Орлов А. В. Хочется верить, но нечему…: Странички из дневника Первой мировой
Публ. подг. Ек. Трубникова // Родина. 2006. № 8. С. 69-74.
Окончание. Начало см.: Родина. 2006. № 7.
6 мая. Мы возвращаемся к началу войны. Теперь уже немцы выгнали нас почти отовсюду, только небольшая часть Галиции ещё осталась за нами. Но разница та, что в начале войны у нас всё было, а теперь ничего нет. Снарядов нет, патронов нет, ружей нет, пушек нет, одежды нет, овса нет, сена нет и войска потрёпаны. Движение вперёд для нас невозможно, т[ак] к[ак] у нас совершенно не организован подвоз припасов. Если в Конске на жел[езной] дороге, где мы стояли несколько месяцев, ничего не могли доставить, то что же будет при движении вперёд. Вообще организации у нас нет никакой ни в чём. Относительно начальства и говорить нечего: столько уже сменено командующих армиями, что дальше идти некуда. Мы думали одно время, что недостаток снарядов у нас вызывается необходимостью сосредоточить большие запасы на Карпатах, но оказывается и там абсолютно тоже, т[о] е[сть] ничего нет. Газеты наши теперь уже спеси поубавили и перестали называть Вильгельма сумасшедшим и т[ому] п[одобное]. Наконец-то поняли, что победить его в военном смысле нельзя, несмотря на то, что почти весь мир сражается против него. До сих пор Италия воюет только с Австрией, с Германией же войны нет. Недавно в газетах с иронией писали, что итальянский флот, выйдя в море, послал телеграмму австрийскому, что «вышли и ждём» и что, конечно, австрийский флот не вышел; но на другой же день в официальном сообщении было написано, что в Балтийском море был замечен Германский флот; мож[ет] быть он тоже послал нашему флоту такую же телеграмму.
10 июня. Вчера в 1 час дня поехал с к[омандиро]м дивизиона на разведку позиций в тылу около Скарышева. Позиции есть, но наблюдательных пунктов нет совсем. В 10 ч[асов] вечера по телефону передали, что на Киевский полк наступают, но оказалось, что немцы только кричали «ура!» и дали два залпа — вероятно взяли Львов. В 4 ч[аса] 50 м[инут] утра приказали открыть огонь по Поморжанам; выпустили одну гранату. Дело, конечно, было пустяковое — пехоте что-то показалось и затеяли кутерьму. Днём немцы пытались подойти к редуту у южного конца Сулишек, но отошли обратно. Т[ак] к[ак] в ночь с 9-го по 10-е должна была отойти 1 грен[адерская] дивизия, то очевидно немцы и здесь щупали, не ушли ли и мы. Если слухи о взятии немцами Львова верны, то к чему же свёлся год войны?
Теперь уже ясно, что немцы победили всех, и, если можно еще их одолеть, то отнюдь уже не войсками, а голодом. Союзники такая дрянь и все их официальные сообщения — сплошное издевательство; все воюют нашими боками.
11 июня. Сегодня получили официальную сводку, где «между прочим» сообщается об отдаче Львова.
13 июня. Интересны решительность и осведомлённость нашего высшего начальства. Вот например: на днях была получена телеграмма от к[омандующе]го армией, что разрешается в пределах необходимого производить реквизицию, расплачиваясь тотчас же деньгами. На этом же листе бумаги была телеграмма оттуда же, чтобы произвести реквизицию полную. Получив такое же приказание от к[оманди]ра бр[ига]ды, 1-ая и 2-ая батареи произвели реквизицию, отправив всё в штаб дивизии, но оказалось, что там не знают, что с этим добром делать. При этом, т[ак] к[ак] денег то нет, то реквизиция производилась по квитанциям. Через несколько часов было приказано отдать всё обратно и взять квитанции. Только отдали все, было приказано оставить по несколько коров для довольствия. А через несколько часов опять пришёл приказ о полной реквизиции. Очевидно, на днях уйдём отсюда к Ивангороду. При недавнем наступлении немцев, «Киевцы» отказались стрелять, говоря, что нет патронов. Куда же воевать с такой пехотой! Недавно получили приказ к[омандую]щего фронтом (с[еверо]-з[ападным]): там встречается между прочим такое выражение: «пора, наконец, признаться, что наши войска очень часто сдаются в плен»; вот оно победоносное русское воинство!
