Киреева Ю. В. Обзор документов Российского государственного военно-исторического архива об иностранных военнопленных в России в годы Первой мировой войны (1914-1918)

Последняя война Российской империи: Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. Материалы Международной научной конференции. Москва, 7-8 сентября 2004 года / [отв. ред. В. П. Козлов]. — М.: Наука, 2006. С. 82-87.

История военного плена в годы Первой мировой войны является не только историко-научной, но и важной политической и морально-этической проблемой современного мира. Наличие многих десятков военных конфликтов, терзающих нашу планету, заставляет обратиться нас к печальному опыту прошлого, для того чтобы не допустить в дальнейшем повторения людских трагедий, имя которым — военный плен.

В ходе Первой мировой войны на территории России оказалось около 2,5 млн пленных солдат и офицеров неприятельских армий — Германии, Австро-Венгрии, Турции. Среди тех ужасов, которые несет с собой война, печальная участь военнопленных обращает на себя самое серьезное внимание.

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА) хранит большой комплекс документов, которые помогают воссоздать картину военного плена в России.

Основные материалы сосредоточены в фондах штаба Верховного главнокомандующего (Ставка, Ф. 2003), штабов главнокомандующих армиями Северного (Ф. 2031), Западного (Ф. 2048) и Юго-Западного (Ф. 2067) фронтов. В фондах штабов 1-й (Ф. 2106), 3-й (Ф. 2113), 4-й (Ф. 2118) и других армий, наряду с документами о боевых операциях, содержатся: донесения о захваченных пленных и трофеях; сводки сведений об убитых неприятельских солдатах; инструкции по ведению разведки и указания по организации опроса военнопленных; опросные листы и таблицы опроса, с пометкой «Спешно в штаб армии»; документы, найденные у пленных и убитых (погоны, записные книжки, газеты, открытки, письма). Все найденные на полях сражений документы, какими бы незначительными на первый взгляд они не были, надлежало отправлять в штаб армии для просмотра и изучения. Правда, как мы видим из приказа № 123 от 25 февраля 1917 г. Главнокомандующего армиями Северного фронта генерал-адъютанта Н. В. Рузского, это не всегда делалось. «В деле сбора сведений о противнике, — говорится в приказе, — наряду с опросом

[82]

пленных войсковой и агентурной разведкой, являются крайне важными и ценными сведения, черпаемые из разного рода документов …между тем к этому столь ценному источнику сведений усматривается несоответствующее его важности отношение со стороны некоторых частей войск …они часто либо вовсе не собирают этих документов, либо, случайно найдя их, обращают в свое пользование или помещают в полковой музей».

В фонде Главного управления Генерального штаба (ГУГШ, Ф. 2000), в отделе по устройству и службе войск (Оп. 9), находятся материалы о строительстве в России по примеру Австро-Венгрии и Германии концентрационных лагерей, данные о расходах по квартирному довольствию пленных, о предоставлении льгот военнопленным славянской национальности, в благонадежности и лояльности которых по отношению к России нет сомнений.

В начале войны поступавшие с полей сражений сравнительно небольшие партии военнопленных без труда размещали в заранее предназначенных для этого пунктах. Причем пленных славянской национальности оставляли исключительно в пределах Московского и Казанского военных округов, тогда как немцев, австрийцев, а равно венгров высылали в округа Сибири и Туркестана. Были случаи, когда немцы и австрийцы выдавали себя за славян, чтобы воспользоваться предоставляемыми им льготами. Льготы эти заключались в отведении славянам по возможности лучших помещений, отдельно от немцев и австрийцев, в снабжении одеждой, применении к ним более мягкого режима. Однако в дальнейшем из-за переполнения Московского и Казанского округов поступивших вновь славян приходилось направлять в Омский и Туркестанский округа. Объяснялось же такое благосклонное отношение к пленным славянам со стороны российских властей тем, что «славянские симпатии» к России и распространение русского культурного влияния на западных и южных славян имели для властей первостепенное значение. В докладной записке министру внутренних дел А. Н. Хвостову в начале ноября 1915 г. говорилось: «…вопрос военнопленных славян касается непосредственно внутренней политики. России … не безразлично, возвратятся ли они на родину с окрепшими симпатиями к русскому государству или же разочарованные, оскорбленные в лучших своих чувствах».

