Вегенер В. Морская стратегия мировой войны
Оперативно-тактические взгляды германского флота. Сборник статей из герм. воен.-мор. литературы: Пер. Науч.-перевод. бюро ВМА им. Ворошилова / Сост. кап. 2 ранга А. Травиничев. — М.; Л.: Военмориздат, 1941. — 189, [2] с. : ил., карт., табл., черт. С. 42-83.
Введение
Чем дальше время отделяет нас от событий мировой войны, чем больше деталей исчезает из нашей памяти, тем непонятнее кажется, каким образом во время мировой войны могло произойти лишь только одно морское сражение, да и то не доведенное до конца.
Это не может быть объяснено исключительно только тем, что вторая часть войны проходила под знаком подводной войны: формы и масштабы, которые приняла подводная война, могли быть осуществлены только лишь благодаря тому, что боевая деятельность надводных флотов не приводила ни к какому решению. Причина этого явления не может также заключаться в каких-либо обособленных фактах; тут должны были оказывать влияние обстоятельства и общие взгляды на войну, приведшие ее в то русло, по которому она протекала.
Ведь война на море ведется не одним, а обоими противниками.
Исследование указанных выше причин не может иметь только лишь исторический интерес, так как могут существовать лишь две возможности: либо правы авторы официального германского труда о войне, которые видят причину неиспользования германского флота в случайном, неудачном подборе высшего командного состава; либо Германия и вместе с нею ее флот были во время войны скованы неверными идеями, создавшими основу для деятельности этого флота. В последнем случае необходимо серьезнейшее исследование, которому и посвящен настоящий труд.
Глава I
Стратегическое наступление
В начале войны вера заменяла мышление, — вера в наступательный порыв англичан. Эта вера была возведена в догму и послужила фундаментом для постройки основного стратегического задания — оперативного плана 1914 г.
Вера, однако же, оказалась обманчивой.
1. Стратегическое положение Великобритании
Когда после объявления войны англичане не появились сразу же в Германской бухте, немцы были весьма удивлены, почему противник с его «грубым» (brutal), по тогдашнему во флоте выражению, превос-ходством в силах не старается путем энергичнейшего наступления обеспечить за собой инициативу действия.
[42]
С течением времени несколько забылась психологическая установка, под влиянием которой личный состав германского флота мыслил и действовал при переходе из мирного на военное положение. Поэтому необходимо точно установить те взгляды на Гранд-Флит, которые были положены в основу оперативного плана 1914 г.
Представление о «грубом» превосходстве в силах английского флота проистекало не из опыта войны; оно явилось следствием работ мирного времени. Поэтому надо постараться выявить действительную причину пленения оперативной мысли германского командования, заставлявшего его все время не сводить глаз с северо-западной части Северного моря, каждую минуту ожидая появления англичан у Гельголанда{1}.
Подобные взгляды и действия, несомненно, заимствованы из сухопутной войны. На суше, как учит Клаузевиц, более сильный противник немедленно перейдет в наступление, чтобы взять инициативу в свои руки. Полководцы борются за овладение инициативой. Ценность ее столь велика, что более слабый никогда не предоставит ее своему противнику добровольно: он будет делать хотя бы попытки обеспечить себе выгоды инициативы наступательными операциями.
Немцам присущи сухопутные взгляды гораздо в большей степени, чем они дают себе в этом отчет. Много поколений германского народа проходило через воинскую повинность, через армию; они впитали в себя воззрения, теперь уже действующие как чувства.
Сухопутные взгляды у немцев стали инстинктом: поэтому они не смогли понять англичан, когда те в августе 1914 г. так и не появились.
«Если бы мы располагали столь же подавляющим превосходством в силах, мы бы перешли в наступление немедленно», — так постоянно повторяли германские моряки того времени. Так, вероятно, и случилось бы. И именно поэтому в плане операций не было обращено внимание на то, что у англичан могли быть довольно разумные причины не желать приходить; не задумывались также и над вопросом — можно ли вообще безнаказанно переносить сухопутные взгляды на море.
Принцип, что более сильный должен переходить в стратегическое наступление, — на море неприменим.
Англия находилась при объявлении войны в блестящем стратегическом положении. Главные артерии ее морской торговли расположены в Атлантическом океане. Они были недосягаемы для германского флота, базировавшегося на Эльбу. Перерезать германские морские пути в Канале и севернее Шотландии было не трудно. Северное море, через которое больше уже не шли морские торговые пути, стало мертвым морем. Стратегическое положение англичан было столь совершенным, что ни разу во время войны у них не возникала потребность это положение улучшить.
С самого начала войны Англия в этом отношении оказалась вполне удовлетворенной? Опасность потерять Брест и Шербург была устранена результатами сражения на Марне. Английскому флоту не надо было завоевывать себе выгодного стратегического положения; он вполне им располагал и, основываясь на нем, мог использовать свое владение мо-
[43]
рем, т. е. защищать свои торговые пути и прерывать торговые пути противника; ему надо было лишь обеспечить себе это выгодное положение, другими словами — его защищать. Тот, кому поставлена задача защиты стратегической позиции, тот, конечно, изберет для себя оборонительный стратегический план операций, а не наступательный, как ожидали немцы, уверовав в наступательный дух англичан и мысля по-сухопутному.
Таким образом, английский план операций был построен не на материальном превосходстве Гранд-Флита; он зависел всецело от стратегической позиции, на которой оказался английский флот к началу войны. Английский флот мог быть в три раза сильнее или наполовину слабее германского; соотношение сил между ними могло быть обратным, но плац операций англичан во всех случаях оставался бы тем же, всегда оборонительным, ибо во всех случаях задача английского флота сводилась к защите его стратегической позиции, позволявшей ему владеть морскими путями Атлантического океана,
За английским Адмиралтейством в вопросе быть ли стратегическому наступлению пли обороне даже не оставалось свободы выбора. Прочность стратегической позиции, пока она оставалась прочной, обязывала к обороне, Если взглянуть совершенно объективно, а не через призму «веры» в ход войны, то нельзя не заметить чисто пассивного образа действия Грапд-Флита.
Английский план операций дает возможность составить себе совершенно ясное суждение о том, как Англия должна была думать о бое. Из оборонительной задачи Англии вытекало, что англичане должны были дать бой, как только немцы напали бы на их стратегическую позицию. Если бы немцы, вместо небольших тактических операций со стороны Германской бухты, не содержавших в себе элементов нападения на английскую позицию, предприняли бы стратегическое наступление и упорно проводили бы в жизнь стратегически-наступательный план операций, это принудило бы англичан напрячь все силы для обороны и искать боя, как только активность немцев начала, создавать хотя бы только угрозу для английской стратегической позиции. Англия была готова к бою, если бы это потребовалось для решения ее оборонительной задачи, в самом широком толковании этого понятия.
Но наступления со стороны немцев не последовало, и англичане не видели для себя необходимости искать боя за владение морем, которое, было обеспечено. Англия обладала абсолютным владением морем на Атлантике, — нет надобности бороться, если оно не оспаривается. Германия никогда не пыталась, хотя бы издали, дотронуться до этого владения. Со стороны англичан не было воли к бою, необходимой предпосылки для боя на Северном море. Германское командование оказалось в полнейшем заблуждении.
Независимо от стратегически-оборонительиой задачи, на Гранд-Флит возлагалась оборота побережья. Оборона побережья не имеет ничего общего с обороной стратегической позиции. Флоту может быть поставлена любая задача, план операций в стратегическом отношении может быть оборонительным или наступательным, но оборона побережья всегда останется обязанностью, от которой не может уклониться ни один флот. Это своего рода долг чести; и Англия была готова исполнить этот долг, хотя при Ярмуте и Гартлепуле ей это не удалось. Свою готовность английский флот доказал еще и тем, что не замедлил появиться, когда в августе 1916 г. после Ютландского боя германский Флот Открытого моря направился к английским берегам. Однако, от боя англичане уклонились даже в своих водах.
Все другие, чисто тактические, операции, не связанные с оборонительной задачей и имевшие целью лишь наблюдение за немцами или нанесение им урона, выполнялись на основании военных или полити-
[44]
ческих требований; о них мы рассуждать не будем, ибо мотивы, побуждавшие к этим действиям, не проистекали из стратеги ческой необходимости, связанной с оборонительной задачей.
Гранд-Флит предпринимал подобные операции после тщательной подготовки, весьма осторожно и своевременно их прекращал. За подобные операции не хотели платить дороже, чем они стоили, как, например, во время боя на Доггербанке, в январе 1915 г. Примером своевременного прекращения операции может служить Ютландский бой, не возобновленный англичанами утром 1 июня. Отсутствовала стратегическая необходимость, побуждающая к решению «во что бы то ни стало».
28 августа 1914 г., когда британский тигр похитил ягненка, которого немцы ему привязали в виде приманки к Гельголандским скалам, не поставив при этом в засаде охотника с заряженным ружьем, является примером нападения на море. Лишь в мае 1916 г., когда в строй вошли новейшие корабли, Англия сочла себя настолько сильной, что могла себе позволить, вдали от своих берегов, вступить в бой крупного стиля, без риска для себя. Случай не замедлил представиться.
Ютландский бой не доставил англичанам ожидаемого успеха: боевая деятельность Гранд-Флита до конца войны оставалась в границах, соответствовавших оборонительному плану операций, т. е. оборонительной задаче.
2. Стратегическое положение Германии
1. Признание того факта; что у англичан может быть лишь оборонительный план кампании, казалось бы, должно было навести германское высшее командование на мысль избрать для себя наступательный план операций. Хотя бы тот факт, что план операций и стратегическая позиция тесно между собой связаны, должен был привести к стремлению улучшить эту позицию. Мысль о стратегическом наступлении, с целью улучшить свою стратегическую позицию, не могла не народиться.
Есть еще и другой ход мысли, который приводит к тому же результату.
Если армия избирает для себя наступательный план операций, то чем меньше окажется сопротивление противника, тем благоприятнее это отразится на наступающем, тем легче делается осуществление такого плана операций. Вспомним походы германского флота к английским берегам. Англичане не оказывали сопротивления; это указывало на возможность осуществления наступательного плана операций.
Возможности в этом направлении не могли, однако, наглядно выявиться, так как у германцев не существовало наступательного плана операций, при котором только и можно было бы чего-нибудь добиться. Ведь на море Германия придерживалась оборонительной стратегии.
Для немцев создалось то же положение, что и для англичан: упорное отстаивание на стратегической позищш влекло за собою насильственную связь с оборонительным планом операций. Тактическое наступление никоим образом не может превратить оборонительный план операций в наступательный, так как наступательный план имеет целью не сохранение стратегической позиции, а изменение последней.
Следовательно, стратегическое наступление имеет целью изменение стратегической позиции; стратегическая оборона означает отстаивание (Beharren) или застывание на стратегической позиции. Германский флот мог предпринимать сколько ему было угодно поисков и наступательных операций, опираясь на Германскую бухту, оставаясь в то же время в состоянии стратегической обороны. Вылазка из окопов может продвинуть вперед на очень большое расстояние, но если предполо-
[45]
жено возвращение войск в исходное положение, то вылазка эта останется действием тактическим. Это положение необходимо себе точно уяснить, чтобы не смешивать тактического наступления со стратегическим. Все дело в стратегической базе, на которой основана тактическая операция.
Германский флот продолжал оставаться на своей стратегической позиции в Германской бухте; ему была поставлена задача — защита этой бухты. Англичане, однако же, не предпринимали наступления на германскую позицию; таким образом, германский флот своими наступательными операциями всегда защищал то, на что не нападали.
Стратегическая позиция побуждает к нападению со стороны противника, прежде всего, своей связью с торговыми путями. Однако, ни один торговый путь, даже самый незначительный, не проходил вблизи Германской бухты; пути между Шотландией и Норвегией отстояли столь далеки, что операции германского флота на этих путях носили характер только лишь вылазок и никогда не могли бы разрастись до контроля этих путей, так как указанные вылазки не могли за собой сохранить длительного действия. Морские пути Шотландия — Норвегия не входили в район владения юго-восточной части Северного моря, т. е. Германской бухты. В поле сил стратегической позиции «Гельголанд» не проходили торговые пути. Германскому оборонительному плану недоставало объекта нападения. Поэтому, в Северном море не было борьбы за владение морем. Германская бухта была с самого начата и оставалась мертвым углом в мертвом море.
И все-таки немцы со стороны Германской бухты вели борьбу за владение морем; она велась подводными лодками, которым дана возможность длительного воздействия на неприятельские торговые пути даже и вдали от отечественных баз. Ответное нападение англичан на Германскую бухту выразилось в окружении этой бухты кольцом минных заграждений.
Вглядимся еще раз в Северное море в целом; оба противника нам представляются застывшими на своих стратегических позициях. Оба расположились на расстоянии нескольких сот морских миль, избрав оборонительный план операций, без взаимного контакта, без ударов и контр-ударов, без боевого объекта. Оба готовы решительно защищать свои позиции всеми силами. Оба стараются подсунуть друг другу инициативу.
И все-таки между обоими противниками существовала огромная разница.
Морская позиция на севере Шотландии господствовала над морскими путями всего мира, включая и германские. Позиция в Германской бухте не господствовала решительно ни над чем. Завоевать позицию на севере стоило, так как в ней были сосредоточены богатства веете мира; нападать на германскую позицию не стоило, так как она была пуста. Защищать позицию англичан имело смысл, так как обладание ею сулило победу; защищать германскую позицию не имело смысла, так как в ней нё было ничего. Операции германского флота в. мертвом Северном море, со стратегической точки зрения, были походами, которые не могли дать ничего. Английский оборонительный план операции был правилен, германский — неправилен. Стратегическая оборона, точнее — пребывание в неимеющей никакой цены стратегической позиции бесцельно.
Если бы германский план операций не был составлен на основании веры в наступательный дух англичан, то, несомненно, вышеуказанные соображения привели бы германское командование к необходимости разработки наступательного плана операций, т. е. к стратегическому нападению, имеющему целью улучшение стратегической позиции.
2. На Балтийском театре обстановка была иная. Здесь германский флот обладал хоть сколько-нибудь удовлетворительной стратегической
[46]
позицией; вследствие этого, ему была поставлена задача: исходя из этой позиции, использовать владение морем, с целью обеспечить и защитить морские пути между Швецией и Германией, ставшие для немцев особо· важными, когда застыл западный фронт. Планомерное улучшение позиции было возможно путем захвата Аландских островов; завоевание Прибалтийского края и захват Либавы фактически улучшали позицию, по это не было необходимым, пока русские не проявляли активности. Германский план операций должен был на этом море быть оборонительным, так как флоту была поставлена оборонительная задача.
Решение задачи, однако, не зависело от сравнительно слабых морских сил Балтийского моря, которых едва ли было достаточно, если бы русские начали проявлять активность; решение боевых задач на Балтийском море основывалось на мощи Флота Открытого моря, сосредоточенного на Северном море. Поэтому, понятно, что указанный выше план операций, базировавшийся на стратегически правильной основе, излучал свое влияние и на тактические операции немцев в Северном море. Угроза безопасности на Балтийском море исходила со стороны Англии, а не России.
Тирпиц в своих «Воспоминаниях» высказывается по этому поводу следующим образом: «Так как германский флот не был разбит, северным державам, включая и Голландию, оказалось возможным, вопреки угрозам Англии, сохранить нейтралитет. Во время первого десятилетия текущего столетия, когда германский флот еще был слабым, Англия готовила высадку в Ютландии, другими словами, готовилась совершить насилие над Данией в том же роде, как потом это было проделано по отношению к Греции. Наличие германского флота сделало, однако, этот план невыполнимым. Предположим, что германский флот был бы разбит наголову; каковы могли бы быть от этого последствия для нашего экономического и военного положения? С раздавленным или даже сильноугрожаемым северным фронтом мы не могли бы удержать и восточный, и западный фронт».
