Skip to main content

Ипатов А. М. Образ Бисмарка в российской публицистике и научных исследованиях периода Первой мировой войны

Итоги и последствия Первой мировой войны: взгляд через столетие: сборник статей Всероссийской научно-теоретической конференции (г. Воронеж, 16–17 мая 2018 г.). — Воронеж, 2018. С. 329-336.

В 2015 г. исполнилось 200 лет со дня рождения одного из крупнейших германских государственных деятелей Отто фон Бисмарка (1815-1898). В Германии и ряде других государств прошли различные мероприятия, посвященные данному юбилею. В рамках выступлений на научных форумах немецкие исследователи высказывали скорее критические оценки в адрес первого канцлера Германской империи, главного творца ее единства. Основной лейтмотив подобного отношения нынешнего поколения ученых и политических деятелей заключается в том, что в рамках господствующей либерально-демократической модели общественного устройства Бисмарк воспринимается как «диктатор», «тиран»{1}. В то же время в России, как наглядно демонстрируют выступления ученых и тексты статей и монографий, к «железному канцлеру» скорее положительное отношение, как к политику, сумевшему вопреки многочисленным проблемам, добиться выдающихся результатов в деле объединения разрозненных, относительно слабых в военном и политическом отношении немецких государств в единую могущественную империю, мнение и интересы которой должны были учитывать другие акторы международных отношений{2}.

Необходимо отметить, что образ Бисмарка и в немецком, и в российском общественном сознании, а также в научных исследованиях, претерпел с момента его смерти в конце XIX столетия значительную трансформацию. Как отмечает отечественный историк В. С. Дударев, имя «железного канцлера» как символ использовали в годы Третьего рейха и нацисты, и представители сопротивления{3}. В СССР, думается, неслучайно именно перед надвигающимся столкновением с Гитлеровской Германией в 1940-1941 гг. были впервые в полном объеме на русском языке изданы «Мысли и воспоминания» знаменитого канцлера, в которых он призывал своих соотечественников, как современников, так и потомков «никогда не

[329]

воевать против России»{4}. После окончания Великой Отечественной войны, в советской историографии складывается скорее негативный образ Бисмарка, которого отдельные исследователи и публицисты начинают обвинять в том, что именно его милитаристская агрессивная политика во многом поспособствовала формированию таких государственных структур в Германии и развитию такой политической культуры в немецком обществе, которая позднее позволила беспрепятственно прийти к власти Гитлеру. Однако в современных отечественных научных трудах, посвященных различным аспектам жизни и деятельности «железного канцлера», высказываемые в его адрес оценки не столь однозначны: наряду с критикой нередко встречаются и положительные характеристики{5}. Подобная ситуация наблюдалась и чуть более века тому назад, в годы Первой мировой войны, когда отечественные ученые и публицисты вновь начали активно обращаться к политическому наследию казалось бы уже позабытого Бисмарка, к его обширной государственной деятельности.

Это более чем удивительно, учитывая то обстоятельство, что в отечественной прессе окончательную отставку германского канцлера со всех занимаемых им государственных постов в 1890 году встретили с облегчением и сдержанной радостью. Спустя год во влиятельном умеренно-либеральном «Вестнике Европы» в одной из статей автор, рассуждая о якобы германофобских настроениях, захлестнувших российское общество, доказывает, что раздражение вызывал прежде всего «железный канцлер», проводивший недвусмысленную по отношению к России политику и умело использовавший немецкую печать для критики в ее адрес{6}. Доказывается, что подобное враждебное настроение не распространялось на остальных немцев. К тому же многие представители политической и интеллектуальной элиты Российской империи связывали большие надежды на долгосрочное, продуктивное и взаимовыгодное сотрудничество с Германией с личностью ее молодого кайзера Вильгельма II. Однако по мере приближения к началу Первой мировой войны его образ претерпевал трансформацию, все более и более характеризуясь негативными качествами{7}. Напротив, о Бисмарке стали вспоминать значительно чаще, зачастую противопоставляя тогдашние непоследовательные шаги германских государственных деятелей четкой политической линии создателя Второго рейха.

[330]

Сравнение деятельности Вильгельма II и отправленного им в отставку канцлера было одной из двух преобладающих тенденций в отечественных исследованиях, посвященных Германии. Ряд российских мыслителей высказывали точку зрения, что неправильно обвинять Бисмарка в преступлениях немцев в годы Первой мировой войны. Так, П. Б. Струве доказывал, что Вильгельм II, нередко называвший себя в публичных выступлениях учеником «железного канцлера», на самом деле являлся его антагонистом и пренебрег всеми советами, завещанными «наставником». Более того, объединитель Германии был противником психологии милитаризма и стремился не дать ей проникнуть в умы рядовых подданных рейха{8}.