На приспособление нежилых (манежи, обозные сараи, училища и прочее) и жилых зданий (казарм) для размещения пленных в 1914 г. (с 24 июля) было израсходовано 892 688 руб., тогда как в 1916 г., с учетом затрат на постройку концентрационных лагерей и госпиталей, эта сумма составила 7 213 972 руб. Помимо расходов на строительные мероприятия и размещение пленных, на

[83]

их квартирное довольствие с начала войны и по 25 июля 1915 г., а именно, наем помещений, отопление, освещение, водоснабжение и содержание в чистоте занимаемых зданий, было израсходовано 2 451 452 руб. 55 коп., не считая расходов на пищевое, табачное, вещевое и мыльное довольствие.

Основной комплекс документов отдела эвакуационного и по заведованию военнопленными (Оп. 6 и 11) составляют алфавитные и именные списки пленных офицеров и нижних чинов австрийской, германской и турецкой армий, состоявших на учете в различных городах Российской империи, за 1914-1918 гг., в основном с указанием фамилии, имени, возраста, специальности, места пленения, вероисповедания и национальности, а также «места водворения». Там же находится переписка о назначении военнопленных на разного рода работы. Так как вследствие целого ряда призывов мужского населения, по данным Всероссийской переписи за 1917 г. по 50 губерниям и областям, призванные в армию составляли около 47,4% всего трудоспособного населения, неудивительно, что уже к середине 1916 г. в стране стала остро ощущаться нехватка рабочих рук во всех отраслях хозяйственной жизни, что заставило правительство прибегнуть к самому широкому использованию труда военнопленных. В 1915 г. около 81 % губерний нуждались в рабочих руках. Согласно данным Центральной коллегии о пленных и беженцах от 1 января 1916 г., всего на работах в военных округах числились 521 офицер и 984 083 солдата неприятельских армий, а к 1 января 1918 г. — 848 офицеров и 1 119 905 солдат. Дополнением к текстовым документам служат карты с изображением мест нахождения пленных на работах по различным ведомствам: военному, путей сообщения, торговли и промышленности, землеустройства и земледелия.

Большой интерес представляют материалы о формировании чешско-словацких войсковых частей, переписка о составлении сборника фотографических изображений, типичных групп пленных нижних чинов и офицеров, бытовых картин их повседневной жизни, виды отдельных лагерных построек, деталей внутренней обстановки жилья. Для опровержения распространяемых «нашими врагами инсинуаций …относительно неудовлетворительного содержания …военнопленных — в смысле стесненного и беспорядочного размещения …сурового к ним отношения» фотографировать рекомендовалось в течение летних месяцев.

Несомненно, большим познавательным потенциалом для исследования обладают документы, хранящиеся в фондах военных округов, сосредоточенные в управлении окружного генерал-квартирмейстера, в отделе по заведованию военнопленными, например в штабе Московского военного округа (Ф. 1606. Оп. 2),

[84]

штабе Киевского военного округа (Ф. 1759. Оп. 3). В штабе Иркутского военного округа (Ф. 1468. Оп. 2) документы находятся еще и в оперативном отделе, в Омском военном округе (Ф. 1450. Оп. 7) — в военно-статистическом. В штабе Приамурского (Ф. 1558. Оп. 9) и Казанского (Ф. 1720. Оп. 8) военных округов отдел по заведованию военнопленными выделен как самостоятельная структура.

Наиболее полно материалы о военнопленных сохранились в фонде штаба Туркестанского округа (Ф. 1396), где в целях усовершенствования системы управления войсками в 1899 г. была проведена реорганизация, результатом которой стало образование двух управлений — окружного генерал-квартирмейстера (Оп. 2) и дежурного генерала (Оп. 3). В 1910 г. приказом № 481 по военному ведомству было образовано управление окружного начальника военных сообщений в составе военно-дорожного и этапного отделов. Вопросами расквартирования и содержания австрийских и германских военнопленных до осени 1916 г. заведовало этапное отделение, пока 10 ноября того же года при управлении окружного генерал-квартирмейстера не было образовано отделение по заведованию военнопленными, а также военно-цензурная комиссия (Оп. 5).

Материалы этих фондов открывают перед нами картину жизни военнопленных в различных лагерях Российской империи и после октября 1917 г. Они дают возможность проследить изменения в вопросах содержания, охраны, системы организации труда и других аспектах жизни и быта иностранных военнопленных на протяжении всего периода Первой мировой войны.
В вышеперечисленных фондах военных округов находятся документальные материалы следующего характера:

• Сведения о численном и национальном составе пленных, еженедельно предоставляемые в ГУГШ к 1, 8, 15 и 22 числу каждого месяца.

