Skip to main content

Стемпняк В. Польские концепции Юго-Восточной Европы в период Первой мировой войны

Последняя война Российской империи: Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. Материалы Международной научной конференции. Москва, 7-8 сентября 2004 года / [отв. ред. В. П. Козлов]. — М.: Наука, 2006. С. 107-124.

В момент восстановления независимости Польши в 1918 г. в некоторых государствах уже имелись польские учреждения квазидипломатического характера, что, по мнению их создателей, облегчило бы в будущем международную активность возрожденного польского государства. Однако желанию польских политических деятелей воспользоваться этим для перехода к полноценной дипломатической деятельности препятствовал ряд трудностей и конфликтов. Существенной проблемой в данном случае было влияние политических концепций, которых придерживалось руководство этих учреждений, на внешнюю политику польского государства. Их первоначальная деятельность отражала разные политические взгляды на путь Польши к независимости, а дальнейшая — на направления внешней политики Республики Польша.

Контактам и сотрудничеству с балканскими государствами, казалось бы, отдаленными от Польши в географическом, политическом и экономическом смысле, придавалось большое значение уже на заре польской независимости. Это было связано с концепциями польских политических центров в XIX в. Связь польской национально-освободительной деятельности с положением на Балканах и политикой великих держав в этой части Европы стала своего рода традицией польской национальной мысли. По-видимому, это произошло потому, что в то время в Европе не было региона с таким же сложным механизмом международных влияний и взаимоотношений, как Балканы, проблемы которого позволяли бы вести дипломатическую работу, соответствующую степени сложности польских освободительных устремлений. Стремление Польши к независимости должно было сопровождаться борьбой одновременно против трех совершивших территориальные разделы держав.

1908 год предвещал изменение такого положения. Кризис, вызванный в международных отношениях аннексией Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины, был переломным моментом в развитии международных отношений в Европе. Он послужил началом событий, ведущих к войне между государствами — участниками раздела Польши, которые теперь очутились в двух разных

[107]

военно-политических блоках. Это оказало весьма значительное влияние на формирование в польском обществе так называемых ориентационных программ, направленных на Россию или Австро-Венгрию. Последнее направление, в первоначальный период войны наиболее распространенное, предполагало создание Польши, независимой от Пруссии и России и связанной с Австрией исключительно на добровольной основе.

Создание представителями национально-освободительного лагеря в августе 1912 г. Польской военной казны – организации, имеющей целью субсидирование всех военных приготовлений, по времени почти совпало с очередным обострением ситуации на Балканах, завершившимся в октябре 1912 г. балканской войной{1}. В ноябре 1912 г. Польская военная казна взывала к польскому обществу: «Соотечественники! Обращаемся к вам в момент, когда в пламени балканской войны открывается извечная историческая истина, что великие задачи народов кровью и железом исполняются. В блеске этой истины пора выдвинуть и наши требования, наше желание освобождения Родины…». Результат балканской войны был для польских патриотов доказательством того, что в меняющейся международной обстановке выступление за национальную самостоятельность становится возможным. Возникшая 10 ноября 1912 г. Временная комиссия конфедерации освободительных партий, с проектом создания которой выступил Юзеф Пилсудский{2}, в своей деятельности также ссылалась на балканские события и убеждала поляков в необходимости осознания того факта, что границы европейских государств не являются вечными и нерушимыми, а спокойствие Европы может в любую минуту закончиться и начнется мировая война. С момента начала Первой мировой войны, а затем создания галицийскими политическими группировками Верховного Национального Комитета (ВНК){3} возникли возможности установления контактов с балканскими государствами, которые сохранили нейтралитет или высказались в поддержку центральных государств.

Концепции и деятельность Верховного Национального Комитета

Характерной чертой деятельности ВНК было (предполагая, что решение польского вопроса произойдет в рамках Австро-Венгрии путем освобождения польских земель из-под российского и немецкого владычества) стремление к сотрудничеству народов и стран Юга Европы. На формирование такого представления о решении польского вопроса значительное влияние оказала концепция «Миттельевропы», которая исходила из невозможно-

[108]

сти суверенного существования малых государств и предполагала создание военно-политического союза Германии, Австро-Венгрии и государств Юга Европы с Турцией включительно, способного уравновесить такие мировые державы, как Великобритания, США и Россия. Это была предпосылка, которая для сторонников австро-польского решения, т. е. объединения Королевства Польского с Галицией под эгидой Габсбургов в рамках центрально- и югоевропейской федерации, являлась удобной исходной точкой для начала деятельности ВНК на международной арене. Такая внешнеполитическая активность требовала, конечно, согласия (или хотя бы невмешательства) со стороны австро-венгерских политических кругов. Эта идея, не интересная с точки зрения малых и средних государств, содержала в себе много возможностей для разработки и реализации различных вариантов системы международных отношений, что, вместе с привлекательностью австро-венгерского решения как модели многонационального государства, обеспечило ей много сторонников. Однако необходимо подчеркнуть тот факт, что идея союза государств Центральной и Южной Европы рассматривалась в качестве реальной возможности построения международных отношений не только во время Первой мировой войны, но и после ее окончания, и даже сохраняла свою привлекательность во время Второй мировой войны.