Из сказанного явствует, что важность обеспечения Балтийского моря для всего хода войны, по мнению Тирпица, требовала от Флота Открытого моря, ввиду его слабости, большой осторожности.
Все операции на Северном море сопровождались, следовательно, известного рода ипотекой, опасениями за безопасность Балтийского моря. Стратегия Балтийского и Северного морей составляли одно целое и не могли быть отделены одна от другой, так как выполнение боевых заданий на обоих театрах было возложено на один и тот же флот.
Задача высшего германского командования, таким образом, сводилась к тому, чтобы от обороны перейти к стратегическому нападению и дать стратегически-наступательному плану операций направление, обеспечивающее улучшение германской стратегической позиции; тактика должна была стать средством для целей стратегии; одновременно следовало обеспечить безопасность на Балтийском море.
Самый целесообразный путь для достижения этой цели заключался в продолжении наступления во Франции и в продвижении до Атлантического океана, до Бреста; вместе с тем, следовало закрыть Балтийское море. Сражение на Марне не дало возможности добиться указанной цели. Следовало искать иного пути. Ниже об этом другом пути будет сказано подробно. На вопросе, который из двух путей мог быть лучшим, мы останавливаться не будем.
Второй путь пройдет красной нитью через все дальнейшее изложение; в течение большей части войны, в течение четырех лет, он был открыт германскому командованию. Но его не видели. По пути этому можно было следовать даже в том случае, если бы ход сухопутной войны оставался таким, как он был.
[47]
3. Движение к Атлантическому океану
1. Цель каждой морской стратегической позиции, хорошей или плохой, в которой приходится оставаться, прибегнув к стратегической обороне, состоит в том, чтобы, исходя из этой позиции, использовать владение морем, другими словами, создать контроль над торговыми путями противника.
Один из таких морских путей был расположен в районе возможных действий германского флота. Это был северный морской торговый путь из Дании, Швеции и Норвегии, ведший через Каттегат и Скагеррак, вокруг Шетландских островов, в Атлантический океан. Казалось бы, что неудовлетворительность стратегической позиции, в которой пребывал германский флот, неминуемо должна была вызвать потребность протянуть руку к последнему доступному торговому пути. Следовало .думать, что это стремление к использованию владения морем является целью оборонительного плана операции и могло быть достаточным, чтобы дать, со стороны немцев, направление морской войне и импульс к наступательной стратегии.
Однако, оперативная мысль высшего командования в главной квартире работала по-иному. Датчанам разрешили закрыть выход из Бельтов и Зунда; повидимому, им были еще и благодарны за пользу и помощь, которую они этим оказали. Между тем, в действительности, безопасность на Балтийском море всецело зависела от германского флота; мощь и воля Дании были бы сломлены тотчас после того как германский флот перестал бы существовать. Значительнее было влияние заграждений Вельта на морской путь через Каттегат. Путь этот шел позади заграждений и был недоступен контролю немцев. Англия получила под маскою датского нейтралитета безвозмездно морской путь, не имея надобности использовать для его защиты хотя бы одно рыболовное судно.
Другими словами, это значит: Англия, несмотря на то, что с самого начала войны располагала удовлетворительной стратегической позицией и могла сохранить оборонительный образ действий, смогла использовать стратегическую позицию «Дания», благодаря наличию заграждения Бельта и, таким образом, смогла продвинуть свои блокадные линии к воротам Киля.
Германское командование не замечало всего вышесказанного, не придавало ему стратегического значения, так как мыслило тактически, мыслило только лишь о бое, как о таковом, не считаясь с стратегическими основаниями.
2. Стратегически-наступательный план операции, который мог бы освободить германский флот из мучительной тесноты Германской бухты, должен был предусмотреть открытие вновь Бельтов, соглашение с Данией относительно использования ее вод и контроль северного торгового пути.
План этот должен был стать в два раза более очевидным после того, как Англия политическим путем сумела обеспечить за собою указанную стратегическую позицию. Этот план операции в стратегическом отношении был бы наступательным. Если бы немцы прошли через заграждения Бельта, они тем самым прорвали бы английскую блокаду и приступили к использованию владения морем.
Старалась бы Англия вести борьбу за эту позицию или нет? Безразлично. Чем меньше было бы сопротивления англичан, тем беспрепятственнее и скорее можно было бы захватить эту позицию. Стратегия и тактика вступили бы в плодотворную связь, ибо за всеми тактическими операциями стоял бы стратегический план захвата этой позиции.
[48]
Если целью каждого стратегически-наступательного плана операции является улучшение стратегической позиции, то. следует выяснить, насколько такое бы улучшение стало бы возможным. Ниже упомянуты лишь самые существенные выгоды.
Путем политического соглашения с Данией Германия получила бы ключ к Балтийскому морю. Немцы могли бы закрыть Зунд и Бельты с севера и таким путем обеспечить Балтийское море от нападения англичан. Флот Открытого моря, освободившись от необходимости заботиться о Балтийском море, становился свободным, поскольку дело касалось Англии.
Даже если бы первоначальный план наступления на западном фронте удался и немцы смогли свободно работать на Атлантическом океане, Балтийское море пришлось бы обезопасить указанным выше способом. Ключ к Балтийскому морю был нужен Германии в том или ином случае. Германия получила бы возможность использовать северный торговый путь и вместе с тем средства для давления на северные страны, ей было бы обеспечено усиление политического влияния и престижа. Наконец, положение в Каттегате, после обоснования на нем германского флота, создало бы угрозу английской позиции и открыло бы дальнейшие возможности операций на Атлантике.
4. Дверь в Атлантику
1. Как только позиция в Каттегате оказалась бы в германских рудах и была бы тактически оборудована, позволяя флоту быть в готовности для новых операций, должен был возникнуть вопрос, оставаться ли ему на. этой новой позиции, т. е. пытаться ли оттуда использовать владение морем, оставаясь в положении обороны?
Предположим, что решение принято именно в этом смысле. Тогда использование владения морем могло иметь место только лишь на торговом пути — Шетландские острова — Норвегия. Трудно предположить, что бы сделала Англия в этом случае. Начала бы она борьбу за этот торговый путь, или же она просто перенесла бы его дальше на север, вне досягаемости германского флота? Мы оставим открытым вопрос о том. что могло бы случиться: для оценки нового стратегического положения важно лишь установить, что у англичан существовала возможность либо отказаться от этого пути, либо сделать его недоступным немцам без боя.
Эта возможность указывает, что ценность стратегической позиции определяется не только лишь наличием какого-либо морского торгового пути; дело в том, насколько этот морской путь важен для жизненных интересов своей страны и для противника. Указанный торговый путь для Англин не имел жизненного значения; ее главные торговые артерии шли через Атлантический океан; поэтому угроза, которая создавалась бы германской позицией на Каттегате, могла быть для Англии, в крайнем случае, выносимой. Англия могла начать борьбу за эту позицию, но могла и не начинать ее.
Но тогда, наступательные операции германского флота опять-таки стали бы чисто тактическими операциями на оборонительной базе; бой стал бы боем «ради боя» и не мог бы иметь стратегического значения. Несмотря на это, положение Германии на море все-таки улучшилось бы, она стала бы располагать операционной базой от Скагена до Эмса, со всеми вытекающими отсюда, преимуществами тактического характера. Несмотря на отсутствие стратегического значения, бой на указанной позиции, в большей или меньшей степени, принимал характер боевого действия за сохранение этой позиции.
Но, как и прежде, на Германии и в этом случае оставался бы гнет необходимости стратегического наступления.
[49]
2. Из сказанного следует, что стратегическое наступление подвержено определенному закону, в силу которого наступательный план операции влечет высшее командование неудержимо вперед с позиции на позицию, пока не будет достигнута равноценность или, если возможно, преимущество стратегической позиции. Обе стороны тогда застынут на своих позициях, и начнется борьба за владение морем на главных, путях морской торговли.
Стратегическая позиция является позицией географической, и наступательная стратегия не имеет иного содержания, как достижение такой географической позиции, базируясь на которую, можно начинать борьбу за главные артерии морских сообщений. Прежде всего, нужно добраться до морских торговых путей, а потом уже за них бороться. Лишь тогда, когда удастся наложить руку на морской торговый путь, противник будет вынужден к его защите.
Становится ясным, что морской план операции может зависеть от стратегической позиции, а не только от силы флотов. Как стратегическая позиция, так и план операции имеют географический характер, получают указания от географии и поэтому основные их цели вне человеческой волн. Эти оба фактора упорно указывают, невзирая на соотношение сил противников, на конечную цель стратегического наступления — равноценность географической позиции. Морская стратегия находится в тесной связи с географией, она тесно связана с географо-стратегической позицией. Нередко в военной литературе под стратегией подразумевается не что иное, как тактические операции, которые, при столкновении с противником, переходят в тактику боя.
Итак, морская стратегия — учение о географической позиции, ее изменениях и отношениях к морским торговым путям. Наступательная стратегия — это захват стратегической позиции. Оборонительная стратегия — неподвижность (Stillstand) на ней.
На суше то же самое: наступательная стратегия означает захват, а оборонительная стратегия — неподвижность на географической позиции.
Разница лишь в том, что на суше стратегия развертывается на сравнительно малых пространствах, а разнообразие топографических условий дает большой выбор среди большого количества возможностей. Стратегия на сухом пути изменчива и подвижна. На море стратегия связана с конфигурацией побережья и зависит от географического положения по отношению к морским путям; большого выбора быть не может. Морская стратегия простирается на большие пространства и не останавливается перед государственными границами, нанесенными ходом истории на географическую карту. Стратегически-наступательный план операций дается географией; выбора нет.
Поскольку общее направление плана операции не зависит от соотношения сил, постольку тактическое его проведение всецело зависит от этого соотношения сил. Собственный глазомер и сила флота укажут, как целесообразнее выбрать отдельные этапы и как двигаться от этапа к этапу.
Но даже если превосходство в силах на стороне противника заставит перейти к стратегической обороне, т. е. к неподвижности (Beharrungszustand), воля к стратегически-наступательному плану операции останется живой и сохранит за собой значительную силу. Убить эту волю могут лишь два фактора:
а) отсутствие географической цели и
б) собственная воля, которая добровольно отказывается от стратегического наступления и переводит плохую стратегическую позицию к состоянию неподвижности с оборонительным планом операции (Beharrungszustand).
[50]
Так сложилась судьба Германии во время мировой войны.
3. Следующим этапом наступления является южная часть Норвегии, которую предварительно нужно было бы освободить от английского насилия. Неверно возражение, что военная политика, которая смогла бы провести германский флот через Бельты в Каттегат, была невозможна. Являлась ли германская политика для таких начинаний приспособленной, вопрос другой.
Если бы высшее военное командование и морской генеральный штаб были бы проникнуты единым убеждением, что в случае неудачи на западном фронте войну можно вести только так, а не иначе; если бы они энергично проводили этот взгляд в жизнь, может быть им к удалось бы убедить политиков.
Невозможно предположить, что малые государства, попавшие благодаря случайности своего географического положения в сутолоку мировой войны между великими державами, не испытывали бы настоятельнейшей потребности в переговорах и желания оставаться в дружеском единении с таким могущественным соседом, каким в то время была Германия. Было бы недооценкой умов государственных людей этих стран, если предположить, что они не поняли бы требований Германии, вызванных настоятельной военной необходимостью.
Эти страны не стали бы, конечно, в собственных интересах навязываться, но в их готовности вести переговоры не могло быть сомнений.
4. За норвежской позицией, если бы мы хотели провести теорию стратегического наступления до конца, должен был последовать прыжок через Северное море с целью овладеть какой-нибудь географической позицией и там упрочиться, например, на Шетландских островах. Эти острова являлись дверью в Атлантический океан, которая могла бы быть взломана, если бы прыжок удался. Цель была поставлена; возможность достигнуть ее зависела от исхода боя. Англия должна была бы тогда выйти в бой не за престиж и т. п., а для защиты своей стратегической позиции, за решение — кому владеть дверью в Атлантику. Бой, которого так ждали в Германской бухте, произошел бы наверное, и не один; сражений было бы больше, чем того могли желать.
Все сражения происходили бы в тактически выгодных для немцев условиях, т. е. вблизи их баз, в сравнительно узких водных районах, доступных для слабой германской разведки{2}. Немцы могли работать с воздушной разведкой, высылать дирижабли, которые при непродолжительных переходах и частых возможностях посадки на побережье от Норвегии до Эмса могли быть в лучшей мере использованы даже при мало благоприятных условиях погоды. Командующий флотом перестал бы быть слепым, вследствие недостаточной разведки. Он мог бы свободно выбирать — когда и где дать бой. Случаев представлялось бы множество. Немцы создали бы угрозу, они вели бы стратегическое наступление; высшее богатство каждого военачальника — инициатива — досталась бы им.
Каждый бой, каждая малейшая стычка приближала бы немцев к решению. Тут могли быть только сражения с наивысшим дальнейшим стратегическим использованием, — никакого боя ради боя, значение которого бледнеет, как только становится очевидным, что стратегического использования его быть не может. Сколь великим был бы успех Ютландского боя, если бы немцы под свежим впечатлением развернули вопрос о Бельтах! Бой этот оказался бы поставленным на стратегическую основу, преследуя определенную стратегическую цель.
[51]
Глава II
Стратегическая оборона
Продумывание стратегической обстановки, в которой воюющие флоты оказываются при объявлении войны, должно иметь два основания.
С одной стороны, надо указать, как целесообразно действовать: с другой, надо выяснить, что случится и как сложится ситуация, если не сделать того, что кажется целесообразным. Контраст, являющийся путем такого сравнения, в нашем случае еще настойчивее указал бы на необходимость стратегического наступления, или дал бы ясное представление о положении, в котором должна была оказаться Германия, в случае сохранения оборонительного образа действий. Поэтому мы поставим себе ближайшей задачей исследование Германской бухты.
1. Германская бухта по отношению к морской войне
Представим себе англо-голландские войны XVII века. Оба противника находились в стратегической позиции, данной им их побережьями. На одной стороне — Темза, на другой — противник голландского берега; между обоими — поток мировой торговли того времени — к Темзе и голландским гаваням. Обе стратегические позиции не надо было исправлять, так как на обеих сторонах их географическое положение этого не требовало. Оба противника были вынуждены поэтому к неподвижности и к стратегической обороне. Однако, обе позиции были почти равноценны; поэтому как англичане, так и голландцы имели возможность использовать на этих позициях владение морем, т. е. бороться на них за жизненно важные торговые пути.
Пример этот указывает, что морская война находится в зависимости как от флота, так и от стратегической позиции. Если недостает одной из этих двух предпосылок, война на море должна прекратиться. Если нарушается, например, равноценность стратегических позиций, то морские пути начнут переходить к владельцам более сильной позиции, пока, при крайней разнице в ценности позиций, эти пути совершенно перестанут быть доступными более слабому. Война на море кончается, несмотря на наличие флота.
Эта крайняя разница в ценности стратегических позиций имела место в начале мировой войны. Из Германской бухты оказалось невозможным достигнуть главных артерий мировой торговли, расположенных в Атлантике, не говоря уже об их контроле.
Отказ от стратегического наступления, другими словами, от географического наступления на Атлантический океан означал, не более не менее, как отказ от морской войны. Германия выстроила флот и отказалась от его использования. Если бы в главной квартире это поняли, то там нашлась бы воля к стратегическому наступлению огромной силы. Нельзя выиграть морскую войну, не воюя; невозможно жать, не посеяв. А этого немцы и желали, и требовали от своего флота. Деятельность германского флота оставалась без влияния на исход войны до тех пор, пока при наличии исключительно плохой позиции оставался в силе оборонительно-стратегический план.
2. Стратегическая пустота
1. Каждая морская война ведется за свободу моря в интересах собственного судоходства.. Эта свобода была потеряна Германией тотчас же после начала войны благодаря географическим условиям. Ибо только тот, кто во время войны благодаря своему географическому положению господствует над торговыми путями, может использовать свободу морей.
