Касатов А. А. Меч и нож как символы ввода во владение в Англии XI-XIII вв.

Мир и война: культурные контексты социальной агрессии. Выборгские чтения (1), 1-3 сентября 2003 г. / ИВИ РАН, РОИИ; Ред. Ермаченко И. О., Репина Л. П. — М., 2005. С. 137-157.

В ходе нормандского завоевания социальная структура английского общества претерпела определенные изменения. Главным последствием событий 1066 г. стало то, что ведущий слой англосаксонской аристократии сходит со сцены, в то время как на ее место заступает качественно новая нормандская знать{1}. Отношения в ее среде строились на основе довольно четкого вассальносеньориального принципа. Связи между герцогом нормандским и его вассалами носили, по-видимому, более персональный характер, чем аналогичные отношения в англосаксонском обществе, где король обладал статусом не столько сеньора, сколько государя — представителя всего народа.

Военный характер колонизации не только дал новый слой знати, но и вызвал изменения в отношениях собственности и в символике актов, регулировавших эти отношения. Рассматривая англо-нормандское общество, всегда стоит помнить о том, что «война, — как в относительно недавней работе отметил М. Стрикланд, — была raison d’être англо-нормандской аристократии, предельным оправданием ее социального превосходства в мире, глубоко подверженном влиянию войны (выделено нами — А. К.)»{2}.

Думается, что анализ тех символов, которые были, по всей видимости, принесены завоевателями, позволит четче представить себе новую систему отношений владений и собственности. Наиболее показательно в этом смысле использование меча в качестве символа власти и прав новой знати, хотя он довольно редко появляется на страницах источников. Несмотря на то, что в нашем распоряжении не так много примеров{3}, они не оставляют сомнений в том, какие собственно представления ассоциировались с символом «меч». Здесь мы ограничимся рассмотрением наиболее показательных примеров. Они позволяют выделить ряд функций, которые выполнял здесь меч. Первая функция заключа-

[137]

лась в том, что меч символизировал верховную власть королей и самостоятельно действовавших герцогов.

Одним из ранних примеров может служить запись в анналах аббатства Сен-Бертен (ныне в черте города Сен-Омер, департамент Па-де-Кале) за 877 г. Запись гласит, что королева Рикильда, вторая жена Карла II Лысого (843-877), пришла в Компьен к Людовику, будущему королю Людовику II Заике (877-879) с предписанием, согласно которому отец Людовика перед смертью передал ему королевство. В знак этого она принесла меч (в источнике употреблено более редкое слово «spatha», обозначавшее длинный, широкий меч), чтобы посредством этого меча наделить его властью над королевством (et spatham, quae vocatur S. Petri, per quam eum de regno revestiret). Помимо меча были принесены другие королевские инсигнии: одеяние, корона и жезл из золота и драгоценных камней (vestimentum, coronam, fustem ex auro et gemmis){4}.

Прямым аналогом меча Людовика Заики может служить меч герцогов Нормандских, вручение которого наделяло наследника герцогским достоинством. Меч играл в Нормандии ту же роль, что и корона для английских королей{5}.

Пример того, как меч выступает символом королевской власти, можно найти в хронике Дудона Сен-Кантенского (ок. 960-1026), нашего главного источника по истории Нормандии X века. История, которую он рассказывает, является фальсификацией, но она отражает представления современников о символах власти. Дудон утверждает, что король Англии, некто Alstemus (такой король неизвестен, и в те времена Англией правил Эдуард Старший (900-925) — А. К.) даровал Роллону половину королевства (dedit itaque rex Alstemus regni dimidium, atque medietatem bonorum suorum). После этого Роллон помогает королю справиться с мятежниками, но в конечном итоге возвращает королевство Alstemus’y со словами: «Королевство, которое ты мне прежде даровал, возвращаю тебе посредством этого меча, рукоятка которого стоит 12 фунтов золотом»{6}.

Еще чаще меч выполнял особую роль символа судебной власти. Так, согласно грамоте герцога Роберта I (1026-1035), отца Вильгельма Завоевателя, некий Бальдерик был наделен всеми правами и привилегиями (habens tantum in donis et liberationibus) в том объеме, в каком ими обладало всякое должностное лицо, отвечавшее за охрану лесов и взимание особого налога по всей Нормандии за выпас свиней в лесу (unus ex magistris reguaratoribus et panagatoribus). Одновременно Бальдерик получал полномочия лица, отправляющего от имени герцога

[138]

правосудие в отношении выпаса скота в лесу, причем символом герцогской юрисдикции выступал меч (unus… bestorum meorum ad justitiam gladii mei pertinentium){7}.

Примеры использования меча как символического предмета в Англии достаточно разнообразны. За ними стояли различные представления, которые, так или иначе, были определены новыми условиями, сложившимися после завоевания. Можно сказать, что символика меча обогащается и спускается на более низкие ступени социальной иерархии, не переставая быть атрибутом высших социальных слоев. Стоит отметить, что именно английский материал содержит примеры меча как символа владельческих прав, о чем подробнее скажем ниже.

В ряде примеров меч выполняет уже названную функцию символа юрисдикции и административных прерогатив, которыми наделял король представителей высшей знати в том или ином графстве. Самая ранняя из известных нам грамот подобного рода связана с именем Гуго Честерского и может быть датирована 70-ми гг. XI в. Эта грамота приведена в словаре Дю Канжа. В ней говорится, что Гуго на праве меча владел (ad gladium possedisse) графством Честерским, как король владел всей Англией (sicut ipse rex tenebat totam Angliam){8}. To есть, надо полагать, и власть короля над Англией тоже была связана с символикой меча.

В хрониках XII в., кроме того, содержится ряд примеров обряда препоясывания меча, символизировавшего приобретение юрисдикции в графстве. Эти же хроники свидетельствуют о том, что процедура препоясывания меча могла иметь место уже после того, как человек получал титул графа и фактически пользовался графскими прерогативами. Так, Роджер Ховеденский (вторая половина XII в.) сообщает, что король Ричард I опоясал мечом Гильома ле Марешаля и ряд других представителей знати в день своей коронации (3 сентября 1189 г.), хотя он (Гильом) уже был графом Стринглским и отправлял порученные ему функции в графстве{9}.

Ряд примеров передачи аналогичным образом публичных прерогатив встречается и в сборниках королевских грамот начала XIII в. Так, король Иоанн Безземельный в своей грамоте говорит: «Мы вернули, уступили и этой грамотой утвердили (sciatis nos reddidisse et concessisse et presenti carta confirmasse), чтобы Вильгельм de Ferrariis, граф Дерби, получал третий денарий от всех судебных споров в свою пользу и в пользу своих наследников (sibi et heredibus suis), и

[139]

этого графа собственной рукой мечом препоясали (et ipsum comitem propria manu gladio cinximus)»{10}.

Как видим, здесь меч служит символом передачи определенных доходов, поступающих в силу отправления тех публичных прерогатив, которые собственно являлись продолжением прав и обязанностей эрлов в англосаксонской Англии. Однако, насколько нам известно, в англосаксонской Англии эрлу меч в аналогичной ситуации не вручали.

У нас есть и еще один пример передачи властных полномочий при помощи меча. По приказанию все того же Иоанна Безземельного его юстициарий Джеффри Фитц Питер опоясал мечом Амори и сделал его графом Глостерским{11}.

Как было сказано, меч мог выступать и как символ прав на владения, полученные в ходе завоевания. Эту функцию меча довольно обстоятельно осветил в своей работе М. Кленчи, уделив особое внимание истории графа Варенна. Во время расследования «quo warranto» (1274), направленного на выяснение оснований тех или иных привилегий магнатов, Джон, граф Варенна и Суррей (род. 1231 (?) — ум. 1304), вместо грамоты, подтверждавшей его права на владения, представил комиссарам Эдуарда I свой ржавый меч. Вся эта история, как справедливо заключает М. Кленчи, — выдумка, но она очень хорошо отражает представления современников. Для них это не было чем-то исключительным, так как потомки нормандских завоевателей, в частности, графы, верили в то, что их владельческие права покоятся на праве завоевания{12}.

В другом примере, приводимом М. Кленчи, речь идет о мече короля Этельстана (925-939). На след этого меча в скале у города Данбара (Южная Шотландия), как на доказательство своих прав на Шотландию, сослался Эдуард I (1272-1307), но сам меч не сохранился. Любопытно отметить, что Эдуард указал на этот факт в официальном письме папе Бонифацию VIII{13}. Иными словами, сами короли считали правомерным сослаться на такого рода символы, полагая, что они могут произвести впечатление на главу католической церкви, искушенного в вопросах юридической документации. Сами же эти символы, как следует из рассмотренного примера, суть военные по своей природе, а права английских королей покоились главным образом на силе оружия.

