Строганова Е. Д. Отзвуки Первой мировой войны в Аргентине: новые подходы к изучению проблемы

Итоги и последствия Первой мировой войны: взгляд через столетие: сборник статей Всероссийской научно-теоретической конференции (г. Воронеж, 16–17 мая 2018 г.) / редкол.: А. А. Богдашкин (отв. ред.) [и др.]; ВУНЦ ВВС «ВВА»; ФНИСЦ РАН; ФГБУН «Институт славяноведения РАН»; ФГБУН «Институт всеобщей истории РАН». — Воронеж: Издательско-полиграфический центр «Научная книга», 2018. С. 244-258.

Как известно, Аргентина не принимала участия в Первой мировой войне. В самом начале конфликта она заявила о нейтралитете и придерживалась его вплоть до 11 ноября 1918 года. Видимо поэтому в огромном количестве исследований, посвященных этой войне, Аргентине практически не уделялось внимания. Однако в последние десятилетия интерес к событиям, происходившим в этой стране в 1914-1918 гг., существенно возрос. И вызван он не только столетними юбилеями начала и окончания Первой мировой войны. Тому есть и многие другие причины. История Аргентины — государства европейского типа на латиноамериканском континенте — полна любопытных событий и поворотов. Исследователи стремятся ответить на вопрос: почему страна, бывшая такой богатой и передовой к началу Первой мировой войны, утратила к середине прошлого века свои позиции и вступила в длительную полосу кризисов и политической нестабильности. Ученые намерены понять, почему Аргентина, в которой проживало большое количество переселенцев из Европы, не вступила в военные действия, а также узнать, каким образом война отразилась на политической и экономической ситуации в этой стране, как воспринимались в аргентинском обществе события на фронтах и политическая обстановка в Европе. К тому же, необходимо оценить значимость политики нейтралитета, в том числе, на случай возможности повторения подобного конфликта в будущем.

Французский ученый О. Компаньон в предисловии к своей книге, вышедшей в 2013 г., справедливо заявляет о том, что сегодня пришло время, когда проблемы Великой войны действительно стали активно изучаться во всем мире. Обращение к этим проблемам современных исследователей не является, по его убеждению, простым обновлением тематики или ростом внимания исследователей к политической и социально-экономической обстановке периода Первой мировой войны в неевропейских странах. Оно говорит о желании ученых познать другую сторону истории Латинской Америки ХХ в.{1} Чтобы понять, о чем идет речь, следует показать, что представляла собой Аргентина до Первой мировой войны.

Со второй половины XIX в. до начала войны, в стране произошли изменения, которые по многим показателям вывели ее на первое место в Латинской Америке. В 1853 г. была принята новая либеральнодемократическая конституция. Аргентина провозглашалась федеративной республикой, причем федеральное правительство наделялось существен-

[244]

ными полномочиями. В стране создавались благоприятные условия для экономического развития, увеличивался приток иностранного капитала, главным образом британского, растущая иммиграция обеспечивала промышленность и сельское хозяйство квалифицированной и относительно недорогой рабочей силой. Было окончательно сломлено сопротивление индейских племен, что открыло возможности для освоения новых территорий и форсированного развития сельского хозяйства. Экономический рост, основанный на промышленном экспорте замороженного мяса, зерна и другой сельхозпродукции, ускорился. По экспорту этих продуктов в начале ХХ в. Аргентина занимала первое место в мире{2}.

Вхождение Аргентины в мировой хозяйственный рынок давалось ей нелегко, хотя и сопровождалось быстрым развитием ориентированных на экспорт отраслей промышленности и сельского хозяйства, приносившей экономике неплохой доход. Но в тоже время это делало страну зависимой от мировой экономической конъюнктуры и иностранных инвестиций. Главным рынком сбыта аргентинской продукции стала Великобритания. Постоянный контроль иностранных инвесторов не способствовал развитию национальной промышленности и вызывал возраставшее недовольство в стране. В результате во второй половине 1880-х гг. в Аргентине разразился финансовый кризис, приведший к политической нестабильности и радикальным изменениям в сознании общества, что привело к созданию новых партий. В 1891 г. был основан Гражданский радикальный союз (ГРС){3}, противостоявший консервативной правящей партии, которая выражала интересы земельной и торговой олигархии. В 1896 г. аргентинскими рабочими, преимущественно из числа европейских мигрантов, была образована Социалистическая партия{4}. Широкое распространение в рабочем движении получили также анархистские идеи{5}.

В 1912 г. был принят закон Саенса Пеньи{6} (по имени инициатора — президента страны в 1910-1914 гг.), предоставивший избирательные права всему взрослому мужскому населению страны и обеспечивший переход к режиму представительного правления (до этого времени избрание президентов контролировалось узким кругом консервативной олигархии).

[245]

Первым президентом, избранным в 1916 г. в соответствии с новой электоральной системой, стал лидер ГРС Иполито Иригойен (1852-1933){7}.

