Оськин М. В. Русская лошадь в Первой мировой войне

Военно-исторический журнал. 2009. № 7. С. 42-45.

К июлю 1914 года русские вооружённые силы имели наиболее многочисленные конные войска в Европе: численность армейской конницы составляла 1 158 эскадронов и сотен. К октябрю 1917 года русская конница насчитывала 161 казачий и 100 регулярных полков, сведённых в 52 дивизии, в том числе 25 казачьих, и 3 отдельные бригады. К 1913 году Россия имела самое большое в мире конское поголовье, превосходившее его численность во всех ведущих державах Европы вместе взятых, что объяснялось, в первую очередь, масштабами крестьянского землепользования в России. Число лошадей рабочего возраста составляло: в России — 22,8 млн голов, США — 21 млн, Германии — 4,6 млн, Франции — 3,2 млн, Австро-Венгрии — 1,8 млн, Великобритании — 1,6 млн{1}.

Для определения конского запаса в России проводились военно-конские переписи, лошади учитывались и при проведении сельскохозяйственных переписей. Согласно переписи 1912 года по 78 губерниям и областям Российской империи насчитывалось 326 835 963 лошади у 12 866 145 владельцев, не считая лошадей кочевников. При этом 43,7 проц. владельцев имели одну лошадь, 29,5 проц. — две, 11,1 проц. — три, 6,0 проц. — четыре, 3,1 проц. — пять лошадей. В 47 губерниях Европейской России имелось 31,6 проц. безлошадных дворов, 32,3 проц. — с одной лошадью, 22,2 проц. — с двумя. Единственная лошадь в хозяйстве освобождалась от мобилизации. Таким образом, несмотря на громадное количество лошадей в стране, законодательство оставляло большую долю их вне призыва: почти 64 проц. крестьянских дворов Европейской России сразу исключалось из числа поставщиков лошадей в армию, ещё 22,2 проц. хозяйств могли дать лошадь только 1 раз. Крестьянские лошади составляли 91,6 проц. всего количества конского состава, при этом 87,5 проц. животных принадлежали общинникам.

Потребность армии в лошадях, согласно нормам Главного управления Генерального штаба (ГУГШ), составляла 1 лошадь на 5 военнослужащих действующей армии{2}. Мобилизация ставила в строй 5,5 млн человек. Предполагалось ежегодно брать по миллиону лошадей из общей их численности почти в 23 млн голов рабочего возраста. В таком случае ни крестьянство, ни народное хозяйство в целом не должны были испытывать недостатка в отношении обеспеченности рабочим скотом.

Поставляемые в войска лошади подразделялись на ряд категорий: в кавалерию, артиллерию (включая пулемётные команды) и обозы. Соответственно цены на лошадей разных категорий были различными. Так, в начале 1917 года в Тульской губернии верховая лошадь стоила 355 рублей, артиллерийская — 355, обозная первого разряда — 270, обозная второго разряда — 195 рублей{3}. Срок службы войсковых лошадей обычно составлял 10 лет. Категории конского состава по росту: 1-я (выше 2 аршин и 3 вершков), 2-я (выше 2 и 2), 3-я (выше 2 и 1,5); в гвардии — выше 2 аршин и 4 вершков{4}. Лошадь высотой до 1,4 м считалась «лошадью в первобытном состоянии» и не поставлялась в кавалерию. Из животных, имевшихся в стране перед войной, только до 7 млн соответствовали армейским требованиям. Вести войну больше года не предполагалось, поэтому считалось, что наличного количества строевых лошадей вполне хватит.

Вопросы комплектования и пополнения армии лошадьми были сконцентрированы в Управлении по ремонтированию армии, возглавляемом генералом от кавалерии Н. А. Винтуловым. В начале войны ещё соблюдались принципы мирного времени. Приёмка лошадей в июле 1914 года проводилась следующим образом: лошади, подлежащие реквизиции, согласно закону о военно-конской повинности (отчуждение государством на нужды войны), по определённому району собирались на специальном плацу для осмотра комиссией. Состав комиссии: офицер, член земской управы, 2 обывателя, ветеринарный врач, делопроизводитель, кассир, полицейский. «По волостям, по подготовленным уже в мирное время ведомостям, вызывали по очереди владельцев с их лошадьми. Комиссия их осматривала и решала: 1) годна ли лошадь к службе по состоянию здоровья и 2) если да, то к какому классу её отнести — упряжных или артиллерийских, обозных и какого разряда обозных, кавалерийских и других. Соответственно классу и разряду, была нормирована за неё плата, и владелец здесь же получал от кассира соответствующую сумму, а я назначал лошадь в воинскую часть, приёмщики от которой немедленно её забирали»{5}. Плата за лошадь проводилась военным ведомством согласно существующим местным средним ценам. Однако уже в 1915 году сдача по реквизиции проходила по 150 рублей, и «ножницы цен» имели постоянную тенденцию к росту в ходе войны.