Реже мечи применялись в актах ввода во владение. Два таких примера приводит все тот же М. Кленчи. Самым известным из мечей, которые выступают в источниках как символы передаваемых прав, был фальшон{14} семьи Конейр (Coneyrs). Глава семьи должен был представлять его епископу Даремскому вплоть до 1860 г. как символ прав на имущество, которое эта семья держала от еписко-

[140]

па{15}. В другом примере некто Thomas de Muschamps принял постриг и совершил акт инвеституры на алтаре, используя меч, что «символизировало не начало, а конец карьеры». Поскольку он покидал мирскую жизнь, то он просто отказывался от своего статуса и его символа{16}. Можно предполагать, что Томас занимал достаточно высокое место в социальной иерархии, так как весьма вероятно, что этот Томас был родственником Гуго de Muschamp и Роберта de Muschamp{17}.

Итак, меч крайне редко использовался как символ ввода во владение. Гораздо чаще в источниках в качестве символа акта ввода во владение применялся нож. На наш взгляд, его распространение напрямую связано с теми изменениями, которые претерпело англосаксонское общество в ходе завоевания и в столетие после него.

Все исследователи, которые так или иначе обращались к символам передачи прав на имущество, либо рассматривали меч и нож как близкие, но не тождественные символы, либо явно противопоставляли один другому.

В словаре Дю Канжа нож и меч предельно сближены как символы. По мнению составителя словаря, они применялись как знаки власти и символизировали право полного пользования собственностью (jus evertendi, disjicendi, succidendi, metendi){18}. Внимательный разбор примеров, приведенных в названном словаре, как и заимствованных нами из других источников, заставляет, однако, несколько иначе посмотреть на дело.

Прямо противоположный в известном смысле подход к рассмотрению использования меча и ножа как символов выражен в одной из работ Ж Ле Гоффа. Ж. Ле Гофф объединил меч и нож в группе социопрофессиональных символов. Но если меч для Ж. Ле Гоффа является символом рыцарского статуса, то нож исследователь рассматривает как показатель крестьянского статуса, трактуя его и как оружие, и как орудие труда{19}. Едва ли можно согласиться с Ж. Ле Гоффом, если иметь в виду английский материал.

Наиболее обстоятельный анализ примеров с ножом и мечом, которые дает нам английский материал, мы находим у Майкла Т. Кленчи. В противоположность Ле Гоффу, признавая равно меч и нож знаками рыцарского статуса, исследователь, однако, не без некоторого удивления констатирует, что меч как символ рыцарского достоинства и светской власти применялся редко, в отличие от ножа. Применение меча в обряде посвящения в рыцари Кленчи рассматривал как особый случай, замечая, тем не менее, что в этом обряде меч клали на алтарь, как

[141]

это делалось с другими символическими предметами и при обычной передаче собственности{20}. Хотя сам автор этого прямо не выразил, но совершенно очевидно, что он попытался таким образом, в частности, «перекинуть мост» от ножа как символа высокого социального статуса и власти, который в этом качестве применялся наряду с мечом, к тому ножу-символу, который применялся при передаче собственности. Более того, Кленчи особо остановился на редком примере инвеституры посредством меча, когда меч клался на алтарь отнюдь не в свидетельство того, что некто посвящался в рыцари, но когда, напротив, речь шла об отказе от рыцарского статуса, а равно и от связанных с ним владельческих прав: ведь действующее лицо рассматриваемого им документа принимало монашеский постриг.

Из вышеизложенного можно заключить, что этот авторитетный автор склонялся к той мысли, что нож служил заменителем меча-символа в различных обстоятельствах. В актах передачи имущества, однако, нож представлялся Кленчи более естественным символом владельческих прав, нежели меч{21}. Рассматривая в своем труде прежде всего историю первого широкого распространения письменного документа в средневековой Англии, Кленчи указывает, что ножи, по-видимому, воспринимались как обычный знак, используемый при передаче собственности, в то время как грамота и печать были новшеством. Некоторые современники считали, что ножи являются более прочным символом, чем воск и пергамен{22}.

Уже при первом знакомстве с источниками бросается в глаза, что нож-символ применяется примерно в той же социальной среде, что и меч-символ. В ряде случаев можно наблюдать прямое совпадение их функций. Есть достаточные основания полагать, что, подобно использованию меча, применение ножа в качестве символа различных прав явилось, главным образом, следствием завоевания, то есть было заимствовано из практики, характерной для франкского государства. Так, в частности, нож как один из символов акта ввода во владение, получивших распространение и в Италии, явился результатом франкского влияния. В источниках особо оговаривается, что лицо, которое передает имущество с помощью ножа, живет по салическому закону (salica lege vivere){23}. Следует подчеркнуть, однако, что в Италии этот символ, как правило, применялся в ряду других для более прочного удостоверения передачи некоторого владения, английский же материал чаще показывает совершенно самостоятельное применение ножа-символа.

В скандинавском, в частности шведском, праве передача собственности посредством ножа неизвестна, в то время как есть упоминания символа «палка» (baculus){24}. Что же касается нормандского права, то, по замечанию Л. Мюссе:

[142]

«Нормандское обычное право в том виде, в каком оно формулируется в сводах XIII в., является франкским больше чем на девять десятых»{25}.

Несмотря на тщательные поиски, нам удалось обнаружить сравнительно небольшое число документов, где упоминаются действия с интересующим нас символом (хотя в действительности их было, несомненно, больше). Можно привести лишь двадцать два примера.

Документы хронологически располагаются весьма неравномерно. Три грамоты составлены от имени королей Вильгельма I Завоевателя (1066-1087) и его сына Вильгельма II Рыжего (1087-1100) и относятся к 1066, 1069, 1096 гг.; еще одна грамота, датированная 1089-1090 гг., составлена от имени графа Гуго Честерского. В эту же группу следует включить и пример, приведенный Г. Зллисом. Исследователь использовал регистры монастыря Бэрри Сэнт-Эдмундс в Норфолке{26}. Согласно последним, Вильгельм Завоеватель подарил названному учреждению землю в местечке Broke, в знак чего он положил на алтарь нож со сломанным наконечником. Позже, в 1349-1350 гг., аббат ссылался уже на дар Эдуарда Исповедника, который «укрепил» нож в верхней части алтаря (per quemdam caltellum, quem dicit ipsum fixisse super altum altare dictae Abbatiae).

Еще 11 примеров датированы первой половиной XII в. (в основном между 1110-1145 гг); четыре документа дошли от второй половины этого столетия (1151, 1154-1189, около 1200 и еще один точно недатированный, но, по-видимому, тоже относящейся к рубежу XII-XIII вв.), один пример дошел до нас в протоколах королевской курии от 1213 г. Еще один пример, приведенный в той же работе Г. Эллиса, к сожалению, не датирован, и трудно сказать, к какому именно времени он относится. Сам Эллис утверждает, что такие символы передачи прав, как ножи, встречаются чаще всего в источниках середины XI — конца XIII в.

Имеющиеся у нас примеры можно локализовать географически, хотя не всегда это легко сделать. Все грамоты содержат указание на то или иное место (вилла и т. п.), где находилось передаваемое имущество. Учитывая частоту упоминания алтаря главной церкви монастыря, в пользу которого совершалась передача владельческих прав, дарованное имущество могло находиться где-то поблизости от того или иного монастыря, как правило, в пределах графства.

Доказательством тому может служить пример с дарением Гуго Честерского, который передал в дар монастырю в Абингдоне деревеньку (viculus) Сейпену, расположенную недалеко от Абингдона{27}. В другом примере Вильгельм II вводит аббатство Tavistock во владение манором, который располагался в графстве Девоншир. Там же находилось и само аббатство{28}.

Как бы то ни было, можно думать о повсеместном распространении ножа-символа на территории Англии. У нас есть два примера из графства Глостершир, а именно, в грамотах монастыря в Глостере (западная Англия), еще один

[143]

пример из того же региона (Девоншир), два примера из южной Англии (Суссекс, Хэмпшир), два примера из Оксфордшира — одного из центральных графств, а именно, из монастыря в Абингдоне. Еще одно место ввода во владение не удается точно локализовать, возможно, речь должна идти о Глостершире или Хантингдоншире{29}. Наряду с этим у нас есть примеры применения ножа в Норфолке (Восточная Англия) и Йоркшире. Самый поздний из актов, в котором упоминается дар, некогда сделанный с применением ножа (1213 г.), содержится в записях суда Королевской курии по графству Линкольншир.