Имея большую территорию, малонаселенная Аргентина была открыта для иммиграции, особенно из Европы, так как выходцы из Старого Света имели, как правило, более высокий уровень образования, нежели местное население. Не случайно аргентинский историк Ф. Луна отмечал, что «иммиграция и образование стали основами новой Аргентины»{8}. К началу войны значительная часть населения состояла из европейских иммигрантов, благодаря которым население страны выросло с 1,2 млн человек (в 1860 г.) до 7,8 млн (в 1914 г.){9}. Менее образованные иммигранты тоже были очень нужны как рабочая сила в сельском хозяйстве и промышленности. Благодаря им аргентинская экономика успешно развивалась.

Таким образом к началу XX в. Аргентина вошла в систему мировой торговли. Получая большие доходы, она смогла построить новые города (в том числе Ла-Плата), железные дороги и многое другое. Как пишет Ф. Луна, «вскоре об Аргентине начали говорить как о новом Эльдорадо»{10}.

Такую же точку зрения высказывают и другие авторы, называя Аргентину начала столетия «очень богатой и образованной»{11}. Не случайно в Европе стала популярной фраза «богат, как аргентинец»{12}. Английский исследователь А. Билл идет еще дальше. Он считает Аргентину того периода одной из самых развитых стран мира и называет ее «Соединенными штатами Южного полушария», а Буэнос-Айрес — «Парижем Южного полушария»{13}. Однако эту позитивную картину омрачала зависимость от Великобритании, которая господствовала в аргентинской экономике, существенно ограничивая ее возможности{14}.

Приход к власти на смену консерваторам радикальной партии во главе с И. Иригойеном стал важным этапом в истории Аргентины. Являясь борцом за демократию, национальный суверенитет и обновление страны, Иригойен выступал за мирное решение назревших проблем. Об этом он писал в 1923 г. в своей книге «Моя жизнь и моя доктрина»{15}. Иригойен

[246]

осуществил ряд социально-экономических реформ, отвечавших интересам страны. Были отстранены от власти консерваторы, проведены меры по утверждению демократических правовых норм, стимулированию национальной экономики и системы образования. Профсоюзы получили право на свободу деятельности. После подавления активных выступлений рабочих был удовлетворен ряд их требований. В то время сделать это было очень нелегко. Слишком велико было влияние и сопротивление старой когорты консерваторов{16}.

Придя к власти, правительство радикалов сразу же осудило Первую мировую войну и подтвердило провозглашенную прежним правительством политику нейтралитета. В первые годы эта позиция поддерживалась как сторонниками президента внутри страны, так и англичанами, для которых Аргентина была важным источником поставок.

Аргентине того периода в последнее время посвящены работы многих ученых из разных стран. Можно назвать, например, немецкого исследователя из Штутгарта Т. Фишера, его соотечественника профессора Института латиноамериканских исследований в Берлине С. Ринке, уже упомянутых французского историка О. Компаньона, профессора Университета Восточной Англии А. Билла, а также российского историка В. П. Казакова и ряд других авторов{17}. Особый интерес представляют работы современного аргентинского историка Э. Санчеса{18}, который тщательно исследовал события Первой мировой войны и их восприятие аргентинским обществом. В 2012-2017 гг. исследователь опубликовал несколько серьезных работ на эту тему{19}. Ученому удалось показать отно-

[247]

шение его родины к Первой мировой войне, проанализировать общественные настроения того периода и подробно осветить трудности, которые испытывала Аргентина в 1914-1918 гг.

Аргентинское общество было потрясено началом войны в Европе и возмущено неожиданной немецкой оккупацией Бельгии. Этой проблеме Э. Санчес посвятил две статьи{20}. Все помнили, что существовал международный договор, установивший нейтралитет Бельгии на случай возможного военного конфликта. Не считаясь с этим, 4 августа 1914 г. немецкие войска вторглись на бельгийскую территорию. Аргентинцам, как и европейцам, это казалось недопустимым. Предполагалось, что немецкие войска только пройдут через Бельгию. Однако вскоре стала поступать информация о зверствах, совершенных немецкими солдатами против бельгийцев, а также поляков и гражданского населения приграничных провинций Франции. По сообщениям аршентинской прессы, за относительно короткий период с 5 августа по 21 октября 1914 г. было совершено около 6500 казней. Немецкие войска безжалостно грабили местное население. На оккупированных территориях пылали пожары. Стали известны многочисленные случаи изнасилования женщин немецкими солдатами, а также использования гражданских лиц в качестве живого щита в ходе военных операций. Осуществлялись массовые депортации мирного населения для принудительных работ в Германию. Поступали данные и об огромном количестве разрушенных немцами и их союзниками зданий, считавшихся историческим наследием человечества, в том числе крупнейших библиотек Европы{21}.

20 августа 1914 г. немецкие войска вошли в Брюссель, в котором жил аргентинский писатель и журналист Роберто Паиро. Он не покинул страну и стал свидетелем всего происходящего, отразив это в своих многочисленных хрониках. Как пишет Э. Санчес, составленные Паиро, хроники, представляют собой наиболее документированные записи о нарушении Германией бельгийского нейтралитета. Кроме того, их автор фиксирует и осуждает все преступления немецкой армии{22}. Его хроники публи-

[248]

ковались в аргентинской прессе, оказывая сильное влияние на жителей страны и еще больше настраивая их на поддержку Антанты. Жестокость противостояния между цивилизацией и варварством, которого никак не ожидали от Европы, возмутила аргентинцев, привыкших преклоняться перед ней, заставив задуматься о собственной идентичности.