• Информация о числе бежавших и возвращенных пленных, нижних чинов и офицеров. Сводки сведений, с описанием примет, указанием фамилий и имен бежавших пленных, дознания об обстоятельствах и возможных причинах побегов, переписка о принятии мер по их предотвращению. Например, по 114-й рабочей дружине военнопленных зимой 1917 г. было объявлено, что весной, ввиду возможных побегов пленных, из дерева нужно сделать штамп «В-пл.» и заклеймить верхнюю одежду (особенно русские шинели) пленных черной краской по левому рукаву. Буквы должны быть величиной: «В-п» — 1,5 вершка, а «л» — 1 вершок. В сентябре того же года из-за участившихся побегов, помимо клеймения, было предписано: отбирать у пленных все

[85]

наличные деньги, забирать на ночь обувь и держать ее так, чтобы они не могли ею пользоваться, а также усилить меры охраны. В большинстве случаев побеги совершались из-за слабого состава конвойной команды, а также неправильной организации надзора. В среднем на 135 000 пленных приходилось 11 140 «окарауливающих». Стоимость «окарауливания» одного пленного в месяц составляла около 3 руб.

• Данные об изменениях в пищевом довольствии пленных в период Первой мировой войны. Например, в начале войны стоимость пищевого довольствия на одного военнопленного в день составляла 33 коп., из которой на хлеб приходилось 8 коп., а на мясо 9. К 1916 г. эта сумма увеличилась до 45 коп., а в 1918 г. составила 1 руб. 42 коп. При этом порции, составлявшие в начале войны 3 фунта хлеба, 3Л фунта мяса, 100 г крупы для каши, чай и сахар, уменьшались и к началу марта 1915 г. выдача мяса была ограничена до фунта (в день), а чай во многих лагерях был совсем отменен. Иногда из-за затруднений в заготовке мяса было разрешено заменять его малосольной или сушеной рыбой, а картофель — вермишелью, что, конечно, не могло заменить мясо и картофель по своим питательным качествам.

• Переписка о разрешении посещать лагеря военнопленных представителям нейтральных государств, отчеты представителей делегаций Красного Креста о посещении лагерей, жалобы военнопленных, пожелания делегатов по улучшению условий их жизни.

• Доклады военно-цензурных комиссий, рассказывающие нам о правилах отправки корреспонденции, обысках, проводимых среди военнопленных, сложностях при переводе писем и открыток, и др. Так, например, в одном из докладов военно-цензурной комиссии указывалось, что распоряжением ГУГШ военнопленным воспрещается писать на всех языках, кроме французского, итальянского, и всех славянских наречиях. Письма, написанные на мадьярском, турецком, эсперанто и других языках, задерживались цензурой и отправлялись в архив Главного штаба для просмотра по окончании войны.

Переведенные военной цензурой письма, открытки, дневники, выдержки из записных книжек генералов, офицеров, солдат неприятельских армий, сохранившиеся в фондах РГ’ВИА, являются бесценным источником для изучения темы военного плена. Из них мы узнаем о том, какой пленные видели Россию и русских, об отношении к ним со стороны местных властей, не только о физическом, но и духовном плене «обезоруженных воинов».

Интересно для изучения и такое явление, как заключение брака военнопленных с русскими гражданками. С согласия воен-

[86]

ного министра было разрешено вступать в брак с русскими гражданками военнопленным славянам следующих категорий: 1) освобожденным на поруки под ответственность юридических или частных лиц; 2) освобожденным с включением в разряд «трудообязанных пленных»; 3) возбудившим ходатайство о принятии в русское подданство. В некоторых особенных случаях, например если вступление в брак мотивировалось нравственной необходимостью, он мог быть разрешен пленным, не принадлежащим к указанным категориям.

Данная категория документов представлена прошением жениха и невесты и согласием родителей невесты. Кроме того, жениху и невесте выдавалось удостоверение в том, что они в родстве не состоят и между ними не имеется никаких законных препятствий для вступления в брак. После заключения брака, согласно разрешению военного министра, военнопленному разрешалось посещать город в обществе жены и ее родственников, бывать у нее на квартире в часы, разрешенные заведующим командой военнопленных.

Материалы Центрального справочного бюро о военнопленных Российского общества Красного Креста (РОКК, Ф. 12651), фонды гарнизонов военных округов, например фонд гарнизонов Иркутского военного округа (Ф. 1529. Оп. 1), фонд Войтовицко-го рабочего отряда военнопленных (Ф. 15847. Оп. 1), фонд заведующего командой военнопленных в старом саперном лагере Ташкента (Ф. 14606. Оп. 1), фонд лагеря военнопленных при ст. Казалинск (Ф. 14767. Оп. 1) и др. расширяют возможности исследования истории военного плена в России.

[87]