[52]
Английский флот, лишивший Германию свободы моря, безмолвно выжидавший на своей стратегической позиции, всецело использовал свои географические преимущества и поставил Германию на колени. На Северном море можно было дать сколько угодно сражений, если бы противник на это пошел; географические условия, от которых все зависело, ничем не изменились бы, а свобода морей продолжала бы оставаться неосуществимой. Из этого следует: на Северном море германский флот не мог добиться решения.
2. Географии нельзя изменить. Однако, в Германии держались того мнения, что морской бой даст ей победу; собственно говоря, от германского флота требовали, чтобы он изменил карту земли, и тем самым требовали невозможного. Отсюда вывод: то, что потеряно боем, может быть боем восстановлено; то, что потеряно географией, может быть восстановлено только ею.
3. При равноценных позициях вопрос решает только лишь бой. Флоты в полной мере являются объектами ведения войны. В условиях же Северного моря вопрос решает только лишь география. В данном случае флоты перестают быть объектами войны. Между обоими пределами расположен ряд возможностей. Что в сухопутной войне ясно и определенно, то в морской войне расплывчато и всецело зависит от географии. Отсюда вывод: флоты являются объектами ведения войны в зависимости от географической ситуации, в которой они ведут операции.
4. Таким образом, география определяет степень важности боя. Два боя могут коренным образом разниться друг от друга, ибо каждый из них обусловлен географической обстановкой.
Если беспристрастно вспомнить события в Северном море, то не трудно заметить, что под поверхностью тактической формы было скрыто нечто более глубокое. В деятельности обоих противников неизменно находило выражение чувство географической ситуации. Ни в одном из действий противников не видно, воли к решению, видна лишь воля к нанесению ущерба.
Для высшего командования во время мировой войны это означало, что стратегическое наступление необходимо; для флота.— что в Северном море — он оказался в стратегической пустоте.
3. Бой «ради боя»
Если один из указанных выше элементов морской войны отсутствует, сказывается замечательное явление: флот хоть и существует, но в то же время для войны отсутствует, ибо он выключен географическим положением. Стратегическая цель, ради которой ведется война, отсутствует. В решительный момент германский флот оказался выведенным из общего процесса войны. То, что делал флот, оказалось ненужной работой.
Следует предположить, что в таком положении бой должен иметь своеобразные свойства. Поэтому его следует подвергнуть исследованию.
1. Бой, в качестве чисто тактического события, для войны не имеет значения. Он приобретает такое значение лишь в том случае, если при его посредстве будет устранено то, что мешает достижению стратегических целей. Клаузевиц называет бой средством для цели стратегии. Следовательно, морской бой получит решающее содержание лишь в том случае, если в результате его будет захвачена стратегическая позиция и подготовлен путь к владению морем.
Отсюда следует, что морской бой подчинен тем же самым факторам, как и морская война, из которой он рождается. Морской бой также состоит из тактических и стратегических частей. Тактическая часть
[53]
является действием, стратегическая — следствием. Если, как, например, в Северном море, стратегическая часть отпадает, то следствие будет отсутствовать, остается лишь одна тактическая часть. Если отсутствует стратегическая цель и бой перестает быть средством, он делается «бесцельным» и тем самым становится самоцелью.
Бой «ради боя» является тактическим явлением, без решающего на исход войны содержания.
2. Англия обладала в своей позиции решительно всем, а Германия отказывалась от стратегического наступления. Стратегическая позиция немцев не давала им решительно ничего, поэтому и англичане не предпринимали стратегического наступления. Если оба противника ничего не предпринимают, то, значит, одному от другого ничего не нужно. Без цели в бой не вступают.
Бой в этом случае перестает быть необходимым. Бой. не вызываемый необходимостью, будет зависеть от случая; под случаем следует понимать все те случайности и промахи, которые связаны с трудностями действовать наверняка во время войны{3}.
Бой «ради боя» является боем случая, без стратегической необходимости.
3. Бой, в котором нет необходимости, никогда не будет иметь места, конечно, если он не произойдет случайно. Командующие флотами, как английский, так и германский, несли на. своих плечах ответственность за морские силы своей страны; они должны были, посылая людей на смерть, совершенно ясно сознавать, что это вызывается стратегической необходимостью.
Если одному из противников надо что-нибудь получить, чтобы продолжать свое существование, чего другой не может дать, чтобы не умереть самому, — лишь в этом случае происходит бой. Не ранее. Это «что-нибудь» представляет собою морской торговый путь, который отсутствовал на Северном море. Обычная в устах немецких моряков фраза; «если бы мы своевременно дали бой, тогда мы…» и т. д. — мысль неправильная.
Бой «ради боя» не должен иметь места.
4. Если от боя отнять его сущность, его решающие последствия, то не остается ничего кроме оболочки.
Ни одна из встреч противников, будь то бой или просто стычка, не дает ничего иного, как материальный ущерб в большей или меньшей степени.
Дать бой по собственному желанию, но без стратегической необходимости, было возможным для обоих противников в любое время. Достаточно было пойти к берегам противника и там ждать настолько долго, насколько это последнему удобно. Можно сказать с достаточной уверенностью, что бой имел бы место. В стратегическом отношении такой бой имел бы следующий вид.
Для атакованного он произошел бы в рамках побережья. Для него бой не имел бы стратегического мотива: принять его могло заставить лишь чувство долга. Для нападающего этот бой оказался бы также вне стратегической цели. Для него бой становился чисто тактической операцией без мотива.
[54]
Остается лишь желание нанести возможный ущерб. Место боя перед воротами противника является в тактическом отношении наиболее неблагоприятным. Поэтому ни один из противников не искал бы такого боя. Бой в открытом Северном море, вне прибрежных вод, выходил для обоих противников за пределы поставленной ими оборонительной стратегической цели. Бой становился чисто тактической операцией с единой целью нанести противнику урон.
Оба противника были готовы дать бой при выгодных условиях, в выгодном месте; одна сторона в этом откровенно признавалась, другая — нет.
Благоприятная обстановка для нанесения ущерба означает собственное местное превосходство. Конечно, обе стороны избегают попасть в положение, в котором решение не будет прочно в их руках. Как только выплывает слово «риск», желание нанести ущерб стушевывается. Поэтому упорства в проведении таких боев не может быть.
Флоты перестают быть объектами для проведения войны и низводятся до объектов, которым хотят нанести ущерб. В этом случае морская война мельчает, обращая стратегию в недостойную игру, рассчитывающую на благоприятную случайность.
Бой «ради боя» представляет собой операцию для нанесения ущерба и является боем благоприятных случайностей.
Таким образом, бой «ради боя» не имеет ни мотива, ни объекта, ни цели. Это бой случая, оторванный от стратегии. Если такой бой вообще может иметь место, он является действием только лишь для нанесения урона, без воздействия на исход войны. Авторы германского плана операций уверовали в такой бой и присочинили ему то, чем он не обладал — его возможности и решающее значение. Задача германского флота оказалась в том, чтобы сделать подобную тень боя, подобное нереальное, генеральное сражение достоянием истории и перенести его в мир реальных фактов.
Конечно, такая задача неразрешима.
Глава III
Обстановка на Северном море
Предшествующее исследование имело целью показать, что в морской войне господствует дуализм, морская война и морской бой зависят от двух факторов, которые должны действовать совместно.
Флот немыслим без стратего-географической позиции и, наоборот. Флот нельзя рассматривать затерянным где-то в мировом пространстве; он существует в совершенно определенной ситуации, в ней он работает, к ней он привязан всей своей деятельностью. Бой также не может рассматриваться как нечто самостоятельное, свободно существующее в пространстве; бой следует рассматривать в соответствии с стратегическим базисом, от которого зависит флот. Нельзя забыть это стратегическое обоснование, как сделали авторы германского плана операций и как делается почти во всей военной литературе, посвященной войне на Северном море. В этом случае легко притти к неверным выводам. Тактические операции во время войны получают правильную окраску только лишь в том случае, если их рассматривать на стратегической основе «мокрого треугольника». Ибо географический базис с его положительными и отрицательными сторонами является стратегией: в ней содержится задача, которую должен выполнить флот как тактическое оружие.
Как мы видели, стратегическая оборона немцев, их выжидание на стратегической позиции Германской бухты, была неправильной. В дальнейшем будет показано, к чему привел неверный план операций.
[55]
1. Оборонительная война и стратегическая необходимость
Стремление английского флота к бою не вытекало ни в один из периодов войны из стратего-оборонительного плана, операций. Ведь немцы никогда не создавали угрозы стратегической позиции англичан, не говори уже о фактическом нападении на эту позицию. Мотивы для боя на английской стороне проистекали: во-первых, из задач обороны побережья, включая и перевозку войск, достаточно обеспеченную географией; во-вторых, из чисто «военного» намерения осуществить наблюдение за германским флотом и при удобном случае нанести ему урон.
Эти чисто «военные» причины, — а не стратегическая необходимость, — являлись причиной походов английского флота или его отдельных частей. Никогда Гранд-Флит не испытывал необходимости искать боя в невыгодных для себя условиях вблизи Германской бухты, несмотря на всю готовность англичан защитить свои берега и использовать все возможности для нанесения вреда немцам, поскольку это соответствовало их понятиям о благоприятной обстановке.
Задачей немцев с их стратего-оборонительным планом операций была тою же. И немцы должны были защищать свою стратегическую позицию и свое побережье: для них оба понятия совпадали вследствие малой длины береговой линии. II на немцев никогда не было совершено нападение. Поэтому для немцев стратего-оборонительный план операций не создавал стратегических необходимостей; для германского флота оставались лишь «военные» причины нанесения урона противнику, в связи с понятием о благоприятном случае.
Задачи обоих флотов кажутся одинаковыми; но разница между ними чрезвычайно велика. Это видно хотя бы из понятия о благоприятном случае, создавшемся у немцев. Немцы не могли хотеть дать бой в любом месте и в любое время: они намеревались своей боевой деятельностью создать положение, которое притянуло бы английский флот ближе к ним.
Таким образом, германский флот должен был рядом мероприятий вызвать бой. На немцев давила необходимость действовать. Из этой необходимости, однако, выявился стратегически неверный оборонительный план операции. Стратегическая оборона, выжидание немцев в Германской бухте оказались нецелесообразными. Из подобного положения флот может быть освобожден только лишь наступлением.
Немцы, однако же, не замечали, что ошибка, крылась в стратегии; у них не сложилось правильного понимания стратегического наступления. Думали, что операции Флота Открытого моря должны быть отнесены к области наступательной стратегии; смешивали тактическое и стратегическое наступление. Хотели тактикой исправить стратегическую ошибку. Это оказалось невозможным по следующим соображениям.
Немцы хотели заставить англичан подойти ближе к своим базам. Однако, походы немцев в Северное море не создавали в этом отношении никакой стратегической необходимости для англичан. Последним они не причиняли сколько-нибудь существенного вреда. Обстрелы побережья были попыткой с негодными средствами. Принуждение не было стратегическим, оно было только лишь местным: оно угасало вне границ обороны берегов. Германский командующий флотом, таким образом, не обладал средством принуждения противника к бою в удобном для себя месте и времени. Если, за исключением чистой случайности, хотели бы добиться боя с некоторой вероятностью, следовало направиться в те районы Северного моря, где британский флот считал целесообразным, для себя появляться{4}. К такому заключению неизбежно должен притти любой тактический разбор войны.
[56]
Другими словами, нужно было принять бой там, где это было удобно англичанам, вопреки представлениям, сложившимся у немцев, о благоприятном для них случае. Нельзя забывать, однако, о фактическом превосходстве сил Гранд-Флита; следует поэтому признать за немцами право искать и для себя выгодного случая. Выходит, что не немцы тянули англичан к себе, а, наоборот, англичане немцев{5}.
Немцы испытывали стратегическое принуждение от своей более плохой стратегической позиции; англичане этого принуждения не испытывали. Немцы поэтому искали боя, не спрашивая об его цели. Англичане владели положением не в силу превосходства своего флота, а благодаря своей блестящей стратегической позиции. Гранд-Флит оказался господином положения; он предписывал закон тактического действия — высшее тактическое достояние командования. Все это явилось отражением стратегической ошибки на тактику. Стратегическая ошибка могла быть исправлена лишь стратегией.
При любом стратегическом наступлении дело бы обстояло иначе. Если бы немцы прорвали заграждения Бельта, Англия сразу же поняла бы намерения германского командования; ей пришлось бы решать — оставлять ли немцам стратегическую позицию или же начать за нее борьбу. Германия становилась бы Англии на дороге; английскому флоту пришлось бы притти к немцам, если бы он захотел воспрепятствовать их выходу на Атлантику. Ему пришлось бы вести борьбу при условиях, благоприятных немцам, а не англичанам; немцы могли бы принимать бой или избегать его, как им это казалось бы более выгодным. Англии нужно было бы искать боя; но выбор выгодного случая оставался за ее противником. Все было бы наоборот: немцы стали бы создавать принуждения, они становились бы господами положения и начали бы диктовать противнику закон тактического действия.
Любое стратегическое наступление тяготеет к морским путям и тем самым выказывает волю к овладению морем. Поэтому противник будет вынужден когда-нибудь оказать сопротивление такому наступлению: участь всей морской войны может быть решена в бою за это наступление, без того чтобы война велась непосредственно за торговые пути. Ведение войны из Германской бухты указывало противнику на обратное — на отказ от борьбы за торговые пути.
Так же, как наступление через Бельты. развилось бы наступление и на западе, если бы немцы победили на Марне и армия обеспечила бы флоту атлантическую позицию «Брест». Тогда место Дании, с ее позицией и политическими переговорами, заняла бы Голландия. Вопрос о Шельде, как о маневренной базе, стал бы острым; таким образом, и здесь стратегическая цель, направленная на Атлантику, становилась очевидной. Гранд-Флиту пришлось бы перенести операционную базу из Скапа-Флоу на юг, чтобы не дать немцам перебраться в Брест. Англичане стали бы препятствовать каждому выходу немцев в море. Одним ударом Северное море должно было ожить: через это море появился бы. путь, заканчивающийся в Атлантике. За владение этим морским путем нужно было бороться совершенно так же, как и за атлантические двери. Развились бы бои вблизи побережья немцев в приемлемых для них условиях. Судьба могла решиться уже в Северном море. Но для этого было необходимо обладать «Брестом» и волей к Атлантическому океану.
[57]
2. Оборонительная война и военное значение боя
Предположим, боевое счастье улыбнулось бы на Северном море немцам, и они победили бы в морском бою, подобном Ютландскому. Такой бой не мог иметь влияния на исход войны, так же как и Ютландский, ибо на Северном море отсутствовал стратегический фактор боя.
В мертвом Северном море положительного решения не могло быть. Стратегическая обстановка оставалась бы, несмотря на тактический успех, без перемен. Каждый тактический успех становится полноценной победой лишь при соответствии действий с стратегическими заданиями.
Указанная связь настолько не была понята германским командованием, что еще через два с половиной года после Ютландского боя оно вело войну, не осознав этих оснований; еще и в настоящее время незначительность влияния победы приписывают ее малому объему.
Представление о том, что существуют бои, не имеющие влияния на исход войны, дается столь трудно, что приходится постоянно искать сравнений. Поэтому приводим следующий пример. Представим себе борьбу двух флотов на Каспийском море. Совершенно ясно, что для Германии не может иметь значения, произойдут ли там бои, каковы будут потери и кто останется победителем. Ни один корабль на мировых торговых путях, под влиянием указанных операций, не подумает хотя бы изменить курс.
Немецкое море было к северу открытым, его закрывала лишь блокадная линия. Этой последней германский план операций никогда не касался, хотя бы даже в отдаленных предположениях. Поэтому блокада создала такие условия, как будто между Шотландией и Норвегией существовал перешеек. Если мы представим себе., что такой перешеек действительно существовал, сравнение с Каспийским морем становится очевидным.