Начало войны встревожило аргентинское общество и раскололо его на три группы: одна часть поддерживала страны Антанты (союзофилы), другая симпатизировала Германии (германофилы), а третья — старалась сохранить нейтральную позицию, чтобы не усугублять ситуацию в стране и не обострять отношения в обществе (нейтралисты). Все они с нетерпением ожидали свежих новостей с полей сражений. Однако получить эти новости оказывалось нелегкой задачей. В стране издавалось много газет и журналов различных политических направлений, но все они столкнулись с одинаковыми трудностями, вызванными техническими возможностями передачи информации через океан. Развернулась настоящая коммуникационная и информационная война. Именно этой проблеме и посвятил свою статью Э. Санчес{23}. Проанализировав содержание газет, издававшихся в Буэнос-Айресе, автор сумел объективно осветить роль европейских информационных агентств в Аргентине и их влияние на местное общественное мнение.

Передовые страны Европы еще в XIX в. начали проводить подводные кабели для установления телеграфной связи с отдаленным континентом. Строительство глобальной системы СМИ началось в 1860 г. и продолжалось до 1930 г. Налаживание связи, оснащенной подводными кабелями и телеграфами, а также развитие железных дорог и пароходов позволило преодолеть определенные географические препятствия и организовать транснациональную сеть государственных и частных предприятий. Руководили процессом передачи информации специальные компании: «Рейтер» (Великобритания), «Гавас» (Франция) и «Вольф» (Германия). К началу войны работа этой сети еще не была налажена в достаточной степени. К тому же за получение добротной информации необходимо было платить немалые деньги. Не все газеты аргентинской столицы могли себе это позволить. Крупнейшие издания Буэнос-Айреса «La Nacion» и «La Prensa» еще в 1908 г. подписали соглашение с французским агентством «Гавас» на 250 тыс. слов в год в дополнение к общей сумме, а в 1911 г. по новому соглашению — на 500 тыс. слов{24}. Другие газеты должны были выкупать у них нужный материал. Серьезная проблема для получения объективной информации из Европы была связана с господством на море Великобритании, которая совместно с Францией ограничивала герман-

[249]

ское влияние. Для этой цели использовались различные методы — от повреждения кабелей и потопления судов, занимавшихся наведением связи, до искажения информации или простого умалчивания о продвижениях и успехах немецкой армии. Конечно, Германия продолжала поставлять свою информацию немецким изданиям, выходившим в Аргентине, которые должны были противодействовать пропаганде противника. В стране развернулась настоящая информационная война. Великобритания контролировала подводные сети, и это имело решающее значение для определения и распространения англо-французского взгляда на войну и, в частности, на германское наступление летом 1914 г. Это объясняет тенденциозность информации, которая ежедневно публиковалась местными газетами, и вызывала симпатии большинства жителей Буэнос-Айреса к Антанте.

В атмосфере волнения и тревоги, вызванных началом войны, газеты Буэнос-Айреса пытались удовлетворить огромный спрос на достоверные сведения, обратившись к самым разнообразным источникам: впечатления аргентинских путешественников, возвращающихся из Старого Света, европейские публикации, которые прибывали по почте в редакции газет, статьи корреспондентов из разных столиц Европы, новостные бюллетени, официальные сообщения, письма отдельных лиц и сведения, подаваемые телеграфными службами европейских информационных агентств. Если бы основные коммуникации, через которые поступали сведения о событиях из Европы, находились в руках Германии, а не Англии, «информация поступала бы к нам, тушеная в немецком соусе, сейчас же она приходит к нам, в сугубо английской интерпретации», писала газета «El Pueblo»{25}. Не случайно автор предварял свою статью таким высказыванием: «Работа телеграфной службы стала демонстрировать, что она является не рупором правды, а поборником искусства лжи»{26}.

Именно тогда газеты Буэнос-Айреса «La Nación» и «La Prensa» решили отправить в Европу своего корреспондента. Им стал аргентинский журналист Хуан Хосе Соиса Рейли{27}.

Зная обстановку и настроение общества в своей стране в начале войны, Соиса Рейли отправился в Европу, чтобы своими глазами увидеть и оценить отношение к войне в разных странах. Ему удалось проследить с начала и до конца, как проходила война. Будучи журналистом-нейтралистом, он совершил долгое путешествие, посетив Францию, Германию, Польшу, Швейцарию и Италию. За это время он стал высокопро

[250]

фессиональным военным корреспондентом, побывавшим на многих полях сражений. Соиса Рейли отмечал, что в начале войны патриотизмом были охвачены все молодые люди, мобилизованные на военную службу. Независимо от национальности каждый солдат считал, что его страна борется за свою независимость и ее надо защищать. И даже будучи тяжело ранеными, они сожалели не столько о своей судьбе, сколько о том, что не могут и дальше бороться за защиту своей родины. Поначалу Соиса Рейли проникся сочувствием и уважением к таким солдатам, критикуя как антивоенные, так и антипатриотические настроения. А позднее, наглядевшись на ужасы войны, готов был кричать: «Долой войну!»{28}.