Есть достаточные основания полагать, что упоминания ножа-символа в актах ввода во владение встречаются чаще, нежели, например, упоминания палки-символа, по той причине, что он символизировал достаточно высокий статус отчуждаемых владений, а равно и высокий статус лиц, передававших владельческие права. Именно такие владения и лица в первую очередь и фигурируют в документах того довольно раннего периода, когда письменное документирование правовых актов еще не стало достоянием широких слоев средневекового общества. Остановимся, прежде всего, на тех примерах с ножом, где таковой выступает символом прав вообще, как реальных, так и заявленных.

Самый ранний и вместе с тем весьма выразительный пример представляет грамота, датированная 1066 г., согласно которой Вильгельм, будучи еще герцогом нормандским, совершил дар церкви Св. Троицы в Фекане перед тем, как отправиться в Англию. Имущество, служившее предметом дара, располагалось в графстве Суссекс. По-видимому, герцог Вильгельм так свободно распоряжался еще не завоеванной землей, поскольку не рассматривал избранного знатью и, как сообщают источники, короновавшего самого себя Гарольда Годвинсона в качестве законного короля, ибо, по преданию, еще англосаксонский король Эдуард Исповедник (1042-1066) обещал свое королевство Вильгельму. К тому же и Гарольд, когда он оказался фактически в почетном плену у Вильгельма в 1064 г., обещал признать Вильгельма королем, поклявшись при этом на мощах{30}. Вильгельм оговорил, однако, что дар будет иметь силу, если Бог пошлет ему победу в Англии{31}. Некоторым образом эта грамота свидетельствует в пользу нашего предположения о том, что нож-символ явился нормандским нововведением.

Нож в рассмотренном случае символизирует не реальную власть на передаваемое таким образом земельное владение, а лишь заявленные на него пра-

[144]

ва. Само имущество еще надо было завоевать. Напрашивается сопоставление упомянутого в грамоте ножа с обычным символом герцогской, а позже королевской, власти, т. е. мечом. Если верить рассмотренной выше грамоте графа Гуго Честерского{32}, Вильгельм Завоеватель владел всей Англией по «праву меча».

Нож как символ заявленных прав фигурирует и в специальных грамотах, удостоверяющих отказ от выдвинутых ранее претензий на определенное имущество. Сошлемся на две грамоты, датируемых XII в.

Согласно первой из них, некто Ингелармус Wardeden вместе с сыновьями признал свою вину и возложил нож на алтарь в знак выплаты компенсации (de culpa quam recognovit … cultellum pro emendatione posuit) за несправедливые притязания в отношении ренты в тридцать солидов (in eisdem triginta solidis hactenus clamaverat). После чего он передал все права на ренту, которые он и его сыновья могли иметь, посредством того же ножа-символа (omne rectum … reddidit per eundem cultellum){33}. Во второй грамоте некто Гальфрид отказывается от претензий на гайду земли (dimisit calumniam quam clamabat in hyda){34}, в ознаменовании чего он положил нож на алтарь (super altare … per cultellum posuit). Ту же процедуру он проделывает вновь в знак защиты прав аббатства на ранее спорное имущество от возможных посягательств со стороны других лиц. В последнем акте надо, очевидно, усматривать поручительство в заочном отказе от спорных прав, в первую очередь, со стороны родственников дарителя{35}.

Нож как символ мог непосредственно указывать на высокий социальный статус лица, совершавшего тот или иной акт. Помимо рассмотренной грамоты Вильгельма Завоевателя, мы располагаем еще двумя грамотами, в которых дарителями выступают короли, которые оформляют свой дар с помощью ножа.

В 1069 г. Вильгельм Завоеватель даровал монастырю Св. Троицы{36} имущество, находившееся в Мидлсексе, при этом он ввел аббата Райнера (Rainer)

[145]

во владение им путем передачи ножа{37}. Источник красноречиво описывает акт передачи имущества. «И король, шутя, как бы проткнул ладонь аббата ножом со словами: “Так должно дарить землю»» (ita terra donari debet). Слово «так», несомненно, подчеркивало выразительность жеста, но едва ли затрагивало суть уже привычного, по-видимому, для современников символического действия, где передача прав владения осуществлялась посредством ножа-символа.

В 1096 г. Вильгельм II ввел аббата монастыря в Тавистоке (Tavistock) Гуи-мунда во владение манором Wlurintuna (предположительно в Девоншире), передав нож в руки аббата. Нож, использованный при вводе во владение, оставили лежать (в документе сказано: jacet) в гробнице (feretrum){38}. Св. Румона (S. Rumoni), тем самым, очевидно, придав особую прочность и многозначительность совершенному акту, а равно и указав на его бесповоротность{39}.

Самый ранний из известных нам примеров использования ножа в качестве символа в ближайшем окружении Вильгельма Завоевателя представляет грамота 1089/1090 гг. Граф Гуго Честерский, который прежде, заметим, носил титул виконта Авраншского, и, возможно, был незаконнорожденным сыном Вильгельма Завоевателя, первоначально в письме к Рейнольду, аббату Абингдона, сообщил о своей воле передать земельное владение аббатству (locutus sum cum uxore mea et cum meis baronibus … quod concedam (terram) deo et sanctae ecclesiae){40}. Затем был совершен символический акт передачи этого владения путем возложения ножа-символа на алтарь монастырской церкви лично самим дарителем, о чем свидетельствует хроника монастыря в Абингдоне{41}. Напомним, что символом графской власти Гуго Честерского, если верить уже упомянутой выше его грамоте, выступал меч. Использование тем же лицом ножа как символа передаваемых прав владения естественно сопоставить с мечом — символом его графской власти{42}.

Несколько более поздний пример использования ножа-символа представителем высшей знати содержит грамота графа Бретани Стефана{43}. Согласно

[146]

этому документу, датированному 1135-1136 гг., Стефан передал всю свою землю в городе Кембридже (totam terram quam habui infra burgum Cantebrigie) аббатству в Глостере и лично возложил нож-символ на алтарь в знак совершенного дарения (hoc donum propria manu cum cultello meo super aitares Aedmundi posui). Трудно сказать, каков был статус этой земли. Известно лишь, что она освобождалась от всех обычных служб (liberam et quietam ab omni consuetudine). Под словом «consuetudo», как правило, понимались вилланские платежи, в первую очередь барщина. Каким бы, однако, ни был статус названного земельного владения в пределах укрепленного городского поселения, не подлежит сомнению высокий социальный статус лица, которое в рассматриваемом случае использовало нож-символ при передаче прав на имущество.

Особое место среди функций ножа-символа занимает подтверждение ранее сделанных даров. В этом случае нож мог употребляться вместе с другими символами, по-видимому, более привычными и древними, однако он оставался более значимым символом, именно в его передаче правовой акт получал свое завершение. Грамотой, составленной в 1113-1114 гг., Robert Gernum оформляет дар двух церквей Глостерскому аббатству. В самой грамоте не сообщается, каким именно образом был первоначально совершен этот дар. Но в письме епископу Линкольна Александру, датируемом 1123-1147 гг., некто Бернард, священник монастырской церкви, говорит о том, что вышеупомянутый Роберт подтвердил дар в присутствии королевы, использовав для этого нож-символ (ipse astante regina … per culteilum donationem illam confirmavit ). Сам факт дарения двух церквей говорит о том, что даритель был весьма значительным владельцем и, вероятно, держателем in capite, то есть держал землю непосредственно от короля. Засвидетельствовано, что королева лично подвела дарителя к алтарю (domina mea Matilda regina Robertum ad altare S. P. conduxit){44}.

В сравнительно позднем примере, датируемом 1151 г., некто Вильгельм сын Адона (Audonei) пожертвовал земельное владение монастырю через своего представителя, который совершил своей рукой некоторый символический акт (per manum … in elemosinam dedi). В качестве представителя Вильгельма выступает никто иной, как епископ Винчестера в 1129-1171 гг. Генрих из рода Блуа (ум. в 1171), брат английского короля Стефана (1135-1154) и аббат Гластонберийского аббатства (1126-1171){45}. Затем Вильгельм сам подтверждает этот дар в присутствии приора и конвента церкви Св. Дионисия, использовав опять-таки нож в качестве символа передаваемых владельческих прав{46}. Источник не гово-

[147]

рит прямо об использовании ножа епископом, представителем Вильгельма, хотя употребление местоимения «hunc» при упоминании ножа заставляет думать, что этот нож мог быть использован уже при первоначальной передаче имущества. Значимость акта, собственноручно совершенного Вильгельмом, подчеркнута упоминанием того, что нож был возложен на алтарь.