22 июня. Получено приказание уничтожать посевы и реквизировать всех лошадей. Верно уйдём ещё назад. По сводкам дела наши везде плохи, везде отступаем. Всё полно всяких слухов: о забастовках, об изменах и т[ак]. д[алее].; конечно, м[ожет] б[ыть] есть и правда, но самая истина та, что немцы сильнее нас, что войско их лучше и храбрее, а про организацию и говорить нечего.
12 июля. Вчера немцы стреляли по нам из наших пушек и нашими снарядами. Один из снарядов не разорвавшийся принесли нам.
[69]
18 июля. Вчера узнали, что 16-го вечером Люблин занят неприятелем. Мы всё стоим на тех же позициях.
19 июля. Сегодня годовщина войны, но результаты её плачевны. Кампания нами проиграна, и теперь надеяться трудно даже на измор. Мы всё стоим еще севернее Ново-Александрии. Всё утро сегодня непрерывный гул около Ивангорода. Против нас австрийцы и, говорят, старые (полетали). Вчера Созанович сказал, что я в 4-ой бригаде только до возвращения Селенинова, который ранен будто очень легко, но едва ли он вернётся. Вчера пристрелялся к неприятельской батарее.
23 июля. Вчера получили категорическое запрещение стрелять: сказано стрелять только по атакующей пехоте, отнюдь не стреляя по дальним целям и не ввязываясь в артиллерийскую дуэль, что «нам не по карману». К[омандую]щий армией отказал в пополнении наших парков, и они абсолютно пусты. Верно скоро пойдём дальше и дальше. Ивангород очищают, кажется намерены его отдать. Утром в 6 час[ов] к[оманди]р вызвал меня на наблюдательный пункт, т[ак] к[ак] боится, что заболел — очень милая манера.
24 июля. Вчера на наблюдательном пункте был здоровый обстрел и артиллерийский и ружейный. Вечером австрийцы пытались наступать, но ничего не вышло. Настроение отвратительное. Если хотят отдать Ивангород и Новогеоргиевск, то выходит, что мы и не намереваемся когда-либо наступать; ведь не владея Ивангородом и Новогеоргиевском, переправа через Вислу нам будет крайне затруднена. Зачем же было строить крепости, если не использовать их и отдавать без боя; или уже решили, что дело кончено. Кто был в штабах, говорит, что там полная растерянность.
7 августа. Выступили в 1ч[ас] 30 м[инут] дня и через Рожковку — Каменики — Беловеж пришли в 10 ч[асов] веч[ера] в дер[евню] Подоляны. Шли через Беловежскую Пущу и так жаль было оставлять сзади себя все это с зубрами и оленями. Из дворца всё уже вывезли. Говорят во вторник здесь был Император.
8 августа. Выступили в 12 ч[асов] дня и пришли в 6 ч[асов] 30 м[инут] веч[ера] в дер[евню] Рудню, пройдя только урочище Язвины.
Как-то трудно даже заглядывать вперёд. Прошли уже все естественные преграды, и не представляешь себе, где же, наконец, мы можем задержаться. Да и что будет толку в задержке. Наступать мы не можем, т[ак]. к[ак]. через два дня подохнем от голода, ибо подвоза от интендантства нет.