Посетив французский город Биарриц, известный как место отдыха и лечения аристократии и королевских особ, Соуса Рейли оказался свидетелем преобразования казино и роскошных отелей в больницы, которые были залиты кровью раненых в бою солдат. В одной из своих хроник он писал: «Энтузиазм военных — это болезнь. Это — Бич! Если патриотизм воспринимается как болезнь, как “коллективное безумие”, которое превращает людей из различных стран мира в “сумасшедших”, то в более широком плане война — это бацилла, которая распространяется на большой скорости и поражает всех, особенно молодежь, которая рвется в первые ряды резервистов и добровольцев»{29}. Таким образом, Соуса Рейли критиковал культ патриотизма, который начал терять свою популярность буквально через несколько месяцев после начала войны. Окопный быт быстро изменил жизненную позицию молодых солдат. Аргентинский журналист приходит к выводу, что правильному пониманию патриотизма надо учить в школе, это могло бы стать лучшим уроком для молодежи{30}.

Проводимая Германией подводная война, предполагала серьезную опасность для торговли с Великобританией. Потопление немцами в 1917 г. парохода «Монте-Протегидо», который плыл под аргентинским флагом, вызвало серьезные возмущения в стране. Многие граждане стали требовать вступления Аргентины в войну. Правительство же продолжало настаивать на своем. Решение властей соблюдать нейтралитет даже в такой ситуации вызвало неоднозначную реакцию в аргентинском обществе, усилив его раскол. Как констатируют аргентинские издания{31}, давление на правительство Аргентины было велико. Олигархические круги требовали разрыва дипломатических отношений с центральными державами.

[251]

Те же, кто твердо поддерживал политику нейтралитета, в том числе и президент Иригойен, вскоре были обвинены в «германофильстве»{32}.

Существенные трудности руководство Аргентины испытывало в связи с активизацией анархистского движения. Анархистские взгляды находили благодатную почву в среде рабочих полукустарной промышленности. Являясь противниками любой государственной власти, так как она ограничивает свободу личности, руководители этого движения занимали резко негативную позицию в отношении развернувшейся борьбы между олигархией и национальной буржуазией, считая и тех и других в одинаковой степени врагами пролетариата{33}. Однако позиция нейтралистов, которых в правительстве было большинство, оставалась устойчивой.

Политику нейтралитета поддерживала слабая национальная буржуазия, которая пришла к политической власти благодаря Иригойену. Это были мелкие промышленники, владельцы мастерских, все те, кто начал свою карьеру в качестве предпринимателей и рассматривали конфликт как соперничество, чуждое их интересам.

Другая часть общественности, которая была на стороне Великобритании и Франции, состояла из старой олигархии, традиционных партий и «серьезной» прессы, то есть, сторонников полуколониальной зависимости Аргентины. К ним добавилась горстка «желтых» социалистов{34}, входивших в состав парламентской группы и занимавших большинство должностей в руководстве Социалистической партии. Они утверждали: «Мы своим экономическим прогрессом обязаны Англии, а Франции — лучшей частью нашей культуры, и настало время проявить нашу благодарность»{35}. Они также заявляли, что, как только война закончится торжеством союзников, страна будет изолирована от международного сообщества. В ответ на это сторонники нейтралитета отвечали, что свободы, которые Англия предоставляла для их защиты, были весьма спорными, и обвиняли своих критиков в заигрывании с правящими кругами европейских государств, интересы которых не соответствовали потребностям Аргентины. Все нейтралисты активно поддерживали Иригойена, который

[252]

считал, что для экономического развития страны и укрепления ее позиций в мировом масштабе необходимо сохранение нейтралитета{36}.

Зная о расколе аргентинского общества, воюющие державы старались привлечь как можно больше сторонников, используя для этого различные возможности. Так, к примеру, многие аргентинцы были зачислены в Иностранный легион Франции. Французское правительство обещало объявить их «героями войны». Встреча аргентинского консула в Динанте (Бельгия) и бельгийского промышленника Реми Химера дала импульс к новому обсуждению сложившейся ситуации, и несколько депутатов подняли в Конгрессе вопрос о вступлении в войну. Социалистические депутаты голосовали «за», но в Конгрессе преобладали нейтралисты, поэтому правительство удалось закрыть этот вопрос, в то время как общественность с нетерпением ждала возможность участвовать в борьбе вместе с Францией. Вдохновленный этими настроениями французский композитор Эдуардо Аролас даже посвятил аргентинцам свое танго «Эль-Маме», а граждане стали обмениваться новостями о военно-морском сражении у Фолклендских островов, где немецкий адмирал Граф Шпее потерял свои четыре линкора{37}.

В середине 1917 г. в Буэнос-Айресе и некоторых провинциальных столицах борьба между сторонниками сохранения нейтралитета, и теми, кто требовал немедленного разрыва дипломатических отношений с Германией, усиливалась. 12 сентября того же года ситуация резко взрывается: толпа людей атакует немецкий клуб, разбивает окна и мебель; затем отправляется громить Немецкую трансатлантическую электрическую компанию и ресторан «Ауэ Кеуэр». Причиной послужила получившая известность расшифрованная телеграмма немецкого посла графа Люксбува, который рекомендовал, если необходимо, топить аргентинские корабли, но «не оставляя следов». Тем не менее, президент Иригойен продолжал защищать политику нейтралитета. Влиятельные круги аргентинского общества, среди которых находились и многие радикалы (то есть представители президентской партии), настаивали на том, чтобы правительство разорвало отношения с Германией, но защитники политики нейтралитета оставались по-прежнему влиятельными, хотя их позиция стала менее однозначной. Их политическую линию поддерживали иммигранты немецкого происхождения, воинствующие иригойенисты, анархисты и даже священники. Все это сильно осложняло деятельность правительства. И хотя Конгресс проголосовал за рекомендацию о разрыве отношений с

[253]

Германией, президент Иригойен невозмутимо отказывался изменить свою прежнюю позицию{38}.