В двух других примерах точно указано, какие символические действия предшествовали действию с ножом, где правовой акт получал свое полное завершение. В грамоте 1119 г. Ричард Честерский совершает дар земельного владения сначала посредством колоска (per spicam frumenti), по-видимому, там, где располагалось даруемая земля. Затем, завершая акт дарения, он возлагает нож на алтарь{47}. Здесь вновь применение ножа-символа оказывается связано с достаточно высоким статусом лица. В грамоте из монастыря в Витби (Йоркшир), датируемой концом XII в., некто Вильгельм Вирфальд с согласия наследника передает земельное владение монастырскому приору посредством палки-символа (saisavi priorem per unum baculum). Дар был совершен, по-видимому, в том месте, где располагалось даруемое владение. Однако этого оказалось мало, и позже (post) сам Вильгельм и его сын лично завершили дарение, возложив нож-символ на алтарь (орtulimus illam terram per unum cultellum). Отметим то обстоятельство, что палку-символ Вильгельм передал сам, а при возложении ножа потребовалось и присутствие сына, очевидно, наследника{48}. По-видимому, последний акт особенно прочно гарантировал дарение от возможных возражений со стороны наследников.

Насколько можем судить, применение палки как символа при передаче имущества является весьма древним. Нож, по-видимому, выступает как символ сравнительно новый, но вместе с тем и как более весомый. Заметим, что в последнем примере он был возложен на алтарь главной церкви.

Достаточно распространенная практика возложения ножа на алтарь заслуживает особого внимания. В свое время Дж. Хадсон заметил, что «они (дарители — А. К.) уже продемонстрировали свое уважение к церкви, придя сюда. Церемония дара выводила их из нефов — светского места церкви — к алтарю, наиболее духовному месту»{49}. Совершившуюся перемену можно определить,

[148]

пожалуй, еще более смелым образом: дарители отныне обращались к Богу как поручителю в деле сохранения незыблемости совершенного акта. Дар на алтаре в глазах монахов был, несомненно, важной гарантией того, что он не будет оспорен и в будущем, так как «страх ада был вполне реальным»{50}. В общественном плане речь шла об «оцерковлении» обычая передавать определенные права посредством передачи ножа-символа. Нож клался на алтарь в 15 из 23 учтенных нами случаев. В то же время наиболее ранними примерами засвидетельствован королевский обычай вручать нож-символ непосредственно в руки того, кому передавались определенные владельческие права{51}. Присутствие короля, возможно, представлялось само по себе достаточной гарантией дара.

Очевидно, наши примеры отразили первое широкое распространение церковной формы рассматриваемого нами обряда. Обычай передачи имущества посредством возложения ножа на алтарь, несомненно, утвердился главным образом в среде военной знати и рыцарства. В упомянутой выше грамоте Ричарда Честерского сообщается о передаче помимо земли еще и мельницы и домов (dedi … terram … prius per imam spicam frumenti, deinde per unum cultellum et molendinium et tres mansuras). Несомненно, передача ножа символизировала в первую очередь передачу обрабатываемой зависимыми людьми земли, но, по всей видимости, ею подтверждалась передача и прочего имущества. В ряде примеров нож явно заменяет собой имущество со службами, которые полагаются с этого имущества, о чем недвусмысленно говорят источники.

Порою в документах статус передаваемого имущества явно высок, в то время как статус лица не всегда выражен ясно. Ниже мы рассмотрим подробнее такие документы. Начнем, однако, с грамоты, в которой военный статус даруемого держания выступает весьма отчетливо, а вместе с тем можно определенно говорить и о высоком статусе лица, совершающего дар.
Между 1154 и 1189 гг. Ричард Бассет вслед за дедом и отцом заново совершает в качестве благочестивого пожертвования дар земельных владений в пользу монастыря в Абингдоне{52}. Свое дарение он подтверждает в собрании капитула монастырской церкви, при этом собственноручно кладет нож-символ на алтарь этой церкви. Заметим, что акты утверждения и расположения ножа на алтаре в источнике в известной мере разведены. Дарованные земельные владения измерялись несколькими гайдами (hidas de Chedles).

[149]

Фамилия Бассетов принадлежит к числу ведущих родов англо-нормандской знати, которые обосновались в Англии сразу же после завоевания. Представители рода Бассетов в XII в. занимали пост верховного юстициария (Ральф Бассет, ум. ок. 1127; Ричард Бассет, ум. ок. 1144 или 1154), и первоначально их владения находились в Оксфордшире, где расположен монастырь, в пользу которого осуществляет благочестивое пожертвование Ричард Бассет. Нет сомнений в том, что упомянутый в грамоте Ричард Бассет принадлежит к указанной фамилии. Он был внуком верховного юстициария Англии Ральфа Бассета. Ричард попытался оспорить дар своих предшественников, но монастырь добился поддержки Генриха II, и Ричарда принудили составить рассматриваемую грамоту, в которой он гарантировал права монастыря на спорное имущество{53}.

Для нас представляет немалый интерес специальное указание, что земельные владения, подаренные уже предшественниками Ричарда, были освобождены от военных служб по отношению к сеньору (dederunt… absolutas ob omni servitio militari). Как мы видим, нож, посредством которого осуществлен дар и который служит здесь, очевидно, именно заменой передаваемого имущества, тесно связан с военным статусом держания. Передавая земельное владение монастырю, бывший владелец каким-то образом освобождал ее от той военной службы, которую полагалось с этого владения нести.

В грамоте из аббатства Витби, которую можно датировать 1114-1140 гг., предметом дарения является церковь и все, что к ней относится (et quiquid ad earn pertinet). Завоевание дало новый импульс строительству приходских церквей. «Церковь осталась в руках земного покровителя даже после реформ XI века. Покровитель выбирал священника… Этот человек имел большую власть над сельским жителями. В значительной степени с помощью кюре сеньор удерживал бедняков…»{54}. Он же пользовался рядом материальных привилегий, которые представляла ему постройка церкви. Такие церкви являлись в известном смысле частью домена. Передача церкви в соответствии с обрядом, по которому передавалось держание вассала-воина, нисколько не противоречит нашему общему утверждению о том, что применение ножа-символа отличало передачу прав феодального владения.

Некто Алан Buscel даровал аббатству Витби принадлежавшую прежде его роду приходскую церковь, которую уже задолго до того даровал тому же аббатству отец Алана{55}. В этом дарении речь могла идти о пребенде, получаемой священником. Упомянуто право на пользование общинным пастбищем и прочи-

[150]

ми угодьями в земельных владениях дарителя (cum communa pastura et cum caeteris aisiamentis{56} terrae meae). Алан Buscel (или Bellet) являлся держателем in capite, как можно заключить из сборника грамот английских королей{57}.

Свои владельческие права Алан Buscel передал, положив нож-символ на алтарь св. Петра монастырской церкви (et illud donum optuli super altare S. Petri per unum cultellum). Известно, сколь длительной и упорной была борьба католической церкви за возвращение ей некогда отчужденной церковной десятины и всех тех прав на алтари приходских церквей, которые оказались в руках феодальных владетелей. Как и в рассмотренном случае с Глостерским аббатством, повторное дарение церкви заставляет думать, что прежнее дарение не получило должной силы. И опять в грамоте особо указано, что свидетелями символического действия, посредством которого церковь была передана аббатству, были многие лица.

Дарованное имущество освобождалось от всех служб за исключением 10 солидов, которые полагалось выплачивать с переданной аббатству земли, поскольку она принадлежала сокажу, то есть находилась под личной юрисдикцией короля (exceptis 10 sol. pro servitio quod pertinet ad socagium Regis). По-видимому, Алан получил землю из тех фондов, которые принадлежали старинному домену короны. Именно из него выделялись королем держания своим непосредственным вассалам, которые в рассматриваемый период (и много позже) должны были нести военную службу.

В грамоте 1131 г. из Рамси некто Хьюберт de Sancta дарит монастырю св. Бенедикта в Рамси одну гайду земли из состава домена (unam hidam de terra de dominico suo){58}. Вряд ли можно сомневаться в том, что даритель был лицом достаточно высокого имущественного и социального статуса. В нашем случае следует заметить, что хотя объектом дарения выступает лишь одна гайда, сам домен, частью которого она являлась, был, несомненно, больше (в реальности он мог включать в себя несколько рыцарских феодов). Дарованное имущество освобождалось от служб (quietam et absolutam ab omni servitio), вилланских повинностей (consuetudine), и к тому же монастырю передавалось право суда (et placito), однако, как и в случае с монастырем Витби, он обязан был выплачивать «общие деньги короля» (praeter communem geldum Regis). И вновь дарованное имущество передается посредством возложения ножа на алтарь монастырской церкви. Нет видимых оснований сомневаться в том, что дарованное имущество сам даритель держал на условиях несения военной службы.

