Коровин В. М., Свиридов В. А. Суды чести и офицерские собрания на страже военных традиций в XIX — начале XX века

Военно-исторический журнал. 2005. № 11. С. 3-5.

Создание Петром I регулярной русской армии привело к формированию новой прослойки в воинской среде — офицерского корпуса. Первоначально, как известно, это были в основном иностранцы, имевшие опыт командно-штабной службы в европейских армиях, ради которого в общем-то их и приглашали в Россию. Вместе с боевым опытом иностранцы принесли с собой и опыт поведенческой культуры, царившей в западноевропейской офицерской среде. Этот опыт, с поправками на российские условия, и лег в основу системы нравственных правил, которые стали определять и службу, и быт офицера. Порядок применения этих правил контролировался не только непосредственно начальниками — командирами полков, дивизий, учебных заведений, но и самим офицерским сообществом. Силу этого «общественного мнения» хорошо понял еще Петр I. В своем указе в 1720 году он писал: «Во всех полевых и гарнизонных полках объявить, что ежели в которых полках явятся такие офицеры, что за шумством и другими непотребными их поступками в службе им быть невозможно, таких свидетельствовать всем того полка штаб- и обер-офицерам по совести и под присягой и те свидетельства заручать, описывая обстоятельно их шумство и другие непотребные их поступки, и потом каждому аншефу такие подлинные свидетельства, при своем доношении, присылать для решения в военную коллегию»{1}. Таким образом, офицера за «непотребные» поступки, по существу, нельзя было уволить или серьезно наказать без согласия сослуживцев — офицеров полка. Последнее обстоятельство имело как положительные, так и отрицательные стороны. В 1829 году указом императора Николая I вся власть, при решении вопросов морали сосредоточилась в руках непосредственных командиров, что позволяло избавиться от неугодного без особых хлопот{2}. Но вскоре стало понятно, что совсем без общественного воздействия все же не обойтись, и со второй половины XIX века в войсках вводят суды чести, а позднее создаются и общества офицеров{3}. Наиболее интенсивно эта работа шла в ходе проведения Д. А. Милютиным военных реформ.

В «Положении об охранении воинской дисциплины и взысканиях дисциплинарных», введенном в действие приказами военного министра № 249 (1863 г.) и № 131 (1865 г.), устанавливались «Особенные правила об увольнении от службы по приговору суда общества офицеров». В них указывалось, что «для охранения достоинства военной службы офицеры, замеченные в неодобрительном поведении или поступках, хотя не подлежащих действию военно-уголовных законов, но не совместных с понятиями о воинской чести и доблести офицерского звания или изобличающих в офицере отсутствие правил нравственности и благородства, подвергаются суду офицерского общества. Суду этому представляется также разбор случающихся между офицерами ссор и обид»{4}. При этом поступки офицеров, связанные с нарушением обязанностей службы, воинского чинопочитания или противоречащие долгу службы и присяги, суду общества офицеров не подлежали.

Суды общества офицеров учреждались при полках, отдельных батальонах, артиллерийских бригадах,

[3]

а также могли быть созданы в других отдельных частях военного ведомства (в штабах, в инженерных командах, в крепостных гарнизонах и т.д.). Их юрисдикции подлежали лишь обер-офицеры{5}. В случаях, когда штаб-офицеры оказывались виновными в поступках, несовместимых «с доблестью офицерского звания», они увольнялись со службы «с особого высочайшего на то разрешения».

Суд общества офицеров в полках состоял из семи человек, избираемых из числа штабных офицеров, ротных командиров и офицеров не ниже штабс-капитанского звена, в отдельных батальонах, артиллерийских бригадах и равных им воинских частях — из пяти, избираемых из числа штаб- и обер-офицеров: трех — не ниже штабс-капитана, двух — не ниже поручика. Сверх определенного числа членов, на случай убыли, избирались два кандидата: в полках – не ниже штабс-капитана, а в отдельных батальонах, артиллерийских бригадах — не ниже поручика.