Началом внешнеполитической деятельности на Балканах, развивающей именно это направление, была активность Пресс-бюро Военного департамента ВНК, выступившего с инициативой пропаганды стремлений Польши к независимости{4}. Организовать информационную службу Пресс-бюро удалось уже осенью 1914 г. Были созданы отделения в центральных и нейтральных странах. Развертыванию этой деятельности способствовал Владислав Сикорский, руководивший Военным департаментом. Именно таким образом в нескольких европейских странах были заложены основы будущих польских дипломатических представительств.

Что касается деятельности ВНК в балканских государствах, то самую большую активность его представители проявили в Болгарии, где для этого оказались наиболее благоприятные условия. Работу там начал д-р Тадеуш Станислав Грабовский{5}, имя которого будет связано с польско-болгарскими отношениями вплоть до 1925 г.

Это было выражением общности польских и болгарских интересов, что усиливалось фактом значительного отчуждения Болгарии от других стран, в том числе от славянских. В таких условиях польские партнеры – славяне, сотрудничающие с цент-

[109]

ральными державами, могли быть очень полезными в обосновании альянса Польши с Австро-Венгрией, Германией и Турцией в глазах мирового общественного мнения. Для поляков наряду с чувством славянской этнической общности и с осознанием значительного культурного и исторического влияния Польши в Болгарии весьма существенное значение имел факт, что послом Австро- Венгрии в Софии был Адам Тарковский. Этот дипломат сыграл видную роль в привлечении болгар к участию в войне на стороне центральных государств. Учитывая российское влияние в Болгарии и значение России в деле национального освобождения болгар, это событие было парадоксальным. Однако в соперничестве России с Австро-Венгрией на Балканах для первой важнее была Сербия, как «югославский Пьемонт», создающий самую большую опасность для империи Габсбургов. И именно ей Россия оказала поддержку в борьбе с австро-венгерской монархией. Это, однако, вовсе не означало полного отсутствия заинтересованности российской дипломатии в удержании Болгарии на орбите собственного влияния. Кстати, Болгария, своим решением начать вторую балканскую войну, поставила Россию в весьма трудную ситуацию, облегчая Сербии и Греции получение ее поддержки в споре за Македонию.

Болгария, после того как она более года сохраняла нейтралитет, решила принять участие в войне на стороне центральных государств, прежде всего, взамен получения всей Македонии и восточной части Сербии до реки Моравы, а также за территориальные уступки со стороны Турции, важные для Болгарии по коммуникационным соображениям. Дипломатическая борьба за привлечение Болгарии, а затем за ее вступление в войну на стороне центральных государств была признана Военным департаментом ВНК, функционирующим в гор. Петркув Трибунальский уже после занятия Королевства Польского немецкой и австро-венгерской армиями, при участии польских легионов, благоприятной для интенсификации пропагандистской деятельности и получения международной поддержки. В таких условиях, благодаря личной поддержке Владислава Сикорского, в июле 1915 г. Тадеуш Станислав Грабовский мог поехать в Софию в качестве специального делегата Пресс-бюро Военного департамента ВНК. Созданное им представительство, в работе которого присутствовали элементы внешнеполитической деятельности, функционировало до конца войны. Особенно активно оно стало действовать после победы Февральской революции в России и связанного с этим событием частичного изменения тактики центральных держав по отношению к Польше. Признание ВНК 14 января 1917 г. поставленного оккупантами Временного Государственного Со-

[110]

вета – зачатка будущего правительства свободного, независимого Польского Государства, со временем привело к сотрудничеству этих учреждений на международной арене, в том числе к заключению 15 октября 1917 г. договора о переходе с 1 января 1918 г. заграничных учреждений ВНК в ведение Департамента политических вопросов Временного Государственного Совета. Это очевидным образом противоречило немецкой политике в решении польского вопроса и, более того, нарушало правовые акты оккупационных властей Королевства Польского. Патент от 12 сентября 1917 г. об установлении государственной власти в Королевстве Польском в ст. 5 четко указывал, что эта власть не уполномочена вести дела на международной арене во время оккупации.

В период Первой мировой войны болгарская дипломатия и лично царь Фердинанд с премьером Радославом вмешивались (в положительном смысле этого слова) в деятельность, направленную на создание польского государства. Издание манифеста двух императоров о восстановлении Королевства Польского от 6 ноября 1916 г. было отмечено в Софии торжественным богослужением за благополучие Польши, на котором присутствовало все болгарское высшее политическое и культурное общество. Торжества и богослужения при отсутствии каких-либо официальных польско-болгарских договоренностей были для царя и правительства очень удобным способом демонстрации поддержки стремления Польши к независимости. Царь Фердинанд подтвердил это, приняв участие в октябре 1917 г. вместе с наследником престола Борисом, правительством и главным командованием войск в торжественном богослужении, посвященном годовщине смерти Тадеуша Костюшко. По этому случаю Фердинанд заявил, что судьба польского народа его всегда очень интересовала, что этот народ был ему близок не только благодаря своему великому прошлому, но и великим страданиям. Царь отметил, что сочувствовал судьбе Польши, и выразил надежду, что несчастия Польши закончились раз и навсегда и для страны начинается эпоха тяжкого, но очень благородного труда – постройки своего гнезда.