В начале войны отношение к качеству верховых и тягловых лошадей было жёстким. В числе брака назывались: вислоухость, неправильный постав ног (саблистость), наросты на бабках, прикуска. Отсюда придирчивое отношение армейских ремонтных комиссий к качеству лошадей (впоследствии особенного выбора уже не было). Так, в октябре 1914 года по Епифанскому

[42]

уезду Тульской губернии было поставлено на сдаточные пункты 953 лошади, а в войска направили, по рекомендации ремонтной комиссии, только 224. Назывались две основные причины выбраковки: худосочность крестьянского скота и наличие трещин в копытах в связи с тем, что рабочие лошади не были кованы на задние ноги{6}. Помимо кавалерии конским составом широко насыщались пехота и обозы. В 1914 году пехотная дивизия имела 81 повозочную единицу и 294 лошади на батальон{7}. Всего — 4704 лошади. Например, 21-й армейский корпус (3 дивизии) в начале войны имел 70 тыс. человек и 21 тыс. лошадей.

Если в 1914 году предвоенные нормы ещё соблюдались, то переломным моментом стало крупное отступление русской армии в 1915 году. Отступление вынуждало эвакуировать впереди себя всё войсковое имущество. Принудительная эвакуация оставляемых областей позволила войскам увеличить своё имущество за счёт того, что было брошено населением и интендантством. При этом состояние инфраструктуры вынуждало в полной мере использовать транспортные возможности лошадей, так как отступление отдало в руки неприятеля многие стратегические железные дороги, построенные перед войной. Войсковые обозы русских армий всецело базировались на конской тяге, так как железные дороги оказались не в состоянии обеспечить возросшие потребности. Занятость лошадей тоже была велика: если по предвоенным расчётам соотношение в действующей армии должно было составлять 1 животное на 5 человек, к концу лета 1915 года приблизительное соотношение составляло уже 1 к 3.

В ходе войны в войсках постоянно увеличивалась численность артиллерии и пулемётов. Соответственно, в то время как в стране понемногу иссякал годный для войны конский запас (потери, болезни, оставление территории), фронт требовал ещё больше лошадей. Возраставшие нужды фронта в лошадях были при этом больше, чем безвозвратные потери конского состава. В русской армии за годы войны насчитывалось около 1 млн больных лошадей, ежедневно лечилось 4,6 проц. от общего числа животных. Безвозвратные потери составили 400 тыс. голов{8}. Прежде всего забота о сбережении конского состава касалась изнурённых лошадей. Для них организовывались тыловые сборные пункты, где под наблюдением ветеринарных врачей животные получали усиленную подкормку. Бракованные лошади конницы и артиллерии отправлялись в тылы и ополченские части, а взамен на фронт шли хорошие лошади{9}.

Летом 1916 года, с началом Брусиловского прорыва, военные власти принялись за массовые реквизиции лошадей, что прямо затронуло интересы сельского хозяйства и министерства земледелия. Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ военным округам от 8 июня 1916 года отмечал: «Министерство земледелия возбудило ходатайство о том, чтобы в уездах, занимающих значительную территорию, сдаточные пункты для приёма лошадей, поставляемых в войска, по военно-конской повинности по реквизиции, назначались не только в уездных городах, но и вне таковых, дабы сократить до минимума время, потребное для передвижения лошадей со сгонных пунктов на сдаточные. Такое сокращение времени на сгон лошадей признаётся необходимым в интересах сельского хозяйства, чтобы население и его скот отвлекались от полевых работ по возможности не более как на два-три дня». ГУГШ рекомендовало образовывать 2 сдаточных пункта и лишь в крайнем случае — 3{10}.