С начала войны в прессе Буэнос-Айреса обозначились серьезные разногласия по вопросу о причинах происхождения войны. Так, анонимный комментатор газеты «Tribuna» отмечал наличие высоких и благородных идеалов, на роль поборников которых претендовали все европейские державы, — французское стремление к реваншу за позор 1871 г., германский пангерманизм, русский панславизм и английское морское владычество. Однако, по мнению автора, все эти «высокие идеалы», в сущности, были простым стремлением к империалистическому господству. Другие объяснения происхождения конфликта носили более общий характер, не возлагая ответственность ни на одну конкретную страну. Например, в католицизме война традиционно считалась Божьим наказанием за плохое поведение людей. До начала войны 1914-го года применялась та же аксиома. Как и следовало ожидать, эта позиция отстаивалась газетой «El Pueblo», которая поддерживала политику властей. Правительства, участвовавшие в этом вопросе, пытались возложить всю ответственность за конфликт на ближайших соседей и умывали руки, подобно библейскому Понтию Пилату{39}. Немцы утверждали, что русские первыми вторглись на их территорию и нарушили нейтралитет, сосредотачивая большие массы войск на австрийской границе. Русские, со своей стороны, утверждали, что получили ультиматум от правительства Германии, когда они даже не думали о войне, и все, что они сделали, это просто принудительные меры для того, чтобы избежать осложнений, которые могли бы произойти. Франция утверждала, что немцы первыми вторглись в их страну, в то время как Берлин настаивал на обратном. Австрия, из-за которой все это началось, заявляла, что единственным ее желанием было — наказать сербов, которые убили наследника престола. В этой интриге все государства провозглашали свою невиновность, но это не мешало им мобилизовать свои войска и нападать первыми, когда они могли{40}.

Многие аргентинцы видели в Великой войне настоящее «самоубийство Европы»{41}. Такой диагноз предполагал цивилизационный разрыв, так как участвовавшие в войне страны традиционно воспринимались аргентинской элитой как образец для подражания. По словам одного анонимного комментатора ежедневной газеты, начало конфликта являлось «страшным прыжком в темноту», что делало его последствия трудно

[254]

предсказуемыми, поскольку в нем участвовали «старые нации, служившие оплотом мировой культуры и цивилизации». Автор считал, что эта характеристика войны послужит отправной точкой, которая позволит критически подойти к идее о необходимости продолжать преклоняться перед европейской цивилизацией.

После всего сказанного выше, трудно утверждать, что Аргентина, которую в Европе называли «плавильным котлом рас»{42}, оставалась в стороне от Великой войны. Уже одно то, что она снабжала продуктами одну из воюющих сторон (Антанту), много значит. Кроме того, большая часть населения Аргентины, возмущенная жестокостью и варварством Германии, встала на сторону союзников. Для аргентинцев, привыкших преклоняться перед Европой, оказался совершенно неожиданным апофеоз варварства на Старом континенте. Война в Европе стала восприниматься как цивилизационный распад, а также заставила усомниться в превосходстве европейской цивилизации и задуматься о собственной идентичности43. В конце войны аргентинцы убедились, что она приносит только вред и надо решать проблемы мирным, демократическим путем, к чему с самого начала призывал И. Иригойен. Несмотря на то, что Аргентина в период войны успешно торговала своей сельскохозяйственной продукцией на мировых рынках, это не способствовало существенному улучшению ее положения. Напротив, как считают некоторые авторы, именно в годы Первой мировой войны было положено начало конца аргентинского «чуда». Успешная и богатая в начале ХХ в. Аргентина, «которая самой природой предназначена быть местом великой цивилизации европейского характера»{44}, не оправдала возлагавшиеся на нее надежды. И к середине ХХ в. она сдала большинство своих позиций, испытала кризисные ситуации в экономике и политике. Все это приводило к недовольству и возмущению народа, которое выплескивалось на улицы городов. Вторая мировая война стала кульминацией этого процесса.

Особый интерес исследователей вызывает вопрос, почему это произошло. Этому способствовало много факторов. В. П. Казаков считает, что в 1920-е гг. обозначилось основное противоречие социальноэкономического развития Аргентины: растущее несоответствие между уровнем и потребностями дальнейшего развития производительных сил, с одной стороны, и существовавшей социально-экономической системой, основанной на господстве латифундизма в сельском хозяйстве и контроле иностранным капиталом экономики страны — с другой стороны. Необхо-

[255]

димо стало возвращение нации командных высот в экономике и ликвидация латифундизма. Общество становилось все более гражданским, а политический режим оставался олигархическим. Начался кризис традиционных методов господства олигархии{45}. Этому способствовали некоторые слабости в политике Иригойена, который не желал осложнять ситуацию в стране, придерживаясь своих демократических позиций. В результате борьба рабочего класса ширилась, раскачивая обстановку в стране.