11 августа. Сегодня получили сведения, что немцы взяли Ковно (продержалось только 11 дней, и комендант Григорьев сбежал) и Новогеоргиевск с гарнизоном. Вот наши первоклассные крепости. В то же время приезжал француз Ланглуа, который читал лекцию о том, что союзники наступать не могут; в одном месте попробовали, выпустили 135 тыс[яч] снарядов в 2 ч[аса], потеряли 9 тысяч убитыми и 12 тысяч ранеными, и ничего не сделали.
16 августа. Выступили из Костровичи в 10 ч[асов] утра. Через реку Щару переправлялись вброд. На ней строится мост весьма солидный, начали его строить три дня тому назад, а готов он будет вероятно к тому времени, когда его надо будет взрывать, а все войска будут переходить реку вброд. Останавливались на один час на привал в дер[евне] Задворье. В Роготну пришли около 7 час[ов] вечера. Вдали слышны выстрелы, но где это может быть не представляю, кажется отовсюду ушли далеко. Говорят, что в дивизии у нас осталось человек 900 всего{*}.
18 августа. Вчера праздновала 5-ая батарея свой праздник. Вечером приехал к ним новый командир — подполковник] Тихомиров. Рассказывал много новостей, но в общем настроение кажется неважное. Говорят, что Россия послала ультиматум союзникам, что она будет считать себя свободной от всяких обязательств, если они не выступят. Вечером приехал в батарею прапорщик Ребров и вечером же узнали, что отдан Брест-Литовск. Недавно нашей пехоте на позициях прислали патроны без капсюлей — это верно уже злостное преступление, т[ак]. к[ак]. по ошибке этого сделать нельзя; думаем только, что их было немного. Вот тоже ещё интересный случай: когда стояли в Порозове, то от нас была потребована на позиции рота Таврич[еского] полка, находившаяся в прикрытии ввиду огромных потерь в корпусе. Позиции находились от Порозова верстах в 90-100. И вот не нашли ничего лучше, как послать эту роту пешком, в то время как в распоряжении штаба корпуса имеется масса автомобилей и эту роту, вместо 5-6 дней, можно было переправить самое большое в 2 дня. Если даже нельзя было отправить на автомобилях, то могли бы нанять подводы. Куда же будут годны эти солдаты, пройдя 100 вёрст пешком? Вот отчего и происходят такие случаи, что целый полк почти немцы захватывают спящими в окопах (Таврич[еский] полк перед Беловежской Пущей), т[ак]. к[ак]. людей, совершивших огромный переход, заставили ночью вместо отды-
[70]
ха рыть и поправлять окопы; конечно, утром все заснули так, что ничем нельзя было их разбудить, и немцы застали всех врасплох.
12 сентября. 8-го числа получили приказание утром немедленно выступать, причём было дано расписание движения на 4 суток. Шли с перемен ной погодой через Дворище — Рыловщина — Сенеща — Малявка — Тростенец (ночлег) — Петровичи-Нежевка (ночлег) — Дряхча-Хутор (ночлег) — Богушевнчи-Бродец, где сейчас и стоим. Подошли к дер[евне] Бродец около 1 часу дня{**}, но через р[еку] Березину брода не оказалось, а только один паром, на котором в 1 час можно переправить 150 подвод, что и делал XXV корпус; следовательно, нам пришлось бы ждать переправы суток 2, да переправляться около 3 суток. Наши сапёры поэтому решили поставить понтонный мост. Начали строить около 2 ч[асов] дня, а кончили только в 10 ч[асов] 30 м[инут] вечера. Во время работы сделал несколько снимков. Переправились довольно хорошо. Во время работы сапёры зажгли два прожектора, т[ак] что картина была великолепная. Сегодня узнал некоторые новости, что у нас новый командир корпуса — ген[ерал] Куропаткин, и что армия по слухам идёт на формирование к Смоленску.
