив, ст. 402 Уложения (ст. 373 в ред. 1865 и 1885 гг.) предусматривала ответственность за принятие в дар денег, вещей или чего иного «для учинения или допущения чего-либо противного обязанностям службы». Это считалось лихоимством{3}.

Высшей степенью лихоимства в законе (ст. 406 Уложения 1845 г., ст. 377 в ред. 1856 и 1885 гг.) признавалось вымогательство. К нему относились различные виды корыстного обогащения должностных лиц, отдельные из которых (что отмечали и дореволюционные исследователи), строго говоря, взяточничеством не являлись{4}. Вымогательством признавались: «1) Всякая прибыль или иная выгода, приобретенная по делам службы притеснением или же угрозами и вообще страхом притеснения; 2) всякое требование подарков или же неустановленной законом платы, или ссуды, или же каких-либо услуг, прибылей или иных выгод по касающемуся до службы или должности виновного в том лица делу или действию, под каким бы то ни было видом или предлогом; 3) всякие неустановленные законом или в излишнем против определенного количества поборы деньгами, вещами или чем-либо иным; 4) всякие незаконные наряды обывателей на свою или же чью-либо работу».

Таким образом, русское дореволюционное законодательство различало виды взяточничества в зависимости: а) от способа получения взятки, «мзды» (получение взятки по почину лиходателя — взяточничество в тесном смысле слова и получение взятки по почину самого берущего — вымогательство взятки){5}; б) от свойств деяния должностного лица, за которое дана или обещана взятка (правомерное, не связанное с нарушением обязанностей по службе, при мздоимстве и, напротив, соединенное с нарушением таких обязанностей или даже преступное — при лихоимстве); в) от времени получения мзды (до или после соответствующего поведения должностного лица).

В связи с последним обстоятельством в составе мздоимства выделялись два его вида. Простое мздоимство предполагало получение подарка чиновником или иным лицом, состоящим на службе государственной или общественной, по делу или действию, связанному с его служебными обязанностями, после исполнения этого дейст-

[61]

вия и без предварительного на то согласия. Виновный в этом случае подвергался денежному взысканию не свыше двойной цены подарка. При квалифицированном мздоимстве подарок передавался до исполнения должностным лицом того действия, ради которого он преподносился, т. е. имел место подкуп лица, что помимо денежного взыскания, как при простом мздоимстве, влекло и отрешение от должности.

Статья о лихоимстве («кто для учинения или допущения чего-либо противного обязанностям службы примет в дар деньги, вещи или что иное…»), если следовать тексту, предусматривала, по существу, только лишь взятку-подкуп. Поэтому возникал вопрос об ответственности должностных лиц, которые получали «дар» после учинения ими чего-либо противного обязанностям службы без предварительного соглашения об этом. A. P. Эстрин полагал, что данный пробел закона может быть разрешен только лишь подведением таких случаев под ст. 372 Уложения о наказаниях (мздоимство){6}.

Напротив, В. Н. Ширяев склонялся к выводу, что при лихоимстве безразлично время получения взятки (т. е. получена ли она до или после нарушения обязанностей службы){7}.

Время получения взятки и характер действий, за совершение которого она была получена, учитывались законодателем и в связи с возможностью освобождения должностного лица от ответственности за получение взятки. Принятие подарка без изъявления предварительного согласия за правомерное действие после ero совершение влекло ответственность лишь в случае, если должностное лицо не возвратит его немедленно и, во всяком случае, не позднее как через три дня{8}.

Ответственность получившего взятку при лихоимстве могла быть смягчена, если чиновник «прежде какого-либо вследствие оной нарушения своих по службе обязанностей объявит о том с раскаянием своему начальству». В зтом случае суд мог, «смотря по обстоятельствам, более или менее уменьшающим вину его или более или менее удостоверяющим в искренности его раскаяния», ограничиться исключением из службы или удалением от должности, или одним строгим выговором со внесением или без внесения оного в послужной список.

