Веременко В. А. Первая мировая война и проблема совместного обучения полов в высшей школе

Первая мировая война: история и психология: Материалы Российской научной конференции / Под ред. В. И. Старцева и др. — СПб., 1999. С. 69-73.

Первая мировая война серьезно повлияла на различные стороны жизни российского государства. Она отразилась, в частности, на отношении общественных сил и правительства к проблеме совместного образования мужчин и женщин в высшей государственной школе России.

Вопрос о том, следует ли допускать женщин в университеты, а если да, то разрешать ли им обучаться совместно с мужчинами или нет, — активно обсуждался в общественных и правительственных кругах с середины XIX в. К началу 1910-х годов в арсенале сторонников и противников женской учености вообще и идеи сообучения полов в частности был накоплен богатый запас аргументов, все большую активность проявляли сами женщины, настойчиво добиваясь от правительства положительного решения вопроса о допущении их в университетские аудитории{1}. Но все-таки решающую роль сыграли условия, в которых оказалась страна в годы Первой мировой войны.

Особенность новой ситуации понимали и сами современники, отмечавшие, что «под грохот пушек русская женщина неожиданно получила равноправие, так сказать явочным порядком» и что нынче «за недостатком мужчин, она имеет доступ решительно всюду»{2}.

С началом военных действий численность учащейся молодежи значительно сократилась: молодые люди бросали занятия, отправляясь добровольцами на фронт. В ноябре 1914 г. Совет Казанского университета, например, сообщал, что комплект слушателей в этом учебном заведении «заполнен всего наполовину», а значит, «не велико» будет и число выпускников{3}.

[69]

Наличие свободных вакансий в мужской высшей школе обеспечивало реальную возможность реализации системы совместного образования. К этому же подталкивала обострившаяся в результате войны нехватка специалистов особенно врачей, возросшая потребность в которых еще более усугубила ситуацию «в тех местностях России, где вероисповедание и другие бытовые стороны населения требуют, чтобы больные женщины обращались за врачебной помощью к женщинам»{4}.

Новые реалии заставляли общество воздействовать на Министерство народного просвещения и правительство более настойчиво. К возобновившим практику прошений женщинам, желавшим слушать университетский курс, чтобы «в настоящее тяжелое время» быть полезными «нашей Родине»{5}, добавились ходатайства общественных организаций о приеме «лиц женского пола» на медицинский, физико-математический и другие факультеты университетов{6}.

Обоснования, содержавшиеся в этих прошениях, нашли поддержку в Министерстве народного просвещения, возглавляемом новым министром гр. П. Н. Игнатьевым, занявшим этот пост после смерти в ноябре 1914 г. Л. А. Кассо. В феврале 1915 г. П. Н. Игнатьевым было принято решение о внесении в Совет министров представления о приеме женщин на некоторые факультеты Казанского университета и в Николаевский университет в Саратове{7}. В ходе рассмотрения в июле 1915 г. этого вопроса правительством было решено «принимать лиц женского пола в университет на свободные вакансии на одинаковых с мужчинами основаниях, отдавая лишь преимущества уроженкам того учебного округа, в пределах которого находится данный университет»{8}.

Принятое в итоге Советом министров и Высочайше утвержденное 17 августа 1915 г. постановление «О приеме лиц женского пола на отдельные факультеты некоторых Императорских Российских Университетов» касалось Казани, Саратова и Томска, но могло толковаться расширительно, затрагивая «те университеты, которые находятся в городах, где не имеется соответствующего высшего женского учебного заведения и при наличности других серьезных оснований, оправдывающих применение проектируемой меры»{9}. В указанных случаях Министерство народного просвещения получало возможность разрешать такие ходатайства собственной властью.

В мае 1916 года такие «основания» появились. Проблемы с комплектованием армии заставили правительство расширить контингент призывников за счет студентов первых трех курсов. Осуществление этого мероприятия предполагало постоянное сокращение числа студентов, что заставляло советы университетов искать категорию учащихся, не подверженных призыву, а это само собой подталкивало к идее допуска женщин в их учебное заведение вне зависимости от того, были ли в городе, где расположен университет, Высшие женские курсы (ВЖК) или нет.

[70]

Учитывая новые реалии, советы столичных университетов направили в июне 1916 г. в Департамент народного просвещения свои представления «о желательности допущения» в их учебные заведения лиц женского пола. Но считая, что, с одной стороны, свободный доступ женщин в университеты поставил бы их в более льготные условия по сравнению с мужчинами, так как продолжали существовать ВЖК, а с другой — мог отразиться на благосостоянии этих курсов, из которых произошел бы отток слушательниц, советы высказались «против широкого открытия дверей» для женщин{10}, предлагая принимать их только «на свободные вакансии и не иначе как по конкурсу аттестатов»{11}.

На основании пожеланий руководства Московского и Петроградского университетов, в министерстве были выработаны правила приема на 1916-1917 уч. г., согласно которым для поступления женщин в мужские высшие учебные заведения требовалось: 1) ходатайство совета, 2) наличие свободных мест после приема мужчин, 3) соответствующий образовательный ценз абитуриентки{12}.

Окончательное превращение вольнослушательницы в студентку и практически повсеместное допущение женщин в университет, произошедшее в 1916 г., все же не могло полностью удовлетворить сторонников системы совместного образования. Различные женские организации (прежде всего Лига равноправия женщин и Клуб женской прогрессивной партии) ходатайствовали перед Министерством народного просвещения о зачислении абитуриенток в университеты «на равных правах с мужчинами», доказывая, что «совместное обучение и одинаковое образование для мужчин и женщин должно быть лозунгом нашего обновленного отечества»{13}. Подобные заявления поступали также и к ректорам университетов. Так, например, глава Пермского отделения Петроградского университета К. Д. Покровский получил ходатайство с более чем 100 подписями о допущении в возглавляемое им учебное заведение «женщин наравне с мужчинами, а не только на свободные вакансии»{14}.