Перечисление различных походов англичан в первый период войны может создать неверное представление о том, что немцы могли иметь при желании столько морских боев, сколько было походов. Нет основания предположить, почему английский флот из такого боя мог извлечь иной опыт и иные следствия, чем сами немцы после боя 28 августа 1914 г. Ведь походы отдельных английских соединений представляли явление, обратное германским гельголандским дозорным линиям. В тактическом отношении они также абсурдны: отдельные соединения легко могли сделаться достоянием германских превосходных спл. Эти походы должны были бы так же прекратиться после первого поражения, как прекратилось существование германской дозорной линии после 28 августа. Однако, немцы все время думали лишь о «своем желанном бое» и никогда не замечали открывающихся возможностей. То, что они не устроили англичанам со своей стороны «28 августа», следует отнести к упущенным возможностям первого периода войны.
Далее непонятно, почему для Гранд-Флита из указанного боевого столкновения должны были проистечь иные материальные последствия, чем после Ютландского боя. Англия тогда уже стала бы осторожнее; немцам пришлось бы продвинуться еще ближе к английским берегам, чтобы добиться второго боя; так германскому флоту и пришлось сделать после августа 1916 г.
Это не являлось проявлением свободной волн, а было вынуждено стратегическим положением. Таким образом, вследствие Ютландского боя английский флот стал притягивать немцев ещё более решительно: тактические операции не облегчились, а осложнились бы, если бы немцы желали во что бы то ни стало добиться второго боя. Возможность боя у английского побережья зависела не от германского, а от английского флота.
[58]
О неиспользованной тактической возможности всегда приходится жалеть. Однако, судьба войны зависела не от нее. Тшшчный ход войны, с боем или без него, оставался неизменно тем же, пока германский флот продолжал оперировать внутри Северного моря. Решительный поворот войны зависел не от боя, а от плана операций. При стратегическом наступлении события развернулись бы иначе. В последнем случае осторожная и сдержанная деятельность англичан не могла бы им быть более полезной. Пассивность англичан могла способствовать беспрепятственному выходу немцев на Атлантический океан. Англичанам было бы необходимо искать боя. Нажим немцев становился бы значительнее после каждого успеха.
3. Оборонительная война и политическое значение боя
Вопрос, каким могло быть впечатление от такого боя в политическом отношении, приходится отнести к области личных убеждений каждого; следует лишь отметить, что англичане неизменно проявляли упорство, раз только они начинали войну. Неоспоримо, однако же, и нижеследующее: политическое значение присуще бою лишь потому, что он является наглядным доказательством приближения победы над противником.
В Северном море бой не мог иметь решительного военного значения; поэтому ему не мог сопутствовать политический успех. Только лишь по этой причине Ютландский бой не мог быть использован политически. Первое впечатление бледнеет быстро, ибо Дамоклов меч, не могущий нанести сокрушающего удара, не страшен. Нельзя предположить, что Англия в своем стратегическом мышлении не могла себе уяснить только что сказанного. Только немцы были склонны переоценивать политическое значение, так как они, мысля только тактически, считали каждый бой решительным и не могли усвоить себе сущность дуализма в морской войне.
4. Оборонительная война и инициатива
Летом 1915 г. в германском флоте обсуждалась возможность боя у Шотландии. Предполагали продвинуться к Ферт оф Форт и ждать там, предложив англичанам бой. План этот не был приведен в исполнение; он интересен нам лишь по следующим соображениям: если бы германский флот появился у Шотландии и там ждал, инициатива должна была перейти к англичанам. Лишь от Гранд-Флита зависело — принимать ли бой; ему был предоставлен выбор времени и обстановки. В этом переходе преимуществ инициативы на сторону неприятеля проскальзывает неверный план операции во всей своей бесцельности. Во время ожидания германскому флоту нечего было бы делать, ибо торговых путей в Северном море не было, а стратегическая позиция «Северное море» не могла быть целью.
Все тактические поиски германского флота обнаруживают бесцельность. Неизменный вопрос о цели операции остается без ответа; это чувствовалось в большей или меньшей степени; но причина оставалась непонятой.
Если имеют перед собою стратегическое наступление, не зная, какие требования оно предъявляет, то стараются заполучить в свои руки все тактические преимущества. Тот, кто ясно видит перед собой бой как средство борьбы при стратегическом наступлении, не будет обсуждать возможностей отдельных стычек, имеющих целью нанести только лишь ущерб противнику.
Хотя бы то обстоятельство, что немцы искали боя. должно было уже обратить внимание на какую-то неправильность. Бой не может быть целью; цель определяется стратегией; бой неминуемо будет иметь
[59]
место, если стратегический план операций верен. Искать боя не приходится.
Там, где отсутствует цель, отсутствуют и препятствия к ее достижению, которые должны быть устранены боем. Бой всегда является только лишь средством, никогда не целью.
5. «Fleet in being»
Стратегический план операций является основой для ведения войны. Поэтому, в конце концов, география оказалась сильнее всех намерений и желаний; она заставляла флот выполнять то, что приказывал географический план операций.
Сильный германский флот мог сделать больше, чем только лишь защитить Германскую бухту, столь малоценную, что никто на нее не покушался. Прежде всего, этот чисто оборонительный план операции противоречил сущности войны, в которой Англия поставила вопрос о морском могуществе и, таким образом, сделалась главным противником. Пребывание в «мокром треугольнике» сделало из германского Флота Открытого моря то, что так противно чувствам военных людей — «Fleet in being».
Это состояние характеризуется тем, что флот выполняет свою задачу только лишь в силу своего существования. Характерным для германского «Fleet in being» в Северном море было то обстоятельство, что тактический успех нс мог изменить обстановки, а поражение могло ее ухудшить и поставить под вопрос возможность владения Балтийским морем, ведение подводной и сухопутной войны и т. д. Выиграть ничего было нельзя, но потерять можно было все.
Если сравнить с такой дилеммой фактическую боевую деятельность германского флота во время войны, то оказывается, что германское командование, всегда действовало в соответствии с географией, т. е. всегда правильно. География в нашем случае — география стратегической пустоты — царствовала самодержавно.
Поставленная географическим планом операции Флоту Открытого моря задача — быть «Fleet in being» — была по существу этим флотом выполнена удовлетворительно. Удержание последнего достояния немцев — владения Балтийским морем — было достигнуто; английский флот был связан, но лишь отчасти, лишь настолько, чтобы не дать Гранд-Флиту возможности принять участие в форсировании Дарданелл; последнее могло стать возможным, если бы английский флот не был связан немцами. Однако, влияние Флота Открытого моря оказалось недостаточным, чтобы воспрепятствовать организации противолодочной обороны.
Беды, которые не случились, легко забываются.
Предположим, что германский флот понес значительные потери; в этом случае Англия избавилась бы от опасности действительного стратегического наступления со стороны немцев. Даже если бы поражение не было бы столь значительным, если бы для Англии вторжение в Балтику оставалось бы нецелесообразным и немцы продолжали бы получать шведскую руду,— даже и тогда германский флот не был бы уже в состоянии так связать противника, как это в действительности имело место во время мировой войны. Остается под вопросом, как протекала бы тогда Дарданельская операция? Что предприняли бы Болгария и Румыния после падения Дарданелл? Получили ли бы немцы румынский хлеб и столь необходимую для ведения войны румынскую нефть? Была ли бы союзная армия, находившаяся на Галлипольском полуострове, и позднее в Салониках, переброшена на западный фронт или через Крым в Россию? Не имел ли бы подвоз русских материалов через свободное ото льда Средиземное море большие последствия, чем скудный транспорт через Ледовитый океан?
[60]
Все эти возможности были предотвращены «Fleet in being». Без молчаливого воздействия флота немыслимо было Германии выдержать войну в течение четырех лет; нельзя было бы организовать беспощадную подводную войну, которая едва не спасла Германию. В этом незаметном воздействии и заключалось единственное положительное качество всей ситуации, давшее себя знать в полной мере, ибо оно явилось противоположностью того отрицательного, которое было присуще тактике в стратегически безвоздушном пространстве Северного моря.
Совершенно понятно, что столь узко поставленная задача многими понималась, как несоответствие с силой германского флота. Причины этого немцы не уясняли себе: они не видели, что только лишь оборонительная» война на Северном море была причиной всех несчастий.
Только лишь когда англичане начали окружать Германскую бухту поясом минных заграждений против подводных лодок и германский Флот был направлен на борьбу с минами, он оказался на стратегическом фарватере, каковым являлась защита Германской бухты. Но и эта нудная деятельность флота не разрешила, конечно, вопроса о несоответствии боевой силы флота с его использованием.
6. Стратегия как основа операций
Иногда высказывают взгляд, что если бы случился победный бой. который был возможен 16 декабря 1914 г. во время операций против Гартлпула, когда оба противника случайно находились в море, в тот же момент немцы совершенно естественно перешли бы к стратегическому наступлению. Сторонники этого взгляда говорят, что бой всегда остается на первом месте и что улучшение стратегической позиции является естественным следствием победы.
То, что немцы могли бы подойти окольными путями тактики к стратегическому наступлению, неоспоримо, хотя и мало вероятно. Ибо против такого предположения говорит поведение немцев после Ютландского боя и все их тактическое мышление. Нами оспаривается правильность первоначального построения всего плана войны на подобных предположениях.
Необходимо настойчиво подчеркнуть, что для нас сейчас дело вовсе не в том, могла ли прояснить немцам более значительная победа, чем Ютландская, их стратегическое понимание, вышли бы они из Северного моря пли остались в Северном море, сохранив свою точку зрения? Ответ на этот вопрос относится к области верования; в делах же веры друг друга нельзя убеждать. Нас интересует объективный, чисто военный вопрос: был ли взгляд немцев на морскую войну и вместе с тем их боевая деятельность правильными или неправильными; верно ли положение «сначала бой, а потом, может быть, в зависимости от его исхода, стратегическое наступление».
Иногда тривиальный пример из повседневной жизни освещает положение вещей лучше, чем длительные рассуждения, даже если пример этот не совсем точен. Если кому-нибудь необходимо платить долги по векселям, он начнет копить деньги и примет зависящие от его воли-меры, которые ему послужат гарантией, что в назначенный день сумма будет приготовлена. Он не станет покупать выигрышного билета. Если все же он купит выигрышный билет и выиграет, то это следует оценить как великое счастье, но никоим образом не как правильный путь оплаты долгов по векселям.
План операции является основанием; задача, тактики — привести этот разработанный заранее план в исполнение. Тот факт, что после каждого боя приходится драться за стратегическую позицию, указывает, что она-то и является целью, на которую должна быть направлена воля.
[61]
Наступательный план операции является выражением этой воли. Ведь не ищут же боя «ради боя», на-авось, без плана и цели, предоставив случаю и военному счастью решить, каковы будут последствия и удастся ли перейти к правильной стратегии.
В минувшую войну военное счастье не улыбалось немцам и они не подошли к правильному плану операций.
Стратегия является фундаментом, на котором стоит здание тактики.
Тактика является средством для целей стратегии. Так всегда было и будет и нет основания считать, что в минувшую войну правильным должно было быть обратное.
7. Положение немцев — вынужденное
Иногда положение немцев изображается в таком виде, что морское командование вполне понимало значение датской позиции, но убедить в этом ведомство иностранных дел считало невозможным. Флот, несмотря на правильное понимание, оказался втянутым в неблагоприятное положение и мог делать лишь то, что оказалось в его силах.
Мы не будем задаваться вопросом, каковы могли быть результаты борьбы с политикой. Для нас важен лишь тот факт, что морское командование не ставило требований вновь открыть Бельты. В Каттегате оно видело лишь тактический проход (обходный путь) и весьма желанное продолжение Германской бухты. Морское командование не познало стратегического значения этой позиции, так как верило в решающее значение боя, как такового; другими словами, оно не считало свой план операций неверным. Если бы значение позиции «Дания» учитывалось, то, начиная с первого дня после неудачи на западном фронте и до последнего дня войны, велась бы борьба вокруг этого вопроса. Флот на Северном море сделал бы трезвые выводы из создавшейся обстановки; спор из-за боя не мог бы возникнуть. Необходимо еще в мирное время совершенно точно уяснить себе обстановку, при котором начинается война. Если бы это было сделано, то государство должно было неминуемо приттн к единому плану операции, обнимавшему политику, сухопутную армию и флот. Тогда бы Германия получила то, чего ей так недоставало: основательно продуманный и подготовленный единый план войны.
8. Оборонительная и подводная война
Второй период войны стоит под знаком подводной войны, которая, несмотря на все политические тормоза, едва не дала Германии почетного мира. Подводная война открыла флоту в минной войне, в борьбе с неприятельскими минными заграждениями, стратегически корректное, хотя и скромное поле деятельности. Хотя в стратегическом отношении против использования флота в этот период войны возражать не приходится, из этого не следует, что план операции стал в это время правильным. Лишь благодаря тому, что план операции немцев выключал флот из войны, как бы затормозил его, подводная лодка смогла, несмотря на все препятствия, продвинуться на передний план и стать, единственным оружием против Англии. Подводной лодке предназначается особая роль в борьбе, главным образом, с островным государством; однако, только лишь упорное отстаивание германского флота в «мокром треугольнике» возвело лодку в степень единого носителя возможности добиться почетного мира. Подводная война в той форме, в которую она вылилась, и использование флота исключительно только для обеспечения тральных работ явились следствием оборонительного плана операций. Применение подводной лодки против неприятельских боевых сил во всех случаях, когда это имело место в обстановке, созданной оборонительным планом операций, успехом не сопровождалось.
[62]
Стратегическое наступление могло дать лучшие шансы; благодаря тому, что немцы, в силу стратегического принуждения, постоянно притягивали бы Гранд-Флит к себе, возникли бы возможности военного воздействия, неприменимые в обстановке Северного моря. Как мысль о «благоприятной случайности», так и желание добиться уравнения сил при существовавшем соотношении последних вполне понятны. Благодаря подводной лодке создавались возможности, хотя и в несколько иных формах. О возможных результатах стратегического наступления мы говорить не будем. Минная война в тех формах, в которые она вылилась в Северном море, была бы невозможной у норвежских берегов и в глубоководном Скагерраке. От многих потерь Германия была бы избавлена: весь тральный аппарат, создавшийся благодаря минной воине в Северном море, делался бы излишним. Минная война в Северном море вряд ли развилась бы в серьезных формах. Германская бухта сумела бы себя защитить сама; с развитием инициативы германского флота ее стратегическое значение должно было стать ничтожным. Она никому не стала бы интересной и превратилась бы в ремонтную базу далеко в тылу.
В Германской бухте немцы должны были подчинить свой флот потребностям подводной войны. Неверный план операций вырывал во второй раз такое оружие, как флот, из рук Германии. Он заставлял немцев отложить одно оружие, чтобы можно было пользоваться другим. При наступлении в том виде, как это указывалось выше, они оба работали бы параллельно и одно для другого. Давление Флота Открытого моря со стороны норвежской позиции сильно помешало бы Англии развить свою организацию противолодочной обороны. Насколько германский флот мог связать английский, дело убеждения каждого; но что англичане были бы связаны, не подлежит сомнению.
Подводная война имеет большую ценность, но использовать владение морем она может лишь частично. Она может разрушить торговые пути неприятеля, но не в состоянии защитить свои собственные. Подводные лодки могут избегнуть блокадных линий, но не разрушить их. Последнее доступно лишь надводному флоту, который основывается на стратегической позиции. Каков мог бы быть успех подводной войны, если бы наряду с последней велась борьба за двери в Атлантику!
Немцы были посажены в голодную башню и сумели заставить голодать также и своих сторожей; но протянуть руку за хлебом, лежавшим на столе, они не сумели. Этому препятствовал план операций, не считавшийся с географией.