9 октября. 6-го октября в наш корпус, наконец, приехала «колбаса». Поднимали её около нашего жилища фольв[арка] Узмошье. Сделал несколько снимков. Когда была она поднята, показался какой-то аэроплан, летевший, как казалось, очень низко и тихо. Т[ак] к[ак] боялись, что это нападают на «колбасу» немцы, то орудие 3-й батареи открыло огонь, но получились огромные недолёты; вслед за этим открыли ураганный огонь и немцы, тогда только разобрали мы, что это наш «Илья Муромец»…
16 октября. Вчера сменились и встали в резерв в дер[евне] Цишковцы; причём, конечно, оказалось так, что 2-ой дивизион встал на ютовую позицию и землянки, а для нас в резерве ничего не сделал; а при смене опять встанет в резерв на готовое место. Начальник дивизии после разговора с к[омандиро]м корпуса подал рапорт и, как говорят, уже уехал. Вчера сменились рано утром, а когда пришли в резерв, получили приказание явиться в 11 час[ов] на молебен. Нашли время служить молебны, когда людям негде жить и надо торопиться устроить что-нибудь на ночь, чтобы ночевать. С назначением г[енерал] ад[ьютанта] Куропаткина сейчас же началось снабжение корпуса: появилась [«]колбаса[»], тяжёлая артиллерия, начался подвоз фуража и даже при корпусе открывается отделение Моск[овского] Эконом[ического] общества.
25 октября. Третьего дня, наконец, приезжал к нам г[енерал-] ад[ъютант] Куропаткин смотреть батарею. Кажется остался очень доволен, особенно тем, что батарея на смотр выехала через 15 минут, и без всякого жульства, т[ак]. к[ак]. все лошади стояли наружи на коновязи. Четвёртого дня, т[о]. е[сть]. 22-ю, вечером были в управлении бригады, туда же пришёл начальник штаба дивизии подп[олковник] Лукьянов, который много порассказал интересного. Во-первых, по его сведениям наш отход с апреля месяца стоил нам одними пленными около 1-го миллиона; во-вторых, сейчас на нашем фронте не более 800 000 штыков; в-третьих, в ставке всем вертит придворная партия, а Генеральный штаб совершенно не у дела, и даже начальника штаба не приглашают к столу. Затем он очень печально смотрит на наших союзников, которые по его
мнению просто хотят чужими руками загребать жар. Взятие Дарданелл оказалось одной бутафорией, и высшие английские начальники оказались никуда не годными. Вот и верно, что раз 1 страна не имеет армии в мирное время, то в военное она может набрать только солдат, но военной закваски нет, нет и талантов, т[ак] к[ак] нет Генерального штаба. В Германии все были проникнуты и пропитаны военщиной и с такими солдатами можно проделывать те манёвры, которые немцы применили при наступлении. Например, против 10-го корпуса они выпустили три колонны, пробили его и, не обращая никакого внимания на фланги и тыл, прошли вперёд вёрст 50 и только там развернулись и стали громить нас вправо и влево.
<Начало II-ой тетради>
15 ноября [1915]. Сегодня ночью пехота производила поиск силой в 11/2 бат[альона] с целью захвата пленных и трофеев. Однако вчера с утра началась метель и мороз. Несмотря на это манёвра не отменили. Ясно, конечно, было, что ничего не выйдет, между тем в диспозиции была назначена даже рота без ружей для собирания трофеев. С места пехота опоздала, затем пошли. Одна рота сразу хотела удрать, но сё поймали. Остальные были тотчас обнаружены немцами, которые открыли огонь, как ружейный, так и артиллерийский очень меткий. Конечно, наши тотчас отошли, потеряв около 30 человек. За-
[71]
ставили и нас стрелять, и мы выпустили около 150 патронов совершенно, конечно, зря. Относительно сербской победы что-то даже в газетах ничего не пишут; очевидно, раздули для какой-нибудь цели.