Неквалифицированно вёлся учёт количества конского состава, особенно в пехоте. Согласно воспоминаниям А. А. Свечина пехотные полки, имея от 75 до 100 проц. сверхкомплекта лошадей, показывали некомплект около 50 проц. Соответственно, высшие штабы в своих расчётах на операции и снабжение исходили из неверных данных{11}. Со вступлением в войну против Германии Румынии и образованием в декабре 1916 года Румынского фронта отдельные кавалерийские дивизии зимой выводились в Молдавию, чтобы избежать массового падёжа лошадей.

Основные издержки мобилизационных мер несло на себе крестьянство, однако общее поголовье лошадей не претерпело особенных изменений. Более того, в годы войны в России наблюдался рост числа конского поголовья в крестьянских хозяйствах, что имело положительную роль с точки зрения перспективы: «…Затруднения 1914—1915 гг. носили большей частью временный характер и были обусловлены, с одной стороны, издержками ориентации хозяйства к условиям военного времени, а с другой — иными, непосредственно не связанными с войной обстоятельствами. На это, в частности, указывает резкий рост молодняка в 1916—1917 гг., а как следствие, и общего поголовья. Причём лошадиное стадо за указанный срок увеличилось более чем на 13 проц. и значительно превысило даже уровень довоенных лет»{12}. Об обеспеченности крестьянского хозяйства Европейской России конским составом в 1912—1916 гг. можно судить по табл. 1.{13}

В целом крестьянское хозяйство было обеспечено тягловой силой: хотя реквизиционным мерам подверглись лошади в возрасте 4—5 лет, в расцвете сил, крестьянские наделы могли быть, с известной оговоркой, обработаны скотом более старшего возраста. Перепись отмечала общий рост числа рабочих лошадей по сравнению с довоенным периодом. В помещичьих и хуторских хозяйствах, дававших главную долю товарного хлеба, оставались по 2 лошади на каждую десятину посева, так как крестьянское хозяйство в годы войны имело тенденцию развития к натурализации.

Кризис снабжения фронта конским составом, наряду с сокращением усилий по поставке в войска фуража, начался с осени 1916 года, когда русско-германский фронт застыл в позиционной борьбе. В связи с неверными данными, как сообщает А. А. Свечин, в Ставке полагали, что необходимой для манёвренных действий конной тяги нет, и потому пытались гнать лошадей на фронт, забирая их из тыла.

[43]

На фронте же лошади гибли от бескормицы, поскольку усугублялись проблемы с поставками фуража железнодорожным транспортом. Например, штаб Северного фронта сообщал в ГУГШ, что так как нет фуража, нужно немедленно прекратить подвоз лошадей, а фронт должен изыскать «средства более производительного использования конской тяги имеющимися коневыми средствами армий»{14}.

В связи с готовившимися военными операциями в начале 1917 года было решено провести новые реквизиции конского поголовья. Ставка в предписании Главному полевому интенданту от 2 декабря 1916 года указывала, что к лету 1917 года в войсках должно быть не менее 2 млн лошадей. Но положения дел в тылу не смогла выправить и практика уступки бракованных лошадей из отделений конского запаса и войсковых частей по особой оценке специальных комиссий{15}. К 1 января 1917 года, по данным интендантства, положение дел с численностью конского состава на фронтах (без войск военных округов) выглядело следующим образом (см. табл. 2){16}.

Разумеется, власти отлично осознавали взаимосвязь между положением в сельском хозяйстве и военными нуждами. Поэтому Ставка, прежде чем приступить к новым реквизициям по закону, предложила закупить лошадей, чтобы погасить возможное внутреннее недовольство. В январе 1917 года военный министр, министр внутренних дел и министр земледелия должны были договориться о разверстании между губерниями Европейской России количества подлежащих реквизиции лошадей, которая должна была проводиться при посредничестве земских учреждений. Было решено, что в тех уездах, где земства откажутся от поддержки воинской реквизиции, набор конского состава следует проводить по правилам военно-конской повинности, но по данным разверстания, указанным губернской земской управой. МВД в принципе было не против реквизиционных мер, предложив губернаторам «безотлагательно сделать все необходимые распоряжения к успешному и своевременному выполнению в пределах губернии реквизиции», каковую предполагалось закончить за две недели до начала полевых работ{17}.