Члены суда и кандидаты избирались следующим образом. В приказе по полку объявлялся день и час выборов. Все штаб- и обер-офицеры собирались в назначенное место и по команде старшего из присутствовавших каждый из них писал на карточке фамилии избираемых членов и кандидатов суда. Карточки (без подписи) собирались полковым адъютантом, который подсчитывал, сколько голосов получил каждый из избираемых. Девять (в батальоне — семь) офицеров, получивших наибольшее число голосов, считались избранными. Из них двое младших по званию назначались кандидатами. Избрание в члены суда и в кандидаты производилось ежегодно с объявлением результатов выборов в приказе по каждой воинской части.

Функционировал суд общества офицеров следующим образом. Прежде всего следовало удостовериться в справедливости предъявляемых обвинений, для чего существовал особый совет посредников{6}, на который возлагались: а) производство дознания о справедливости или несправедливости обвинения; б) первоначальный разбор ссор, случающихся между офицерами; в) изыскание средств к их примирению{7}. Напомним, что провинности, связанные с нарушением служебных обязанностей, суды не рассматривали, поэтому, когда не знали как квалифицировать тот или иной проступок, обращались за разъяснениями к командиру полка{8}.

Если по окончании дознания посредники признавали обвинение недоказанным, старший из них докладывал об этом командиру полка, и совет прекращал свои действия. Если же обвинение подтверждалось, совет был вправе, опять-таки с разрешения полкового командира, предложить обвиняемому оставить полк и подать просьбу об отставке, назначая ему для размышления трехдневный срок. В случае отказа офицера подать такое прошение совет представлял подробный доклад о результатах дознания командиру полка.

Командир полка, получив донесение, принимал решение: следует или нет приступать к обсуждению проступка офицера с целью выявления степени его вины, при этом предметом рассмотрения являлось лишь то, о чем было доложено посредниками.

Председательствующим на суде общества офицеров назначался один из штаб-офицеров. Председатель не принимал участия ни в обсуждении дела, ни в составлении приговора: он лишь наблюдал за поддержанием порядка и соблюдением правил, установленных для ведения суда и составления приговора.

Надо отметить, что ответчик имел право потребовать отвода кого-либо из членов суда, равным образом и последние могли просить суд освободить их от участия в заседании. Окончательное решение по этому вопросу оставалось за судом (при решающем мнении председателя).

Решение суда принималось большинством голосов в отсутствие обвиняемого. При равенстве голосов мнение признавалось в пользу обвиняемого. Если ответчик не являлся в суд без уважительной причины, решение могло приниматься заочно, причем вплоть до удаления его из полка. Решение, подписанное председательствующим и всеми членами суда, объявлялось привлекаемому к ответственности офицеру немедленно и затем представлялось полковому командиру. Если офицер решением суда оправдывался, полковой командир докладывал об этом по команде, офицер же приказом по полку оставался служить и уже не мог быть за ту же вину уволен по распоряжению вышестоящего командования. Если суд выносил обвинительное заключение, признавая необходимость увольнения офицера из полка (и со службы), полковой командир представлял донесение об этом корпусному командиру с приложением приговора суда. При этом в высочайшем приказе и в указе об отставке офицера, как правило, не объяснялись причины его увольнения и не упоминалось, что офицер уволен по приговору суда общества офицеров, за исключением тех случаев, когда «само общество офицеров по свойству проступка признавало необходимым означить в приказе, что офицер уволен по приговору суда» с указанием причины увольнения{9}. Офицер, уволенный по приговору суда общества офицеров, не мог быть вновь принят на службу иначе, как с особого высочайшего разрешения.
Хотя протесты на решение суда подавать не допускалось, обвиненный судом офицер имел все же возможность в течение тридцати суток подать командиру полка жалобу на нарушение тех или иных процессуальных правил, что могло послужить поводом к пересмотру дела, а следовательно, и к принятию иного решения.