9. Психология стратегической ситуации
Нам приходится все время возвращаться к психологическим моментам, ибо остается невыясненным, каким образом флот, воспитанный для боя, несмотря на все свое желание, не сумел его добиться. Возможности такого боя разбирались, пренебрегая всеми тактическими выгодами, у берегов Шотландии, перед входом в Канал и даже в самом Канале, и все-таки до боя дело не дошло. Были ли стратегические взгляды немцев правильны или нет, остается незыблемым тот факт, что они, веря в бой, как в возможность решительной победы, все-таки боя не получили.
Обычные объяснения всем хорошо известны; но они не удовлетворительны. Психологический вопрос остается нерешенным: каким образом такие моряки, как командир Emden, как люди, победившие у Коронеля, сумевшие умирать с несравненным величием у Фалькленда, как командиры подводных лодок, занявшие в истории военно-морского искусства места наряду с командирами крейсеров-рейдеров, каким образом в Германской бухте эти люди, несмотря на все перемены в командовании, действовали совершенно по-иному.
[63]
Постараемся исследовать все эти вопросы до конца. Почему такой человек, как адмирал Шеер, энергия и дееспособность которого выше всяких сомнений, в течение двух лет после Ютландского боя не добился другого боя? Почему он не продолжал боя 1 июня 1916 г. Почему в августе 1916 г. он не дал боя под английским берегом?
У командующего флотом были для этого весьма реальные и правильные причины и тактические мотивы; и все-таки эти последние не были решающими. В глубине его души крылось, может быть, неосознанно, чувство и представление, что «Fleet in being» может нанести противнику лишь урон; но при существующих обстоятельствах имелось налицо неблагоприятное соотношение между риском и возможным полезным эффектом. Совершенно так же рассуждал и Джеллико.
Это инстинктивное решение становится особенно ясным, если представить себе доведенный до конца бой в том виде, как его требовал план операции. Подобный бой в корне меняет все существующие понятия. Он может путем боевого решения дать лишь то, чем без того владели даже более прочно и беспрепятственно. На подобные решения никто добровольно не идет. Можно было добиваться боя всеми мерами и любой ценой, безразлично где; но непременно должен был выступить, хотя бы в последний миг, тот факт, что на Северном море нечего было домогаться, нечего было решать.
Не подлежит сомнению, что если бы 1 июня 1916 г. германский Флот боролся за стратегическую позицию дверей в Атлантику, адмирал Шеер, при тех же тактических затруднениях, продолжал бы бой, не колеблясь ни минуты. Не только он, но и Джеллико, проявил бы крайнюю активность. Это обосновано психологией стратегической операции. Цель боя была бы ясной.
Таким образом мы видим, что те же самые мотивы могут привести к совершенно иным выводам, в зависимости от стратегической позиции, в которой события развертываются.
Все стратегические формы — борьба за. владение морем, стратегическое наступление, прибрежная оборонительная война или же «Fleet in being» — имеют каждая свою психологию.
Стратегическое наступление сопряжено с риском в достижении стратегической цели, которая ярко освещает путь флоту. «Fleet in being» свойственна тактическая осторожность, ибо флот выполняет свою задачу без боя, только лишь фактом своего существования. Флот, насильственно сделанный «Fleet in being», поступает инстинктивно так же, и с полным правом. Психология стратегической формы, инстинктивно действующая из глубины, бывает сильнее поверхностных стремлений. Эта. психология, видимо, покрывала неоспоримую активность германского флота. Последняя всегда, ярко сказывалась во всех случаях (крейсерские операции на океане, подводная война), когда флот освобождался от психологии «Fleet in being».
Несомненно, достаточно крупная победа в Северном море привела бы немцев к стратегическому наступлению. Невозможного на войне не бывает. Однако же, бой дается не для того, чтобы приходить к правильным стратегическим мыслям; таковые должны быть приведены в ясность заблаговременно. Крупная победа могла быть только лишь подарком милостивой судьбы. Вероятнее необычайного нормальное течение событий. Последнее близко подходит к психологии «Fleet in being», которая ограничивается нанесением ущерба противнику без риска и не знает решительного боя «ради боя».
Оба противника в этом отношении воспринимают одинаково. Поэтому и Джеллико не искал боя в Германской бухте и оставался севернее широты Ферт оф Форта. Психология ситуации, определяющая мысли и действия обоих противников, является коренной причиной, почему немцы, несмотря на все их желание, не находили боя, почему
[64]
Ютландский бой, по взаимному молчаливому соглашению, оставался нерешительным и не было другого сражения ни до, ни после него. «Бою» в Северном море недоставало стратегической цели.
Поэтому и с психологической точки зрения следует спорить с общепринятым в Германии положением, будто Германия проиграла войну, потому что не было морского боя. Нам кажется более правильной мысль, звучащая несколько парадоксально: «Германия потеряла войну, так как взывала к бою», так как это положение указывает на неверный план операций.
Причину поражения Германии следует искать в «незнании», в незнакомстве с сущностью морской войны, приведшим к неверному плану операций и, как следствие, к неверной психологии. Если бы немцы были знакомы со стратегией, они избрали бы иной план операций и тем самым изменили бы психологию положения для себя и для противника. Тогда германское командование поставило бы в центр всего ведения войны вместо боя стратегическую позицию и добилось бы боя немедленно.
Клаузевиц говорит: «Тактика является средством для целей стратегии».
10. Стратегическое наступление
Противопоставим еще раз стратегическое наступление пребыванию в «мокром треугольнике».
Германское командование при стратегическом наступлении не ограничилось бы после начала позиционной войны на западном фронте поисками случайного успеха и начало бы наступление на Бельты. Последнее могло начаться в ноябре 1914 г. Создался бы контакт между, неприятельскими флотами. Они взаимно притягивались бы, как магниты. Немцы хотели взять от случая то, что можно было добиться своей волей. Опп стали бы господами стратегического положения, смогли бы оказывать стратегическое давление и диктовать законы действия. Все бои должны были произойти в зимние месяцы 1914—1915 гг.; длинные ночи могли дать миноносцам наилучшие шансы на успех. Благодаря вступлению в строй четырех линейных кораблей, соотношение в силах именно тогда было наиболее благоприятным для Германии. Все обстоятельства складывались в тактическом отношении наивыгоднейшим образом. На новой позиции, наверное, представился бы случай исправить неиспользованные возможности первых недель войны.
Наступление коренным образом изменило бы все положение. Влияние стратегического наступления сказалось бы, вероятно, и на Атлантическом океане и помогло бы крейсерской эскадре адмирала Шпее, в то время огибавшей мыс Горн. Возможно, что Англия смогла бы послать навстречу ему вместо линейных крейсеров только лишь старые броненосные крейсера. Фалькленд мог бы стать Коронелем.
Глава IV
Стратегическая задача
1. Сражение на Марне
От стратегии через тактику мы вновь подошли к морской стратегии на Северном море. Теперь поднимемся на такую высоту, с которой будет виден в целом поток всей войны, а детали перестанут быть заметными.
Прежде всего, мы видим Англию во всесильном географическом положении, подчиняющую себе все народы мира, благодаря владению морями. На другой стороне мы видим Германию, готовящуюся принять бой. Далее, германская сухопутная армия начинает борьбу за стратеги-
[65]
ческую позицию на Атлантическом океане. Борьба направлена не против Франции, как против сухопутной державы; целью победы должна стать стратегическая позиция. С нашей высоты мы ясно видим, что для армии и флота не существует отдельных планов операций. Имеется лишь единый общий план для всего целого. В тот момент, когда армия переходит неприятельскую границу, выжидательное состояние флота в Германской бухте прекращается; стратегическая позиция начинает видоизменяться. Германский народ в целом действует по стратегически наступательному плану операций. Оборонительный план операции флота и в этом направлении оказался уже устаревшим, прежде чем попал в руки командующего флотом. Верховное командование, однако же, не заметило, как армия через голову флота взяла план операций и его исправила.
Борьба за французскую атлантическую позицию велась для флотов, но не совместно с флотами. Флоты оставались зрителями, так как для них еще действуют стратегические законы мертвого Северного моря. Решение оставалось на суше.
Затем последовало сражение на Марне; западный фронт застыл. Мы видим далее, как война направляется по сухопутным путям и растекается в потоках и ручейках континентальной войны, так как в дальнейшем германский народ отворачивается от боя с Англией. Морская война с Англией угасает. Германия в целом, а не только ее флот, переходит на море к стратегической обороне. Только теперь Англия может себе обеспечить мощный политический престиж, благодаря которому она в состоянии подчинить все народы. С того времени, как немцы отвернулись от моря, начинается война на истощение. Немцы делают то же самое, что в свое время делал Наполеон, захотевший победить Англию, обеспечив за собой все стратегические позиции, но не имея флота. Но Германия флотом обладала. Верховное командование, однако же, не видит, что армия вторично диктует флоту план операции и тем самым указывает его роль в войне. В свою очередь и армия не знает, что, благодаря оборонительному плану операций, она у флота вытаскивает почву из-под ног. С высоты, с которой виден весь план операций, можно усмотреть, что переход войны на континентальные рельсы означает отказ от войны с Англией. Морской фронт застывает так же, как и западный сухопутный. Все, что флот в дальнейшем делает пли не делает, уже лишено значения. Ведь наступление против Англии закончилось. Все операции (флота, включая Ютландский бой, являются чисто местными тактическими явлениями, подобно окопным боям на застывшем западном фронте. Подводная лодка, устремившаяся в качестве нового оружия в образовавшуюся брешь, благодаря своему дальнему тактическому действию, создает ложные впечатления о сущности стратегической обороны. Флот держит только лишь щит обороны на морском фронте для охраны Балтийского моря.
Все это следствие стратегически-оборонительного плана операций. Флот, который имел возможность во время своих дальних плаваний рассматривать родной дом снаружи, должен был бы оказаться более дальнозорким, чем другие учреждения государства. Флот узнал в Англии главного врага и понял первенствующее значение морской войны. II все же флот, благодаря своей тактической связанности, не мог усвоить себе в полной мере, до какой степени море, будет играть главную роль и что поэтому всю войну нужно вести в формах морской войны, что миллионная армия, хотя и более значительная, чем флот, не может иметь более важной задачи, чем установить оружие морской войны на прочном фундаменте, на котором это оружие могло бы развить всю свою мощь.
Если путь на Брест оказывался закрытым, нужно было начать путь на север.
[66]
Крупнейшая задача высшего командования заключалась в том. чтобы оторвать армию от континентальной войны и вернуть на путь морской войны. Однако, подобных намерений мы не усматриваем. Наоборот, высшее командование согласилось на заграждение Бельтов Данией. Тактика и вера в решающее значение боя на Северном море продолжает господствовать. Лишь с высоты изложенного только что взгляда можно ясно разглядеть, насколько, с одной стороны, вопрос стратегического наступления флота и, с другой стороны, отстаивание Последнего в Германской бухте тесно связаны с процессом всей войны. Только лишь с вершины общей стратегии можно рассмотреть, как Дания — Норвегия становятся в центре войны, поскольку наступление на западном фронте стало безнадежным. Перед серьезностью указанных соображений бледнеют все трудности политических переговоров с Данией, а также и вопрос, откуда армии следовало взять необходимые войска. Решение нашлось бы, дело лишь в осознании важности приведенных выше соображений.
Из застывшего западного фронта вырастает заметный только для стратегического глаза поворотный путевой рычаг. Его было достаточно повернуть и война покатилась бы по другому пути на север, к той же цели, к морской войне против Англии.
Глаза тактики всего этого не увидели; таким образом, бой на Марне оказался решающим поворотным моментом в судьбе войны.
2. Выводы
Мы видели, что переход войны на континентальные рельсы указывал флоту его оборонительную задачу. Общий генеральный план операций заключил германский флот в клетку и позволил армии стать его сторожем. Генеральный план операций (план войны) задушил германский флот, ограничив его географически; причина тому, что оборона обрела длительную форму и что против нее не боролись, заключалась в том, что в главной квартире не сумели понять дуализм морской войны и вообще военных задач флота; чистой тактике присвоили значение, немыслимое в Северном море. Флот, связанный во время войны законами мертвого Северного моря, ни на одну секунду не нес на себе судьбы всего государства, несмотря на то, что война была морской войной.
Все противоречия, выявившиеся во время войны, крылись в противоречии между действительностью и планом операций, пропитанным стратегической обороной, противоречившей этой действительности. Путь совершенно очевидный вел через стратегическое наступление; он вел к продолжению морской войны. Все, чего немцы, на основании добросовестной работы мирного времени, могли ожидать от своего флота после боя на Марне, должно было найти выражение в наступлении через Бельты. В размеры настоящего труда не входит исследование вопроса, насколько неизвестность, где находится германский флот, могла влиять на его тактические операции. В Норвегии и в условиях владения датскими водами за германским флотом было бы не так легко наблюдать, работа шпионских организаций была бы не столь легка, как в Германской бухте. Как сказалось бы владение Бельтами на Балтийском театре, как отразилось бы оно на сухопутной войне с Россией, если бы немцы могли со стороны Норвегии подорвать подвоз в Россию через Скандинавский полуостров и через Ледовитый океан?
Следует упомянуть и о влиянии на нейтральные заокеанские страны.
Если бы нейтральные страны видели, что Германия ведет войну с Англией, опираясь на Норвегию, они, наверное, не подчинялись бы столь беспрекословно повелениям Англии, не отдали бы всего своего
[67]
тоннажа, не сносили бы безмолвно нарушения Англией своего нейтралитета, не протестовали бы против подводной войны; вероятно, встретили бы последнюю весьма доброжелательно.
Что предприняла или не предприняла бы Америка лицом к лицу со столь энергичным методом ведения войны? Каким престижем, каким политическим влиянием обладала бы Германия, если бы военное счастье ей улыбнулось хотя сколько-нибудь?
Все эти вопросы в настоящее время имеют лишь проблематическое значение. Но вопросы эти должны быть поставлены, чтобы показать, какие возможности таило в себе стратегическое наступление на море.
В Германской бухте все эти возможности были отрезаны, ибо флот в ней был заблокирован. При помощи одной только стратегической позиции нельзя было выиграть войны, однако ее нельзя выиграть и при помощи одного только флота. И то и другое тесно связано. Флот был налицо; завоевать стратегическую позицию являлось ближайшей и насущнейшей задачей всей войны. Германский флот в Северном море оказался всадником без коня. Его нужно было посадить в географическое седло; ездить верхом флот бы сумел.
3. Стратегическая задача
В той же мере, как бой не может быть самоцелью, и стратегия не может существовать сама для себя. Также и она должна подчиняться высшей цели, а именно, цели войны. Стратегическая задача лежит в основе предшествующих рассуждений; отчасти она в них определенно выражена, отчасти лишь намечена, поэтому в заключение нам лишь остается ясно формулировать свои выводы. Англии была поставлена стратегическая задача отрезать Германию от мирового океана и заблокировать ее; Германии была поставлена задача блокаду нарушить, где бы она ни была установлена, и открыть себе путь в Атлантический океан.
Если рассматривать минувшую войну, исходя из стратегической задачи германского флота, и, расположившись высоко на севере на блокадной линии англичан, оттуда заглянуть в Северное море, то становится совершенно ясным, что германский флот творил или чего не творил в самом далеком внутреннем уголке Северного моря и почему Ютландский бой, разыгравшийся в этом мертвом районе, опиравшемся на стратегическую позицию «Гельголанд», не имел никаких последствий. Там, где отсутствует стратегическая задача, она не может быть, естественно, разрешена путем боя.
