Драбкин Я. С. Первая мировая война и международная социал-демократия
Первая мировая война. Пролог ХХ века / Отв. ред. В. Л. Мальков. — М.: «Наука», 1998. С. 35-39.
Размышлять ныне о происхождении первой мировой войны и не уделить серьезного внимания вопросу о роли в предвоенные и военные годы международного рабочего движения, интернациональной социал-демократии, значило бы упустить нечто очень важное, возможно, определяющее. Нельзя счесть убедительным довод, что об этом нами наговорено и написано слишком уж много и что мы вряд ли можем сказать что-либо новое, пока не разроем новые груды архивных материалов. Полезность освоения новых пластов источников несомнен на, но и до того или вместе с тем уже теперь существуют достаточные основания обратиться к более или менее известному и снова рассмотреть нечто забытое или прежде недооцененное.
Международная социал-демократия родилась и выросла как организация, поставившая своей главной целью национальное и социальное освобождение трудящихся масс. Она первая решительно заявила об опасности, грозящей мировому сообществу из-за того, что господствующие классы великих держав привержены милитаризму и, не скрывая того, готовят новые войны между народами. Еще на рубеже веков прозвучало громогласное предупреждение о надвигающейся угрозе небывалой дотоле по масштабам и жестокости мировой войны.
Чтобы не быть голословным, один только пример. На Парижском международном социалистическом конгрессе в сентябре 1900 г. с речью о милитаризме и мировой политике выступила Роза Люксембург. «Милитаризм и колониальная политика, — говорила она, — в настоящее время всего лишь две стороны одного явления — мировой политики. На международных конгрессах протест против милитаризма ничего нового собой не представляет. Своим верным инстинктом пролетариат давно ощутил, что в милитаризме следует видеть смертельного врага всякой культуры. Уже старый Интернационал многократно формулировал такие протесты». Однако появилось, считала она, нечто качественно новое: до сих пор интернациональный пролетариат практически действовал солидарно только в области экономической, но настала пора совместных международных политических выступлений: «Альянсу империалистической реакции пролетариат должен противопоставить
[35]
интернациональное движение протеста». Резолюция, принятая единодушно, предусматривала голосование социалистов повсюду против любых ассигнований на милитаризм и маринизм, создание международной комиссии и другие меры. Подчеркивая первоочередность именно этих задач Социалистического Интернационала, Роза Люксембург выдвинула лозунг: «Пролетарии всех стран, в ожидании общей решительной борьбы против капиталистического строя, соединяйтесь для совместной борьбы против милитаристской, всемирно-политической реакции»{1}.
Известно, что на последующих конгрессах Социнтерна, особенно убедительно на Штутгартском (1907 г.), затем также на Копенгагенском (1910 г.), на Базельском (1912 г.) принимались антивоенные резолюции, в которых подчеркивалось, что, если мировую войну все же не удастся предотвратить, долг пролетариата — выступать не только за ее скорейшее окончание, но и «всеми силами стремиться использовать вызванный войной экономический и политический кризис для политического пробуждения народа и для ускорения свержения капиталистического классового господства». Крупнейшие социал-демократические теоретики в предвоенные годы приложили немало усилий для осмысления ситуации, созданной вступлением капитализма в империалистическую стадию, чреватую вооруженными мировыми конфликтами. Однако столь же хорошо известно и то, что произошло 4 августа 1914 г., когда мировая война стала реальностью.
У историков нет сомнения, что тогда случилось нечто неожиданное для рабочего движения, что произошло обвальное крушение прежних представлений, заверений и решений, что война разрушила само здание Социалистического Интернационала и входивших в него партий. Однако относительно причин этого краха мнения в двух частях расколовшегося рабочего движения разошлись диаметрально. Ныне, после коллапса коммунистической идеологии, настало время кардинально переосмыслить и это событие.
Здесь нет сейчас возможности серьезно заняться этой сложнейшей проблематикой, требующей учета многих исторических обстоятельств. Мне хотелось лишь поставить вопрос и привлечь внимание к одному из объяснений этого феномена. Оно выдвигает на первый план не «предательство лидеров социал-демократии», хотя и не отрицает факта отхода их от прежних позиций, смены парадигм. Оно подчеркивает то обстоятельство, что многие марксистские теоретики, особенно Каутский и левые, в довоенное время существенно недооценивали значение национального вопроса, а правые, реформистские круги все дальше отходили от поддержки активной массовой борьбы за радикальные социальные преобразования. Между тем в момент международного политического кризиса, резко обострившего все противоречия в вовлеченных в него странах, именно национальный вопрос оказался способным оттеснить на задний план едва ли не все интересы и устремления к демократическим преобразованиям и социальному освобождению. Последующая история не устает подбрасывать нам многочисленные примеры подобных сдвигов в разных странах и на различных континентах, так что не считаться с такими фактами просто нельзя.