При увольнении со службы по приговору суда чести офицер не имел права для доказательства своей невиновности подавать иски в гражданский суд. Считалось, что «колебать нравственно обязательную силу заключения общества офицеров значило бы ослабить самое значение суда и доверие в нравственной справедливости его приговора. С предоставлением обвиняемому права требовать формального суда не достигалась бы и самая цель офицерского суда»{10}.

Значительное влияние на служебную деятельность и повседневное поведение офицеров оказывали офицерские собрания полков{11}. Трудно назвать конкретную дату рождения офицерских собраний в России, но истоки их становления можно отнести к началу XVIII века.

В 1718 году в Петербурге существовали ассамблеи — дворянские собрания, которые устраивались не только для забавы, танцев и пиршества, но и для дела, где «можно было не только друг друга увидеть, но и о всякой нужде переговорить». Непременными их участниками были обер-офицеры. С этого, видимо, и повели свое начало офицерские собрания, которые обеспечивали общение и воспитание офицеров и их семей не только в столичных, но и в отдаленных воинских гарнизонах Российской Империи.

В 1776 году с согласия Екатерины II состоялось торжественное открытие с балом и ужином Кронштадтского морского клуба, который в то время объединял около 70 человек и содержался на взносы своих членов, имел специальное помещение, где можно было собираться с 17 до 24 ч. В клубе имелись газеты, журналы и другая как специальная, так и художественная литература. Члены собрания имели возможность играть в шахматы, шашки, бильярд и, конечно, обсуждать служебные вопросы. Два раза в неделю в клубе устраивались товарищеские ужины, раз в месяц проводились танцевальные вечера, на которые приглашались гости и члены семей офицеров{12}.

В 1779 году был образован клуб штаб- и обер-офицеров Новгородского пехотного полка в г. Тихвине, в 1782-м — военный клуб в Санкт-Петербурге. Создавались они в основном для установления добрых отношений между сослуживцами, их сближения, совместного проведения свободного времени.

Дальнейшее развитие офицерских собраний связано с именем графа А. А. Аракчеева — председателя военного департамента Государственного совета, под руководством которого создавались военные поселения. В 1824 году по его инициативе было приказано в поселенческих войсках устраивать библиотеки и «офицерские ресторации». Устав аракчеевских военных собраний запрещал иметь в ресторанах «горячие напитки», «употреблять шампанское вино», брать что-либо «на запиши», т. е. в долг. В то же время офицерам предоставлялся дешевый «стол», разрешалось устраивать вечера с музыкой, играть в шахматы, шашки, карты. Приезжим офицерам пре­доставлялись «покои с удобствами». После расформирования поселенческих батальонов прекратили существование и эти собрания.

В начале 60-х годов XIX века в Санкт-Петербурге возник кружок офицеров инженерных войск, собиравшихся в Петропавловской крепости для изучения военно-технических вопросов, в 1864 году в Новгородской губернии был образован саперный офицерский клуб, который служил уже не только для научных занятий офицеров, но и для проведения ими свободного времени, отдыха и развлечений.

В 1869 году мысль об устройстве военных (офицерских) собраний в войсках заинтересовала Военное министерство и по высочайшему повелению была учреждена комиссия по образованию в войсках офицерских собраний и военных библиотек. Работа этой комиссии проходила настолько успешно, что уже в 1871 году с одобрения военного министра Д. А. Милютина во многих частях Варшавского, Виленского и Финляндского военных округов организовались военные собрания.

«Общие офицерские столы» получили распространение и во время выхода частей в лагеря. Это позволяло удешевить жизнь офицеров, и к тому же они становились чуть ли не единственным местом, где могли собираться и семьи.

В 1873 году было принято первое «Положение об офицерских собраниях», в результате чего к концу следующего года военные собрания стали открываться практически во всех дивизиях и гарнизонах. Так как их уставы нередко отличались друг от друга, то «Положением об офицерских собраниях в отдельных частях войск» (1881 г.) был введен как бы единый устав, требовавший от любого офицерского собрания укрепления корпоративного духа его членов, утверждения и поддержания должных товарищеских отношений, содействия развитию и совершенствованию военного образования, поддержания офицеров материально, организации отдыха и досуга. В офицерском собрании размещались столовая, библиотека, фехтовальные и гимнастические залы, бильярд, тир, игровые и другие комнаты.