[151]

В грамоте из сборника Т. Мэдокса, составленной между 1131 и 1148 гг., засвидетельствовано благочестивое пожертвование десятины, которая взималась с виллы Momuta (в английском написании Monmauth){59}. Фамильное имя дарителя Badero de Momuta совпадает с названием виллы, которая, по-видимому, являлась родовым имением дарителя. Как следует из пояснений, которые дает издатель Т. Мэдокс, даритель был внучатым племянником основателя церкви, вокруг которой и сложилось приорство и в чью пользу делается дар. Основатель владел замком в Momuta, весьма вероятно, что этот замок перешел и к дарителю.

Земли Baderò были разбросаны в графствах Глочестершир, Херефордшир, Сомерсетшир{60}. Нет сомнений в том, что он был так называемым кастеляном и владел виллой, десятину с которой ныне уступал, как держанием за военную службу. Это тем более обоснованно, что его владения находились на границе с Уэльсом, в графстве Глостерском. Г. Лойн отмечает: «С первых дней существовали фьефы, которые исполняли военную функцию преимущественно в одной области. Такие баронии концентрировались вокруг замков, их центров…»{61}. В грамоте было указано, что дарение совершено на алтаре посредством ножа-символа (super altare per unum cultellum).

Приведенный материал, как мы видим, позволяет говорить о различных функциях ножа-символа, важнейшей из которой являлось его использование в качестве знака передаваемых владельческих прав. Нож-символ в английских источниках выступает как принадлежность того социального слоя, характерным символом властных прерогатив которого выступал в то же время и меч, то есть принадлежностью англо-нормандской военной аристократии.

Надо признать, что к началу XIII в. ситуация серьезно меняется. Ножи уже не воспринимаются как символы владельческих прав — скорее, как заменитель печати, но вместе с тем в качестве таковой судебной властью признаются лишь с натяжкой. Об этом красноречиво свидетельствует дело 1213г., в протоколе которого есть сообщение о том, что некто Роджер вчиняет иск против приора Дундема. Истец не признал ссылку на грамоту ответчика, согласно которой приор получил право представлять клирика как кандидата в священники.

Тот факт, что грамота была составлена не по форме, так как не содержала печати, и к ней был привешен нож (quidam cnipulus), стал основанием для отказа истца признать документальное свидетельство, представленное ответчиком в свою защиту{62}. Сразу стоит оговориться, что слово cnipulus само по себе для нас крайне интересно, так как им обозначали как обычный нож, так и короткий меч «ensis brevis», что вновь заставляет задуматься о смысле символа «нож» в актах ввода во владение. Очевидно, форма былой сделки не соответствовала представлениям истца, действовавшего уже в пору развитой письменной документа-

[152]

ции частноправовых актов. Дело неоднократно переносилось, и мы не можем сказать, чем оно закончилось, но любопытно другое — судьи не отвергли грамоту истца и не посчитали, что нож не может служить печатью.

Уместно указать здесь на случай в Девоншире. Когда разъездные судьи отказались признавать символы в качестве доказательства, требуя письменный документ, члены жюри признали их не сведущими в обычаях и законах Англии. Любопытно, что пример датируется 1304 г., когда письменная документация получила уже самое широкое распространение{63}.

Отдельного рассмотрения заслуживает обычай порчи ножей, которые служили символом передачи владельческих прав. В наших источниках не столь часто сообщается о том, что ножи были сломаны. Некоторым исключением из этого правила является итальянские документы, где более подробно перечисляются всякого рода символы, в том числе сломанные и согнутые ножи.

А. Михельсен приводит пример того, как некто Хунгеер, житель Милана, предложил в дар и передал брату покойного Эрнеста некое имущество посредством палочки с надписями (так А. Михельсен переводит festuca nodata — А. К.), кома земли и ножа со сломанным наконечником (per cortello pitzio tracto), а вместе с тем и рукава (atque per manecia){64}. Другой пример из итальянских источников приведен в словаре Дю Канжа. В нем указано, что некто возложил на алтарь в виде ножа-символа «дар» всего им уступленного имущества и подтверждение своего согласия (horum omnium donum et auctoramentum), причем нож был согнут в память о совершенном (in hujus rei memoriam plicatum){65}. Описанный акт, похоже, свидетельствует прежде всего о воле дарителя сделать свое дарение бесповоротным и нерушимым, ведь согнутый нож не мог быть использован для повторной передачи прав.

В словаре Дю Канжа содержится и еще один пример из Италии: виконт Са-варик согнул нож в знак передачи им владельческих прав монастырю (Et propter hoc (concessionem) Savaricus plicavit illi quondam cultellum){66}. К сожалению, в документе не сказано, был ли нож согнут для лучшей памяти о совершенном и для выражения его бесповоротности, или же с какой-то другой целью.

Обычай сгибать нож при передаче владельческих прав получил отражение и в английском материале. Томас де Мультон уступил на вечные времена в качестве благочестивого дара приорату в Сплендинге церковь de Westona со всеми относящимися к ней угодьями. Объявив о своем даре в этой церкв и и покинув

[153]

ее, он, «чтобы установленное словом всем явилось подтвержденным делом», возложил нож на алтарь Господа и Девы Марии. Нож был согнут прямо на алтаре (qui super eodem altare plicatus) и помещен в потаенное место (secretario){67}, с тем чтобы он служил свидетельством совершенного (in hujus rei testimonium observandum){68}. To обстоятельство, что в грамоте сказано о благочестивом даре на вечные времена (in perpetuarli elemosinam) позволяет вновь предположить, что нож сгибали в знак бесповоротности совершенного.

Свидетельства письменных источников, дополняются реальным материалом. Два примера сломанных ножей упоминает в своей работе М. Кленчи. Правда, в одном случае о былом существовании ножа со сломанным лезвием (broken blade) сообщает лишь позднейший источник — сам нож до нас не дошел{69}. Во втором случае исследователь отмечает, что такого рода нож до сих пор хранится в приорстве Дарема (город в северной Англии, центр Даремского палатината) и что прежде он принадлежал Стефану Бульмеру. К ножу прикреплен кусок пергамена, а на рукоятке ножа сделана запись о достигнутом соглашении. Передача ножа символизировала некоторую уступку монахам прав на капеллу в Lowick. Острие ножа сломано, по какой причине — Клэнчи оставляет без объяснения{70}.

Предположения, высказанные выше, находят дополнительные подтверждения в любопытном пассаже, приводимом Вильгельмом Мальмсберийским (ок. 1080 — ок. 1143) в его «Деяниях английских королей». Король Эдгар (959-975) распорядился представить широкие привилегии аббатству в Гластонбери (включая уголовную юрисдикцию) и положил на алтарь свой жезл (lituum), который затем был сломан для того, чтобы избежать в будущем возможной уступки или продажи кем-либо из последующих аббатов (fecit secari in medium, ne eum cuiquam dare vel vendere posset quilibet abbatum sequentium).

Следует отметить, что лишь одна половина жезла должна была храниться для подтверждения дара в том самом месте, где он был сломан, и остается только гадать, у кого оставалась вторая половина{71}.

[154]

Не исключено, что история, рассказанная хронистом, произошла на самом деле. В этом случае его свидетельство получает для нас особую цену, так как позволяет говорить о существовании уже у англосаксов процедуры ввода во владение, при которой ломались символы владельческих прав.

Заметим, однако, что в издание основного текста этот пассаж не попал. Как объясняет издатель хроники У. Стаббс, существовало три редакции хроники, каждая из которых представлена целой серией рукописей. Все редакции были созданы между 1125 и 1142 гг. (то есть незадолго до смерти самого хрониста). У. Стэббс отдал предпочтение рукописям, содержавшим редакцию С, согласно его классификации, поскольку она более подробна и включала специальные пассажи об истории Гластонберийского монастыря, отсутствовавшие в версии А — первой редакции хроники. В то же время, рукописи версии С, как и В, как утверждает У. Стаббс, являются собственно двумя ответвлениями одной и той же версии А, а не самостоятельными редакциями. В рукописи группы С хронист включил ряд грамот из Гластонберийского аббатства. В манускриптах группы В тот же материал изложен описательно, именно сюда включен и занимающий нас пассаж о жезле.