[36]
В этой связи мне хочется обратить внимание исследователей на одно лишь обстоятельство, связанное с первой мировой войной и с деятельностью Розы Люксембург. Участвуя с детства в польском революционном рабочем движении, она еще в конце прошлого века вступила в теоретический спор с Каутским но вопросу о независимости Польши. С присущей ей страстью спорщицы она доказывала, что идея воссоздания независимой Полыни на руку только самым отъявленным реакционерам и националистам. Интересы же революционного пролетариата требуют не поддержки лозунга о праве наций на самоопределение, не воссоздания «исторической Польши», а, напротив, совместной революционной борьбы русских, немцев, австрийцев и поляков против капитала, за общее для всех социальное освобождение. Вскоре Роза Люксембург и ее друзья включили эти соображения в свои программные документы. А в 1903 г. при создании РСДРП разногласия по вопросу о праве наций на самоопределение стали едва ли не главной причиной того, что социал-демократия Польши и Литвы не вошла в Российскую партию.
В последующие годы, особенно накануне и в начале войны, дискуссии по этому вопросу играли важную роль в отношениях между Лениным и Розой Люксембург, с которой во многом были согласны российские левые большевики Бухарин и Пятаков. Ленин никак не мог понять, почему поляки и молодые большевики не признают необходимости выдвижения этого демократического требования. Роза Люксембург, в свою очередь, недоумевала, как это большевики не видят, что этот лозунг на руку национальной буржуазии, а вовсе не интернациональному пролетариату; она слишком хорошо знала «своих поляков», чтобы ни минуты не сомневаться в том, что для них символика национальной независимости была превыше их стремлений к социальной революции.
Ирония истории проявилась в том, что во время первой мировой войны, когда национализм распространился повсеместно, приняв формы самого разнузданного шовинизма, в том числе и социал-шовинизма, большевики и президент Вильсон в одном вопросе «сошлись», а именно в выдвижении лозунга о праве наций на самоопределение, хотя, конечно, понимали его по-разному.
Разумеется, Роза Люксембург в своей тюремной «Рукописи о русской революции» не преминула обратить внимание на то, что большевики сами в немалой степени «обострили объективные трудности положения своим лозунгом, который поставили во главу угла своей политики, так называемым правом наций на самоопределение или тем. что в действительности скрывалось за этой фразой, — государственным развалом России». По ее мнению, пагубной была сама формула о праве различных национальностей Российской империи самостоятельно определять свои судьбы, «вплоть до государственного отделения от России», которую большевики провозглашали, как она считала, «с доктринерским упорством». Далее, не без сарказма, она писала: «Поражают прежде всего упорство и жесткая последовательность, с которой Ленин и его товарищи держались за тот лозунг, который резко противоречит и
[37]
их обычно ярко выраженному централизму политики, и их отношению к прочим демократическим принципам. В то время как они проявили весьма холодное пренебрежение к Учредительному собранию, всеобщему избирательному праву, свободе печати и собрании, короче, ко всему ареалу основных демократических свобод для народных масс, образующих в совокупности «право на самоопределение» для самой России, они обращались с правом наций на самоопределение как с сокровищем демократической политики, перед которым должны умолкнуть все практические возражения реальной критики»{2}.
И еще один отрывок, в котором Роза Люксембург констатировала: увы, не оправдались надежды Ленина и его товарищей, несомненно ожидавших, что Финляндия, Украина, Польша, Балтийские страны, кавказцы станут верными союзниками русской революции. Они же, напротив, «использовали только что дарованную им свободу для того, чтобы в качестве смертельного врага русской революции вступить в союз с германским империализмом и под его защитой понести знамя контрреволюции в саму Россию»{3}. И все же при всей справедливости этой критики в ней не было ответа на коренной вопрос: а могла ли новая власть, взявшая в свои руки решение судеб бывшей Российской империи, обойтись без лозунга о праве нации на самоопределение? Это вопрос для дальнейших размышлений современных историков, которым известно несравненно больше того, что видели и знали участники событии первой мировой войны и последовавших за ней революций, а именно то, что произошло позже.
Справедливости ради надо заметить, что еще перед войной была не только высказана, но и теоретически обоснована также третья, как бы промежуточная точка зрения, отвергавшаяся и Лениным и Розой Люксембург, — концепция австро-марксистов К. Реннера и О. Бауэра о решении национальных вопросов на основе культурно-национальной автономии этнических групп. Впрочем, и она не выдержала испытания историей, не смогла спасти Австро-Венгерскую империю от крушения и распада. А ныне мы наглядно видим, что тенденцию к распаду проявляют не только империи, но и другие многонациональные государственные образования.
Итак, одно несомненно важно в опыте предыстории и истории цервой мировой воины, равно как и послевоенных десятилетии: национальные интересы, укорененные в глубинах человеческого сознания, никак нельзя недооценивать. Интернациональная солидарность, даже самым лучшим образом обоснованная, воспитанная в человеке с самого его рождения, впитанная с молоком матери, сопряженная с осознанием (классовых или иных) интересов социальном справедливости и необходимости социального освобождения, оказывается о критических ситуациях все же слабее национальных интересов, привязанностей, правы чек; предпочтении, даже предрассудков. До подлинного, действенною интернационализма человечеству, видимо, еще предстоит дорасти, как, впрочем, и до глубокого понимания сущности и путей достижения социальной справедливостей. Очевидно, однако, — и в этом заключается
[38]
едва ли не самый значимый урок истории, — что всякое насильственное «внедрение» даже самых благородных идей и учений не только препятствует их успеху, но и ведет к крушению как. идеалов, так и пытающихся осуществить их режимов.
Примечания:
{1} Люксембург Р. О социализме и русской революции М., 1991. С. 238-239.
{2} Там же. С. 317.
{3} Там же. С. 318.
[39]