П. Б. Струве уверял, что у Бисмарка не было планов войны против России. Напротив, выполнение основной его внешнеполитической цели — создания единого немецкого государства — делало последующую политику умеренной и нацеленной на сохранение достигнутого, а не на продолжение агрессии. Крайне примечательно, что российский философ относил «железного канцлера», несмотря на его прагматизм и проведение так называемой «реальной политики», к поколению немецких философов-романтиков первой половины XIX столетия. Значительную роль в принятии им решений на разных государственных постах играло убеждение в существовании божественных сил, направляющих деятельность отдельных людей{9}.

Другой корреспондент «Русской мысли», И. О. Левин, в статье, посвященной заключению австро-германского союза 1879 года, также настаивает на том, что не стоит отождествлять деятельность руководства Германии и Австро-Венгрии в период Первой мировой войны с политикой Бисмарка и Андраши соответственно. Несмотря на заключение между двумя немецкими державами союза, направленного против Российской империи, по мнению И. О. Левина, это был во многом вынужденный шаг германского канцлера, опасавшегося из-за непоследовательной политики Петербурга его сближения с Парижем. Это вновь означало пресловутый «кошмар коалиций», преследовавший немецкого канцлера, по его же признанию, на протяжении всей дипломатической карьеры. Автор статьи приходит к выводу о том, что будь в современном на тот момент германском политическом руководстве предусмотрительные и независимые от прихотей кайзера государственные деятели наподобие Бисмарка, начала крупномасштабных боевых действий в Европе и на других континентах удалось бы избежать{10}.

При всей спорности подобного утверждения, в котором едва ли учтен весь спектр объективных предпосылок, приведших к началу Первой мировой войны, а главный аргумент строится на

[331]

субъективной роли личности в истории, для нас показательна роль «железного канцлера» в подобной ситуации, как некоего гаранта миролюбивости Германии, человека, умевшего сдерживать агрессивные аннексионистские стремления соотечественников.

Схожие мысли о том, что объединитель Германии относился к «старой» Германии философов и ученых высказывал коллега П. Б. Струве и И. О. Левина по «Русской мысли» известный философ С. Л. Франк. Он доказывал, что если Бисмарк и был «предтечей» Вильгельма II и его окружения, то он отличался от своих «последователей» как учитель от учеников, воспринимающих его готовое учение извне и понимающих его по-иному, на свой манер. Между «железным канцлером» и пришедшим ему на смену новым руководителям Германской империи была огромная разница в том, что последние воспринимали себя всемогущими вершителями судеб народов, первый же именовал себя простым исполнителем божьей воли, верил в сверхъестественные силы. Именно эта вера и осознание конечности, пределов человеческих возможностей уберегала его от соблазнов дальнейших завоеваний после объединения Германии, в отличие от Вильгельма II, мечтавшего о мировом господстве{11}.

Таким образом, на страницах «Русской мысли» в годы Первой мировой войны первый канцлер единой Германии нередко изображался как антагонист действующей власти, политик, предупреждавший потомков о необходимости умеренности и губительности для немецкого национального движения дальнейших завоеваний, как сторонник мирных, продуктивных отношений с Российской империей, мнением и заветами которого, к сожалению, пренебрегли.

Также положительную оценку действиям Бисмарка в своих статьях на страницах журнала «Голос минувшего» дал историк В. Н. Перцев. Впоследствии он объединил публикации в монографию, посвященную династии Гогенцоллернов, многие представители которой удостоились отнюдь не лестных оценок. Автор подчеркивал, что в характере первого германского канцлера были две противоречивые черты — традиционализм и стремление к обновлению — позволившие ему принимать нестандартные, но, как показал ход исторических событий, нередко верные решения, во многом определившие развитие Германии во второй половине XIX столетия{12}. Перцев отмечал, что Бисмарк стремился подавлять демократические тенденции своей эпохи, однако, понимая, что борется с «ветряными мельницами», вынужден был нередко идти на вынужденные уступки в малом, чтобы не потерять власть. Высокой оценки удостоилась и внешняя политика «железного канцлера», особенно в

[332]