Эти бросающиеся в глаза поиски сотрудничества с поляками и надежды на возрождение польской государственности были выражением стремления Болгарии к расширению масштаба международных контактов с центральными государствами и Турцией, не пользующимися особой симпатией болгар. Как правильно заметил и доказал Грабовский, эти болгарско-польские контакты и манифестации дружбы заполняли в душах болгар вакуум, возникший после того, как их дороги с Россией разошлись.

[111]

Эта ситуация была в какой-то мере парадоксальной, так как вытеснение сильных здесь российских влияний было одной из главных задач Верховного Национального Комитета, концепция восстановления в какой-либо форме польской государственности которого базировалась на антироссийской политике.

Оживленные контакты премьера Радослава с польским специальным посланником в Софии (оба политика довольно регулярно встречались – каждые две недели) свидетельствовали о большой заинтересованности болгарской стороны в развитии событий, связанных с местом Польши в политике центральных держав. Это убедительно свидетельствует о том, что Болгария могла видеть в новообразованном польском государстве (даже в значительной степени зависимом от Германии и Австро-Венгрии) партнера, облегчающего ей достижение более самостоятельной позиции в рамках тогдашней системы сил на международной арене. Такое демонстративное подчеркивание заинтересованности в польских делах можно считать своеобразной формой поддержки Польского кружка, который в венском парламенте, в так называемых майских решениях, выступил с программой независимости Объединенной Польши, имеющей доступ к морю. Это соответствовало растущему разочарованию Болгарии в отношении Германии и твердому убеждению, что мировая война, быть может, не принесет значительной пользы большим государствам, но, во всяком случае, принесет пользу польскому и болгарскому народам и станет возмещением за прежнее несправедливое (с точки зрения этих государств) отношение к ним со стороны европейских стран.

Дальнейшее развитие контактов польского представителя с болгарским правительством, проявлением которого стали, на-пример, планы создания болгарского представительства в Польше, было серьезно нарушено результатами конференции в Брест-Литовске, которая началась 22 декабря 1917 г. Пока дошло до окончательных, как это казалось участникам конференции, соглашений с Советской Россией, 9 февраля 1918 г. был подписан мирный договор с Украинской Народной Республикой. Эти решения были приняты без участия делегата правительства Регентского Совета Королевства Польского, власти которого предпринимали неоднократные попытки принять участие в этой конференции. Однако эти усилия оказались безрезультатными из-за негативного отношения к ним Советской России.

Решения Брестского мирного договора от 9 февраля 1918 г., подписанные, кроме Германии и Австро-Венгрии, также Болгарией и Турцией, должны были стать основанием для присоединения к Украине Хелминской земли и части Подляся. В секретной

[112]

клаузуле к этому договору Австро-Венгрия обязалась выделить из территории Восточной Галиции регионы с преобладанием украинского населения и после объединения их с Буковиной создать из них отдельное государство. Два месяца спустя эти решения и постановления потеряли какое-либо практическое значение, однако они обозначали явный перелом в отношениях между центральными государствами и польскими политическими группировками и учреждениями, которые, хотя и были созданы оккупантами, являлись тогда прочным фундаментом для польской государственности.

Несмотря на поражение Болгарии в войне и изменение политической ситуации в этой стране после войны, основанное Грабовским учреждение продолжало работать, становясь базой для созданного в ноябре 1918 г. польского дипломатического представительства, руководителем которого он оставался до 1925 г.

Начало деятельности Верховного Национального Комитета, а затем Временного Государственного Совета и правления Регентского Совета в Турции также связано с именем Тадеуша Грабовского. Однако начатой им на территории Турции деятельности предшествовала значительная активность политиков, связанных с Верховным Национальным Комитетом, которые рассматривали польско-турецкие отношения как чрезвычайно важный фактор для реализации их политических концепций. Помимо прочего, это привело к созданию Польского общества друзей Турции в Кракове и Польско-турецкого общества по исследованию искусства и литературы в Париже{6}. Грабовский уже в начале своей деятельности в Болгарии в 1915 г. старался создать турецкий филиал Пресс-бюро Военного департамента ВНК. С этой целью он отправился в Константинополь, где находился с 25 июля по 10 августа 1915 г. Он рекомендовал властям Королевства Польского действующего в Константинополе Здзислава Мацеевского, который в пределах своих возможностей занимался там пропагандой целей польской политики.

В Турции были совершенно другие условия для политической деятельности поляков. Эта страна значительно больше, чем Болгария, зависела от Германии и ее политики на Ближнем Востоке. В результате Турция вступила в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии еще в 1914 г.