30 ноября. Вчера во время моего дежурства опять обстреливали батарею. На этот раз с батареи аэростата не было видно. Обошлось благополучно, только у правого орудия перебило спицу. Но вообще немцы снаряды кладут очень точно. Какая подозрительная штука: батарею ниоткуда не видят, а стреляют по ней почти без пристрелки.
4 декабря. Завтра утром уходим в резерв. Вчера, когда поднималась наша [«]колбаса[»], немцы по ней стреляли; были недолёты и перелёты; очевидно не давали немцам никаких наблюдений. На мировом театре войны — плохо. Сербии нет; союзников с Балкан выгнали. Всё чаше в печати разговоры о мире. Неужели он возможен? Что же с нами будет? Ведь, не считая мелких держав, мы только одни поплатимся! Но с другой стороны и надеяться совершенно не на что. Когда на днях ходил к [«]колбасе[»] во время подъёма, то старший «колбасник» рассказывал, что у нас будто изобретена и уже построена в 50 экземплярах «подземная лодка», двигающаяся под землёй на какой угодно глубине со скоростью 6 вёрст в час и расставляющая торпеды со сжатым воздухом. «Свежо предание, но верится с трудом». В ночь с 1-го на 2-ое нас переполошили. сообщив, что немцы пустили несколько красных ракет, что служит сигналом газовой атаки, но ничего этого так и не было.
22 декабря. 18-го числа неожиданно получили приказание идти в Замирье, т[ак]. к[ак]. 20 должен был состояться смотр. Вышли в 3 ч[аса] дня и пришли на ночлег в дер[евню] М[алая] Ужанка. 19-го встали на позицию у Погоста, где и ночевали. 20-го в 10 ч[асов] приехал Государь, сделал смотр и остался ночевать в Замирье; нам же приказали немедленно сниматься и идти домой, в предположении, что могут потребовать на смотр. Однако 21-го числа Государь, приехав на автомобиле, объехал полки в резерве и был на наблюдательном пункте{***} тяжёлой батареи. Нас же построили шпалерами вдоль дороги на Погорельцы, по которой Государь проехал обратно на станцию, куда был подан поезд. Погода всё время была пасмурная, и никаких аэропланов не было. О наступлении пока не слышно, но говорят, что на слова Куропаткина, что хотелось бы вернуть Барановичи. Государь ответил, что это дело Гренадерского корпуса. Сейчас по газетам на юге идут бои.
30 декабря. 25 декабря в батарее устраивали ёлку, поставили спектакль «Денщик подвёл», затем дивертисмент, в виде русских песен в лицах и русской пляски. Прошло, кажется, очень хорошо. После спектакля принимали у себя гостей, тоже говорят, очень хорошо. О наступлении уже опять замолчали и получено разрешение опять пускать офицеров в отпуск. Утром 29-го опять встали на позицию. Перемен впереди никаких нет. Немцы по слухам и по показаниям наших лётчиков поставили против 81-ой дивизии (она в составе нашего корпуса) 80 тяжёлых орудий, очевидно пронюхав, что именно там предполагалось наступление. Вчера днём немного таяло, а несколько дней перед этим шли даже дожди, и вот когда я ехал вчера на батарею, то подумал, как выберется отсюда батарея, если немного растает — вокруг сплошное торфяное болото и топь!
31 декабря. Пишу накануне Нового года. Невольно хочется сделать подсчёт старому. Однако нужно сознаться, что итог вполне отрицательный. За год отошли на огромное расстояние; страшно растрясли армию, не нанеся серьёзного удара неприятелю; растратили огромное количество всяких запасов, которых уже не в силах пополнить; дали возможность немцам соорудить несколько линий великолепных позиций (по Бугу, Висле и т[ому] подобное]). Создать армии новые хотя мы и можем по числу людей, но нечем ни одеть, ни снарядить, ни вооружить. Наконец, это будут, как и сейчас, только плохо вооружённые люди, а отнюдь не солдаты. В данное время из-за отказа Америки недостаток в ружейных патронах. Выяснилось, что в период «стояний», т[о]. е[сть]. почти полного бездействия, на винтовку необходимо иметь по 200 патронов в месяц, у нас же имеется только 100 шт[ук]. Наступление, которое сейчас ведётся на юге, идёт исключительно за счёт австрийских патронов; но ведь они не вечны — они только запас, который быстро расходуется, но не пополняется. На других же фронтах мы не можем благодаря этому недостатку перейти в наступление, ибо через несколько дней уже наступит полный крах с патронами. На других фронтах тоже грустно.