Попытка замены реквизиций закупками со стороны органов Земского Союза и Управления по ремонтированию армии провалилась. Добровольной продажи лошадей со стороны крестьянства и земских органов не последовало, и потому в дело должны были вступить принципы военно-конской реквизиции. Однако в феврале—марте 1917 года с мест в центр обрушился шквал телеграмм с просьбами отложить либо отменить вовсе развёрстку лошадей по дворам. Только в Московском военном округе от реквизиции лошадей отказалась 41 уездная земская управа. Прочие уезды просили отложить реквизицию ввиду опасения возможности волнений, нарушения хозяйственных интересов населения, кризиса гужевого транспорта. Уже после Февральской революции приказом военного министра от 7 марта 1917 года по военным округам реквизиционные меры были приостановлены «впредь до особых распоряжений». В то же время фронты требовали скорейшего пополнения конских запасов действующей армии, сообщая о прогрессирующем некомплекте, ввиду формирования новых частей и подразделений и подготовки к решающим операциям. Весной крестьянство в свою очередь настаивало на возврате забранных для нужд армии лошадей, ссылаясь на то, что животные были «взяты по-старому неправильно». В этих условиях ГУГШ предложило командованию военных округов разъяснить населению, что «лошади крайне необходимы для нужд действующих армий при наступающих боевых действиях и поэтому все лошади, уже принятые, подлежат немедленному направлению по данным нарядам». Стремясь сгладить ситуацию, Временное правительство на заседании 23 марта постановило «немедленно сдать [уже закупленных] ло-

Таблица 1

	Число хозяйств	Процент лошадей рабочего возраста	Процент безлошадных дворов	Лошадей 4-х лет и старше (тыс.)	Лошадей 1-4 лет (тыс.)	Жеребят (тыс.)	Рабочих лошадей на 1 хозяйство
1912 г.	13 311 339	73,2	31,5	14 540,1	3185,8	1097,3	1,0
1916 г.	15 535 351	79,8	30,9*	15 138,1	3528,3	2045,8	1,1

* По переписи 1917 года

[44]

Таблица 2

Количество лошадей, тыс. голов

Фронт	Северный	Западный	Юго-Западный	Румынский	Кавказский	Итого
армий	460	670	570	340	330	2370
Привлекаемые местные ресурсы	80	50	60	10	80	280
Всего	540	720	630	350	410	2650

шадей военному ведомству… во имя интересов армии»{18}.

Конфликт между военными и гражданскими властями в отношении снабжения действующей армии после февраля 1917 года всё больше усугублялся. Провозглашаемая Временным правительством хлебная монополия осталась пустыми словами, и потому центр закрывал глаза на самоснабжение фронта, на бумаге, впрочем, резко осуждаемое. Прежде всего войска самостоятельно скупали фураж, чтобы не допустить падёжа лошадей. О характере происходивших процессов снабжения в революционное время говорит, например, телеграмма главнокомандующего армиями Западного фронта генерала В. И. Гурко министру продовольствия и Ставке от 27 мая: «Губернские и уездные продовольственные комитеты жалуются на самостоятельную покупку представителями войсковых частей, главным образом, фуража по ценам, превышающим установленные министром земледелия, заявляя, что такие покупки вносят дезорганизацию в дело заготовок… Трудность положения в том, что фураж есть, но те учреждения, которые обязаны снабжать им войска, найти фураж не хотят или не умеют, а когда войска находят фураж и рады заплатить сколько угодно, лишь бы спасти от падёжа голодающих лошадей, их обвиняют в повышении цен и запрещают покупать… Следует обязать комитеты искать фураж, как ищут и находят войска, а не пользоваться тем, что найдут войска… Прошу категорических указаний продовольственным комитетам о необходимости полного использования каждым своего района при самом широком применении в подлежащих случаях реквизиции. Только таким путём возможно удовлетворить потребности армии, избежать самостоятельных войсковых заготовок и справедливых нареканий армии на недостаточное удовлетворение их потребности»{19}.