годы объединения Германии. Безусловно, основное внимание уделено отношениям с Российской империей. По мнению исследователя, Бисмарк, за годы нахождения на посту прусского посланника в Петербурге хорошо разобравшийся в российской действительности, уважительно относился к могущественной восточной державе, однако, опасаясь ее возможной агрессии против созданного в 1871 году немецкого рейха, стремился изолировать ее на европейской политической арене{13}. Подчеркивая отсутствие интересов главы германского правительства в территориальных приобретениях после объединения страны, Перцев приводит в пример его позицию по колониальному вопросу. Дело в том, что имперский канцлер отказывался от применения военной силы для завоевания заморских земель, настаивая на том, что основа безопасности Германии — в мирной политике на европейском континенте{14}. Как и И. О. Левин, автор книги «Гогенцоллерны» высказывал спорную точку зрения, что будь у руководства внешней политикой Второго рейха такой политик, как Бисмарк, Первой мировой войны удалось бы избежать.

Второй преобладающей тенденцией в отечественных научных и публицистических изданиях 1914-1918 гг., посвященным Германии, было то, что экспансионистская политика Вильгельма II и его окружения была логичным продолжением заложенных Бисмарком традиций. Кроме того, он должен разделять ответственность за начало Первой мировой войны. В частности, подобные мысли высказывал ведущий публицист либеральной московской газеты «Утро России» В. Г. Тардов, писавший под псевдонимом Т. Ардов. Он доказывал, что объединитель Германии, восхищавшийся немецким солдатом, ответственен за разгул милитаризма в широких кругах населения. В статье «Война 1914 года и русское возрождение» Тардов дает яркую характеристику немецкой нации, сравнивая жителей Германии с «клопами» и «нелепыми колоссами». Особенно характерны с точки зрения восприятия личности и политики «железного канцлера» следующие строки: «Опаиваемый пивом, обкармливаемый колбасой и мясом, немецкий мопс пухнул и хмелел из года в год, глаза его наливались кровью, и скоро вся Германия стала похожа на одного огромного Бисмарка, на эту отвратительную фигуру, обсыпанную сигарным пеплом, пропахшую прогорклым вчерашним пивом и гордо выставившую вперед живот»{15}.

Соглашался во многом с В. Г. Тардовым известный философ В.В. Розанов, в ранних произведениях нередко с симпатией писавший о первом германском канцлере. Однако после начала Первой мировой войны его оценки стали довольно жесткими, в адрес объединителя Германии стали

[333]

звучать обвинения в развитии милитаризма, коварной непоследовательной политике по отношению к России, признании верховенства силы над правом в решении международных проблем. Показательно противопоставление Александра III и Бисмарка с морально-нравственной точки зрения. Если российский император, по мнению философа, был глубоко верующим, честным человеком, не терпящим лжи, то «железный канцлер» — воплощение безбожника, политического интригана, лжеца{16}.

Вторил В. В. Розанову известный историк В. П. Бузескул, писавший о том, что политика «железа и крови», то есть решения проблем силовым путем, стала для немецких дипломатов и военных безальтернативным способом решения конфликтов. Он отмечал тесную связь придворных историков с государством в Германии, что способствовало прославлению династии Гогенцоллернов и лично имперского канцлера Бисмарка. По мнению ученого, глава правительства рейха в 1871-1890-х гг. косвенно ответственен за начало Первой мировой войны, однако стремление немцев к завоеванию мирового господства проявилось еще в середине XIX столетия. В доказательство этого В.П. Бузескул приводит строки из немецкого гимна «Deutschland uber alles»{17}.

Противоречивый образ «железного канцлера» на страницах своей брошюры «Немецкая культура и война» демонстрирует известный историк А. К. Дживелегов. С одной стороны, для него Бисмарк — крупная личность, значительно превосходившая по своим талантам и способностям современников и политических последователей, с другой — творец философии силы, не всегда скрывавший свои «фельдфебельские повадки», признававший превосходство немцев над другими нациями. В то же время он сторонник осторожной внешнеполитической линии, призванной добиваться решения исключительно национальных интересов, но с учетом позиции других великих держав{18}. Как отмечал А. К. Дживелегов, и канцлер Т. Бетман-Гольвег, и кайзер Вильгельм II в политике были учениками объединителя Германии, но учениками «жалкими», не обладавшими его опытом и потому приведшими страну к столкновению с Антантой.