Российского ученого удачно дополнил английский исследователь А. Билл. Он основательно изучил социально-экономическую систему Аргентины до войны и после нее и пришел к выводу: «Годы войны не были лучшими для промышленного прогресса Аргентины, но драматически демонстрировали слабость и зависимость национальной экономики перед “вероломством иностранной”. Первая мировая война привела к формированию идеологической позиции, которая оказалась более влиятельной, чем старые концепции экономической природы прогресса»{46}. Автор отмечает, что во время войны экономика Латинской Америки не была свободна от иностранного воздействия. Зарубежный капитал продолжал следить за ростом промышленности в подопечных странах по собственным каналам и твердо охранял свою гегемонию в них. «Империалистическая война в Европе открыла “золотой век” в развитии зарубежной экономики в Латинской Америке, а поля политических и военных сражений сменились более мелкими битвами на улицах латиноамериканских городов»{47}. Ученый имел в виду уличные сражения трудового народа с властными структурами за улучшение своего тяжелого положения, в котором он оказался в годы войны.

Советский историк В. Г. Ревуненков отмечал: «Экономический подъем, который переживала Аргентина, и колоссальный рост прибылей иностранных компаний и местной буржуазно-помещичьей олигархией не сопровождались улучшением положения широких народных масс. Заработная плата не повышалась. Между тем цены на все товары бурно росли. Увеличились налоги. Крупные помещики, расширявшие свои посевные площади, массами сгоняли крестьян-арендаторов с земли. Это вызвало широкую волну стачечного движения, особенно по окончании войны»{48}. Исследователь приводил данные, свидетельствовавшие о росте забастовочного движения в Аргентине во время войны. Если в 1914 г. было 64 забастовки и 14137 участников, то в 1917 г. — 138 забастовок и 136 тыс. забастовщиков, а в 1919 г. уже 367 забастовок с 308,9 тыс.

[256]

бастующих{49}. Аргентинский историк Хуан Сориано в своей работе{50} дает те же цифры, но уточняет, что они относятся только к Федеральной столице и не охватывают важные секторы рабочих за ее пределами — это железнодорожники, моряки, работники крупных холодильных установок, строители и многие другие. Причинами забастовок, как считает исследователь, в 40% случаев было снижение заработной платы (за годы войны зарплата рабочих снизилась более чем на 30% и это при росте цен примерно на 50%, в то время как до войны она находилась на уровне зарплат самых промышленно развитых стран). 32% забастовщиков выступали за право создания и защиты своих организаций, а в остальных случаях за сокращение рабочего времени и улучшения условий труда. Сориано подтверждает: «Несомненно, после 1913 г., с начала войны, условия жизни и труда аргентинского рабочего класса стали серьезно ухудшаться. В первые годы высокий уровень безработицы и снижение заработной платы обескураживали рабочих. Лидеры профсоюзов отмечали сокращение участников профсоюзов и сложности мобилизовать их на массовые выступления в то время как любой из них мог потерять работу»{51}. Такая ситуация продолжалась до начала революционных событий в России.

В далекой Аргентине наблюдали за происходящим в России по сообщениям своей прессы. Особенно много материалов представляла газета «La Nación». Она информировала население о революционных событиях в России. По мере их радикализации менялось и отношение к ним в Аргентине.

Свержение царизма и создание Временного правительства в России было воспринято в Аргентине положительно в надежде на установление там вместо царского режима республиканской и демократической системы. И совсем не однозначным было отношение к дальнейшим событиям. 4 ноября 1917 г. новости из России вышли с заголовком «Новый режим в России». Через несколько дней, когда стала известна политическая направленность и практика нового режима, в официальной прессе его стали называть «максималистским». Утвердалось, что этот режим якобы распространяет социальный и политический хаос. Поддержка такого режима осуждалась олигархией и властями{52}. Аргентинский исследователь Х. Суриано объясняет такую позицию властей следующим образом: «Всплеск русской революции породил энтузиазм в среде авангарда рабочих во всем мире и веру, переходящую в убеждение, что социальные перемены теперь возможны и больше не являются далекой утопией. Такое

[257]

убеждение распространилось по всему миру, и Аргентина не стала исключением, напротив, она была охвачена возросшей волной профсоюзных конфликтов, а также тем энтузиазмом, который охватил более радикальные течения, чем усугубил существующие проблемы среди правящих элит»{53}.

Как поясняют аргентинские исследователи, «реакция на революцию в России вызвала страх у олигархии от того, что рабочий класс принимал положительно возможность строительства социализма в странах капитала, что, конечно, не устраивало олигархию и она старалась жестко подавлять демонстрации рабочих. Такие действия вызывали ответную реакцию, которая вела к зарождению и распространению национал-фашистских идей»{54}. На этой почве в ряде стран, не только в Аргентине, стали появляться полувоенные формирования, ставшие питательной средой для фашистской идеологии, которая к конце 20-х гг. ХХ в. закрепилась в Италии, а в последствии в Германии и Испании. Во многом под влиянием фашистских идей 6 сентября 1930 г. в Аргентине был осуществлен военный переворот, в результате которого генерал Х.Ф. Урибуру сверг законное правительство радикалов во главе с Иригойеном и вернул власть консерваторам{55}.