Прежде всего надо отметить выступление Болгарии и уничтожение Сербии. На днях союзные войска к тому же оставили Галлиполийский полуостров. Ясно, что если немцы выгонят союзников из Салоник, то навалившись на Румынию, они заставят выступить и её. Конечно, желаешь в Новом году и новых действий, хочется наступления вместо прошлогоднего отступления, но нет фактов «за»! Хочется верить, но нечему!
2 января 1916 года. Как-то невольно с наступлением Нового года больше думаешь о том, что будет и что было. Было одно только мрачное. Если представить себе, что в данную минуту заключён мир, то военная история Германии впишет себе целый ряд блестящих страниц, сплошь наполненных одними победами. И правда, куда ни направят удар, всюду, если не победа, то полное исполнение
[72]
цели и плана. По словам одного из членов миссии, ездившей от нас на Западный фронт (Кельчевский), там полная пассивность; именно, сооружена колоссальная оборонительная линия, причём первая линия — это окопы даже без козырьков, а всё, что в тылу, всё под землёй. На одном километре будто бы поставлено по 96 орудий. Но ко всему этому под ружьё взято уже всё, и больше Франция дать не может. Вся корректура артиллерийской стрельбы ведётся аэропланами. Будто бы немецким аэропланам совершенно не дают летать, т[ак] к[ак] на каждый немецкий аэроплан вылетает пять французских. Но этому всему как-то не особенно верится. Вот обидно только, что на Западе самого скверного мнения о нашей армии, что вытекает очевидно из огромного числа наших пленных в Германии. Все-таки обидно это слышать, так как по правде сказать наша армия, снабжённая неизмеримо хуже западной, всё-таки сделала гораздо больше. Наверно и на Западе сознают (раз перешли к обороне), что решение-то вопроса всё-таки в России, и что немцы тоже все свои силы и напрягали и напрягают на нас, а не на запад. Интересно бы было посадить в нашу шкуру французов и англичан и заставить их без патронов и без поддержки артиллерии (из-за недостатка снарядов) бороться с немцами, выдвигавшими против лёгких окопов тяжёлую артиллерию, совершенно не стеснённую в расходе снарядов.
9 января. Вчера газеты принесли очень прискорбное известие о капитуляции Черногорской армии. Окружённая со всех сторон Черногория обратилась к союзным державам с сообщением, что ввиду безвыходного своего положения она принуждена заключить сепаратный мир с Австрией. После совещаний союзники ответили, что они предоставляют Черногории заключить мир, но с условием выхода их из союза, чтобы это нарушение Черногорией договора о незаключении сепаратного мира не могло послужить для других государств прецедентом в будущем. Во всяком случае уничтожение Черногории если и не представляет в материальном отношении большой потери для союзников, но моральное значение его бесспорно огромно. Это первое заключение мира не послужит ли первым толчком и для других небольших государств, находящихся почти в таком же положении? Да ведь, наконец, теперь у наших противников на Балканах осталось только одно пятно — это Салоники, — но очевидно, что теперь, освободившись на севере, они уничтожат и эту последнюю задержку. Теперь уже симпатии Греции и Румынии явно склоняются на сторону Германии и надо ждать рано ли, поздно ли и их выступления против нас. У нас все по-старому. 6-го января был на удивление ясный, морозный день, и поэтому явилось целая масса немецких аэропланов, которые бросали бомбы на штаб дивизии и к нам на взвод (противоаэропланный) около фольв[арка] Узмошье. Наша стрельба была совершенно безрезультатна: почти все снаряды рвались очень низко.