Известный отечественный философ В. Ф. Эрн в речи, посвященной памяти В. С. Соловьева, высказывал интересное суждение о том, что появление такого практического государственного деятеля, как Бисмарк, оказавшего значительное влияние на общественно-политическое развитие Германии, явилось логическим следствием предшествующего развития немецкой философии с ее

[334]

уклоном на рационализм{19}. Мысли о том, что «железный канцлер» несет ответственность за те бесчинства, которые творили немцы во время Первой мировой войны, за присущий им милитаризм, выражал также сотрудник «Русской мысли» А. Коральник, отмечавший преемственность между Бисмарком и Вильгельмом II{20}. Нередки были также сравнения первого канцлера и генерала П. Гинденбурга{21}, видимо, за их презрение к «философствованию» и стремлению к «реальной политике».

Нередко публикации в отечественной печати и в научных исследованиях, в которых упоминался творец германского единства, затрагивали проблему его взаимоотношений с Вильгельмом II. Например, в литературнохудожественном альманахе «Война» один из авторов, писавших под псевдонимом «БУКВА», сравнил отношения между молодым кайзером и канцлером как шахматную партию, в которой заслуженному государственном деятелю его «восторженным почитателем» был поставлен «мат», означавший отставку. По мнению автора статьи, эта отставка крайне удивила и оскорбила Бисмарка, «второго после Наполеона в XIX веке всемирного прославленного мужа», отказавшегося от титула герцога Лауэнбургского{22}. Об этих же событиях писал и великий русский ученый В. М. Бехтерев в статье с характерным названием «Вильгельм — дегенерат нероновского тина». Он отметил двуличие германского кайзера, после смерти отправленного им в отставку «железного канцлера» изобразившего глубокую скорбь по усопшему, хотя в действительности, как считал автор, он его очень недолюбливал{23}. О вине Вильгельма II («большого любителя позы и фразы») в том, что он не прислушивался к мнению престарелого главы правительства писал известный историк и социолог Н. И. Кареев. Однако он высказал критику и в адрес Бисмарка, отмечая, что именно в его эпоху немецкий национализм приобрел наступательный характер, выражавшийся в демонстрировании превосходства над другими народами, в частности, над поляками, которых гакатисты{24} Второго рейха стремились как можно быстрее «онемечить»{25}. Н.И. Кареев не преминул отметить огромную популярность «железного канцлера» у рядовых немцев как характерную черту общественно-политической жизни общества еще при его жизни. А уж после смерти Бисмарка и вовсе стал наблюдаться его культ.

[335]

Сходные мысли о том, что именно в эпоху объединения страны германский национализм приобрел агрессивную шовинистическую составляющую, переросшую в «современное немецкое варварство», высказывал в своих статьях на страницах «Русского слова» известный журналист Б. И. Сыромятников. По его мнению, сам характер немецкого народа, присущий ему национальный дух, стремление к превосходству над другими, способствовали появлению на политическом небосклоне таких фигур как «железный канцлер» и Вильгельм II{26}.

Среди других сюжетов, в рамках которых в отечественных научных и публицистических трудах упоминался объединитель Германии, стоит отметить его взгляд на чешский вопрос{27}, на проблему польского меньшинства в империи{28}, объединения немцев в единое государство «железом и кровью» в противовес дипломатии Горчакова{29} и др.

Таким образом, в период Первой мировой войны в российской журналистике и научных публикациях вновь отмечается повышенный интерес к личности и политике Отто фон Бисмарка, прежде всего к такому аспекту как российско-германские отношения в годы его руководства внешней политикой Второго рейха. Анализ публикаций позволяет сделать выводу о наличии двух, если так можно выразиться, генеральных линий, каждая из которых имела своих сторонников. Для одних «железный канцлер», несомненно, разделял вину потомков за разжигание мировой воны. Сторонники второй точки зрения резюмировали, что не стоит агрессию Вильгельма II, стремившегося к завоеванию мирового господства выводить их политического наследия отправленного им в отставку великого государственного деятеля, основной задачей которого после 1871 года было сохранение достигнутого единства Германии. Спустя столетие в российских и немецких научных и общественных кругах наблюдается сходная картина: оценки Бисмарка многообразны, зачастую противоположны и зависят от ряда факторов. Несомненно одно — он был государственным деятелем и еще длительное время исследователи будут обращаться к его политическому наследию.

[336]

Примечания:

{1} См.: Кокка Ю. Бисмарк и возникновение социального государства в Германии // Россия и Германия. Научный гумбольдтовский журнал. 2015. № 1-2, Ростиславлева Н. В. Бисмарк, Германия и Россия: размышления о новейших немецких изданиях к юбилею Отто фон Бисмарка // Новый исторический вестник. 2016. № 1.