Не менее 5 млн голов — вот общее количество поступивших в армию лошадей. Согласно данным сборника «Россия в мировой войне 1914—1918 гг.: в цифрах» (1925), конский состав на ТВД: на 1 октября 1914 года — 670 775 (100 проц.), на 1 января 1915 года — 1 035 682 (154 проц.), на 15 мая 1915 года — 1 072 178 (159 проц.), на 1 февраля 1916 года — 1 589 909 (237 проц.), на 1 июня 1916 года — 1 672 430 (249 проц.), на 1 ноября 1916 года — 1 804 817 (269 проц.), на 1 сентября 1917 года — 3 164 000 (470 проц. от численности начала войны). К сожалению, различные архивные материалы и статистические сборники иногда очень существенно разнятся между собой в подсчётах поголовья лошадей в действующей армии, на различных фронтах. Очевидно, эта разница образовывалась вследствие отсутствия единых критериев подсчётов. Согласно всеподданнейшему докладу Военного министерства к 1 декабря 1915 года в действующей армии числилось 1 342 032 лошади{20}. Согласно данным ГУГШ к 1 октября 1916 года русская действующая армия имела (по списку / налицо): 1 808 004 / 1 773 229 лошадей, в том числе Северный фронт — 387 528 / 385 089, Западный фронт — 417 588 / 410 555, Юго-Западный фронт — 860 000 / 843 000, Кавказский фронт — 142 888 / 134 585 лошадей{21}.

Разруха железнодорожного транспорта в 1917 году, наряду с увеличением численности фактически бездействовавшей армии, возложила снабжение войск во многом на плечи гужевого транспорта, что вызвало неизбежный рост численности лошадей на фронте. Даже в германской армии, широко использовавшей узкоколейки, имевшей мощную железнодорожную сеть общего назначения, резко сократившей свою кавалерию в войсках, в мае 1918 года состояло 956 850 лошадей{22}.

Таким образом, русская лошадь, наряду с участием в боевых кавалерийских действиях, вынесла на себе основное транспортное напряжение на фронте. В начале войны лошадь сыграла существенную (в добавление к железнодорожному транспорту), а со 2-й половины 1916 года ведущую роль в общих транспортных усилиях Российской империи в период Первой мировой войны.

Примечания:

{1} Миронов Б. Н. История в цифрах. Л., 1991. Приложения, табл. 35.

{2} Янушкевич Н. Н. Конспект военной администрации. СПб., 1914. С. 49.

{3} Государственный архив Тульской области (ГАТО). Ф. 97. Оп. 2. Д. 1886. Л. 66.

{4} Аршин — 70 см, вершок — 4,5 см.

{5} Гоштовт Г. Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 9, 10.

{6} ГАТО. Ф. 97. Оп. 2. Д. 1747. Л. 208.

{7} Красильников С. Н. Организация крупных общевойсковых соединений. М., 1933. С. 93.

{8} Боев Ю. Г., Ветров В. П. От Конюшенного приказа — к государственной ветеринарно-санитарной службе // Воен.-истор. журнал. 2007. № 6. С. 58.

{9} Сборник руководящих приказов и приказаний VII-й армии. Б. м., 1917. С. 487.

{10} ГАТО. Ф. 97. Оп. 2. Д. 1875. Л. 157.

{11} Свечин А.А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914—1918 гг. М., С. 111.

{12} Ковалёв Д. В. Аграрные преобразования и крестьянство столичного региона в первой четверти XX века: по материалам Московской губернии. М., 2004. С. 116.

{13} Сельское хозяйство России в ХХ веке. Сборник статистико-экономических сведений за 1901—1922 гг. М., 1923; Материалы военно-конской переписи 1912 г. и сельскохозяйственных переписей 1916 и 1917 гг.; Крестьянское движение в России в 1914—1917 гг. М.; Л., 1965. С. 14.

{14} Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2000. Оп. 3. Д. 2553. Л. 203.

{15} Там же. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 277. Л. 10; Ф. 2000. Оп. 3. Д. 255. Л. 47 об.

{16} Там же. Д. 1030. Л. 123.

{17} ГАТО. Ф. 97. Оп. 2. Д. 1886. Л. 10, 10 об., 19.

{18} РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 2551. Л. 28—40, 44, 54—63, 64, 65, 106, 107, 127, 134; Д. 2553. Л. 141, 187, 192, 194 и др.

{19} Государственный архив Российской Федерации. Ф. 6831. Оп. 1. Д. 92. Л. 167—169.

{20} РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1745. Л. 3—20.

{21} РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1374. Л. 17.

{22} Свечин А. А. Стратегия. М., 2003. С. 147.

[45]