Изучив аргентинскую и зарубежную историографию Первой мировой войны, касающуюся Аргентины, Э. Санчес сделал вытекающие из нее выводы. Авторы отводят войне, которую стали называть «Великой», центральное место в истории ХХ века, считая ее отправной точкой для дальнейших событий и «тотальных войн» в этом столетии. Война оставила ужасающие итоги. Помимо миллионов убитых и раненых участников из 35 стран мира, она оказала сильное влияние на политику, экономику и культуру Европы на длительное время. Затронуты и втянуты в нее были все континенты. Именно эта война заложила основу для появления двух противоборствующих международных движений: коммунизма, а затем и фашизма. Оба эти феномена не объяснимы без войны, так же, как и многие другие проблемы этой эпохи{56}. Зарождению таких идей в аргентинском обществе в немалой степени способствовали события, происходившие в России с начала ХХ века вплоть до конца Первой мировой войны. Аргентинские ученые заявляют: «Мы считаем, что влияние Российской революции на нашу страну было фактором де-терминантным, хотя и не единственным, в последующих событиях, которые произошли в Аргентине. Олигархическая идеология и государственный терроризм укрепились и остались доминирующими еще надолго»{57}.

[258]

Примечания:

{1} Compagnon O. América Latina y la Gran Guerra. El adiós a Europa (Argentina y Brasil, 1914-1939). Paris, 2013.

{2} Романова З. И. Развитие капитализма в Аргентине. М., 1985. С. 70-96.

{3} Казаков В. П. Радикалы в истории Аргентины. Поиски модели национального развития. М., 2008.

{4} Poy L. Juan B. Justo y el socialismo argentino ante la Primera Guerra Mundial (1909-1915) // Politica y Cultura. 2014. № 42. P. 155-181; Казаков В. П. Хуан Баутиста Хусто: социализм по-аргентински // Новая и новейшая история. 2018. № 3. С. 222-233; Политическая история стран Латинской Америки в XIX веке. М., 2012. С. 185-186.

{5} Echezarreta D. G., Yaverovski A. M. El anarquismo argentino y la Gran Guerra // Politica y Cultura. 2014. № 42. P. 125-153; История Латинской Америки. 70-е годы XIX века — 1918 год. М., 1993. С. 102-106.

{6} История Латинской Америки. 70-е годы XIX века — 1918 год… С. 100.

{7} Иполито Иригойен — адвокат по профессии. Рано включился в политическую борьбу, в 1891 г. стал одним из основателей партии Гражданский радикальный союз (ГРС), а в 1893 г. возглавил ее. В 1916 г. избран президентом Аргентины на срок 1916-1922 и 1928-1930 гг. Был свергнут в результате военного переворота и отправлен в ссылку, а после — под домашний арест, где и умер в 1933 г.

{8} Луна Ф. Краткая история аргентинцев. М., 2010. С. 128.

{9} Bill A. South America and the First World War. The Impact of the War on Brazil, Argentine, Peru and Chile. Cambridge, 1988. P. 15.

{10} Луна Ф. Указ. соч. С. 126.

{11} Malamud C. América Latina. Siglo XX. La busqueda de la democracia. Madrid, 1999. Р. 9.

{12} Казаков В. П. Радикалы в истории Аргентины… С. 5.

{13} Bill A. Op. cit. P. 12.

{14} Романова З. И. Указ. соч. С. 74-79.

{15} Yrigoyen H. Mi vida y mi doctrina. (1923). Buenos Aires, 1957.

{16} Otero H. Yrigoyen y la Argentina durante la Gran Guerra según los agregados militares franceses // Estudios Sociales: Revista Universitaria Semestral. 2009. Año XIX. N° 36. P. 69-90.

{17} Fischer Th. Die Souveranitat der Schwachen: Lateinamerika und der Volkerbund, 1920-1936. Stuttgart, 2012; Rinke S. Latin America and the First World War. N. Y., 2017; Compagnon O. Op. cit.; Bill A. Op. cit.; Казаков В. П. Радикалы в истории Аргентины…; Он же. Аргентина и Первая мировая война: международная политика Иригойена // Латиноамериканский исторический альманах. 2007. Вып. 7; Он же. Аргентинское видение русской революции // Электронный научнообразовательный журнал «История». 2018. Т. 9. Вып. 3 (67). URL: http://history.jes.su/s207987840002164-9-1 и др.

{18} Санчес Эмилиано Гастон (Sanchez Emiliano Gastón) — доктор истории в университете Буэнос-Айреса, исследователь-ассистент Национального Совета исследователей науки и техники, член Института научных исследований в Национальном университете им. Третьего февраля.