Предложение Грабовского назначить 3. Мацеевского представителем Военного департамента ВНК в Турции было принято. Поляки надеялись, что, используя взаимные польско-турецкие симпатии, можно будет установить политическое сотрудничество в целях поддержки стремлений Польши к независимости. Однако для турок, оперирующих чрезвычайно реальными категориями,

[113]

польский вопрос являлся только внутренним вопросом Германии и Австро-Венгрии. Турки считали, что немцы включат Королевство Польское в состав немецкого рейха или вернут его в будущем России в качестве компенсации за возможные уступки со стороны Антанты. Однако отношения Турции с Германией были всего лишь одним из факторов, диктующих туркам быть осмотрительными в отношении проблемы возрождения польского государства. Другими не менее важными факторами были общественное мнение, находившее отражение в прессе, а также отношение политических кругов к украинскому вопросу. Деятели украинского освободительного движения достигли в Турции значительных успехов. Это их делу турецкая пресса посвятила исполненные энтузиазма статьи, горячо поддерживающие старания, направленные на создание независимой Украины как защитного вала, охраняющего Турцию от российского нашествия в будущем. Имея в виду создание «великой Украины», турецкие политики не принимали в расчет то или иное решение польского вопроса.

В такой ситуации руководимое Мацеевским учреждение не стало (как в Болгарии) основой для создания в Турции польского дипломатического представительства. Окончательно решило этот вопрос острое сопротивление государств Антанты, из-за которого правительство возрожденного польского государства не решилось воспользоваться услугами учреждения, созданного властями Королевства Польского. Установление дипломатических отношений между Польшей и Турцией произойдет (после многих изменений) только в 1924 г.

Значительно более весомыми оказались достижения польского политического лагеря, связанного с центральными государствами, в установлении польско-румынского сотрудничества. Власти Королевства Польского открыли в октябре 1918 г. свое дипломатическое представительство в Бухаресте в ранге миссии. Руководил ею доктор Мариан Линде. Таким образом еще во время войны была продемонстрирована значительная заинтересованность в установлении польско-румынских отношений и сотрудничества.

Это могло произойти только в результате того, что Румыния, проводящая тонкую политическую игру, 16 августа 1916 г. отказалась от своего нейтралитета в военных действиях. Тогда было подписано политическое и военное соглашение с государствами Союза четырех, непосредственно предшествующее ее вступлению в войну 28 августа 1916 г. Таким образом Румыния поменяла союзников (с 1883 г. она была связана секретным договором о союзе с Австро-Венгрией и Германией). Ставкой в игре было

[114]

около 3200 тыс. румын, проживающих в границах монархии Габсбургов, главным образом в Трансильвании, Банате и на Буковине. Напомним, что население самой Румынии в то время насчитывало 7 млн 600 тыс. жителей. Взамен объявления войны Австро-Венгрии Румыния получала именно эти территории, принимая на себя ряд обязанностей, в том числе – не заключать сепаратного мира с центральными государствами. Этого условия, как выяснилось в будущем, она оказалась не в состоянии выполнить. Тогда никто не мог предвидеть, что война окончится таким образом, что станет возможным получение от центральных государств «премии» в виде Бессарабии, что являлось наградой Румынии за участие в войне на их стороне. Западные государства, гарантируя Румынии нерушимость ее нынешней территории, обеспечивали ей сохранение приобретений с времен балканских войн в виде Добруджи. Все это обещало большие успехи, достижение которых в значительной мере могло зависеть от эффективности действий румынской дипломатии. Как показало будущее, она сумела справиться с этой задачей, чему помогла и проницательность премьера И. Братьяну, который в ст. 6 заключенного с Антантой трактата оговорил для Румынии равные с другими государствами права при принятии решений на мирной конференции. Правда, на практике это оказалось невыполнимым, однако такая оговорка усиливала позицию Румынии в момент принятия самых важных решений.

В период, когда Румыния была предметом заинтересованности борющихся сторон, каждая из которых старалась привлечь ее на свою сторону, ВПК предпринял политическую акцию, направленную на установление контактов с Румынией. Оказалось, однако, что как к самим полякам, так и к идее восстановления независимости Польши румыны отнеслись скорее с равнодушием.

Румынскими делами в Верховном Национальном Комитете занимался доктор Станислав Вендкевич{7}, который, будучи членом Румынского института в Вене, имел тесные контакты с представителями румынской общественной, культурной и политической жизни. Несмотря на это, оживленной деятельности от имени ВНК он развернуть не смог, так как встретил в Бухаресте прохладное отношение к центральным государствам и к тем польским кругам, которые связывали с этими государствами судьбу польского народа.

Вендкевич, выступающий в данном случае как частное лицо, вел борьбу в защиту Австрии, как системы федеративных национальных сочетаний, но развал такой системы составлял цель политики Румынии, со временем достигнутую в сотрудничестве с государствами Антанты. Поэтому предположение о том, что фе-

[115]

деративная идея должна быть близка румынам, ибо в случае ее реализации автономия для румын в Трансильвании была бы достигнута, красноречиво свидетельствует, что представители ВНК на территории Румынии реализовали директивы австрийской политики.