Предмет взятки в законе обозначался по-разному: «подарок, состоящий в деньгах, вещах или в чем бы то ни было ином»; «всякая прибыль или иная выгода»; «подарок или же неустановленная законом плата, или ссуда или же какая-либо услуга, прибыль или иная выгода» и т. п. При этом русские юристы были единодушны в понимании взяточничества как корыстного преступления. В. Н. Ширяев, глубоко исследовавший проблему ответственности за взяточничество и лиходательство, имея в Уложение о наказаниях уголовных и исправительных в редакции 1885 г., писал: «Предметом подарка (ст. 372), дара (ст. 373) или взятки (ст. 373, 375, 376), прибыли, выгоды (ст. 377) могут быть деньги, вещи или „что-либо иное”, но имеющее, очевидно, материальную ценность, так как взяточничество деяние корыстное, учиняемое по побуждениям корыстным»{9}.

Основательно зтот вопрос был рассмотрен редакционной комиссией, готовившей проект нового Уголовного уложения, в которую входили известные русские юристы и общественные деятели — Э. Франк, Н. Неклюдов, Е. Розин, В. Случевский, Н. Таганцев, И. Фойницкий{10}. В объяснениях, подготовленных к данному проекту, редакционная комиссия отмечала, «что взяточничество есть поступок безусловно корыстного свойства предполагающий преступную наживу; что как таковой он может заключаться только во взятках, имеющих имущественную ценность, или в приобретении чужого имущества ценою учинения какого-либо служебного действия»{11}. В то же время указывалось, что взятка, дар могут заключаться в имуществе или в праве по имуществу и должны считаться приобретенными, коль скоро виновный получил само имущество, право на него или освобождение от исполнения обязательства вообще или в год или другой ею части{12}.

[62]

Российское уголовное законодательство не придавало никакого значения стоимости предмета взятки как обстоятельству, способному влиять на степень ответственности. Более того, в законе об ответственности за лихоимство (ст. 402 Уложения 1845 г., ст. 373 в ред. 1866 и 1885 гг.) прямо указывалось, что она наступает, сколь малозначительной ни была бы сумма денег или цена вещей, полученных лихоимцем. «Дар дается обыкновенно по собственному почину дарителя, — писал Н. А. Неклюдов, — и нельзя ставить в вину служащему ту или другую случайную стоимость оного даже с точки зрения ущерба лиходателя». И далее: «…трудно сказать, тто вреднее: крупное ли мздоимство, падающее на лиц более или менее состоятельных, или же мелкое взяточничество, берущее мзду с беднейшего люда…»{13}. Не придавалось в законе квалифицирующего значения и степени важности служебных функций взяточника, его служебному положению.

Все три редакции Уложения о наказаниях уголовных и исправительных оговаривали возможность получения взятки должностным лицом и через других, в том числе жену, детей, родственников, знакомых; признавали преступление оконченным, «когда деньги или вещи были еще не отданы, а только обещаны ему, по изъявленному им на то желанию или согласию»; предусматривали некоторые завуалированные способы получения взятки — «под предлогом проигрыша, продажи, мены или другой какой-либо мнимо законной и благовидной сделки».

Чиновникам запрещались всякие сделки с лицами, вступающими в подряды и поставки по тому ведомству, где они служат, потому что предполагалось, что эта сделка или договор только прикрывает собою взятку, данную для того, чтобы чиновник незаконно благоприятствовал подрядчику при вещей или работе в ущерб казне. За совершение таких сделок обе стороны подвергались взысканию, равному цене заключенной сделки, а чиновник к тому же исключался из службы (ст. 485 и другие статьи отделения VI главы XI Уложения о наказаниях){14}.

Достаточно казуистично в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных описывались различные ситуации соучастия и посредничества во мздоимстве, лихоимстве и вымогательстве взятки, а также прикосновенности к этим преступлениям. Согласно ст. 409 Уложения 1845 г. (ст. 380 в ред. 1866 и 1885 гг.) как сообщники преступлений наказывались: лица, содействовавшие мздоимству и лихоимству путем принятия подарков или взятки, посредничавшие при требованиях, передаче или получении их; лица, участвовавшие в притеснениях или угрозах, использованных для вымогательства взятки; начальники, «которые, зная достоверно о подарках или взятках, полученных подчиненными их или же о чинимых ими или допускаемых вымогательствах, не принимали никаких мер для прекращения сих злоупотреблений, изобличения и наказания виновных или ввио им потворствовали»; судьи, «которые изобличенных в мздоимстве или лихоимстве преступников будут стараться оправдать, вопреки законам и обстоятельствам дела». Здесь же говорилось об ответственности за недонесение.

