Skip to main content

Крейтусе И. Проблемы Первой мировой войны в политической жизни Латвии

Последняя война Российской империи: Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. Материалы Международной научной конференции. Москва, 7-8 сентября 2004 года / [отв. ред. В. П. Козлов]. — М.: Наука, 2006. С. 149-152.

Двадцатый век был настолько богат резкими поворотами в общественной истории, что это стало причиной возникновения разнообразных проблем, связанных с объяснением и пониманием причин и последствий произошедшего.

Ответы на связанные с этим многочисленные вопросы обществоведы ищут до сих пор. Это вызвано не столько интересом к истории, сколько актуальной необходимостью снять эти вопросы с повестки дня для того, чтобы они не стали предметом политических спекуляций как внутри государств, так и в сфере межгосударственных отношений. Развитие демократии и консолидации общества в Латвии и России после распада СССР имеет свои отличительные черты, но в то же время нахождение территории Латвии в составе Российской империи, а потом в составе СССР породило много проблем, которые предстоит решать сообща.

Одной из этих проблем является сложный заключительный период Первой мировой войны и особенно события 1917 г. Оценка сил и причины, по которым отдельные личности заняли ту или иную позицию по отношению к власти большевиков, имеют большое значение. Что касается России, то можно считать справедливыми слова В. Кожинова: «И если мы действительно сумеем хоть в какой-то мере извлечь уроки из истории, мы должны будем понять: после 1917-го и дальнейших лет нам, по верному слову М. Я. Гефтера, “некуда вернуться!”. Основные итоги того, что совершилось в России, никак нельзя “отменить”, как невозможно оказалось отменить Французскую революцию…»{1}. Для Латвии важно понять, что побудило как латышских стрелков, так и гражданских лиц встать на сторону большевиков, особенно в то время, когда создавалось национальное государство и шла вооруженная борьба за его существование.

Среди обществоведов, изучающих проблемы XX в., существует несколько объяснений участия людей в реализации планов большевиков. Английский философ Бертран Рассел разделил руководящие круги большевиков на три группы: старая гвардия революционеров, испытанных годами преследований и верующих, что коммунизм возродит мир, которые часто занимали высокие посты. Тюрьма и каторга сделали их веру в победу коммунизма фанатичной и отчасти оторвала их от реальной жизни. Вторая

[149]

группа — это карьеристы, ставшие ревностными большевиками после победы октябрьского переворота. Третья группа состояла из людей, сплотившихся вокруг правительства, поскольку оно оказалось стабильным{2}.

Другие критерии, определяющие нравы партийно-государственных кадров, предлагает Е. Гимпельсон: бедное детство, чтение в гимназиях и университетах революционной литературы, которой увлекалась молодежь, возмущавшаяся несправедливостью, царившей в обществе. Важную роль сыграла унаследованная от старого режима военная психология, падение ценности человеческой жизни и перенесение методов вооруженной борьбы в мирную жизнь{3}.

Если сказанное выше частично дает ответ на ту часть вопроса, которая касается большой части участников утверждения большевистского режима из гражданского населения, то этого нельзя сказать о латышских стрелках и их командирах. Под приведенные критерии не подпадает ни командир 5-го земгальского полка латышских стрелков, главнокомандующий вооруженными силами Советской России Юкумс Вациетис, ни офицер царской армии и командир Красной армии Робертс Эйдеманис, ни заместитель народного комиссара обороны Екабс Алкснис, ни другие функционеры.

Какие факторы повлияли на такой их политический выбор, почему он был сделан в пользу большевистского режима? Насколько на это повлияли место и роль латышских стрелков в армии царской России, какое значение имели итоги Рождественских битв и сдача Риги в 1917 г. немцам? Какие личностные интересы могли этому сопутствовать? Материально никто из них не получил ничего из того, чего они не могли бы достичь в Латвии после создания государства в 1918 г.

Вопрос об оценке латышских военоначальников связан с еще одной очень сложной во всех отношениях проблемой. Все они стали жертвами сталинских репрессий, жертвами режима, который они защищали, принося в жертву жизни других людей. С одной стороны, Ю. Вациетис был героем латышских стрелков на фронтах Первой мировой войны, а с другой — дал возможность победить и укрепиться большевистскому режиму, который привел к гибели невинных людей и ликвидации государственности Латвии.