Пессимистические рапорты представителей Верховного Национального Комитета, свидетельствующие о равнодушии Румынии к судьбам Польши, можно считать признанием полного провала деятельности ВНК в этой стране. Вендкевич был вынужден признать, что представители конкурирующего польского политического лагеря встретили в Румынии гораздо лучший прием.

В ходе войны на территории Румынии оказалось значитель-ное количество русских войск (одно время в Румынии были дислоцированы три армии, насчитывающие 25 дивизий пехоты и 13 дивизий кавалерии). Создаваемые тогда в рамках российской армии польские военные подразделения попадали также и на румынский фронт, располагаясь на территории этой страны. Первое польское военное подразделение оказалось в Румынии в августе 1917 г. Это был I полк польских улан. Общее число поляков в русских войсках на румынском фронте оценивалось в 80-100 тыс. офицеров и солдат. Они даже создали Исполнительный Комитет союза военных поляков румынского фронта, во главе которого стоял капитан Леон Бобицкий. Комитет располагался в городе Яссы, где в то время пребывало румынское правительство. Без сомнения, это облегчало установление контактов и сотрудничества, в результате чего румынские власти в ноябре 1917 г. выразили согласие применить льготные правила в отношении военнопленных-поляков, находящихся в лагерях на территории этого государства. Эти правила применялись только в отношении военнопленных, имеющих гражданство стран союза. Результатом активности Исполнительного Комитета было вступление в декабре 1917 г. в эту организацию II польского корпуса, к которому присоединилась II бригада польских легионов.

Прогрессирующее разложение Русской армии и заключение Россией мирного договора с центральными государствами в Брест-Литовске поставили Румынию, а вместе с ней и польские военные части, находящиеся на ее территории, в сложное положение. После предварительных мирных договоров Румынии с центральными государствами в Буфтеа II польский корпус оказался под угрозой разоружения. В таких условиях в ночь с 8 на 9 марта корпус начал переход на территорию Украины. Власти Румынии, в том числе король, выказали максимум благожела-тельности по отношению к полякам, позволяя им, вопреки взятым Румынией обязательствам, сделать это. Однако это не могло

[116]

спасти II корпус от поражения под Каневом 11 мая 1918 г., но с этого момента польско-румынское братство по оружию стало фактом, облегчающим впоследствии сотрудничество между армиями обоих государств.

Румыния за свое участие в войне заплатила огромными потерями. Навязанный ей центральными европейскими государствами бухарестский договор, заключенный 7 мая 1918 г., не оказал в конечном счете серьезного влияния на судьбу этой страны. Притом он не был Румынией ратифицирован, но предоставил ей возможность аннексировать Бессарабию, так как центральные государства выразили согласие на занятие этой территории румынской армией. Несмотря на поражение в войне, Румыния, используя события в России после Октябрьской революции, смогла реализовать одну из целей своей политики, каковой было присоединение Бессарабии. Аннексии этой территории, произошедшей 9 апреля 1918 г., предшествовало постановление Совета Народных Комиссаров Российской Советской Федеративной Социалистический Республики о разрыве дипломатических отношений с Румынией.

Польское представительство, созданное в период зависимости Румынии от центральных государств, не могло оставаться прочным по окончании войны. Это произошло не только из-за нежелательного отношения Антанты, но и в силу сложившейся в Польше системы политических отношений. Дошло даже до столкновения между двумя польскими политическими лагерями, каждый из которых в борьбе за независимость страны выбрал свой собственный путь.

Концепции и деятельность Национального Польского Комитета

Вначале было упомянуто, что боснийский кризис 1908 г. способствовал кристаллизации так называемых ориентационных программ в польском обществе. В программах и политической деятельности лагеря сторонников союза с Россией Балканы занимали совершенно иную позицию. Политическая программа Национальной демократии — самой влиятельной политической партии в этом лагере — предполагала поддержку польского общества со стороны России и считала, что главным противником Польши является Германия. Основные предпосылки этой программы были сформулированы Романом Дмовским в 1908 г. в книге «Германия, Россия и польский вопрос», значение которой не ограничивается рамками периода Первой мировой войны. Посылка о том, что объединение всех польских земель, даже под скипетром самодержавного царя, даст польскому народу силу,

[117]

достаточную для эффективной борьбы за получение в будущем государственной самостоятельности, являлась директивой для действий Национальной демократии на пороге Первой мировой войны.