Интересно в Уложении о наказаниях решался вопрос об ответственности за деяние, которое сейчас именуется мнимым посредничеством, чему была посвящена особая статья. Лица, принявшие деньги или иные ценности, будто бы для передачи должностному лицу, не участвующему в преступном сговоре, и присвоившие их, подлежали высшим наказаниям, предусмотренным в статьях об ответственности за мздоимство и лихоимство. С этой нормой связана и другая статья, предусматривающая ответственность лиц волостного сельского управления, писарей и их помощников, виновных в противозаконном сборе денег или чего-либо иного на подарки и угощение чиновников и другого звания людей. Наказание повышалось, если собранные таким образом деньги или их часть они присваивали себе.

Дореволюционных юристов занимала проблема правовой оценки различного рода. подарков, подношений, вручаемых должностным лицам в качестве благодарности за уже содеянное, а также не за определенное действие, а «по обычаю», «к празднику», «на именины» и др. Как хорошо известно, этот вопрос сохраняет свою актуальность и поныне.

В связи с этой проблемой любопытно привести выдержку из приказа обер-полицеймейстера Санкт-Петербурга генерала Трепова, изданного им в 1866 г.: «Во всеподданнейшем докладе моем о необходимости и способах преобразования столич-

[63]

ной полиции я счел долгом, между прочим, представить Его Императорскому Величеству, что чины полиции, получая скудное содержание, по необходимости существуют приношениями от частных лиц, известными под именем праздничных денег. При этом выражено мною, что такой порядок вознаграждения служащих роняет достоинство полиции в общественном мнении, стесняет чинов ее в преследовании нарушений закона, поставляя их в зависимое от частных лиц положение, словом, составляет неизбежную причину нравственного растления полиции и источник глубокого зла. Государь Император, признав зтот взгляд на праздничные деньги вполне основательным, Высочайше соизволил на увеличение содержания чинов полиции в такой мере, что скромное безбедное существование на службе сделалось для них возможным и, по тому самому, безукоризненное исполнение долга безусловно обязательным. Таким образом, не одно вымогательство, но и принятие ими добровольных от частных лиц приношений, становится уже в настоящее время преступлением и будет преследоваться мною со всею строгостью»{15}.

А. Лохвицкий не считал подобные подарки взяточничеством, поскольку они даются не для определенного действия со стороны чиновника, а, так сказать, безлично, установлены обычаем. «Такие приношения, во всяком случае, делаются из цели получить в случае надобности законную защиту, следовательно, составляют род страховой премии для обывателей. Но буквально они не подходят под взяточничество»{16}.

Заметным явлением в литературе того времени было исследование Н. А. Неклюдова «Взяточничество и лихоимство. De lege lata и de lege ferenda», опубликованное в июньской книжке журнала «Юридическая летопись» за 1890 г. Многие идеи Н. А. Неклюдова были восприняты редакционной комиссией, работавшей над проектом нового Уголовного уложения, и воспроизведены в объяснительной записке к этому проекту.

В частности, Н, А. Неклюдов полагал, что взятка всегда должна носить характер подкупа и что ее необходимо отличать от дара. «Даже и в том случае, если бы законодательство признало необходимым возбранить служащим прием каких бы то ни было проявлений благодарности или признательности, то и тогда нарушение cero формального запрета не могло бы быть рассматриваемо как взяточничество, a могло бы составить лишь дисциплинарный проступок, преследуемый или безусловно или с известным ограничением»{17}.