Как считал У. Стаббс, хронист решил для любителей Гластонберийского аббатства (for lovers of Glastonbury Abbey) более подробно изложить содержание грамот Гластонберйиского аббатства. Версия же В являлась более краткой и приближенной к первоначальному варианту, изложенному в манускриптах группы А{72}. Стоит отметить, что в приводимой Вильгельмом Мальмсберийским грамоте короля Эдгара о жезле речь не идет. Резюмируя свои наблюдения, У. Стаббс отмечает, что «было бы невозможно не напечатать все пассажи параллельно»{73}. Если история со сломанным жезлом короля Эдгара и является вымышленной, то все же надо отметить, что в ней отражены представления современников автора, жившего в XII в. С другой стороны, как свидетельствуют приводимые ниже примеры, едва ли функция согнутого или сломанного ножа-символа исчерпывалась его значением бесповоротности совершенного акта. Так, можно предполагать, что сломанные ножи могли символизировать известную ограниченность вновь устанавливаемых прав владения. В этом отношении любопытно отметить сходство в символике акта наделения вдовьей долей на континенте и в Англии.

Судебное разбирательство 1200 г., пожалуй, единственный пример, когда нож участвует в акте передачи имущества между светскими лицами и единственный, в котором с упоминанием ножа-символа связывается понятие «сейзина». В ходе этого судебного разбирательства некая Амиция потребовала свою вдовью долю, которую составляли половина от одной или половина от другой из двух вилл{74}. Дар вдовьей доли был сделан, как это и было принято по нормам общего

[155]

права, в дверях церкви, то есть в священном и публичном месте. Символом выделяемого в качестве вдовьей доли имущества выступал сломанный нож (который, возможно, там же, на глазах свидетелей, и был сломан).

Этот английский пример символического оформления вдовьей доли весьма схож с примером из Салерно, который приведен в словаре Дю Канжа. Как засвидетельствовано в этом документе, датированном 1358 г., обычай наделения вдовьей долей с использованием согнутого ножа (per cultellum flessum) характерен для представителей знати: магнатов, графов, баронов (secundum morem magnatum, comitum et baronum), причем такая практика отражала обычай «живущих по закону франков» (jure francorum viventium){75}. Очевидно, обычай одаривать вдовьей долей с использованием сломанного ножа-символа был заимствован и нормандской знатью у франков.

Глэнвил, английский правовед XII в., между тем определенно свидетельствует о том, что права женщины в отношении вдовьей доли были ограничены. Он пишет: «Следует знать, что женщина ничем, входящим в дар ее, не может распоряжаться при жизни мужа»76. При этом никаких исключений Глэнвилл не делает. Демонстрация упомянутой Амицией сломанного ножа в суде должна была, несомненно, служить доказательством того, что спорное имущество действительно является ее вдовьей долей.

Итак, целый ряд из разобранных здесь примеров неоспоримо свидетельствуют, что обычай передавать имущество посредством ножа-символа получил широкое распространение в Англии в результате нормандского завоевания. Имеется, однако, одно весьма позднее свидетельство, которое не позволяет нам совершенно исключить существование этого обычая в Англии ранее завоевания.

Его приводит в своей статье Г. Эллис. Сам автор выражает сомнение в подлинности событий, описанных в позднем источнике. В середине XIV в. настоятель монастыря Бэрри Сэнт-Эдмундс в Норфолке представил грамоту, удостоверявшую передачу земли указанному аббатству и сослался (в источнике употреблен глагол allegat, который в силу семантической трансформации в английском языке скорее означает «ходят слухи, вроде бы утверждают») на то, что некогда Эдуард Исповедник (1042—1066) положил нож на алтарь, символизируя этим наделение монастыря землей и держаниями в Броке (Brok){77}. Если это утверждение аббата не было плодом искаженной традиции, то применение ножа-символа имело место в Англии уже при Эдуарде Исповеднике.

Сколь бы зыбкой ни была традиция, на которую опирался наш аббат, стоит помнить о том, что Эдуард долгое время находился при дворе нормандских

[156]

герцогов, покровительствовал нормандцам при своем дворе и мог там воспринять обычай ввода во владение с помощью ножа-символа.

Повторим, однако, что именно нормандское завоевание представляется нам наиболее вероятной причиной распространения в Англии обычая передавать владельческие права с помощью ножа-символа. Нет сомнений и в том, что этот обычай утвердился главным образом в среде военной знати.

Главным символом социального статуса последней был, однако, меч. Как показывают некоторые из рассмотренных примеров, нож-символ можно считать заменой меча. На наш взгляд, более частое упоминание ножа в документах об установлении новых владельческих прав свидетельствует о частичной трансформации идеи захвата, которую выражал меч, в идею мирного ввода во владение, символом которой выступал нож.

Позволим себе указать две, на наш взгляд существенные, причины, в силу которых меч заменялся ножом. Дарителями при замене меча ножом могли двигать как прагматические соображения, так и ментальные установки. При этом вряд ли какой-либо из указанных причин можно отдать предпочтение. Представляется, что с одной стороны мечи были весьма дороги, в то время как существовало правило, согласно которому символ должен был оставаться у одаренного. Таким образом, даритель терял весьма дорогой предмет.

С другой стороны, будет нелишним заметить, что уже у скандинавов было запрещено входить в храмы с оружием, поскольку перед лицом богов следовало предстать безоружным78. Ж. Дюби замечает, что одной из главных причин того, что люди стремились поселиться вокруг приходских церквей, стало особое положение территории вокруг них. «Окружавшее церковь предхрамие не только принимало усопших, но и предлагало безопасность живущим. В этом пространстве, признававшимся священным… запрещалось любое насилие, люди меча не могли там силой изымать налоги»79. Нож, по-видимому, не вызывал столь негативных чувств и его использование могло послужить компромиссом между достоинством знати и требованиями духовенства.

Список сокращений

EHR English historical review. 1885 -.
Regesta Regesta Regum Anglo-Normannorum 1066-1154. Vol. I. 1066-11001 Ed. byH. W. C. Davis. Oxford, 1913.
Regesta Regum Anglo-Normannorum 1066-1154. Vol. II. 1100-1135 / Ed. by Ch. Johnson & H. A. Cronne. Oxford, 1956.
RBS Rerum Britanicarum medii aevi Scriptores 1357-1889. Vol. 1-99.
CRR Curia Regis Rolls. 1922 -.

[157]

Примечания:

{1} Из последних работ можно указать: Tomas H. М. The significance and fate of the native English landholders of 1086 II English historical review. 2003. Vol. CXVIII. No 477. P. 303-334. К сожалению, нам остались недоступными: Tomas Н. М. The English and the Normans: Ethnic Hostility, Assimilation and Identity 1066-1220. Oxford, 2003; Williams A. The English and the Norman Conquest. Woodbridge, 1995.

{2} Strickland M. War and Chivalry. Cambrige, 1996. P. 14

{3} В статьях «Investitura», «Gladius» и «Spatha» словаря Дю Канжа собрано десять примеров, где представлен меч-символ; значительная часть этих примеров заимствована из нормандских и английских источников. Можно указать еще на три примера в английских нарративных источниках и в сборниках королевских и частных грамот. Наконец, четыре примера использования меча в качестве символа, содержащихся в английских источниках, основательно разобрал в своей работе М. Кленчи.

{4} Annales Bertiniani II Scriptores Rerum Germanicarum in usum scholarum ex Monumentis Germaniae historiéis / Recensait G. Waitz. Hannoverae, 1883. P. 106.

{5} См.: Le Patourel J. The Norman succession 996-1135 II English historical review. 1971. Vol. LXXXVI,. No 339. P. 232; Ramsey J. H. The Angevin Empire. London, 1903. P. 263 ft. Так, в частности, будущий король Англии Ричард Львиное Сердце отправился после смерти отца в Нормандию, где «был торжественно возведен в герцогское достоинство и принял герцогский меч в присутствии архиепископа Готье и нормандских епископов, графов и баронов» (Перну Р. Ричард Львиное Сердце. М., 2000. С. 72).

{6} Dudo St. Quentin!. De moribus et actis primorum Normanniae ducum // Patrologia cursus complètes. Seria latina. Ed. J. Migne. 1853. T. 141. Lib. II. Col. 632: Regnum quod mihi ultra dedisti, per hune mucronem 12 libras auri capulo habentem, reddo tibí.

{7} Du Cange Ch. Glossarium mediae et intimae latinitatis [далее: Du Cange]. 1883-1887. T. IV. P. 74 ft.: Habens tantum in donis et liberationibus reguardi et panagii quantum unus ex magistris reguaratoribus et panagatoribus meis per totam Normaniam et bestorum meorum ad justitam Gladii mei pertinentium.