Несмотря на весьма туманные обещания российской стороны и сдержанное отношение к этому вопросу западных держав, благодаря деятельности Р. Дмовского, Эразма Пильца (главы Партии реальной политики) и многих других польских политических деятелей отношение к получению Польшей независимости среди государств Антанты менялось хотя и медленно, но в нужном Польше направлении. Повлияло на это обращение Р. Дмовского в 1916 г. к правительству России (копии его были направлены правительствам Франции, Великобритании и Италии), в котором судьбы польского народа, и в первую очередь восстановление Польского государства, были четко увязаны с развитием международных отношений в Центральной и Южной Европе. Р. Дмовский, как один из руководителей движения за независимость Польши, в этом обращении доказывал, что в войне, которая так или иначе должна привести к решению восточного вопроса или в пользу Германии в результате установления сферы немецких влияний через Балканы до самого Персидского залива, или в пользу России, открывая ей вход в Средиземное море; в этой борьбе двух противоположных группировок самый большой вес имеет территория от Средиземного до Балтийского морей, где поселился ряд больших или малых народов, живущих между русскими и немцами. Руководитель Национальной демократии, в соответствии со своими взглядами на национальный вопрос в Европе в XIX и XX вв., подчеркивал полноту прав народов этой части Европы на независимый уклад жизни, утверждая при этом, что сильная национальная индивидуальность каждого из них означает, что нет такой силы, которая смогла бы владеть ими вопреки их воле. Поэтому Россия, к которой в первую очередь обращался Р. Дмовский, для обеспечения своего влияния на эту территорию должна найти способ согласования собственных интересов со стремлениями и интересами проживающих на ней народов.

Дмовский считал, что до этих пор Германия выигрывала соперничество с Россией и западными государствами в этой части Европы. Она легко подчинила себе остальные государства «соглашения четырех», одновременно сводя Россию к роли «второстепенной» державы. Одной из причин такого положения было, по мнению Дмовского, то, что Россия, придерживаясь ошибочной политики в польском вопросе, отталкивала от себя те народы, которые являлись ее естественными союзниками в противостоянии немецкому нажиму. Поэтому роль Польши в этой поли-

[118]

тике должна быть более значительной. Дмовский утверждал, что поляки, самая многочисленная и самая развитая национальность из всех народов Центральной Европы и Балкан, имеют те же, что и другие народы, права на независимое национальное государство и не могут от этого отказаться. Признавая за поляками это право, Россия и ее союзники разбудили бы в них энтузиазм, одновременно устраняя недоверие других народов, ценящих свою независимость. Несмотря на некоторые преувеличения, можно констатировать, что в высказываниях Дмовского довольно четко сформулирована программа политических действий, главной целью которой является, конечно, восстановление независимости Польши. При этом Дмовский выступал против распространяемой в Центральной и Юго-Восточной Европе концепции «Миттельевропы», которую считал выражением немецкого империализма.

Все вышеизложенное убедительно доказывает противоположность посылок представителей двух главных лагерей польской политики, на мнения и позицию которых в отношении текущих событий весьма серьезно воздействовало распределение сил на международной арене. Однако оба эти лагеря с полной серьезностью относились к государствам Центральной и Юго-Восточной Европы как к будущим партнерам в борьбе за такие международные отношения, которые дадут максимальную гарантию самостоятельности Польши.

Переломным событием в решении польского вопроса во время Первой мировой войны стала Февральская революция в России. Преувеличением было бы сказать, что власти республиканской России вполне одобряли идею независимой Польши{8}, однако прокламация Временного правительства от 18/31 марта 1917 г., посвященная этому вопросу, позволила западным державам значительно активизировать свою политику в польском вопросе. Эта активность выразилась, прежде всего, в создании польской армии при довольно специфических обстоятельствах на основании декрета президента Франции от 4 июня 1917 г. Западные державы признали за поляками право на создание собственных политических представительств на Западе, а затем, когда это стало фактом, установили с ними официальные отношения. Именно таким образом произошло создание 15 августа 1917 г. в Лозанне Национального Польского Комитета, как учреждения, которое при поддержке западных держав занималось делами будущего независимого польского государства.

Серьезное влияние на определение целей и методов деятельности этой организации имели взгляды Романа Дмовского. Именно он специально рассматривал существующую и будущую

[119]

системы международных отношений, от чего в большой степени зависели польские шансы на восстановление и сохранение независимости. С точки зрения наших рассуждений существенное значение приобретают его взгляды, высказанные в книге, опубликованной в июле 1917 г. в Лондоне, «Problems of Central and Eastern Europe», в которой Дмовский развил тезисы, представленные в его обращении к России и западным державам в 1916 г. На эту книгу следует обратить особое внимание. В ней содержится интерпретация международного положения возрождающейся польской государственности и направлений ее внешней политики. Основной тезис Дмовского сводился к тому, что Германия, стремившаяся к созданию «Миттельевропы», угрожает всему континенту, а это требует организованного противодействия со стороны всех европейских государств.

Испытываемое польскими политиками чувство опасности, вытекающее из непосредственного соседства с Германией, было причиной того, что именно польские политические круги выдвигали тогда разного типа интеграционные концепции, охватывающие в первую очередь государства Центральной и Южной Европы. Действия, преследующие эту цель, предпринимались представителями различных политических направлений. На основе результатов проведенных до сих пор исследований трудно со всей уверенностью сказать, имели ли место по этим вопросам какие-либо контакты между НПК и ВНК. Однако можно полагать, что их руководители, думая о возрождающейся польской государственности, должны были видеть существование ряда опасностей для всех малых и средних государств в этом регионе Европы.