В дальнейшем была продолжена работа по совершенствованию структуры офицерских собраний, конкретизации прав и обязанностей их членов.

Офицерское собрание находилось в прямом ведении командира части, являвшегося его председателем. Все штаб- и обер-офицеры, проходившие службу под руководством последнего, а также прикомандированные

[4]

к части обязательно состояли членами офицерского собрания. Врачи и чиновники военного ведомства, занимающие штатные должности, не состояли его членами, но могли посещать собрание на правах временных членов. По традиции почетными членами собрания являлись бывшие командиры, которым высочайшим указом был пожалован мундир части. Подпрапорщики, эстандарт-юнкера и подхорунжие допускались в столовую, пользовались библиотекой и участвовали в тактических занятиях, но всякие игры в собрании им воспрещались.

В собрание входили его действительные и временные члены, имеющие разные права и обязанности. Действительные присутствовали на общих собраниях в обязательном порядке, а временные имели право участвовать в них, когда рассматривались вопросы выборов исполнительных органов собрания или какие-то хозяйственные проблемы. Временные члены не могли приводить в собрание посторонних лиц (гостей). В установленные дни и часы собрание разрешалось посещать членам семей офицеров и их знакомым (семейные вечера).

Несмотря на то что офицерские собрания являлись местом культурного отдыха, где каждый мог чувствовать себя совершенно непринужденно, это не означало, что забывались воинская дисциплина, этикет, воинские правила поведения. Соблюдению офицером чести и достоинства как на службе, так и вне ее придавалось огромное значение.

В театре, в гостях, в поезде, в ресторане или в гостинице — всюду офицер должен был помнить, что он носит мундир русской армии{13}. На семейных вечерах все держали себя просто, как в единой культурной семье. Обычно офицеры и члены их семей здоровались за руку. Законом для офицера было уважение к женщине (ни один офицер не садился, если стояли женщины).

Обычно семейные вечера, а также проводы офицера, переведенного в другую часть, заканчивались ужином, где присутствовали все офицеры части и где, несмотря на свободу общения, все было полно строгого приличия: даже после выпитого вина не проскальзывала неловкая шутка, никто не фамильярничал со старшими и не позволял себе бестактности в виде намека на протекцию, все это считалось дурным тоном{14}. Автор статьи «Заметки о развитии военных познаний и общих военных принципов в среде офицеров нашей армии» Э. Ф. Свидзинский писал: «Офицер должен воздерживаться от всяких увлечений и от всех действий, могущих набросить хотя бы малейшую тень на него лично, а тем более на корпус офицеров. Слово офицера всегда должно быть законом правды, а потому ложь, хвастовство, неисполнение обязательства — пороки, подрывающие веру в правдивость офицера, бесчестят его звание и не могут быть терпимы»{15}.

Офицерское собрание полка могло ходатайствовать о переводе из полка офицеров, чем-то запятнавших свою честь, и даже об увольнении их со службы. Но при этом офицеру предоставлялась возможность и самому подать соответствующий рапорт.

Под пристальным вниманием офицерского собрания находился даже такой сугубо, казалось бы, личный вопрос, как выбор офицером невесты. При этом до 23-летнего возраста офицеру запрещалось вступать в брак{16}. Суждение общества офицеров о пристойности брака было строгим, но логичным. Не разрешалось жениться на опереточной актрисе или цыганке из хора, на дочери человека неблаговидной профессии, например ростовщика. Если семья невесты своим образом жизни, поведением, воспитанием показывала, что находится в положении более низком, нежели подобает быть людям, допускаемым в офицерскую среду, разрешение на свадьбу ставилось под сомнение. В то же время бедность невесты, ее национальное происхождение, скромность общественного положения не являлись препятствием к положительному решению вопроса о браке{17}. В приказе военного министра № 134 (1909 г.) говорилось: «Вопрос о пристойности брака обер-офицеров, предварительно окончательного разрешения брака, передавать на обсуждение суда чести».