{8} К сожалению, сам текст грамоты нам оказался недоступен, поэтому текст цитируем по извлечению в словаре Дю Канжа, IV. Р. 75: Adeo liberum dicitur Comitatum Cestrensem ad gladium possedisse sicut ipse rex totam tenebat Angliam.

{9} Eadem die coronationis rex accinxit Willelmum Mariscalum gladio comitatus de Striguil (et aliquos)… qui licet antea vocati essent comites et administrationem suorum comitatum habuis-sent tamen non errant accincti gladio comitatus: (Du Cange. T. IV. P. 75); См. также: Qui (Hugo Dunelmensis) a Rege Gladio Comitatus accinctus, nomen sibi Comitis usurpavit (Du Cange. T. IV. P. 75); Quo etiam anno Nonis Februar Hubertus, Angliae justiciarius, gladio accinctus est a rege comitatus Cantiae (Du Cange. T. IV. P. 75).

{10} The Cartae Antiquae. Rolls 1-10 I Ed. L. Landon II Pipe Roll Society. Vol. LV (New Ser. Vol. XVII). London, 1939. No 56. P. 31.

{11} Earldom of Gloucester Charters: The Charters and Scribes of the Earls and Countesses of Gloucester to A.D. 12171 Ed. R. B. Patterson. Oxford, 1973. P. VI.

{12} Clanchy M. T. From memory to written record. Cambridge, Mass., 1979. P. 24.

{13} Ibid. P. 27.

{14} Фальшон (фальчион) — широкий однолезвийный меч, тесак. Ныне этот хранится в сокровищнице Даремского кафедрального собора. Его длина 890 мм, вес 1300 грамм.

{15} Clanchy М. Т. Op. cit. Р. 26.

{16} Ibid. Р. 25.

{17} Оба лица упомянуты в королевских грамотах. Дар Гуго монастырю св. Освальда в 1121 г. подтверждает король Генрих I (1100-1135). См.: Regesta … Vol. II. No 1272. Второму все тот же Генрих предписывает в 1111 г. вернуть епископу Даремскому Ранульфу все земли, которые Роберт у него отобрал. См.: Regesta … Vol. II. No 993. Надо полагать, что Роберт чувствовал себя достаточно уверенно, если решил тягаться с самим епископом.

{18} Du Cange. Т. IV. Р. 411 (Investitura).

{19} Ле Гофф Ж. Символический ритуал вассалитета // Ле Гофф Ж. Другое средневековье. Екатеринбург, 2002. С. 219.

{20} Clanchy M. T. Op. cit. P. 25.

{21} Ibid. P. 23.

{22} Ibid. P. 207.

{23} Michelsen A. L. J. Uber die «festuca notata» und die germanische Traditionssymbolik. Jena, 1856. S. 6 (Dipi. a. 867, in Fumagalli A. Codice Dipliplomatico Sant’ Ambrosiano. Milano, 1805. P. 393): Tradedit Gerulfus ministerialis domni imperatoris, qui profitebatur salica vivere lege, per cultellum, wantonem, etfistucum notatum seu ramum arboris, justa sua lege salica, in manus Petri.

{24} См.: Ibid. S. 10.

{25} Мюссе Л. Варварские нашествия на Европу: Вторая волна. СПб., 2001. С. 257.

{26} Ellis Н. Observations on some ancient methods of conveyance in England II Archaeolgia. 1814. Vol. XVII. P. 312.

{27} Chronicon monasterii de Abingdona. Vol. II / Ed. by J. Stevenson IIRBS. 1858. P. 19-20.

{28} Regesta … Vol. I. No 378.

{29} Formulare Anglicanum / Ed. Th. Madox. London, 1702. Introduction. P. XXIII.

{30} Наиболее подробно освещает эти события Вильгельм из Пуату. См.: William of Poitiers. The deeds of William Duke of the Normans and King of the English in English historical documents. 1042-1189 / Ed. D. Douglas and G. W. Greenway. London, 1981. Vol. II. P. 231. См. также: Willelmus Malmsberiensis. De gestis regum Anglorum Vol. I / Ed. by W. Stubbs II RBS. Vol. 90. 1887-89. P. 279. § 228:… atque, ut se magis commendaret, ultro Illi tunc quidem cultellum Doroberniae quod ad jus suum pertineret, et post mortem Edwardi regnum Anglicum, sacramento firmavit

{31} Regesta … Vol. I. No 1. В сборнике королевских грамот, откуда взят этот пример, издатель, не сомневаясь, говорит об акте сейзины с применением ножа (gave seisin). Проведенные нами наблюдения не позволяют согласиться с таким толкованием акта, поскольку глагольные формы saisire, saisiare ни разу не упомянуты в рассмотренных нами актах передачи имущества посредством ножа для столь раннего периода.

{32} К сожалению, сам текст грамоты нам оказался недоступен, поэтому текст цитируется по Du Cange. Т. IV. Р. 75: Adeo liberum dicitur Comitatum Cestrensem ad gladium possedisse sicut ipse rex totam tenebat Angliam.

{33} Ellis H. Op. cit. P. 314: Ingelarmus Wardeden et tres eius filii venerunt… et de culpa sua quam timuit et recognovit cultellum super illud pro emendatione posuit et omne rectum quod in eisdem triginta solidis hactenus clamaverat de se et heredibus suis … per eundem cultellum reddidit et quietam ciamavit.

{34} Отметим, что именно такой объем земельного держания М. Барг признал минимальным для того, чтобы отнести держателя к числу феодалов. Очевидно, что реально он владел более значительным земельным держанием. См.: Барг М. А. Исследования по истории английского феодализма в XI—XIII вв. М., 1962.

{35} Historia et cartularium monasterii S. Petri Gloucestria. Vol. IIII RBS. 1863-1 867. Vol. 33. DLXXXI. P. 97: Quietantia de una hyda in Omend. Notum sit omnibus praesentibus et futuris quod Galfridus nepos Moysi dimisit Deo et Sancto Petro calumniam quam clamabat in hyda de Omenel et super altare Sancti Petri liberam et quietam per cultellum posuit, et promisit earn de omnibus hominibus quietam facere, pro anima sua et parentum suorum per cultellum.

{36} Бенедиктинское аббатство Ste-Catherine du Mont. Первоначально называлось Trinite-du-Mont Основано Гозелином, виконтом Арка, монастырская церковь освящена в 1030 г. См.: Dom Cottineau. LH. Repertoire topo-bibliographique des Abbey et Prieurés. Macon, 1939. Vol. II. Col. 2544-2545.

{37} Regesta … Vol. II. No 29. P. 9: Haec donatio facta est per unum cultellum quern praefatus rex joculariter dans abbati quasi eius palmae minatur infigere «ita» inquit terra donari debet.

{38} Словарь Дю Канжа дает синоним sarcofagus. Du Cange. T. IV. P. 104.

{39} Regesta … Vol. II. No 378: Hoc denique sciant omnes quod rex per cultelìum eburnem quod in manu tenuit et abbati porrexit hoc donum peregit apud curiam … qui quidem cultellus jacet in feretro Sancii Rumoni.

{40} The Charters of the Anglo-Norman Earls of Chester 1071-1237 / Ed. By G. Barraclough. Cambridge, 1988. No 2. P. 2.

{41} Chronicon monasterii de Abingdon. Vol. Il II RBS. P. 19-20: Viculus est burgo Abben-donensis contiguus Supena dictus …commonitu Rainaldi abbatis et baronum suorum consulto … ipse comes in sanctuario fratrum ibi presidente … manu cultellum altari supponendo et ut in perpetuum ratum constet verbis illud proseguendo.

{42} См. сноску 7.

{43} Feudal documents from the abbey of Bury St. Edmunds I Ed. by D. C. Douglas. L., 1932. P. 155. No 173: Henrico Dei gratia Regi Angliae … Stephanus comes Britannie Eudonis comitis filius … salutem. Volo vobis notum fieri me dedisse et concessisse Deo et s. Aedmundo et Anseimo abbati … totam terram quam habui infra burgum Cantebrigie in elemosina … liberam et quietam ab omni consuetudine sicut umquam earn liberius et melius tenui Et quia hoc donum propria manu presente comitissa cum cultello meo super altare s. Aedmundi posui.

{44} Historia et cartularium monasterii S. Petri Gloucestria. Vol. Il II RBS. 1863-1867. Vol. 33. DLXXXI. P. 97: Vidimus atque quod domina mea Matilda regina Robertum ad altare S. P. conduxit ubi ipse astante regina pluribusque aliis per culteilum super altare donationem illam confirmavit.