В период Первой мировой войны державой, против которой должны были быть направлены действия представителей малых и средних государств, по оценке польской Национальной демократии, была Германия. Дмовский не находил ничего удивительного в том, что Австро-Венгрия, сама занимающая позицию лидирующей державы, Болгария и Турция почти полностью подчинились Германии. При этом он считал, что Австро-Венгрия представляет собой консервативный анахронизм, лишенный каких-либо шансов на существование после войны. Зато национальные государства, которые возникнут на ее развалинах, станут ядром новой Центральной Европы. К ним присоединятся Болгария, которая, несмотря на политику, проводимую ею в ходе Первой мировой войны, после ее окончания без сомнения будет представлять собой преграду для реализации немецких амбиций на Ближнем Востоке, а также Греция. Дмовский не считал, что этот процесс будет простым, так как придерживался той точки зрения, что сильный антагонизм и расовая ненависть не спо-

[120]

собствуют сплочению малых наций, расположенных на территории Центральной Европы и Балкан, так что трудно ожидать, чтобы все они объединили бы свои силы для противостояния немецкому влиянию. Он приводит в пример мадьяр, которым импонирует скорее союз с Германией. В свою очередь, сама Германия, вобрав в себя немецкую Австрию, стала бы территориально ближе к своим естественным этнографическим границам. В интересах безопасности Центральной Европы, по мнению Дмовского, должно стать и создание одного государства «народов сербской речи».

Эти рассуждения привели Дмовского к выводам, содержащим, по-видимому, программу действий на будущее. Он утверждал, что если Германия потеряет Гданьск и Триест, «ненемецкая Центральная Европа», получив прямой доступ не только к Балтийскому, но и Средиземному морям, окажется способной наладить непосредственные контакты с западными народами, с Англией, Францией, Италией и другими странами мира, т. е. создадутся условия, необходимые для противостояния немецкому экономическому наступлению и немецкому политическому влиянию. При близком культурном, хозяйственном и политическом общении с западными странами «ненемецкая Центральная Европа» станет самым эффективным обеспечением европейского равновесия и будущего мира.

В этой новой системе международных отношений, которая возникнет с помощью западных держав, Польша сыграет значительную роль. Она станет прежде всего «преградой между Гер-манией и Россией», не допускающей вмешательства Германии в дела Российской империи. Защищая Балтику от превращения ее во «внутреннее немецкое озеро», Польша будет поддержкой для Чехии и других малых народов в их сопротивлении немецкому влиянию.

Возрождение польской государственности должно было стать для России фактором сугубо положительным, ибо в будущем освободило бы ее от необходимости вести общую политику с Германией в отношении стремления Польши к независимости. Дмовский считал, что именно это тормозило нормальное развитие и политический прогресс в самой России, подготавливая катастрофу, т. е. развязывание войны, ее ход и возможные последствия. В своих обращениях он старался убедить все прогрессивные силы Европы в том, что уничтожение польского государства стало главным источником сложившегося крайне опасного международного положения, а будущее Полыни – это вопрос, от решения которого всецело зависит будущее Центральной и Восточной Европы.

[121]

Эта громко озвученная политическая программа Романа Дмовского, а косвенно и Национального Польского Комитета, сопровождалась довольно ограниченными действиями по установлению контактов и взаимоотношений с представителями других государств и народов «ненемецкой Центральной Европы», которые сводились, как правило, к сотрудничеству с функционирующими на западе Европы организациями и представителями чехов и словаков, румын и южных славян (югославов). Эти контакты, а затем и сотрудничество представителей Национального Польского Комитета с Чехословацким Национальным Советом, Югославским Комитетом, а также с действующими в странах Западной Европы румынскими политиками не вполне соответствовали программе действий польских политиков. Для поляков самыми важными были вопросы, связанные с позицией Германии в Европе, в то время как заинтересованность их партнеров была сосредоточена почти исключительно на действиях, направленных против монархии Габсбургов.

Существенных недоразумений между эмиграционными комитетами стран Центральной и Южной Европы было, однако, значительно больше. С польской точки зрения самыми важными были чешские возражения в отношении польских территориальных притязаний в Восточной Галиции{9}. В отношении к этому вопросу основную роль играла Россия. Чехи не начинали действий, которые, на их взгляд, могли бы в будущем осложнить чехословацко-российские отношения, и не выражали готовности участия в инициативах, способных вызвать возражения России. Не менее существенной проблемой для движения представителей народов, борющихся за независимость, был адриатический вопрос. Столкновение итальянских территориальных притязаний с национальными интересами хорватов и словенцев было фактором, чрезвычайно осложняющим деятельность всех представителей угнетенных наций. Учитывая ранг Италии как великой державы, Национальный Польский Комитет решил не высказываться в пользу какой-либо из сторон. Это привело к провалу планов создания совместной лиги угнетенных наций, вместо которой было решено создать два комитета: польско-чехословацко-румынский и чехословацко-румынско-югославский{10}.