Составители проекта Уголовного уложения, как видно из объяснительной записки, исходили из того, что законодательство об ответственности за взяточничество преследует продажность служебных действий (подкуп). Должностное лицо не может быть обвинено в продажности, a частное — в лиходательстве, «коль скоро первый совершил то или другое действие совершенно безмездно, a последний отблагодарил его впоследствии за эти действия подарком»{18}.

В связи с таким пониманием взяточничества редакционная комиссия в проекте Уголовного уложения предлагала декриминализировать мздоимство, если подарок вручался должностному лицу за уже совершенное деяние, не связанное с злоупотреблением служебным положением. Однако, проявив непоследовательность, комиссия предлагала сохранить ответственность зa получение подарка, если он вручался должностному лицу за преступное деяние или служебную провинность.

Проект Уголовного уложения в соответствующем разделе выделял следующие виды преступного поведения; 1) взяточничество, 2) вымогательство взяток, 3) поборы с подчиненных, 4) пособничество взяточничеству, 5) взяточничество присяжных заседателей, 6) присвоение и выманивание взяток (ст. 564—570). В собственно взяточничестве, понимаемом как принятие служащим взятки, добровольно ему предложенной самим лиходателем, выделялись три разновидности: «1) за оказание в будущем такой служебной услуги, которую виновный, как не соединенную с злоупотреблением служебными действиями, мог или/и должен был учинить, в силу лежащих на нем служебных обязанностей, но безмездно (1 ч. 564 ст.); 2) с целью побудить ero к учинению в качестве служащего преступного деяния или служебной провинности (2 ч. 564 ст.); 3) с целью вознаградить его за учиненное им в интересах лиходателя преступное деяние или служебную провинность (2 ч. 564 ст.)»{19}.

Однако уже в замечаниях Ha проект Уголовного уложения, представленных Санкт-Петербургским юридическим обществом и членами прокуратуры округа Санкт-Петербургской судебной палаты, обосновывалась необходимость уголовной ответственности и за мзду в смысле не обещанной предварительно благодарности. Отмечалось, что благодарность за совершенное служебное действие нередко, хотя бы отчасти, дается в раскос пользоваться услугами того же должностного лица в будущем, и предлагалось сформулировать статью о взяточничестве следующим образом: слу-

[64]

жащий, виновный в принятии взятки, т. е. дара, заключающегося в имущественной выгоде или обещании таковой, заведомо, что она дана ему или с целью побудить его к совершению такого действия, которое он мог или должен был учинить в силу лежащих на нем служебных обязанностей, но безмездно, или за таковое учиненное им действие, наказывается тюрьмою{20}.

Предложение отнести лишь к дисциплинарным провинностям случаи принятия взяток за оказанную должностным лицом правомерную услугу было отвергнуто и при рассмотрении проекта Уголовного уложения в Совещании при Министерстве юстиции{21}.

В результате в принятом в 1903 г. Уголовном уложении в ч. 1 ст. 656 была сохранена уголовная ответственность служащих, получивших взятку в порядке благодарности за учинение ими действия, входящего в круг обязанностей по службе, хотя это признавалось наименее опасным видом взяточничества{22}. В двух других частях этой же статьи говорилось о взятке, данной для побуждения к учинению действия, входящего в круг обязанностей по службе, и о взятках, данных для побуждения к учинению или за уже совершенное служащим в круге ero обязанностей преступное деяние или служебный проступок.

Идею об ответственности за взятку-благодарность активно отстаивал В. Н. Ширяев, подчеркивавший, что и в подобном случае нарушается начало безмездности служебного действия, являющегося объектом взяточничества, как одно из существенных условий государственной и общественной службы{23}. Так же рассуждал и А. Я. Эстрин: «Государство, которое давно уже объявлено неблагополучным по взяточничеству, должно заботиться, главным образом о том, как бы не оставить никаких лазеек для угрожающей опасности. Если принять наш критерий и согласиться, что во взяточничестве должно караться обнаружение порочного отношения к самой порученной служащему должности, то подведение разбираемых случаев под понятие взяточничества не представит затруднений»{24}.