{19} Sánchez E. G . La invasión alemana de Bélgica y la movilización visual en la prensa de Buenos Aires. Un estudio sobre las imágenes del diario Crítica durante los inicios de la Gran Guerra // Revista Contemporânea. 2015. Año 5. Vol. 2. N° 8: dossier temático: ‘Guerras e Revolucões no seculNo XX’. P. 1-39; Idem. ¿Quién ha invocado a Marte? La querella sobre las responsabilidades por el inicio de la Gran Guerra en la prensa de Buenos Aires // Cuadernos de Marte. Revista latinoamericana de sociología de la guerra. 2015. N° 8. P. 49-73; Idem. La prensa de Buenos Aires ante ‘el suicidio de Europa’. El estallido de la Gran Guerra como una crisis civilizatoria y el resurgimiento del interrogante por la identidad nacional // Memoria y Sociedad. Revista de Historia. 2014. Vol. 18. N° 37. P. 132-146; Idem. Pendientes de un hilo. Guerra comunicacional y manipulación informativa en la prensa porteña durante los inicios de la Gran Guerra // Política y Cultura. Revista Académica del Departamento de Política y Cultura. 2014. N° 42; dossier temático: ‘A cien años de la Primera Guerra Mundial. P. 55-87; Idem. Reflexiones en torno al concepto de representación y su uso en la historia cultural // Questión. Revista especializada en Periodismo y Comunicación. 2014. Vol. 1. N° 42. P. 228-241; Idem. Ecos argentinos de la contienda europea. La historiografìa sobre la Gran Guerra en la Argentina // Políticas de la Memoria. Anuario de investigación e información del CeDInCI. 2012/2013. N° 13. P. 163-169; Idem. Ser testigo de la barbarie. La ocupación de Bélgica y las atrocidades alemanas de 1914 en las crónicas de Roberto J. Payró // Eadem Utraque Europa [La Misma y la otra Europa]. Revista Semestral de Historia Cultural e Intelectual. 2012. N° 13. P. 163-207.

{20} Подробнее см.: Sánchez E. G . La invasión alemana de Bélgica… и Idem. Ser testigo de la barbarie…

{21} Sánchez E. G. Ser testigo de la barbarie… P. 165.

{22} Ibid. P. 201.

{23} Sánchez E. G. Pendientes de un hilo… P. 55-87.

{24} Ibid. P. 62.

{25} Que sí y que no // El Pueblo. 1914. 13 de agosto. Núm. 5066. P. 9. Цит. по: Sánchez E. G. Pendientes de un hilo. P. 68.

{26} Sánchez E. G. Pendientes de un hilo… P. 55.

{27} Sánchez E. G. Bohemia anarquista, modernismo y periodismo: las crónicas de Juan José Soiza Reilly durante la Primera Guerra Mundial // Izquierda. 2017. No. 35. P. 98-123.

{28} Ibid. P. 111.

{29} Ibid. P. 68.

{30} Ibid. P. 123.

{31} Argentina durante la primera guerra mundial Neutralidad Posición. Inicio Historia Argentina. Fuente Consultada: Hombres y Hechos de la República Argentina — Editorial Abri // Historia Argentina y universal — biografias, ciencias y geografia https://historiaybiografias.com/argentina_guerra/

{32} PereaL., Rotondaro F., Marta M. De maximalistas, germanofilos y extranjeros. El impacto de la revolución Rusa. En la oligarquia Argentina visto a traves de la prensa. 1917-1919. Buenos Aieres, 2009. P. 3.

{33} См. Казаков В. П. Аргентина (1868-1917) // История Латинской Америки. 70-е годы XIX века — 1918 год… С. 102.

{34} «Желтые социалисты» — социалисты-соглашатели в начале ХХ века, которые относили себя к марксистам, но при этом отказывались от революционной борьбы и призывали оставаться в капиталистической системе.

{35} Argentina durante la primera guerra mundial Neutralidad Posición. Inicio Historia Argentina. Fuente Consultada: Hombres y Hechos de la República Argentina — Editorial Abri https://historiaybiografias.com/argentina_guerra/

{36} Ibidem.

{37} La posicion Argentina durante la Primera Guerra mundial 1914 // El arcón de la historia Argentina. Cronologia histórica Argentina (1492-1930). URL: http://www.elarcondelahistoria.com/la-posicion-argentina-durante-la-primera-guerra-mundial-1914/

{38} Ibidem.

{39} Sánchez E. G. ¿Quién ha invocado a Marte?.. P. 49-73.

{40} Ibid. P. 61.

{41} Sánchez E. G. La prensa de Buenos Aires ante ‘el suicidio de Europa… P. 132-146.

{42} Ibid. P. 144-145.

{43} Ibidem.

{44} Kirkpatrick F. A. A History of the Argentina Republic. Cambridge, 1931. P. 12.

{45} Казаков В. П. Радикалы в истории Аргентины… С. 73, 109.

{46} Bill A. Op. cit. P. 222, 232.

{47} Ibid. P. 321.

{48} Ревуненков В. Г. История стран Латинской Америки в новейшее время. М., 1963. С. 33.

{49} Там же.

{50} Suriano J. La Primera Guerra Mundial, crisis económica y agudización del conflicto obrero en Argentina // Estudos Históricos (Rio de Janeiro). 2017. Vol. 30. No. 60. P. 99-100.

{51} Ibidem.

{52} Ibid. P. 109.

{53} Ibid. P. 109-110.

{54} Perea L., Rotondare F., Marta M. Op. cit. P. 68.

{55} Ibid. P. 69

{56} Sánchez E. G. Ecos argentinos de la contienda europea… P. 163.

{57} Perea L., Rotondare F., Marta M. Op. cit. P. 3.