16 января. …По поводу Черногории что-то непонятное: одни говорят, что капитулировала, другие — что переговоры были начаты для выигрыша времени и что теперь снова сражаются; но Черногорское правительство убежало и заявляет, что переговоры были вызваны тем, что Черногорская армия, выйдя из повиновения, разошлась по своим домам. Во всяком случае показателем служит то обстоятельство, что в Императорских театрах запрещено исполнение Черногорского гимна.
23 февраля. С 27 января по 17 февраля был в отпуску в Петрограде и Москве. Настроение в обшем там неважное. Все ноют и плачут Действительно, всё страшно дорого, а многого даже совершенно нет. В тылу масса безоружного войска, говорят, есть снаряды, но ружейных патрон нет и вряд ли будут. Наши заказы Америкой почти не исполняются, из Франции и Англии получаем разные отбросы и хлам, за всё платим им втридорога и в конце концов попали в такую кабалу к Англии, что неизвестно, как и вывернемся из такого положения. За моё отсутствие перемен, конечно, нет никаких…
Сейчас уже несколько дней немцы атакуют во Франции крепость Верден. Положение до сих пор неопределённое, но очевидно очень серьёзное. На Кавказском фронте за это время большие у нас успехи: взяли Эрзерум и сильно продвинулись в Персию; но, конечно, это всё-таки второстепенный театр войны, и не там будет решена кампания.
5 марта. Вчера ходил по наряду в окопы. Конечно, дежурство совершенно ненужное, ничего не видно и делать там нечего. Видел только невозможное положение пехоты. Окопы и ходы сообщений полны водой и ходить по ним совершенно нельзя, т[ак] к[ак] в некоторых местах вода стоит по пояс и выше. Это только после двух тёплых сравнительно дней, что же будет, когда наступит весна в полном разгаре? Наше наступление очевидно не состоится (говорят, что не можем истратить столько снарядов). У Вердена затишье, но по слухам немцы готовятся к третьему удару.
[73]
6 марта. В корпус какой-то дурак прислал 16-ть 47 м/м пушек морской артиллерии. Стреляют они минами на 600 шаг{ов], причём заряжаются с дула, а бронебойной гранатой на 3 версты. Больше никаких снарядов не имеют. Спрашивается, зачем они нужны здесь? По словам солдат «моряков» их все ото всюду гонят. Если их ставят в окопы и они выстрелят, то немцы начинают обстреливать это место, и страдает наша пехота, между тем никакого вреда ни при каких условиях неприятелю сделать не могут. Несмотря на явный абсурд присылки этих пушек, у нас их приняли и настаивают на их постановке, т[о] е[сть] прямо поискать таких других болванов. Из газетных новостей — это предание суду Сухомлинова, но вопрос, чем этот суд кончится; не есть лн это только уступка общественному возмущению? Вернее же, что посудят, посудят и ни к чему не присудят{****}.
11 апреля. Второй день Пасхи. На фронте необычайная тишина вот уже второй день. В пасхальную ночь говорят, наши разведчики дошли до проволоки, но немцы стали демонстративно стрелять в небо, тогда наши ушли. В первый день только немцы сбросили несколько бомб на Погорельцах. Как-то на днях за нашим Вуазеном гнался немецкий аэроплан, но наш стал сейчас же спускаться, тогда немец завернул к себе.
15 апреля. Вчера в 12 ч[асов] дня наш корпус перешёл в Третью армию. Россия купила у Японии наши старые суда: Варяга, Полтаву и Пересвета. Вот всегдашняя история: покупают и делают заведомую дрянь; эти суда ещё в Японскую кампанию считались устаревшими, особенно Варяг, можно представить, на каком месте они стоят теперь! Между тем деньги сейчас нужны, а эти суда совершенно не нужны. Хотя, может быть, мы заплатили не деньгами, а какой-нибудь территорией или договором, тогда ещё хуже. До какой же поры мы будем вести меновую торговлю? Видно от Олега и до наших дней ничего не переменилось.