Одновременно A. Я. Эстрин выступал за воспрещение служащим под угрозой наказания «всякого принятия подарков от лиц, соприкасающихся более или менее тесно с их служебной деятельностью, xoтя бы подарки эти и не сопровождались указанием желательного для дарителя образа действия и не были вознаграждением за совершенное уже»{25}. В проекте Уголовного уложения эта ситуация находила определенное, хотя и не исчерпывающее отражение в норме об ответственности начальника или служащего, коему вверен надзор или контроль по службе, установившего или производившего со своего подчиненного или состоящего под его надзором или контролем служащего взяточнические поборы (ст. 566 проекта). В несколько измененном виде эта норма вошла в Уголовное уложение 1903 г. В ней говорилось об ответственности служащего вообще (а не только начальника в отношении подчиненного), виновного в установлении или во взимании незаконных поборов в свою пользу (ст. 658). В отличие от взяточничества и вымогательства, имеющих в виду отдельное единичное деяние должностного лица, незаконные поборы взимаются за служебную деятельность вообще.

В Уголовном уложении 1903 г. в отличие от Уложения о наказаниях разграничивались взяточничество и другой вид корыстного должностного злоупотребления — лихоимственные сборы. Об этом писал Н. А. Неклюдов{26}. Его предложения были восприняты Редакционной комиссией, подготовившей проект Уголовного уложения.

Видя сходство этих разновидностей преступлений по службе в том, что должностные лица корыстно используют свое положение для приобретения или извлечения выгоды, авторы проекта подчеркивали, что законоположениями о взяточничестве преследуется преступное обогащение путем нарушения начала безмездности деятельности служащих по отношению к частным лицам. При зтом служащий принимает или требует мзду за свое действие или бездействие от обращающихся к ero услугам лиц (лиходателей), заведомо знающих, что они по закону не обязаны давать эту мзду должностному лицу. Законоположениями же о лихоимстве преследуется преступное обогащение путем нарушения служащим законов, в силу которых никакие налоги, сборы и повинности не могут налагаться на граждан иначе, как в установленном порядке. При лихоимственном сборе виновное должностное лицо не принимает и не требует никакой противозаконной мзды за свои служебные действия, а прямо взимает неустановленные поборы под предлогом обращения их в государст-

[65]

венную или общественную кассу или под предлогом следующих ему по закону поступлений{27}.

Уголовное уложение 1903 г. предусматривало ответственность за следующие виды лихоимственных сборов: 1) получение с целью присвоения заведомо не следующего денежного или натурального поступления, вытребованного служащим под предлогом исполнения закона или обязательного постановления, или под предлогом исполнения условий публичного торга или договора c казною или под видом установленной платы за служебные действия (ст. 664); 2) вынуждение посредством притеснения, угроз или иного злоупотребления служебным положением исполнения для себя или другого, безмездно или за несоразмерно низкое вознаграждение, заведомо не обязательной работы или натуральной повинности (ст. 665).

Помимо уже изложенного Уголовное уложение 1903 г. предполагало ответственность за различные виды вымогательства взятки (ст. 657), за содействие взяточничеству, выражающееся в передаче взятки, принятии ее под своим именем или ином посредничестве со стороны служащего (ст. 660), за взяточничество и вымогательство присяжных заседателей по делу, могущему подлежать их рассмотрению (ст. 659). Специальная норма устанавливала ответственность служащего, виновного в присвоении предмета взятки, данного ему для передачи полученного им под предлогом передачи другому служащему, a также за принятие ero c целью присвоения non видом пругого служащего (ст. 661).

Вымогательство взятки трактовалось достаточно широко. По существу, любое требование служащим взятки как «ввиду учинения», так и за уже учиненное им действие считалось вымогательством. Ответственность ужесточалась, если деяние служащего в связи с которым он требовал взятку, было преступлением или служебным проступком, a также если взятка была вынуждена путем притеснения по службе или угрозой таковым.