Также не решенным до конца остается вопрос об участии так называемых национальных меньшинств в работе аппарата ВЧК. Так, в сентябре 1918 г. в Москве в ВЧК работал 781 сотрудник, из них 356 не были русскими по национальности{4}. Л.Кричевский довольно тенденциозно пробует объяснить работу латышей в карательных органах. Он цитирует С. Мельгунова: «В Москву из

[150]

Латвии в ВЧК едут как в Америку на разживу, только в одной ВЧК непосредственных служащих было более 2000, из них три четверти латышей. Латыши вообще занимают особое положение в органах ЧК… и являются самыми верными адептами нового коммунистического строя». Приводится высказывание Л. Брайант о том, что «латыши и поляки были там на первых ролях, поскольку русские больше склонны к взяточничеству и легче поддаются влиянию»{5}. Однако сам автор делает акцент на другом аспекте: в анкетах служащих и сотрудников латышей можно найти десятки подтверждений того, что родственники рекомендовали друг друга для работы в ВЧК и переезжали в Москву целыми семьями, что отчасти можно объяснить желанием вывезти их из оккупированной немцами Латвии{6}. Участие латышей в деятельности ВЧК и других репрессивных органах не должно быть истолковано как национальная особенность. Требуется дальнейшее комплексное изучение участия национальных меньшинств в репрессивной системе, учитывая социальные, политические и культурные аспекты этого вопроса.

Еще одной проблемой, обсуждаемой в ходе сегодняшних политических дискуссий в России и Латвии и связанной с Первой мировой войной, является пакт Молотова-Риббентропа и оккупация Латвийской Республики. Это вопрос о первом правительстве Латвии, которое возглавил А. Кирхенштейн, после ультиматума СССР 16 июня 1940 г. Для формирования Кабинета Министров 18 июня 1940 г. в Ригу прибыл уполномоченный правительства СССР А. Вышинский{7}. Многие представители национальных меньшинств во время Первой мировой войны как беженцы жили на неоккупированной территории России и вернулись в Латвию только после заключения мирного договора между Латвийской Республикой и Советской Россией в 1920 г. (Самым известным среди них был министр внутренних дел Вилис Лацис, который больше известен как писатель и лауреат Сталинских премий). В воспоминаниях участников этих событий содержатся сведения о том, что некоторые из них были завербованы Советской властью еще до возвращения в Латвию и должны были ждать особых указаний из Москвы для начала активной работы, которые и получили в 1940 г.

Но, как известно, воспоминания не являются объективным источником, содержащаяся в них информация требует проверки и ее следует произвести по архивным документам. В связи с этим возникает вопрос: почему эти люди, если дело обстояло именно так, соглашались на вербовку, что их к этому побудило? Насколько причины этого сопряжены с комплексом причин, побудивших латышей в годы Первой мировой войны встать на сторону большевиков и бороться за их интересы.

[151]

Сегодня, когда пакт Молотова-Риббентропа от 23 августа 1939 г. признан незаконным, но его последствия по-разному интерпретируются в России и в Латвии, тем самым давая повод использовать исторические события Второй мировой войны в политических спекуляциях в борьбе различных партий за власть, особенно важно комплексное изучение этой проблемы. Положить этому начало должно всестороннее и планомерное изучение архивных материалов с использованием новейших научных методов. Такую работу следует проводить совместными усилиями, избегая политической ангажированности и конъюнктуры.

Примечания:

{1} Кожинов В.В. Победы и беды России: М., 2002. С. 491.

{2} Рассел Б. Практика и теория большевизма. М., 1991. С. 45-46.

{3} Гимпельсон Е.Г. Советские управленцы: политический и нравственный облик (1917-1920 гг.) // Отечественная история. № 5. С. 45-47.

{4} Кричевский Л. Евреи в аппарате ВЧК-ОГПУ в 20-е годы: Евреи и русская революция. М., 1999. С. 327.

{5} Там же. С. 326.

{6} Там же. С. 329-330.

{7} Полпреды сообщают… Сборник документов об отношениях СССР с Латвией, Литвой и Эстонией, август 1939 г. — август 1940 г. М., 1990. С. 408.

[152]