Надежды на скорейшую отмену последнего ограничения в статусе абитуриентки университета возросли после утверждения царем в мае 1916 г. представления Финляндского Сената, предоставлявшего женщинам «наравне с мужчинами право быть назначенными на должности преподавателей в Императорском Александровском Университете, Техническом Институте… и вообще во всех без исключения учебных заведениях»{15}. И все-таки, как уже случалось не раз, на многочисленные прошения накладывались резолюции «к сведению», а авторам сообщалось, что предложенные ими идеи непременно будут «приняты во внимание» при подготовке нового проекта университетского устава. Но даже такой прогрессивный министр, как П. Н. Игнатьев, не счел возможным внести в текст разрабатываемого в его ведомстве устава положение о последовательном разрешении проблемы совместного обучения в университетах. Попытка сохранить на будущее существующую систему во-

[71]

преки пожеланиям, высказанным различными организациями в прошениях на имя министра, объяснялась в записке «не столько принципиальными соображениями о допустимости или недопустимости совместного обучения лиц разных полов, сколько особенностями, в которых вылилась постановка высшего женского образования в России, в виде самостоятельных высших женских учебных заведений, возникших по частной инициативе и на частные средства». Высказывая опасения, что «открытие женщинам доступа во все университеты вызовет отлив слушательниц» из ВЖК и «тем неминуемо подорвет их благосостояние», составленный министерством проект устава предлагал, «не касаясь принципиальной стороны вопроса о совместном обучении… по практическим соображениям», зачислять женщин в университеты только при наличии «серьезных к тому оснований»{16}.

С отставкой же Игнатьева 27 декабря 1916 г. и заменой его Н. К. Кульчицким — одним «из активных противников проводимых Игнатьевым преобразований»{17} — работа по подготовке проекта устава приостановилась, а затем «события начали развиваться с такой быстротой, что многое из тех данных, которыми имелось в виду руководствоваться при разработке настоящего варианта, утратило свое значение; с другой стороны, выступили на сцену новые обстоятельства, новые перспективы»{18}. Речь здесь идет о революционных «обстоятельствах» февраля-марта 1917 г., в результате которых женщинам были предоставлены равные с мужчинами права, в том числе в сфере высшего образования.

Рассмотрение завершающего этапа становления системы сообучения в высшей школе России, пришедшегося на годы мировой войны и революции показывает, что к допущению женщин в университеты царскую администрацию подталкивали прежде всего экономические причины. Мировая война заставила наконец правительство осознать, что нехватку специалистов невозможно восполнить без расширения за счет женщин числа студенческой молодежи. В этом весьма прагматическом по своей сути восприятии проблемы женской учености правительство встретило определенную поддержку со стороны прогрессивной общественности, давно выступавшей за уравнение полов, в том числе и в области народного образования. Расхождения же между представителями власти и общества состояли в понимании полноты и перспектив решения этого вопроса. Если в действиях правительства со всей очевидностью проявлялось стремление ограничиться минимальными уступками а при подходящих обстоятельствах и вовсе свернуть на нет предоставленные женщинам права то целый ряд представителей общественных организаций и либеральной профессуры выступали за четкое и последовательное решение проблемы равных возможностей и прав в образовательной сфере. Несмотря на активность общественных сил, понимание актуальности обсуждавшегося вопроса и успехи, демонстрируемые учащимися женщинами, царское правительство не желало выходить за узкие рамки допущения «девиц» в универси-

[72]

тетские аудитории лишь в виде исключения, да и то «сверх комплекта». Только после победы февральской революции 1917 года университеты окончательно были преобразованы в совместные высшие учебные заведения, а женщины получили самую главную свободу — свободу выбора. Они сами могли теперь решать, какой уровень образования необходим им для жизни и для воспитания детей, где получать это образование — в совместном или женском учебном заведении, государственном или частном. Но свободное сосуществование двух взглядов на женское образование продолжалось недолго. Сложившаяся к середине 1917 года многовариантная система образования меньше чем через год сменилась абсолютизацией одной формы — совместного обучения полов на всех уровнях, от начального до высшего.

Примечания:

{1} См.: Веременко В. А. Становление системы совместного обучения мужчин и женщин в государственной высшей школе России (вторая половина XIX — начало XX вв.) // Историко-педагогическое измерение в образовании: Сб. материалов науч.-практ. межрегион. конф. (май 1998 г.). СПб., 1999. С. 32-34.

{2} Путь к свету и самостоятельности. М., 1916. С. 7.

{3} РГИА. Ф. 733, оп. 155, д. 999. Л. 76.

{4} Там же. Л. 96.

{5} Там же. Д. 1015. Л. 111.

{6} Там же. Д. 266. Л. 304.

{7} Там же. Д. 999. Л. 113.

{8} Там же. Л. 3 об.

{9} Там же. Л. 2 об.

{10} Женский вести. 1916. № 7-8. С. 108.

{11} РГИА. Ф. 733, оп. 156, д. 447. Л. 41.

{12} Там же. Д. 566. Л. 271.

{13} Там же. Д. 446. Л. 132.

{14} Женский вестн. 1916. № 9. С. 126.

{15} РГИА. Ф. 1276, оп. 12, д. 1820. Л. 68.

{16} Там же. Д. 1652. Л. 85-85 об.

{17} Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР (конец XIX — начало XX вв.). М., 1991. С. 83.

{18} РГИА. Ф. 733, оп. 226, д. 206. Л. 1.

[73]