Весьма своеобразно в российском законодательстве решался вопрос об ответственности за дачу взятки (лиходательство). Такие действия рассматривались как преступные no Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., но ответственность дифференцировалась в зависимости от ряда обстоятельств (ст. 412). При зтом принимались во внимание: характер действий должностного лица, за которые давалась взятка (здесь различались действия, не противные законам, долгу и установленному порядку; действия, не согласные с порядком службы, хотя и не составляющие прямого преступления; действия, явно противные справедливости, закону и долгу службы), имело ли место вымогательство или взятка давалась по собственному побуждению, а также настойчивость, проявленная взяткодателем в «обольщении служителей правительства».

Наиболее сурово карались лиходатели, «которые будут стараться предложением взяток или иными обещаниями, или же угрозами побудить должностное лицо к уклонению от справедливости и долга службы, невзирая на его отвращение от того, будут возобновлять сии предложения или обещания». Напротив, лица, согласившиеся дать взятку лишь вследствие вымогательства, требований или настоятельных и более или менее усиленных просьб должностного лица, за свою «противозаконную уступчивость и недонесение о том, как бы следовало, начальству» подвергались лишь строгому выговору в присутствии суда.

В ст. 413 Уложения 1845 г. предусматривалась ответственность лиходателей, склоняющих должностное лицо похитить, скрыть, истребить деловые бумаги или учинить в них подлог. Фактически шла речь о подстрекательстве должностных лиц к документов или к их подлогу, н лиходатели подвергались высшим мeрам наказания, предусмотренным Уложением за подлог или похищение документов.

Последняя норма сохранилась в Уложении о наказаниях в редакциях 1866 и 1885 гг. (ст. 382). Что же касается наказуемости лиходательства как самостоятельного деяния, то после решения Государственного Совета от 27 декабря 1865 г., предусматривавшего, что уголовное преследование взяткодателей приводит к невозможности изобличения взяткополучателей, она была исключена.

Помимо ст. 382 в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных (ред. 1866 и 1885 гг.) имелась ст. 926 о преследовании основателей и начальников шаек или сообществ, создававшихся для подкупа чиновников или служителей какой-либо части управления. Анализируя эту норму, B. H. Ширяев справедливо отмечал, что она имела в виду борьбу не с лиходательством в собственном смысле, а с опасными для государства и общества шайками. В противном случае пришлось бы признать наказуемой приготовительную деятельность к лиходательству, за которое закон ответственности не предусматривал{28}.

Редакционная комиссия, готовившая проект нового Уголовного уложения, рассматривала лиходательство как delictum sui generis и отнесла его к преступлениям против порядка управления. Комиссия полагала, что «подкуп к таким злоупотреблением службою, которые почитаются преступлением или проступком, нельзя не при-

[66]

знать заслуживающим наказания, так как при этом виновный не только вредит правильным действиям государственного организма, через порчу или развращение его агентов, но и прямо причиняет вред юридическим интересам, охраняемым государственными законами, вредит им, благодаря тем преступным деяниям, которые учинены подкупленным»{29}.

Эта идея была в известной степени реализована в Уголовном уложении 1903 г., где в ст. 149 (гл. VI «Неповиновение власти») говорилось об ответственности лица, давшего взятку, за склонение или попытку склонения таким путем служащего к совершению преступления. Однако, если наказание за преступление, совершенное подкупленным служащим, было более суровым, чем предусмотренное ст. 149, лицо, виновное в даче взятки, наказывалось как соучастник учиненного служащим преступного деяния. Особо была предусмотрена ответственность за попытку склонить члена сословного или общественного собрания к подаче голоса в пользу свою или другого лица (ст. 150).

Рост взяточничества в связи с поставками и военными заказами, сделками с недвижимостью, основанием новых кооперативных обществ, получением для эксплуатации земельных участков с полезными ископаемыми и другими сделками в начале XX в., особенно в период русско-японской, а затем и Первой мировой войны, вызвал необходимость как усиления ответственности за получение взяток, так и отказа от ненаказуемости за взяткодательство.

14 апреля 1911 г. министр юстиции И. Г. Щегловитов внес в Государственную думу развернутый законопроект «О наказуемости лиходательства». Дача взятки рассматривалась в этом проекте как самостоятельное преступление, нарушающее принцип безмездности служебных действий, предлагалось объявить ее наказуемой независимо от будущей деятельности взяткополучателя. Лиходательство же в качестве платы за прошлую деятельность должностного лица предлагалось считать преступным лишь при неисполнении им служебной обязанности или злоупотреблении властью. Однако данный законопроект рассмотрен не был.