Становится также ясным, почему с точки зрения наступательной стратегии датская позиция не могла быть удовлетворительной: опираясь на нее, нельзя было прервать блокаду. Норвежская позиция была выгоднее. Англия, при наличии германо-норвежской позиции, не могла бы держать свои блокадные линии (Шетландские острова — Норвегия); их пришлось бы оттянуть назад на линию Шетландские острова — Исландия. Но линию эту было нелегко защитить; во-первых, она расположена была бы недалеко от новых германских маневренных баз, во-вторых, немцы (см. карту) в этом случае значительно охватили бы английскую позицию с севера. Совершенно нарушить блокаду можно было лишь в том случае, если бы удался прыжок через Северное море и если бой за двери в Атлантику решился бы в пользу немцев. Тогда мог очиститься путь для германского ввоза; немцы защитили бы свои морские торговые пути, а ведь только это и являлось целью существования флота. Таким образом, мы видим, что борьба за блокаду являлась не чем иным, как борьбой за море пли борьбой за жизненно важные для Германии торговые пути.
[68]
Таким образом, заключительный вывод приводит с полной ясностью к вечной, издавна известной, истине, что стратегической задачей морской войны является борьба за владение морем и именно в том месте, где это владение морем необходимо, где налицо торговые пути, в нашем случае, на Атлантическом океане, у выхода из него. Борьба будет вестись на географических позициях, на которых бой тактически возможен.
В этом противоречии находится зависимость флота от всеобщего плана операции. Решение должно определять направляющую тенденцию всей войны и ставить ясные цели политике, армии и флоту.
После сражения на Марне вопрос вовсе не заключался в том, что «не следовало ли раньше победить Россию, а потом Францию», совершенно забывая о существовании Англии. Вопрос нужно было ставить так: «Следует ли морскую войну против Англии вести с юга или с севера? Следует ли восстановить сообщение с океаном через порты Франции или же бороться против голодной блокады у берегов Шотландии?». В каком свете в этом случае показался бы поход на Россию? Учредила бы Германия тогда Польское государство, закрывшее ей возможность заключить сепаратный мир с Россией? Какую окраску для немцев приняли бы Австрия, Балканы, короче говоря все то, что плавало под флагом от «Берлина до Багдада», если бы план операций установил, что главный театр — это морской театр и поставил бы всеобщей целью добиться всеми мерами поражения Англии и уничтожения ее блокады.
Лишь при наличии такого общего плана операций, направленного против Англии, можно было подойти с правильной меркой к решению тех громадных политических и стратегических задач, которые выплывали в каждый период войны. Все остальное — тактика; тут дело в решающем вопросе всей войны: быть ли ей морской или континентальной, или, что то же самое, следует ли решать войну силою оружия, или же вести ее на истощение с девизом: «Дотерпеть во что бы то ни стало до конца».
Нам приходится стать перед тем фактом, что государство, с точки зрения общего ведения войны, не поняло, насколько мировая война была морской войной, не поняло, что решение можно было искать только на море; оно не понимало также сущности морской войны и не видело тех путей, по которым следовало направить германский флот.
Немцы не поняли моря. Даже сами моряки.
Использование флота не должно было рассматриваться в рамках выполнения того особого морского плана операций, который командующий флотом получил в начале войны; использование флота должно было вытекать из общего плана войны, разработанного для всего государства.
Использование флота является вопросом большой стратегии, а не тактики. Решение следовало искать не на командном мостике флагманского корабля, а в главной квартире.
Глава V
Работа флота в мирное время
Для историка достаточно установить, что было. Для нас же, ищущих причин, такой подход недостаточен.
Мы хотим знать больше. Мы хотим знать, чем было ослеплено германское командование и почему оно осталось слепым.
Всем было хорошо известно, что морская война — не что иное, как борьба за морские торговые пути. Но во время войны эта истина совершенно стушевалась и уступила место толкованию морской войны, кото-
[69]
рая не знает борьбы за морские пути. Все знают, что в морской войне можно одолеть противника лишь в том случае, если отрезать ему торговые пути. Немцы совершенно правильно направили подводные лодки на торговые пути противника. Однако же, как только вопрос коснулся флота, оружия, выкованного путем незнавшей отдыха работы мирного времени специально для того, чтобы заставить англичан признать права немцев на море, — немцы в центр своих рассуждений поставили не борьбу за торговые пути, а бой на Северном море. Искание боя было возведено в главную задачу войны.
Весьма странно, что при географическом положении Германии был избран стратегически-оборонительный план и тактически-наступательный план операций; еще более странно, что немцы до конца войны придерживались этого плана, хотя суровая действительность ежедневно указывала, что флот, оставаясь в Германской бухте, ничего не делает.
Для правильного понимания нужно решить вопрос, как могло случиться, что все так односторонне верили в «бой» и никогда не спрашивали о целях боя, а лишь о том, когда, где, каким образом и с каким успехом возможен бой.
Для решения этого вопроса придется вернуться к мирному времени.
1. Оборонительная война на Северном море
Дать объяснение идее стратегической обороны нетрудно. Она проистекала из чувства слабости, что весьма понятно, пока германский флот был малочисленен. Странно лишь то, что это чувство не уничтожалось по мере роста флота.
В этом направлении действовали различные моменты.
1. Прежде всего и самое важное — «идея риска», выразившаяся в той форме, в которую ее облек Тирппц в своих «Воспоминаниях». Германия намеревалась построить флот не столь сильный, чтобы создать для Англии угрозу нападения, но достаточно мощный, чтобы для превосходного в силах английского флота сделать нападение на Германию «рискованным». Наивысшим военным достижением намечалась оборонительная война и морской бой на Северном море. В этом заключалась и политическая оборона и тактическая воля к бою в оборонительной войне.
То, что политики говорят, сильно разнится от того, что делается на самом деле. Немцы же проводили в действительность свои политические «cant» («разглагольствования»).
Доказательства:
а) Противопоставляя в Северном море наступательную войну оборонительной на основании соотношения сил, политика перескакивает на стратегию, ибо стратегии совершенно безразлично, каково будет соотношение сил и будет ли в политическом отношении дело касаться наступательной пли оборонительной войны. План операции зависит исключительно только от стратегической позиции; исходя из позиции Германской бухты, во всех случаях мог иметь место лишь стратегически-оборонительный план.
б) Сопоставление оборонительной войны в Северном море с тактической волей к бою является лишь популярной формой академического выражения; «стратегическая оборона, тактическое наступление». Германский оборонительный план операций предусматривал бой «ради боя».
При основании германского флота была упущена основа учения о морской войне, состоящего в том, что задачей каждой морской силы является борьба за владение морем, т. е. за морские пути.
Вместо этого было сконструировано иное основание — оборонительная война на Северном море в связи с нереальным боем. Немцы поэтому не понимали сущности стратегической позиции.
[70]
Немцы в Атлантике никогда ничего не искали. И все же не что иное, как защита заокеанских морских путей на Атлантическом океане, могла быть единственной целью создания флота.
2. «Идея риска» поддерживалась тактическими исследованиями, которые производились флотом с немецкой основательностью. Все тактические упражнения сводились к вопросу, каким образом более слабый флот мог разбить более сильный. Отрицательные результаты этого исследования вылились в чувство слабости и постоянно находили выражение в предвидении неминуемой блокады Германской бухты. Оборонительная война на Северном море, естественно вытекавшая из чувства слабости германского флота, казалась неминуемой и обоснованной.
3. К тому же самому следует отнести меньший калибр германских орудий. Немцы знали, что их орудия более слабого калибра дают те же результаты, как английские крупные, но эти лучшие орудия и снаряды по идее должны были создать лишь уравнение в силе с английскими; от преимущества как бы отказывались. Стремление быть в отношении артиллерии сколько возможно сильными — совершенно здоровое явление в военном отношении, ибо оно соответствует понятию о сосредоточении сил. В сухопутной войне все искусство полководца сводится к тому, чтобы сосредоточить свои силы в тактически-важном районе. На море, естественно, отсутствуют понятия о тактической позиции в сухопутном смысле и о возможности сосредоточения кораблей в одном месте. То, что на море называется тактическими позициями, — явление переходящее. Концентрация силы на море заключается в самом корабле. Эта чисто тактическая мысль привела к постройке дредноутов и приведет к дальнейшему усилению кораблей, пока будут возможны морские сражения. Те. кто не усиливает своих кораблей, поступают как полководец, добровольно отказывающийся от концентрации в важнейшем пункте.
С осознанием превосходства германской артиллерии при более крупном ее калибре, возможно, появилось бы ощущение превосходства в силах. Это ощущение могло стать столь сильным, что по путям тактики оно могло бы навести на мысль о стратегической цели тактического боя.
Однако, даже при наличии громадного возрастания боевой силы германского флота, при более сильном калибре артиллерии и превосходстве всех возможных технических средств, все же решающие недостатки следует искать не на материальной, а на психологической основе. При постройке новых кораблей необходимо принимать во внимание также и психологический момент. Это станет впоследствии величиной, весьма действительной во время войны.
4. Маневры и военные игры флота указывают на подобную же картину. Всегда терпит поражение синяя сторона (германская), как только разыгрывается бой с превосходными силами. Маневренный опыт непосредственно перешел в план операций и предписал искать боя только лишь после уравнения сил. Следствием маневренного опыта опять-таки явилось чувство слабости, тщательно воспитанное. Идея обороны явилась следствием этого чувства. Существовало полнейшее согласие между военной стороной «идеи риска» — оборонительной войной на Северном море, являющейся следствием невыгодного для Германии соотношения в силах, — и деятельностью флота.
2. Мнимая тактическая воля к бою
Исследуя работу флота в мирное время, мы смогли проследить ход мыслей, который привязал, благодаря чувству слабости, германский флот к Германской бухте и помешал высшему командованию мыслить стратегически. Остается выяснить, как могли притти к тому, чтобы
[71]
с чисто военной точки зрения видеть в морском бою венец всех стремлений.
Во всех морских маневрах и военных играх морской бой делался конечной целью всех операций; о стратегических основаниях не задумывались. Получается впечатление, будто бы бой стал целью всей стратегии. Не замечают, что все операции, которые ведут к бою, являются не чем иным, как тактическими подходами к нему и что стратегия осталась где-то далеко в стороне от боя. Тактика должна служить средством для целей стратегии; однако, высшее командование совершенно незаметно для себя делает стратегию целью боя.
Когда флот обстреливает неприятельское побережье (Ярмут и Гартлпул), он у этого побережья ничего не ищет, ему там нечего искать; цель обстрела — вызов неприятеля на бой. При рассмотрении вопроса о перерыве в начале войны морских сообщений в Английском канале не играет роли, насколько это было технически выполнимо для надводных кораблей, базирующихся на Германскую бухту. Вопрос о том, находятся ли операции против Английского канала в соответствии с военной целью, соответствуют ли они по их значению дееспособности полдюжины подводных лодок, — для нас сейчас также играет второстепенную роль. Угрозой, хотя бы издали, хотели вызвать неприятеля в бой. Высшее командование, в конечном счете, никогда не стремилось к цели, а хотело лишь приобрести средство.
Высшее командование не думало о борьбе за овладение морем, а только лишь о бое. Бой был отождествлен с военной задачей и поэтому от боя, как от такового, ожидали всех тех результатов — военных, политических и моральных, которые могла дать морская война средствами владения морем.
«Целью всей совокупности наших военных и административных мероприятий за последние двадцать лет был бой», — говорит Тирпиц в своих «Воспоминаниях». В этой мысли мы можем найти объяснение том, что немцы бой всегда рассматривали в смысле решительного боя.
Сколь глубоко в германском командном составе вкоренился подобный взгляд на бой, а попутно с ним и вера в активность англичан, насколько то и другое стало инстинктивным, можно легко проследить по нижеследующим соображениям.
Мы считаем, что с английской точки зрения Джеллико действовал вполне разумно, если не искал боя под пушками Гельголанда. Мы видим в Гранд-Флите стратегического хранителя блокады и признаем за англичанами право подчинять тактику стратегии, другими словами, не иметь воли к бою, пока того не потребует стратегия.
Немцы же все время смотрели из своей Германской бухты на запад и, несмотря на все приведенные выше доводы, утратили понимание стратегической обстановки. То, что немцы считали правильным для англичан, они отрицали для себя и выдвигали бой на передний план. Сознание, что и для немцев существует стратегически-наступательный план, совершенно угасло. Подобные стратегические рассуждения были чужды немецкому пониманию; им требовалось некоторое усилие для усвоения той мысли, что нормальнее выходить из комнаты через дверь, а не биться головой о стену, чтобы сделать себе брешь.
Господствует требуемая «идеей риска» тактическая воля к бою. Каким образом могли появиться подобные взгляды? Нам нужно докапываться еще глубже.
3. Ключ
Поставим себе вопрос: «Может ли иметь место в морской войне случай, когда бой является целью, концом всех стремлений и за боем уже ничего больше не существует?».
[72]
Такой исключительный случай может существовать.
В тишь и узость флота, предназначенного только для береговой обороны, не проникают стратегические мысли. Стратегические позиции, борьба за морские пути для такого флота вне его возможностей и мыслей. Так как в данном случае стратегическая позиция исключена, то план операций вновь становится в зависимость от слабости своего флота и должен быть стратегически-оборонительным.
При наличии самой лучшей стратегической позиции подобный, не морской, флот не может проявить себя. В данном случае важна лишь тактическая ценность своей позиции. Инициатива в руках врага и поэтому нерушимая вера в активный дух противника становится предпосылкой для возможностей войны. При нападении неприятеля на побережье бой становится средством. Ибо бой решает, нужно ли неприятелю прекратить нападение или нет. Бой становится конечным пунктом всего мышления и всей стратегии. Вне этого боя ничего не может быть, так как вопрос о борьбе за владение морем даже не возникает. В данном случае будет жизненным все то, что раньше нам казалось противоречивым. Идея «рискнуть» флотом для решения получает живой смысл. Из таких соображений вытекала зависимость плана операции от состава германского флота; отсюда — стратегически-оборонительным и тактически-наступательный план операций. Отсюда мысль о перенесении всей тяжести германского флота на Северное море и оборудование Вильгельмсгафена.
Поэтому немцы укрепили столь сильно побережье Северного моря и возвели не имеющие стратегической цели скалы Гельголанда в крепость первого разряда. Отсюда вечные мысли о блокаде.
Становится ясным, откуда появились мысли о «грубом» (brutal) превосходстве в силах Гранд-Флита. В самом термине «оборонительная война» заключалось признание своей собственной слабости. Чувство слабостп подчеркивалось и в том, как немцы упражнялись в организации обороны: это не могло не действовать на психологию. Немцы попали в «порочный круг».
Флот упражнялся в блокаде, ибо англичане были сильнее, и потому, что немцы упражнялись в блокаде, они делали англичан сильнее. По мере того как немцы воспитывались на идеях оборонительной войны, в германском флоте все больше и больше росло представление о силе англичан. Усиление своего флота германские моряки ощущали с каждым днем. Каковыми же должны были быть в их представлении силы англичан, если они могли принудить столь безоговорочно немцев к обороне?
Идея обороны побережья повлияла на определение типов кораблей, на состав флота, его организацию, на его военное мышление. Непонимание целей английской «fast division»{6}, в качестве поддержки разведки, и вместе с тем тактическое проведение Ютландского боя тут находят себе объяснение. Отсюда вытекает чисто военное тактическое мышление немцев и отсутствие заинтересованности в торговых путях.
Теперь становится понятным, каким образом создалась вера в значение боя, каким образом смогли поставить на одну доску бой и морскую войну. При обороне побережья морскую войну решает бой; поэтому немцы в него уверовали.
Бой оказался конечной целью всей стратегии. Во время войны и на маневрах немцы незаметно для себя все время считались с стратегической обстановкой тесной Германской бухты.
Стратегически-оборонительно и тактически-наступательно — вот химическая формула войны для обороны побережья. Она не пригодна в
[73]
области стратегии, которая мыслит о стратегических позициях и о борьбе за морские пути.
Немцы попросту застряли в мире мыслей безусловной обороны или, точнее, войны за оборону побережья времен Каприви. Они не поняли, что с усилением Флота Открытого моря прибрежная война утрачивала смысл, что Германская бухта теряла свое тактическое значение, что впредь ее нужно было оценивать лишь по стратегическому содержанию.