Тактика Национального Польского Комитета в отношении как «меньших» партнеров, так и крупных держав оказалась в конце концов успешной, ибо в итоге привела к парижской декларации великих держав от 3 июня 1918 г. В ситуации, когда державы заявляли, что создание объединенного и независимого польского государства со свободным доступом к морю является одним из условий прочного и справедливого мира и господства

[122]

права в Европе, партнерам Польши из Центральной и Южной Европы пришлось выразить поддержку стремлению чехословацкого и югославского народов к свободе.

Политическая борьба за независимость Польши на международной арене окончилась успехом политического лагеря, который связывал будущее Польши с Антантой. Однако с момента получения независимости власть в стране взял в свои руки Юзеф Пилсудский, политические концепции которого существенно отличались от концепций Романа Дмовского. Правда, во взглядах обоих политиков и связанных с ними во время Первой мировой войны политических группировок на проблемы Центральной и Восточной Европы было много общего. Главным было признание необходимости того, чтобы Польша заняла сильную, если не доминирующую позицию среди этих государств. Это проистекало из того, что обе политические группировки признавали потребность сотрудничества малых и средних государств для защиты их интересов, прежде всего – от диктата Германии и России. Существенной была лишь разница акцентов по отношению к каждому из соседей Польши. С момента окончания войны под влиянием текущих событий были отодвинуты в сторону многие теоретические положения. Но не подлежало сомнению, что немецкая опасность является общей для всей этой части Европы. Российские дела в конечный период войны потеряли свой вес и значение. В Европе наступило время ожидания окончательного разрешения внутренней ситуации в Российской империи. Сотрудничество с Россией для одних или защита от ее экспансии для других стали основой различия позиций стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Это ставило внешнюю политику и дипломатию возрожденного польского государства перед лицом трудных проблем, решение которых имело существенное значение для интересов польского государства. Однако установленные во время Первой мировой войны контакты и, прежде всего, подготовительные работы для будущего международного сотрудничества со странами этой части Европы сыграли немаловажную роль в первые годы существования польского государства, встретившегося со многими серьезными проблемами, от решения которых зависела защита его независимости.

Примечания:

{1} В результате балканских войн в 1912-1913 гг. Турция почти полностью отстранилась от европейской политической жизни. Однако союз балканских государств оказался непрочным, и скоро дело дошло до вооруженного конфликта, вспыхнувшего прежде всего из-за раздела Македонии.

{2} Обратим внимание на заинтересованность этого политика (в будущем руководителя государства и маршала) балканской проблематикой, в ча-

[123]

стности – балканскими войнами, о чем свидетельствуют публикации 1914 г.

{3} В Королевстве Польском ВНК был поддержан всего лишь несколькими политическими организациями. Он представлял собой верховную инстанцию в сфере военной, казначейской и политической организации польских вооруженных сил. Деятельность комитета, весьма интенсивная на первом году его существования, с течением времени и по мере компрометации политики центральных держав в отношении польских дел постоянно свертывалась и почти прекратилась на переломе 1917-1918 гг. Окончательно ВНК был ликвидирован 19 августа 1920 г.

{4} Михал Сокольницкий, взявший затем на себя руководство этой акцией, в проведении которой он опирался на поручения Ю. Пилсудского, действия Военного департамента назвал «самозванными», критикуя Пилсудского за его уступки австро-венгерскому Министерству иностранных дел и подчиненность разведке этого государства.

{5} Тадеуш Станислав Грабовский (1881-1975), историк славянских литератур и дипломат. После Второй мировой войны профессор Ягеллонского университета. Коллеги считали его опорой деятельности Пресс-бюро.

{6} В этой деятельности участвовали, в числе прочих, Вацлав Токаж, Леон Василевский, Станислав Жмогродзкий, Вацлав Серошевский, Болеслав Венява-Длугошовски и Михал Сокольницкий.

{7} В то время заместитель Станислава Кота и его референт по скандинавской и румынской прессе.

{8} Об этом свидетельствует ряд оговорок, касающихся прежде всего военного союза России с Полыней, содержащихся в прокламации Временного правительства о независимости Польши.

{9} Особенно негативную позицию в этом вопросе занимал Э. Бенеш, который сказал М. Сейде, что не изменит своей позиции в отношении Восточной Галиции, хотя бы это и привело к разрыву отношений с поляками. Несколькими неделями раньше Бенеш заявил Дмовскому, что принадлежность Восточной Галиции к Польше означала бы для Чехии ее зависимость от Польши и он может только обещать не пропагандировать чешский план относительно Восточной Галиции. Этот вопрос должен остаться нерешенным вплоть до мирного конгресса; тогда обе стороны смогут представить свои аргументы. Пока же речь идет только о совместной акции против Австрии. Эта проблема так и не была решена (о чем, кстати, предупреждал Бенеш), что после войны привело к углублению польско-чехословацких противоречий.

{10} Польша выступила с проектом двух комитетов, имея в виду два политических вопроса: вопрос «антинемецкой стены» от Балтики до Черного моря, в чем были заинтересованы только поляки, чехи и румыны, и комплекс вопросов Балкан и бассейна Дуная, к которому Польша не имела прямого отношения. Эта проблема до 1922 г. оставалась существенной при проявлении Польшей внешнеполитических инициатив.

[124]