Положения законопроекта о наказуемости лиходательства были в значительной степени реализованы лишь в законе от 31 января 1915 г., принятом в порядке чрезвычайного законодательства. Существенно повышалось наказание за мздоимство и лихоимство, в частности, в случаях, когда они были учинены по делам, касающимся снабжения армии и флота боевыми, продовольственными и иными припасами, пополнения личного состава и вообще обороны государства, a также железнодорожной службы. Эти же обстоятельства усиливали ответственность и за лиходательство, которое объявлялось безусловно наказуемым.

Предусматривалась ответственность за лиходательство-подкуп за выполнение или невыполнение служебного действия без нарушения должностным лицом установленных законом обязанностей, а также за лиходательство-подкуп и лиходательство-вознаграждение за действие или бездействие должностного лица, связанные с злоупотреблением властью. Наказывалось и лиходательство-подкуп члена сословного или общественного собрания и лица, внесенного в список на определенную сессию суда, a равно вошедшего в состав комплекта присяжного заседателя. Обстоятельством, квалифицирующим лиходательство, признавалось учинение ero шайкой.

Закон от 31 января 1916 г. не признавал преступлением вручение подарка должностному лицу в порядке благодарности без предварительной o том договоренности за совершенное деяние без нарушения должностным лицом служебных обязанностей. Однако получение служащим-мздоимцем такого подарка по-прежнему считалось преступлением. Каких-либо специальных оснований освобождения лиходателя от ответственности закон от 31 января 1916 г., не предусматривал.

Наш краткий обзор законодательства второй половины XIX — начала XX вв. об ответственности за взяточничество завершен. Октябрьская революция привела, в частности, к слому старого государственного механизма и отмене всего дореволюционного законодательства. Но, обращаясь и к декрету «О взяточничестве» от 8 мая 1918 г., и к нормам, регулировавшим ответственность за это преступление в первых советских уголовных кодексах, нетрудно заметить, что идеи дореволюционных правоведов не были преданы забвению.

Экскурс в историю позволяет проследить движение юридической мысли. Достижения юридической науки прошлого должны оставаться в арсенале советских ученых. И поныне сохраняют свою научную ценность исследования самой сути взяточничества как корыстного преступления по службе государственной н общественной, связанного с нарушением принципа безмездности деятельности должностных лиц, тонкий юридический анализ различий между взяточничеством и другими корыстными должностными преступлениями («лихоимственными сборами»), дифференциация различных видов взяточничества (взятка-подкуп, взятка-благодарность, взяточнические поборы, скрытые формы взяточничества, взятки за правомерное и неправомерное поведение должностного лица) и др. В исследованиях старых русских юристов и законопроектных работах того времени привлекают основательность, всесторонность и

[67]

глубина юридического анализа, широкое использование современного им зарубежного законодательства и литературы, простота и четкость изложения мысли, живой, образный русский язык. Это образец для нас, нынешних юристов. Это — наше наследие, которое нужно беречь и использовать.

[68]

Примечания:

{1} Дурманов Н. Д. Взяточничество по русскому дореволюционному уголовному праву // Проблемы социалистического права / Под ред. H. B. Крыленко. Вып. 1. M., 1937.

{2} Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. (.116 , 1871. С. 424. См. также: Будзинский С. О преступлениях в особенности: Сравнительное исследование. М., 1887. С. 400; Неклюдов Н. А. Взяточничество и лихоимство // Юридическая летопись. 1890. Июнь. С. 499; Севeрский Я. Г. Особенная часть русского уголовного права: Краткий обзор начал от Уложения царя Алексея Михайловича до Уложения о наказаниях 1885 г. включительно. СПб., 1892. С. 163; Ширяев В. Н. Взяточничество и лиходательство в связи с общим учением о должностных преступлениях. Ярославль, 1916. C. 429-430, и пр.