Важным элементом сплочения офицерского коллектива являлись общие собрания офицеров части, являющиеся высшим органом офицерского собрания. Они проводились с разрешения командира, о чем объявлялось в приказе с указанием дня, времени и вопросов, выносимых на обсуждение. Как правило, обсуждались вопросы службы, быта офицеров, материальной обстановки, чести и достоинства, установления денежных взносов на нужды офицерского собрания, выборов в распорядительный комитет и членов суда общества офицеров и др.

Общее собрание назначалось в дни, свободные от службы, и присутствие офицеров на нем было строго обязательным. Никто не имел права оставить собрание до его закрытия, уклониться от участия в общем голосовании или передать свое право голоса другому. Вел собрание председатель, каждый раз назначаемый командиром части из числа штаб-офицеров. Вопросы решались открытым голосованием, большинством присутствующих, за исключением выборов на различные должности (в распорядительный комитет, суд общества офицеров и т. д.), которые проводились закрытым голосованием, а результаты объявлялись приказом по части, причем командир части не имел права изменить решение собрания по выборам.

Офицеру предоставлялось право посещения офицерского собрания любой части, но чаще всего каждый предпочитал посещать свое полковое. В офицерских собраниях кроме обычных правил приличия должны были точно соблюдаться все требования дисциплины, за чем следил старший в чине. Весьма строгими были правила допуска в офицерские собрания лиц, не являвшихся их членами. Офицер нес моральную ответственность за того, кого он вводил в собрание, и не имел права покинуть собрание, пока там находились приглашенные им лица. Как правило, офицер представлял приглашенного другим офицерам и их женам. В первую очередь его представляли командиру части и старшему в офицерском собрании. Все правила офицерского собрания распространялись и на приглашенных лиц.

В гвардии в силу особенностей ее комплектования и достаточно привилегированного положения офицеров традиции позволяли в отдельных случаях не приглашать командира полка (несмотря на то что он был председателем собрания) на отдельные собрания офицеров. В качестве примера можно привести довольно любопытный случай из воспоминаний князя B. C. Трубецкого о проведении одного общего собрания офицеров: «Собрание это хорошо сохранилось у меня в памяти. Дело касалось полковой чести, а на таких собраниях командир не присутствовал. Полковой командир, хотя и носил нашу кирасирскую форму, однако, как бывший кавалергард, то есть выходец из чужого полка, не считался коренным «синим кирасиром». Посему традиция официально не позволяла ему участвовать в обсуждении интимных и деликатных полковых вопросов, касающихся тесной офицерской корпорации полка. С решениями же общих собраний полка командир обязан был считаться, даже если они шли вразрез с его личными желаниями. Таково уж было положение в гвардии»{18}. Впрочем, надо сказать, что преимущества, которые имели офицеры гвардии и Генерального штаба, болезненно воспринимались армейцами, что не способствовало созданию в России единой офицерской касты.

В заключение отметим, что последним мероприятием, нацеленным на сплочение русского офицерского корпуса, было общее собрание I съезда офицеров армии и флота, состоявшееся 21 мая 1917 го- да, на котором был утвержден устав Союза офицеров армии и флота. Правда, просуществовал союз недолго: после Октябрьской революции 1917 года деятельность офицерских собраний была прекращена на долгие годы.

Примечания:

{1} Цит. по: Фалецкий А. Суды чести в Пруссии. Возможны ли подобные суды у нас? // Отечественные записки. СПб., 1863. Т. CXLVII. С. 265.

{2} Там же. С. 267.