Переход от малого флота к большому нельзя себе представить как отодвигание обороны побережья несколько дальше от берега. В Германии этот переход характеризовался обычной фразой «Los von der Küste» (оторвемся от берега) и, главное, новым названием — «Флота Открытого моря». Указанный переход является переходом от тактического к стратегическому пониманию войны.
Противоречие настолько глубоко, что перекинуть мост от одного понятия к другому весьма трудно. Мы стоим перед историческим примером, когда жизнеспособный флот сделался флотом береговой обороны, главным образом, благодаря неверному мышлению. Идеи, которые господствовали при зарождении флота, сохранили громадную силу.
Мы видим неясность, которая возникает, когда суровая действительность вступает в конфликт с господствующими мнениями. Создаются неразрешимые противоречия, когда океанский флот привязывают к фундаменту, на котором место флоту береговой обороны. Неувязка между силой и дееспособностью становится очевидной, если Флоту Открытого моря навязывают план войны флота береговой обороны.
4. Результаты
Германский флот, не сознавая того, жил идеей оборонительной войны, определял количество и тип своих кораблей, воспитывал себя и вел войну в духе этой войны. Психология оборонительной войны сделала германский флот слепым.
Поэтому совершенно понятно, что флот, который видит в оборонительной войне на Северном море наивысшую стратегическую цель, в военное время прибегает к этой форме войны. Война на Северном море стала войной за оборону побережья. Такая война, естественно, имеет тактический характер.
Война за оборону побережья, в свою очередь, имеет стратегическую основу, а именно оборону. В то время как в морской войне стратегия делает выбор между наступлением и обороной, которые чередуются в зависимости от требований географии, оборона в войне за побережье становится незыблемой, неизменной основой. Эта оборона является заданием и стоит нерушимо. Она воспринимается как нечто неминуемое и живет в сознании инстинктивно. Царит одна лишь тактика. Отсюда и произошла связанность немцев с тактикой. Психология немцев показывает, сколь мало военно-морские игры и маневры в состоянии выявить правильные взгляды на морскую войну: ведь неприятельская партия руководится людьми, воспитанными на тех же взглядах, как их противники по игре. Подобные военные игры всегда лишь доказывали, что бой должен произойти весьма быстро, если оба противника проникнуты тактической волей к бою. Вопрос, вытекает ли тактическая воля к’ бою из географической ситуации, остается совершенно не затронутым. В играх все время подтверждают лишь самих себя.
Германский флот был потоплен в Скапа-Флоу. Погибая у дверей Атлантики, он будто указывал германскому командованию его ошибки и поучал, что с тех пор, как существует военно-морская история, ни одна морская держава, ни один флот никогда не стояли на основе оборонительной войны с тактической волей к бою: руководящей нитью деятельности флота всегда была борьба за владение морем.
[74]
Глава VI
Стратегическая воля
Предположение, что англичане продумали свою стратегическую ситуацию во всех деталях, так последовательно, как мы это только что сделали, оказало бы им слишком много чести. На самом деле это не имело места, иначе англичане не делали бы так много ошибок. Тем не менее, общая линия их стратегии была инстинктивно правильной. У англичан, благодаря столетним морским традициям, море перешло в кровь и плоть и стало чувством совершенно так же, как у немцев основы сухопутной войны.
Все, что живет на земле, зреет путем опыта. Флот становится тем, чем он должен быть благодаря боевому опыту. Немцы создали флот, тренировали его как на учебном плацу и добились блестящих результатов. Исторический поворот «все вдруг» в Ютландском бою является достижением формальной тактики, имеющим равное себе только лишь на учебном плацу Потсдама. Однако, несмотря на всю свою боевую подготовку, флот интеллектуально оставался флотом береговой обороны. Это доказала проигранная война, на опыте которой строится новый флот и создаются новые традиции.
Заглянуть через забор Гельголандского учебного поля, построенного идеями оборонительной войны на Северном море, старый флот не мог. Если бы это было возможным хоть раз, немцы смогли увидеть, что в то время как их корабли развивались от броненосцев береговой обороны до дредноутов и флот увеличивался численно, идея блокады оставалась стержнем, вокруг которого все вертелось.
Если бы германское верховное командование сумело зорко вглядеться в даль, стратегически-оборонительный и тактико-наступательный план операций не был бы принят как неоспоримая основа; тогда бы немцы пришли к необходимости исследовать, что означал подобный план операции.
Если признать моральной основой любой морской войны не бой, а «стратегическую волю», то формулу эту нельзя принять безоговорочно; необходимо себе уяснить, что эта «стратегическая воля» означает в своих глубинах.
1. Стратегическая воля и морское могущество
Вспомним старый русский черноморский флот. В пределах Черного моря он являлся морской мощью, но она не могла быть распространена на Средиземное море. Недоставало стратегической позиции, на основе которой он мог действовать.
Таким образом, морская мощь создается из двух факторов: флота и стратегической позиции. Морское могущество они создают совместно, никоим образом не порознь. Это те же факторы, от которых зависела морская война, ибо морская война не что иное, как выявление степени или силы, морского могущества.
Из этих двух элементов морского могущества флот имеет тактический характер, а стратегическая позиция — географический. При полной независимости этих элементов друг от друга, необходимо связующее звено, свойственное им обоим. Этим звеном является стратегическая воля. Она-то и приводит тактический флот при помощи стратегического плана операций к стратегической позиции. Одна лишь стратегическая воля способна дать флоту живой дух.
Если бы немцы выиграли сражение на Марне и перебазировали свой флот на Брест, они незаметно для себя втянулись бы в морскую войну и проснулись к новой жизни. Но бой решился в неблагоприятную для немцев сторону; надо было «стратегическую волю» сознательно
[75]
развивать далее из самих себя. В побуждениях к этому не было недостатка ни в мирное, ни в военное время.
Приведем несколько примеров.
Безнадежное положение немцев в Германской бухте являлось в этом отношении наиболее важным побуждением. Нельзя считать, что английский флот был привязан к Северному морю только лишь наступательными операциями немцев в этом мертвом море. Эти операции являлись лишь признаком того, что германский флот вообще существует. Угроза заключалась в том, что германский флот в любой момент может проснуться и направить свои действия путем стратегического наступления через Бельты на север.
Если бы мысли морского генерального штаба в мирное время, благодаря идее оборонительной войны, не были направлены так исключительно на «мокрый треугольник», морской генеральный штаб мог бы себе уяснить весь будущий план операций Англии. Все возраставшая враждебность Англии и перенесение базирования главных сил английского флота в Шотландию, а также широкое оборудование Розайта, давали достаточные указания. Немцы, кроме того, знали, что ежегодные плавания всего их флота в Норвегию вызвали подозрения со стороны англичан. Англичане судили о немцах по себе и, исходя из своего собственного стратегического мышления, верили, что германский (флот, под маской отдыха, изучает норвежские фарватеры и выбирает необходимые маневренные базы для борьбы за дверь в Атлантику.
Отсюда таинственная ночная перестрелка между английскими военными кораблями у норвежского побережья в начале войны. Когда слухи об этой стрельбе достигли немцев, они снисходительно улыбались: «Ничего подобного у нас, при нашей выдающейся подготовке, не могло случиться. Смешно предполагать, что мы могли бы подняться так далеко на север».
Стратегический вопрос, почему англичане могли подозревать присутствие немцев у норвежского побережья, совершенно не обсуждался.
Нервность, с которой англичане относились к плаваниям немцев в мирное время в норвежских шхерах, указывала, какого образа действия в военное время они ожидали от своего противника.
Бросается в глаза то глубокое впечатление, которое произвела на англичан Коронельская победа, а также внушительные размеры аппарата, направленного Англией для уничтожения слабых германских крейсерских сил, по сравнению с тем слабым впечатлением, которое вызвал Ютландский бой. Высшее командование из этого не сумело сделать должных выводов.
Там, на широком океане, морская мощь была за настоящей работой: тактические корабли, опиравшиеся на стратегические позиции. И если стратегическая позиция на торговых путях состояла всего лишь из нескольких угольных пароходов, все же налицо была морская мощь, с которой Англия боролась, сосредоточив подавляющие силы. День Ютландского боя доставил Англии весьма неприятную потерю престижа, однако бой этот не был боем с морской мощью. Впечатление быстро сгладилось, когда выяснилось, что Ютландский бой не вызвал у немцев к жизни волю добыть себе и второй элемент морской мощи — стратегическую позицию.
Англичане в совершенстве учитывали обстановку. Иначе нельзя было разрешить противоречия, заключающиеся в том, что Англия не старалась разбить во время войны тот самый флот, постройке которого она в мирное время всеми средствами хотела помешать. Германский флот перестал быть опасным, когда выяснилось, что его высшему командованию недостает стратегической воли. Германский флот упал в глазах англичан до случайного тактического объекта.
[76]
«Английский флот существует не для того, чтобы сражаться с германским флотом, цель его существования — добиться и обеспечить за собой владение морем».
Все это немцы видели, но оценивали по-своему. Они из своего угла смотрели лишь на северо-запад и оставались в состоянии оборонительной войны. Даже суровая действительность не смогла избавить их от узко-тактического понимания морской войны, не заставила их усилием стратегической воли сделать из Германии морскую державу и вызвать германский флот к жизни. Германский флот в буквальном смысле слова умер, не успев начать жить.
2. Мировая политика и морская сила
Страна, которая обречена, в силу экономических условий, на ввоз и вывоз морем, принуждена вести мировую политику. Политика — это выявление мощи страны; в решительные минуты она обладает весом, точно соответствующим военной мощи страны, в самом широком смысле этого слова. В настоящее время государства ведут борьбу в целом. Вся страна, соорганизованная для войны, становится военной мощью. Континентальная политика базируется на армии, мировая политика на морской силе, так как на море нельзя в военное время проводить свою политическую волю при помощи сухопутных бойцов. Мировая политика непосредственно зависит от морской силы и, следовательно, связана с факторами, свойственными этой силе. Морская сила, благодаря зависимости от стратегической позиции, на которой флоту приходится работать, не всегда одинакова в своем воздействии. В отношении Англии морская мощь и мировая политика Германии, благодаря исключительно плохой стратегической позиции, была равна нулю. Этим и объясняется незначительное ее политическое влияние на нейтральные страны.
В германском флоте, разраставшемся в своей морской мощи, англичане видели нарождавшуюся силу, которая сможет предъявить свои права на свободу морей и на обеспечение германского мореплавания.
Высказанные выше соображения не были усвоены немцами, которые, благодаря своему тактическому мышлению, одну часть морского могущества. — «флот» — принимали за целое. Поэтому немцы не уяснили себе глубокого смысла слов Черчилля, насмешливо назвавшего их флот «роскошью». Под этими словами следовало понимать: «Ваш флот, как таковой, еще не является морской силой и поэтому ваша мировая политика стоит на глиняных ногах».
Англия воспитана на своей четырехсотлетней морской истории; там знали и ощущали, что собою представляет морское могущество.
3. Мировая политика и военно-морские цели
В военно-морской истории очень мало говорится о стратегии. Это имеет свои основания. В большинстве случаев морская позиция создавалась обоюдными равноценными берегами и морская война проводилась по оборонительному плану операции. Наступательная стратегия молчала. В войнах прошлого, в которых выявлялся стратегический наступательный план операций, последний никогда не говорил о себе так ясно, как во время мировой войны. В этом отношении мировая война является образцовым примером. Стратегически-наступательный план в большинстве случаев скрыт под видом коалиций (например, союз англичан с Неаполем во время морских войн Нельсона на Средиземном море или же завоевание Кореи во время русски-японской войны). В та.ких случаях он обычно перестает быть морским планом операций и становится средством для сухопутной войны. Интенсивно работает морская стратегия при мирных переговорах; о них в военном изложении морской войны обычно не говорится, ибо заключением мира война кончается.
[77]
Вся английская военно-морская история, со своими мирными договорами, не что иное, как грандиозная наступательная морская стратегия. Вся английская мировая политика в течение последних столетий является наступательной морской стратегией, олицетворением стратегической воли к морскому могуществу.
Здесь сказывается положение, что на море стратегия и тактика — два совершенно различных явления. На суше стратегия и тактика действуют в той же среде и незаметно переходят одна в другую; на море — тактика на воде, а стратегия со своей стратегической позицией — на суше. В армии стратегия начинается лишь с началом войны; во флоте — в мирное время, так как морская стратегия работает раздельно от тактики и, таким образом, и от самой войны. Это значит, что морская стратегия не является задачей исключительно военных специалистов: и на войне и в мирное время задачи морской стратегии разрешаются совместно военным моряком и политиком. Все «Тихоокеанское соглашение» в Вашингтоне не что иное, как упорный стратегический бой в мирное время за стратегическую позицию для будущей войны англосаксов против Японии.
Таким образом, морская стратегия в мирное время преследует двойную цель. Во-первых, она еще в мирное время увеличивает политический вес страны укреплением ее морской мощи; во-вторых, она избавляет морское командование от необходимости завоевания стратегической позиции во время войны. Подобные завоевания после объявления войны вызывают нежелательное расходование сил в неподходящее время, так как стратегическая позиция не является конечной целью войны, а лишь составляет базу, на которой ведется морская война.
Постоянное «приспосабливание» мировой политики путем морской стратегии к современной политической обстановке и вытекающее отсюда желание быть, на всякий случай, вооруженным создают в мировой политике политико-наступательный момент, а в военно-морской мощи стремление к расширению. Монк это характеризовал словами: «Нация, которая хочет владеть морем, должна быть всегда агрессивной». Неподвижность на море больше чем в чем-либо другом означает шаг назад. Если армию и флот, тесно связанные общим планом войны, называют братьями по оружию, то флот и ведомство иностранных дел должны быть сравнимы со стратегическими близнецами, которые еще в мирное время вместе работают на стратегию и на усиление морской мощи, являющейся общим фундаментом. Узами, которыми связаны флот и политика, является стратегическая воля к укреплению морского могущества.
Во время мировой войны германский флот применялся исключительно как щит с севера и как охрана жизненно важного торгового пути Швеция — Германия. По той или иной причине флоту был закрыт выход через Бельты на север. Тем не менее флот в качестве части морского могущества оставался единственной надеждой на будущее. Поэтому было бы понятно, если бы немцы мечтали о приобретении стратегической позиции как окончательного результата войны, конечно, в случае ее счастливого окончания.
Немцы всегда мечтали о Фландрии, учитывая ее политико-историческое значение, как гласиса Англии. Вопросы морской стратегии толковались в том смысле, что положение немцев в «мокром треугольнике» станет невозможным, если Англия включит в свой концерн Бельгию и Голландию и расширит свою политическую мощь до берега Эмса. Подобная оценка значения Фландрского побережья для неимеющей стратегической цены Германской бухты указывает, что военная ценность Фландрии учитывалась только лишь с тактической стороны. Владение Фландрией во время войны наглядно показало немцам, что эта территория может иметь только тактическое, а не стратегическое значение, ибо операции на морских торговых путях так же мало доступны
[78]
из Фландрии, как и из Германской бухты. Несомненно, приобретение Фландрии должно оцениваться как тактическое усиление позиции против Темзы, однако целью, которую ставит морское могущество, она быть не могла. В стратегическом отношении Фландрия представляла не что иное, как один из внутренних пролетов моста в Атлантику.
4. Морское могущество как национальная цель
Параллельно с ростом трансатлантических промышленных государств морские пути перешли с востока на запад, из Северного моря в Атлантику. Еще сто лет тому назад из Америки поставлялось сырье, которое в Англии и в Голландии — в единственных промышленных государствах Европы — перерабатывалось и направлялось дальше в Европу. Мировые торговые пути вели поэтому из Англии в Европу; через Северное море шла значительная часть мировой торговли. Северное море тогда еще было открытым морем. Благодаря свойствам флотов того времени, пути на Северное море казались дальними и трудно проходимыми. Тогда Фландрия была стратегической позицией на морских торговых путях — дулом револьвера к груди Англии.