{3} Уголовный кассационный департамент правительствующего сената в решении по делу Альбута (1876 г.) отметил, что получение денег за исполнение законного действия, касающегося до обязанностей по должности, наказывается по ст. 372, а не по ст. 373 Уложения о наказаниях (см.: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1866 года / Сост. Н. С. Таганцев. СПб., 1880. С. 255).

{4} См., напр.: Неклюдов H. A. Указ. соч. C. 491.

{5} В решении уголовного кассационного департамента правительствующего сената по делу Кондратьева отмечалось: «Отличительную черту вымогательства составляет требование денег или подарка, хотя бы это требование и не сопровождалось насилием» (Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1866 года. С. 258).

{6} Эстрин А. Я. Взяточничество в доктрине и законодательстве // Труды кружка уголовного права при С.-Петербургском университете / Под ред. М. Исаева. СПб., 1913. С. 181. См. также: Рабинович Н. О наказуемости взяточничества и лиходательства // Право. 1916. № 11. С. 671.

{7} Ширяев B. Н. Указ. соч. С. 431-433.

{8} В чрезвычайном законе от 31 января 1916 г. это положение было изменено и предусмотрено «немедленное представление подарка начальству» и «во всяком случае при первой возможности».

{9} Ширяев B. Н. Указ. соч. С. 452. См. также: Лоxвицкий A. Указ. соч. С. 428.

{10} Редакционная комиссия по подготовке Уголовного уложения была образована в 1881 г. и в 1895 г. представила в Министерство юстиции первоначальный проект Уложения и восемь томов объяснительной записки к нему. В окончательном виде Уголовное уложение было утверждено 22 марта 1903 г. (см.: Hовое Уголовное уложение. M., 1903. С. XV-XVI).

{11} Уголовное уложение: Проект редакционной комиссии и объяснения к нему: В 8 т. Т. VIII. СПб., 1897. С. 528.

{12} Там жe. С. 530.

{13} Неклюдов H. A. Указ. соч. C. 526. См, также: Уголовное уложение: Проект редакционной комиссии и объяснения к нему. С. 486-487. Известный немецкий криминалист Ансельм Фейербах очень эмоционально писал в 1807 г.: «…Тот, кто гоняется за малым, доказывает только высшую степень гнусности; долг и честь он приносит в жертву самой ничтожной выгоде, он не имеет оправдания даже и в том, что он был ослеплен величиной ее. Тот, кто продается только за большие суммы, редко может быть подкуплен; кто все берет, что предлагают, доступен и богатому и бедному. От немногого идет дорога к многому, и дозволенное служит маскою недозволенного. Где спускается малое, там чаще придется наказывать большое» (Фейеpбax A. О подкупе // Журнал гражданского и уголовного права. 1884. Июнь. Кн. 6. C. 83).

{14} Лохвицкий А. Указ. coч. С. 434.

{15} Цит. по: Лохвицкий А. Указ. соч. C. 427.

{16} Лоxвицкий А. Указ. соч. C. 427.

{17} Heклюдов Н. А. Указ. соч. С. 516.

{18} Уголовное уложение: Проект редакционный комиссии и объяснения к нему. T. VIII. C. 481.

{19} Там же.

{20} Там же. С. 499.

{21} Ширяев B. H. Указ. соч. C. 471.

{22} Уголовное уложение 1903 г., за исключением отдельных статей и глав, так и не было введено в действие. В частности, ответственность за взяточничество по-прежнему определялась статьями Уложения о наказаниях уголовных a исправительных в редакции 1885 г.

{23} Ширяев B. H. Указ. соч. C. 494-502, 569-570.

{24} Эcтрин A. Я. Указ. соч. C. 159.

{25} Там же. С. 166.

{26} Неклюдов H. A. Указ. coч. C. 508-510.

{27} Уголовное уложение: Проект редакционной комиссии и объяснения к нему. Т. VIII. С. 467-479.

{28} Ширяев B. H. Указ. соч. C. 458.

{29} Уголовное уложение: Проект редакционной комиссии и объяснения к нeму. Т. II. 1897. C. 319.