{2} См. статьи и монографии В. С. Дударева, Н. А. Власова, Р. И. Иванякова, Н. В. Ростиславлевой и др.

{3} Дударев В. С. Развенчание мифа об Отто фон Бисмарке в период Третьего рейха // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2018. Т. 9. Вып. 8 (72). URL:
http://history.jes.su/s207987840002459-3-1.

{4} Бисмарк О. Мысли и воспоминания: в 3-х т. М., 1940-1941.

{5} См.: Дударев В. С. Петербургская миссия Отто фон Бисмарка. Дипломатическая ссылка или политический успех? М., 2013; Власов Н. А. Великий Бисмарк. Железом и кровью. М., 2011; Власов Н. А. Германия Бисмарка. Империя в центре Европы. СПб., 2018; Ростиславлева Н. В. Национальная идентичность немцев в фокусе наследия Отто фон Бисмарка // Диалог со временем. 2016. № 54; Дегоев В. В. Россия и Бисмарк // Звезда. 2003. № 7 и др.

{6} Иностранное обозрение // Вестник Европы. 1891. № 8. С. 832.

{7} См.: Иванов А. А., Репников А. В. «Зловещий лик Вильгельма кровавого». Германский император в оценках русских консерваторов // Родина. 2014. № 8.

{8} Струве П. Б. Суд истории // Русская мысль. 1914. № 10. С. 165-171.

{9} Там же. С. 163-166.

{10} Левин И. О. Заключение австро-германского союза // Русская мысль. 1915. № 9. С. 72-81.

{11} Франк С. Л. О духовной сущности Германии // Русская мысль. 1915. № 10. С. 15.

{12} Перцев В. Н. Гогенцоллерны: Характеристика личностей и обзор политической деятельности. Мн., 2003. С. 115.

{13} Там же. С. 175-177.

{14} Там же. С. 178-180.

{15} Утро России. 1914. 14 августа.

{16} Розанов В. В. Судьба Польши и слово Верховного Главнокомандующего // Война 1914 и русское возрождение. Пт, 1915. С. 96-137.

{17} Бузескул В. П. Современная Германия и немецкая историческая наука XIX столетия // Русская мысль. 1915. № 2. С. 25.

{18} Дживелегов А. К. Немецкая культура и война. М., 1915. С. 35-39.

{19} Эрн В. Ф. От Канта к Круппу (Речь, произнесенная на публичном заседании Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева, 6 октября 1914 г.) // Сочинения. М., 1991. С. 308-318.

{20} Коральник А. Германская идея // Русская мысль. 1914. № 12. С. 52.

{21} Колтоновская Е. А. Параллели. О германцах // Русская мысль. 1915. № 1. С. 169.

{22} БУКВА. Вильгельм II // Война. Литературно-художественный альманах. М., 1914. С. 64.

{23} Бехтерев В. М. Вильгельм — дегенерат нероновского типа. М., 1916. С. 17.

{24} Члены немецкого союза «Verein zur Förderung des Deutschtums in Ostmarken», основной целью которого было полное онемечение восточных областей Германии. Происходит название термина «гакатисты» от инициалов фамилий трех основателей союза — Ганземана, Кеннемана и Тидемана.

{25} Кареев Н. И. История Западной Европы в начале XX столетия (1901-1914). Ч. 1. Пг., 1916. С. 222.

{26} Богомолов И. К. Образ противника в русской периодической печати 1914-1915 гг.: дис. … канд. ист. наук. М., 2015. С. 111.

{27} Записка особого политического отдела МИД 6 сентября 1916 г. Секретно // Министерство иностранных дел России в годы Первой мировой войны: Сборник документов. Тула, 2014. С. 601.

{28} Любавский М. К. История Западных славян (прибалтийских, чехов и поляков). М., 1917. С. 441. Любопытно, что М. К. Любавский называет «железного канцлера» «заклятым врагом» поляков, что бесспорно, однако пишет о Бисмарке как о главе «Пангерманского союза». И здесь возникает вопрос: то ли историк не знал о том, что отставной политик был лишь почетным руководителем этой организации, не принимая участия в ее работе и всячески открещиваясь от проводимых пангерманистами мероприятий, то ли он просто использовал неудачный стилистический оборот, что более вероятно, учитывая высокий профессионализм М. К. Любавского.

{29} Ашевский С. Русские писатели и война. М., 1915. С. 72.