Тем, чем сто лет назад было Северное море, в настоящее время является Атлантический океан. Природа в этом отношении была неблагосклонна к Германии; она не позволяла ей выдвигаться в Атлантику, несмотря на то, что Германия стала промышленным государством, зависящим от морского ввоза и вывоза. Когда Северное море сделалось внутренним и Германия оказалась географически оттесненной от океана, она стала континентальной страной. Чтобы иметь возможность существовать, немцам нужен был Атлантический океан; для защиты их торговли насущно требовалась стратегическая позиция на этом океане.
Мы не будем касаться вопроса, когда и в каком виде в распоряжение Германии могли быть получены такие стратегические позиции. Для нас важно установить лишь тот факт, что мысль о необходимости, наравне с постройкой флота, соответствующей морской политики, которая обеспечивала бы стратегическую позицию для развития морской мощи страны, никогда в Германии не возникала. Если бы немцы все это осознали, они бы поняли, насколько вопрос этот должен обостриться в случае войны с Англией. Как далеко немцы были от понимания сущности морского могущества, видно из того, что даже во время войны они не сумели себе поставить географических целей. Политическая оборона им казалась похвальной, а позитивная политика — несправедливой. Немцы не имели перед собой стратегической цели и поэтому смешивали позитивную политику с агрессивной.
Причина ясна — непонимание обоих элементов морского могущества и отсутствие стратегической воли.
Мировое могущество и морское могущество, мировая политика и морская стратегия, в отношении их целей и деятельности, проистекают из одного источника, из «стратегической воли». Эта стратегическая воля не что иное, как повернутая в сторону моря воля к могуществу вообще. В стране, которой недостает стратегической воли, недостает и воли к морскому могуществу. Другими словами, Германия хотела создать себе морское могущество и в то же время своей «политической обороной» и своей «оборонительной войной» от него отказывалась. Политическая оборона и оборонительная война на Северном море являются политической и военной стороной одного и того же явления.
Отказ от мощи для того, чтобы доказать противнику свое миролюбие, является опасной политикой, в каком бы виде она ни проводилась. Создается опасность потерять свое место среди сильных держав, уступить его стране, которая не желает отказываться от своего могущества.
[79]
5. Идея риска и воля к могуществу
Постараемся выяснять, каким образом и какими средствами «идея риска» может быть проведена в жизнь. Казалось бы, идея риска для противника заключается в угрозе быть схваченным за горло и уничтоженным, если бы он стал топтать ногами наши интересы. Таким образом, эта идея опирается на силу и на волю создать угрозу противнику; она не связана с оборонительной войной в окопах. Однако же, «идея риска» в германской трактовке никоим образом не содержала в себе элементов нападения. В ее «идее риска» не было стратегической воли к наступлению, не было стремления к морскому могуществу и к созданию действительного «риска» для противника. Доказательство — минувшая война. Германский флот не был опасен Англии, так как у германского правительства не ощущалось воли к морскому могуществу.
Мы усматриваем в «идее риска» совершенство дипломатического искусства, которое сумело ради политической цели в кажущейся последовательности связать явления, не имеющие ничего общего, отняв с блеском от создаваемого германского флота его угрожающий характер, ценой отказа от «стратегической воли» к наступлению.
Таким образом, идея риска должна была быть направлена в царство дипломатических «сant’ов», но не в область реальной морской политики, ибо, с точки зрения морской стратегии, в идее этой каждое положение — ошибка.
Немецкому сухопутному мышлению особенно близки военно-сухопутные параллели. Поэтому рассмотрим нижеследующий пример. Предположим, старая германская армия пользовалась бы «идеей риска». Тогда нужно было сказать, что армию следовало, ради миролюбивых целей, уменьшить настолько, чтобы она могла только прочно защищать оборонительную позицию на фронте, вроде «позиции Зигфрида»; в то же время армия не должна была быть настолько сильной, чтобы для Франции создавалась угроза стратегического наступления. Совершенно ясно, что если бы армия перенесла эту идею из области политики в реальную военную среду и в течение 15 лет воспитывалась бы, как германский флот, в указанной идее, то она оказалась бы подготовленной совершенно односторонне только лишь к позиционной войне. Армии пришлось бы ждать, когда неприятелю заблагорассудится на нее напасть, по моральным причинам едва ли она оказалась пригодной для маневренной войны, даже в том случае, если бы она была сильнее, чем требовалось для позиционной войны.
Совершенно ту же картину из себя представляет флот. Когда подготовленная и натренированная оборонительная война не осуществилась, так как на Северном море нечего было защищать, то, не зная, что делать с флотом, запутались в дебрях оборонительной войны. Разногласие в мнениях вертелось лишь вокруг тактико-наступательных операций; никогда не затрагивался принципиальный вопрос о выборе между наступательной и оборонительной войной. Высшему командованию не приходила мысль, что разрыв блокады является насущнейшей задачей уже только потому, что английские линии дальней блокады не доступны германскому флоту, засевшему на «позиции Зигфрида», в Германской бухте. Норвежский и датский вопросы рассматривались лишь с точки зрения обороны; было упущено из вида, что, благодаря заграждению Бельтов, Англия обладала уже этими позициями.
Немцы никогда не дерзали мечтать об оспаривании у Англии владения ее родовой вотчиной — Атлантическим океаном. Но ведь в отношении морской торговли Германии существенно было лишь это. Однако же, в «идее риска» отказ от Атлантического океана проводился сознательно. Германия хотела лишь защищаться и никогда не собиралась
[80]
нападать на Англию ни в политическом, ни, поэтому, и в стратегическом смысле.
Эта психология легла в основу германской довоенной морской политики, в основу создания флота, его развития и ведения войны на море.
Вся подготовка флота в мирное время была насыщена идеей обороны. Все вопросы, от калибра корабельной артиллерии и водоизмещения кораблей, маневров и боевых упражнений до исследования необходимых запасов топлива, решались не в соответствии с развитием военно-морской мощи, а с упором на оборонительную войну. Германские миноносцы в отношении типов, тактики и пр. представляют нагляднейшее выражение идеи оборонительной войны на Северном море. Если бы думали о волне Атлантического океана, эти миноносцы имели бы иной вид.
Установка на оборону приводит к весьма серьезной мысли, не заблуждался ли флот, веря в свою активность, т. е. в свое воспитание в наступательном духе. Не следует смешивать тактико-наступательную установку с личной храбростью.
Однако, если общая ситуация пропитана сознанием своей слабости и духом обороны, то и тактическая ситуация будет оцениваться с точки зрения этой слабости. Разве мыслимо воспитывать флот в одно и то же время в оборонительном и тактико-наступательном духе? Ответить на это трудно; отвечать мы и не будем, но крепко задуматься должны.
Стратегия повелевает, тактика исполняет. Поэтому вполне возможно, что стратегическая идея, в которой флот развивается, дает лейтмотив для оценки тактической ситуации. Если стратегия в сознании слабости своего флота оборонительна, то это, вероятно, скажется и на тактике.
Если бы немцы вывели свой флот из мертвого «мокрого треугольника» и направили его по единственно возможному для их географического положения пути наступательной стратегии, тактика пошла бы за ней. Путь был свободен.
С какой стороны мы ни будем рассматривать морское развитие немцев, придется возвращаться к тем же выводам. Ничего им так недоставало, как стратегической воли, воли к морскому могуществу.
Отсюда вывод для возрождающегося германского флота. Несмотря на его слабость, необходимо воспитание в командном составе стратегической воли. Переход к ней от идей оборонительной войны — залог будущего успеха. К чему пригоден лучший, храбрейший флот, если государство не знает, что с ним делать, а оперативная мысль не подготовлена к его применению?
6. Германское толкование морского могущества
Выше подробно говорилось о стратегической воле, дабы показать, что не только флот, но и весь народ, если только он станет лицом к морю, подвержен глубокому влиянию этой воли. Германский флот, конечно, понимал влияние морской силы на мировую политику. Никто так не понимал политическую сторону морской силы, как флот; однако же, конкретная основа морской мощи, на которую опирается политика в моменты решения, не была в своем дуализме понята немцами.
Немцы принимали свой флот за морскую мощь в целом. Это доказывает довоенная политика Германии и ведение ею морской войны.
В заключение интересно проследить, как немцы пришли к подобному одностороннему и поэтому неверному представлению. Объяснение следует искать прежде всего в том, что немцы подошли к понятию о «морской силе» с сухопутной точки зрения. Ведь оценка армии со-
[81]
здается только лишь в зависимости от ее силы; на сухом пути понятие о стратего-географической позиции в том виде, как ее трактует морская стратегия, отсутствует.
Всмотримся в военно-сухопутное содержание оборонительной войны на Северном море. Представим себе войну Франции с Испанией. Возможно, что более слабой испанской армии удалось бы использовать сильные оборонительные позиции Пиренейских гор и отразить нападение во много раз более сильных французов. Обороняться на суше — значит оборонять себя, т. е. свою страну, крепость, окоп или т. п. На море тоже приходится оборонять нечто реальное — побережье, торговый путь, приз, но не «себя». Война за оборону побережья, несмотря на узость ее границ, стоит на реальной почве. Оборонительная война на море, которая указала бы, что именно придется защищать, нереальна. На море не может быть оборонительной войны в общем смысле слова; представить себе ее можно только мысля по-сухопутному. Войны ведутся, чтобы обладать тем, что принадлежит противнику. Даже самый малый народ владеет чем-нибудь — хотя бы своей территорией. Это владение более сильный хочет взять себе; тогда более слабый будет защищать «себя». Море никому не принадлежит. Все, чем владеют на море, это корабли, плавающие на торговых путях. Лишь тот, кто, благодаря своему географическому положению, владеет морскими путями, имеет на. море свои владения.
Поэтому одна Англия, единственно «владевшая», вела оборонительную войну за защиту своих владений и не нападала. Германия же с момента объявления войны утратила все свои «владения», за исключением Балтики. Оборонительная война для немцев, уже все потерявших, не имела смысла. Старание добиться флотом решения становится фикцией.
«Идея риска» со своей оборонительной войной не уделила внимания указанным «владениям»; она проистекала из предположения, что немцы, как более слабые, должны вести оборонительную войну, а более сильная Англия должна нападать. Эта идея основана на сухопутных понятиях. Так же обстояло дело с германскими представлениями о «морском значении». Немцы готовы были признать на море превосходство англичан, но хотели быть в то же время настолько сильными, чтобы не оказаться брошенными на милость победителя. Немцы хотели обеспечить себе достаточно силы, чтобы с успехом помешать англичанам творить Их волю.
Оборонительная война на Северном море приводила к отказу от «морского значения». Немцы отказались, от борьбы за морские пути и за свободу морей. Каждая страна, которая строит флот для защиты своей морской торговли, должна суметь проложить путь стратегии через стратегическую позицию, пли ее флот останется, при неблагоприятных географических условиях, флотом береговой обороны. Борьба за владение морем, хотя бы за свои морские пути, является целью существования флота. Другой цели нет. И лишь в той мере, в которой флот к этому материально и интеллектуально подготовлен, страна имеет «морское значение». Итак, «морское значение» Германии трактовалось ее высшим командованием по-сухопутному.
И посейчас стратегией часто называют все то, что выходит за рамки боевой тактики и непосредственного столкновения с неприятелем; например, стратегическая разведка в противоположность тактической, безразлично, идет ли речь о стратегическом (географическом) мероприятии или о тактической операции более крупного масштаба. Часто при этом не замечают разницы, несмотря на то, что она огромна.
Немцы, в силу своих традиций инстинкта, сухопутные воины. Поэтому они не замечали сухопутного ядра «идеи риска». Они наследники своего континентального прошлого.
[82]
Чем проще и очевиднее нам кажется приведенный выше ход мыслей, тем становится непонятнее, как немцы могли пройти мимо этих мыслей.
Остановимся вскользь на вопросе об инстинктивном стремлении народов к могуществу. Когда армия объявила, что будет продвигаться через Бельгию, указанный инстинкт утратил все сомнения. «То, что нужно армии, она должна получать». На море дело обстояло иначе. Сознание, сколь решающее значение для немцев имела позиция «Дания», было мало кому доступно. Но преимущество владения Каттегатом всеми понималось совершенно ясно. Однако, переговоры в этом направлении с Данией встретили громадные политические затруднения. Инстинкт немцев к развитию морской мощи не был развит. Если бы Бельты понадобились армии, она бы их получила.
Несмотря на то, что мышление немцев в области морской стратегии было неверно, оно вполне соответствовало указанному инстинкту, который суживал чисто морские цели. Германия как будто не имела стремления стать мировой державой крупного стиля. Немцы на море не стремились ни к чему иному, как к обеспечению своих интересов, ограниченных Северным морем. Все споры вождей вращались в той же плоскости. Все думали лишь об обороне и спорили лишь о ее формах.
Чем ближе флот в своей организации и в своем мышлении приближается к армии, тем больше он становится флотом береговой обороны.
Каждый народ воспитывается своей историей. Немцы в течение долгих столетий боролись за свое существование на суше и слишком поздно стали великой державой. Экономические причины насильно продвигали Германию к морю; но немцы к морю шли осторожно. Морские цели оставались ограниченными, когда разразилась мировая война. В борьбе за существование Германия еще раз доверилась своим историческим традициям, которые заставили ее понимать мировую войну как сухопутную.
Германия потерпела поражение потому, что мировая война оказалась морской.
[83]
Примечания:
{1} Вся подготовка на море, мобилизация, вся боевая деятельность германского флота в первые дни войны сплошь являются свидетельством, веры его в британскую активность, начиная с сильных укреплений германских островов на Северном море и кончая взрывом старинной Вангероогской колокольни из опасения, что последняя может служить англичанам удобным навигационным знаком при подходе к германской базе. В Куксгафене были сломаны целые ряды домов, чтобы создать должные углы обстрела на случай прорыва противника в Эльбу. Были поставлены минные заграждения далеко внутри устьев рек; Эльбу заградили у Куксгафена, Яде — у банки Гениус. Флот Открытого моря стоял за этими заграждениями, ночью без огней, при боевой вахте, с заряженными орудиями, в ожидании нападения англичан, будто английские флотилии могли прорвать расположенные у Гельголанда и на внешней Яде дозоры, появиться неожиданно и подняться незамеченными по Яде при снятых навигационных знаках и потушенных маяках.
{2} Расстояние Норвегия — Шетландские острова — 180 миль; Скапа-Флоу — Шетландские острова — 120 миль; Ферт-оф-Форт — Шетландские острова — 240 миль; Вильгельмсгафен — место Ютландского боя — 180 миль.
{3} Шульц в своем труде, указывает, что причиной выхода английского флота к Каттегату, приведшего к Ютландскому бою, было желание путем демонстрации облегчить положение русских морских сил на Балтийском море. В Германии ошибочно считают, что Ютландский бой явился следствием в изменении стратегии третьего командующего германским флотом (адмирала Шеера). Изменение стратегии не дошло до сознания англичан. Это и понятно, ибо никакого изменения не было. Стратегия всех командующих германским флотом неизменно оставалась оборонительной. Ютландский бой был боем случайным, имевшим целью нанести ущерб противнику.
{4} Шульц указывает в своем труде, что Гранд-Флит не спускался южнее 56о с. ш. (широты Ферт-оф-Форта).
{5} Крайне интересно проследить, как это притягивание шаг за шагом отражалось в дополнительных инструкциях к плану операции. Когда англичане не появлялись, каждая дополнительная инструкция расширяла свободу действий командующего флотом. Идея блокады сохранялась, увеличивался лишь ее радиус; вместо идеи уравнения сил путем ночных атак миноносцев и т. п. все решительнее занимали место в соответствии с большим радиусом все более дальние операции всего флота, вплоть до неприятельского побережья, при наличии отказа от первоначального уравнения сил.
{6} Автор подразумевает эскадру быстроходных линейных кораблей типа «Queen Elizabeth» (25 узлов).