{3} Значительное влияние на организацию судов чести в русской армии оказала Пруссия, в которой они впервые появились в 1808 г. Первоначально на решение прусских судов чести передавались только те проступки, которые считались недостойными офицерского звания (пьянство и т. п.), при этом их власть была ограничена: если две трети голосов были поданы против обвиняемого, то он только лишался производства в следующий чин. С 1843 г. королевским указом была определена следующая цель судов чести: «…Охранять как общую честь целого товарищества, так и честь каждого отдельного лица против тех сочленов, которых поступки не соответствуют истинному понятию о чести вообще. Им предоставлено право выключать подобных товарищей из своей среды, для того чтобы честь прусского офицера сохранялась неприкосновенною, а молва как о каждом члене, так и о всем сословии осталась незапятнанною» (см.: Фалецкий А. Указ. соч. С. 238-239).

{4} Цит. по: Анисимов А. Новый дисциплинарный устав. Варшава, 1879. С. 52.

{5} К началу Первой мировой войны в сухопутных войсках обер-офицерами являлись младшие офицеры: прапорщик, подпоручик, поручик, штабс-капитан, капитан; на флоте — мичман, лейтенант, старший лейтенант; в кавалерии — прапорщик, корнет, поручик, штабс-ротмистр, ротмистр.

{6} Совет посредников в каждом полку состоял из пяти обер-офицеров (по одному из каждого чина, где не было пяти обер-офицерских чинов — по два одного и того же чина), избираемых на год всем обществом офицеров воинской части. В посредники могли избираться и штаб-офицеры, заменяя в таком случае в составе совета обер-офицеров.

{7} Наши офицерские суды. СПб., 1865. С. 53.

{8} По свидетельству ротмистра В. М. Кульчицкого, в числе поступков офицеров, разбирающихся в полковом суде чести, могли быть: «Драка между офицерами, заем денег в долг у нижних чинов, игра с нижними чинами в карты, на бильярде, привод в офицерское собрание лиц сомнительного поведения, писание анонимных писем, нечестная игра в карты, отказ от уплаты карточного долга, двусмысленное ухаживание за женой товарища по полку, появление в общественном месте в нетрезвом или неприличном виде и т. п.» (См.: Кульчицкий В. М. Советы молодому офицеру. Харьков, 1917. С. 18-19).

{9} Наши офицерские суды. С. 60.

{10} Анисимов А. Указ. соч. С. 52.

{11} В «Военной энциклопедии» И. Д. Сытина военные собрания трактуются как «правильно организованные военные товарищества, направленные к объединению и взаимному сближению своих сочленов, к облегчению им развития специальных знаний и к представлению разумных и полезных развлечений и удобств жизни» (См.: Военная энциклопедия. СПб., 1912. Т. 2. С. 612).

{12} См. подробнее: Островский А. В. «Пользовался всеобщею любовью и уважением». Штрихи к портрету одного из основателей Кронштадтского морского собрания И. П. Бунина // Воен.-истор. журнал. 2003. № 11. С. 74

{13} Так, в Санкт-Петербурге в 1911 г. существовал четкий перечень заведений, которые офицер имел право посещать и где он не должен был появляться. К первым относились Императорский аэроклуб, Императорское автомобильное общество, яхт-клуб, дворянское, купеческое, благородное собрания, литературно-художественное общество. В числе запрещенных для посещения офицерами заведений были частные клубы и собрания, где велись азартные игры, «Варьете», «Яр» — ресторан, мелкий кинематограф, рестораны и гостиницы низших разрядов, все трактиры, чайные, пивные, а также буфеты 3-го класса на станциях железных дорог. См.: Морихин В. Е. Традиции офицерского корпуса России. М., 2003.

{14} Военный сборник. 1898. № 11. С. 120.

{15} О долге и чести воинской в Российской армии. Собр. материалов, документов и статей / Сост. Ю. А. Голушко, А. А. Колесников. М., 1991. С. 110.

{16} Чиненный С. А. Почему гусар не мог жениться // Воен.-истор. журнал. 2000. № 2. С. 32.

{17} Российские офицеры // Воен.-истор. журнал. 1994. № 1. С. 48.

{18} Трубецкой B. C. Записки кирасира. М., 1991. С. 186.

[5]