21 апреля. Со вчерашнего дня солдатам приказано давать 1/2 ф[унта] мяса вместо 3/4. Очевидно уже ощущается недостаток в мясе. Что только будет после войны? Ведь не будет ни скота, ни лошадей, так как теперь прироста почти нет. Сейчас мне предлагали идти офицером в Мих[айловское] Артиллерийское] Училище, но я, конечно, отказался. На фронте тихо. Недавно в известиях штаба было сообщение о наступлении немцев на участке Крошин — Уласы; между тем на самом деле там ничего не было, а только немцы забрали нашу пехотную заставу. На днях ходил в пехотные окопы за р[еку] Щару у г[осподского] дв[ора) Адаховщина. По-моему, наша пехота это преступники. Отличные окопы по грунту совершенно не отделимы; нет ничего, ни убежищ, ни навесов, ни козырьков, даже нет бойниц. Пулемёты стоят на местах, как будто нельзя их спрятать в убежищах и нарочно их ставят под расстрел артиллерии. В окопах все спят и ходят, как сонные мухи. Между тем напротив, шагах в 400, отлично видно, что каждый немец с лопаточкой в руках всё время возится, что-то ковыряет. Очевидно окопы у них улучшаются ежедневно. Перед немецкими окопами наплетено масса проволоки. Впечатление ужасное. Где же воевать с такой пехотой, которая даже о себе не хочет подумать! На днях оттуда из Самогитского полка убежало в плен три человека.
17 июня. 9 час[ов] 30 м[инут] утра. Вчера отлично была проведена подготовка. Батальон Московского полка почти без потерь захватил правый край фольв[арка] Михалова, взял около 100 чел[овек] пленных, но удержаться там не смог, так как со стороны Скар-чевских высот их обстреливали почти в тыл, а справа немцы пошли в контратаку.
Во втором батальоне после всего убыло 75 процентов офицеров (3 убит[ы] и 6 ран[ены]) и 50 н[ижних]/ч(инов]. Для нас тоже день очень грустный: убит шт[абс]-кап[итан] Панюшкин разорвавшимся снарядом; два наблюдателя, бывшие с ним, ранены. В 1-ой тяжёлой и в 1-ой нашей разорвало по одному орудию. Немцы и наши, которые были в фольв[арке] Михалов, говорят, что от окопов там ничего не осталось. Во время атаки посланный с цепями телеф[онист] Марагин очень легко ранен в ногу. Ночевали с Писаревым на батарее и теперь ждём, что будет дальше. 3 ч[аса] дня. Сижу на Ермолаевском наблюдательном, так как ему приказано немедленно принять 1-ую батарею. Слухи (офиц[иальные]), что переходим к пассивной обороне. Везде всё осталось на своих местах, как вправо, так и влево. Из Управления] бр[ига]ды уже передавали, чтобы меньше стрелять. Сейчас наши санитары всё время собирают впереди своих раненых, а немцы своих. Все упрекают штаб, что мало послали в атаку и не дали затем резервов.
<На этом записи обрываются>
При оформлена статьи были использованы фотографии из альбома А. В. Орлова.
[74]
Примечания:
{*} (Карандашом на нижнем поле страницы: 30 вёрст им[ение] Горки Волостной] Старш[ина]).
{**} (Карандашом между строк: 11-го сентября).
{***} (Внизу на полях) Приказом по корпусу велено именовать теперь этот пункт «Царским».
{****} (Внизу на полях) В ноябре 1916 года стало известно, что Сухомлинов освобождён из-под ареста, якобы душевнобольной.