{45} Henry of Blois II Dictionary of national biographies. 1921-1922 I Ed. by L. Stephen, S. Lee. Vol. II. P. 112.

{46} Facsimiles of Royal and others charters in the British Museum I Ed. by G. F. Warner and H. J. Ellis. London, 1903. Vol. I. № 32: Ego Willelmus terram meam de Norham quam ex patrimonio meo susceperam prò anima mea per manum Henrici Wintoniensis episcopi in elemosinam dedi… Quam donationem in praesentia prioris et conventus ejusdem ecclesiae per hunc cultellum confirmavi.

{47} The Charters of thè Anglo-Norman Earls… №8. P. 10: Anno ab incarnatione domini MCXIX regnante rege Henrico ego itaque comes Ricardus post obitum patris mei dedi prò salute animae suae… terram … prius per unam spicam frumenti, deinde per unum cultellum super altare S. Werburge et molendinium de Bach et tres mansuras quietas ab omni re.

{48} См.: Cartularium abbathiae de Whiteby II Publications of Surtees Society. Voi. 72. 1879. CCCCXXVI. P. 381: Omnibus fidelibus Dei Willelmus Wirfald salutem. Sciatis me dedisse concedente filio meo Willelmo … unam dimidiam carucatam cum tofto (i. e. mansura — A. K.) in Hilderwelle ita libere et quiete de omnibus occasioibus sicut ego tenebam Deo et S. Petro et fratribus de Whiteby in elemosinam et de illa terra prius seisavi Priorem per unum baculum in Hilderwelle coram multis testibus et post ego et filius meus Willelmus optulimus illam terram per unum cultellum super altare S. Petri in Whiteby.

{49} Hudson J. Land, law and lordship. New York, 1994. P. 158 ff.

{50} Ibid. P. 170.

{51} См., напр.: Regesta … Vol. I. No 29 (в документе не упомянут алтарь, так что можно думать, что дар был сделан не в церкви), 378: per cultellum …donum peregit apud curiam’, Vol. II. No CXLVII: Henricus rex Angliae … Sciatis me concessisse et confirmasse Oswaldo … ecclesiam quam Rogerus de Bulli coram me per cultellum dedit et concessit, Facsimiles of Royal and others charters… No 32: Quam donationem in praesentia prions et conventus ejusdem ecclesiae per hunc cultellum confirmavi. Остается открытым вопрос, был ли нож и в последнем случае возложен на алтарь?

{52} Chronicon monasteri de Abingdon. Vol. II. P. 189: ego Ricardus Basset concessi in elemo-synam hidas de Chedels quas avus meus et pater meus dederunt liberas et absolutas ab omni servitio militari et confirmavi in capitulo… et super altare signo cultelli propriis manibus posui.

{53} См.: Busset // Dictionary of national biographies. 1921-1922 1 Ed. by L. Stephen, S. Lee. Vol. I. P. 1295-1296,1305-1306 и Hudson J. Land, law and lordship. P. 196.

{54} Дюби Ж. Средние века: История Франции: от Гуго Капета до Жанны Д’Арк (987-1460). М., 2001. С. 71.

{5} Cartularium abbathiae de Whiteby II Publications of Surtees Soc. Vol. 69. CCXXXV. P. 191: Ego Alanus Buscel dedi Ecclesiae S. Petri de Wytby in perpetuum ecclesiam de Hotona et quiquid ad earn pertinet quam pater meus Ecclesiae S. M. longe ante me pro animae suae dederat et illud donum optuli super altare S. Petri per unum cultellum et confirmavi coram multis hominibus, qui hujus doni testes sunt).

{56} Asiamenta (aisiamenta) — какие-то предметы, необходимые для разного использования в жизни (инвентарь, продукты и т. п.). См.: Du Cange. T. I. P. 421-422 (asiamenta -commoditates, necessaria variis vitae usibus).

{57} Regesta … Vol. II. No 1809.

{58} Cartularium monasteri! de Rameseia. Vol. I / Ed. by W. H. Hart and P. A. Lyons II RBS. 1857. Vol. 79. P. 256: dédit Hubertus de Sancta … Deo et s. Benedicto, in capitulo coram Reginaldo abate … unam hidam de terra de dominico suo in manerio suo, quod Neuham appellata, quietam at absolutam ab omni servitio et consuetudine et placito et omnibus, quae ad eum pertinebant. Ita ut ab omnibus servitiis quieta esset et libera, praeter communem geldum Regis, pro remedio animae meae et parentum et per unum cultellum donationem suam super altare posuit).

{59} Formulare Anglicanum. CCCC. P. 241: Baderò de Momuta et uxor sua … salutem. Vestris notum facio me cum uxore mei concessisse in perpetuam elemosinam decimam quam praetor redditurus est de villa de Momuta. Donatio vero facta est super altare per unum cultellum.

{60} Ibid. Introduction. P. XXIII.

{61} Loyn H. R. The Norman Conquest. London, 1971. P. 122 ff.

{62} CRR.Vol. VII. 1935. P. 38-39.

{63} Цит. по: Clanchy M. T. Op. cit. P. 208.

{64} Цит. по: Michelsen A. L J. Op. cit. S. 6 (Fumagalli A. Cod. dipl. S. Ambros . Dipl. a. 836. P. 199): Ofersit et tradavit Hungeer avitator civitatis Mediolani germano quondam Hernesti per festugo nodatum, et mota de terra, seo per cortello pitzio fracto, atque per manecia.

{65} Tabular Vindocin … Ann. 1079. Ch. 341: Horum omnium donum et auctoranentum manu sua posuit super altare dominicum per cultellum in hujus rei memoriam plicatunm (Du Cange. T. IV. P. 412).

{66} Tabularium Burguliense. Fol. 72: Ut hoc donum Savaricus vicecomes momachis Burgulii concederet …Et propter hoc Savaricus plicavit illi quondam cultellum, danddo in signum concessions (Du Cange. T. IV. P. 413).

{67} М. Кленчи дает перевод «архив» (archive) (ClanchyM. Т. Op. cit. Р. 206).

{68} Ellis Н. Op. cit. P. 317: Thomas de Multon omnibus hominibus Francis et Anglis … ecciesiam de Westona cum omnibus pertinentibus suis Deo fratribus … in perpetuam elemosinam dedisse … Postea inde egressus ut quod sic verbo fuerat sancitum opere cunctis pateret certificatum, eandem Ecciesiam super Altare Dei et Sanctae Mariae …optuli cultellum, qui super eodem altare plicatus, in secretario reposuit, est in hujus rei testimonium observandum.

{69} Clanchy M. T. Op. cit P. 24.

{70} Ibid. P. 207. Кленчи высказывает предположение, что нож принадлежал именно Стефану, передавшему его стюарду как своему представителю. «Нож, — пишет М. Кленчи, — был подходящим предметом для стюарда (dapifer), поскольку он этим ножом резал <пищу> за столом господина и нож мог служить главным доказательством того, что стюард действительно представляет своего хозяина».

{71} Willelmus Malmsberiensis. De gestis regum Anglorum. Vol. I. Lib. II. § 149. P. 167-168 (в сносках): Eadgarus Anglorum rex filius Aedmundi regis ad monasterium Sancti Dei genitricis Mariae in Glestingebiri frequenter adveniens … plura admodumque magnifica privilegia contulit .. haec privilegia ipsi loco conferre disposuit, lituum proprium ebore decentissime formatum super altare … posuit… eundemque lituum mox in sui presentía fecit secari in medium, ne eum cuiquam dare vel vendere posset quilibet, abbatum sequentium, praecipiens partem illius servari in loco ad jam dictae donationis testimonium.

{72} Ibid. Preface. P. LVII-LIX.

{73} Ibid. P. LX.

{74} Select civil plea. Vol. I II Publication of Selden Society. Vol. III. London, 1890, pl. 16. P. 7: Johannes medietatem villae de Normaton et medietatem villae de Eston earn (uxor) inde dotavit et per quondam cultellum fractum, quod ipsa ostendit, ad hostium ecclesiae ei saisinam fecit.

{75} Du Cange. T. IV. P. 412: Quia dos data donationem proptem nuptias habere meretur …coram nobis sua propria et libera volúntate per cultellum flessum secundum morem magnatum, comitum et baronum… regni hujus viventium …jure francorum).

{76} Glanvill Ranulf de Tractatus de legibus et consuetudinibus regni Anglia / Ed. by G. Woodbine. London, 1932. VI. 3: Sciendum autem quod mulier nihil potest disponere circa dotem suam tempore vitae mariti sui.

{77} Ellis H. Op. cit. P. 312.