Фулин Ю. В. Рабочие Рязанской губернии в годы Первой мировой войны

Россия в Первой мировой войне: Тезисы межвузовской научной конференции, 4-5 октября 1994 года. — Рязань: Изд-во РГПУ, 1994. С. 64-67.

При оценке причин социальной напряженности в России, непрерывно нараставшей со времени ее вступления в мировую войну, немалый интерес представляет анализ положения, в котором оказались различные группы населения громадной страны, отношение к происходившим событиям в первую очередь рабочих и крестьян, составлявших основную массу населения.

Объектом нашего изучения явились рабочие Рязанской губернии, их положение и отношение к создавшейся ситуации в стране в 1914-1917 гг. При этом следует отметить, что интерес к данному вопросу вызван тем, что хотя губерния по своему экономическому развитию и была типично аграрной, но она входила в состав центрального промышленного района и именно рабочие сыграли немалую роль в дни февраля и октября 1917 г. Так, в 1913 г., по официальным статистическим данным, при более чем 2,5 миллионном населении губернии насчитывалось 4555 различных предприятий, на которых были заняты 33 тыс. рабочих{1}. Они не привлекали особого внимания властей, за исключением выступлений, особенно в 1905 г.. поскольку основное внимание обращалось на конфронтацию между крестьянами и дворянами-землевладельцами.

Основная масса предприятий губернии представляла собой мелкие производства. Но имелись 10 фабрик и заводов с числом рабочих более 500 человек, на которых было занято 18 719 человек, или 56,6% от всего числа рабочих в губернии{2}. Значительная часть предприятий, в основном по переработке хлопка (15 881 чел.), льна и пеньки (3 746 чел.), животных продуктов (1074 чел.), сахарной свеклы (1315 чел.), размещалась в сельской местности{3}. Нельзя не отметить то обстоятельство, что 47,2% рабочих имели до революции землю и вели хозяйство при помощи своей семьи{4}. Следовательно, в губернии, как и в целом по стране, рабочие делились на две категории, что не могло не оказывать влияния на их воззрения и отношение к происходящим

[64]

событиям.

Наличие в губернии громадной армии крестьян-отходников создавало неисчерпаемый рынок дешевой рабочей силы, и это давало возможность предпринимателям диктовать свои, самые жесткие условия найма. В начале XX в. рабочие ряда предприятий прямо заявляли, что живут они, «как при крепостном праве». Большая продолжительность рабочего дня (12-14 час.), антисанитарные и опасные для жизни условия работы, мизерная оплата труда, плохие жилищные условия создавали невыносимые условия существования. Революция 1905-1907 гг. ничего не изменила в этом отношении.

По сохранившимся документам невозможно судить об отношении рабочих к начавшейся первой мировой войне. Информации о довольно многочисленных патриотических манифестациях в Рязани и других городах губернии не называют состава их участников, ограничиваясь общими словами «толпы народа».

Однако война внесла определенные изменения в работу промышленных предприятий и, безусловно, влияла на настроения работающих. К работе на оборону были привлечены 70 наиболее крупных предприятий и основная масса рабочих (28 021 чел.){5}. Это помогало промышленникам усиливать эксплуатацию под флагом «выполнения патриотического долга». В связи с призывом в армию изменился количественный и качественный состав рабочих: количество рабочих в 1915 г., сократилось с 33 тыс. до 26 тыс. человек; к I сентября 1916 г. было изъято из промышленности еще 4 тыс. человек{6}; из числа оставшихся до 15 лет работало 929 человек, от 15 до 17 лет — 3738 человек; более половины рабочих (14 620 чел.) были женщины{7}. Но и этот состав рабочих менялся из-за принудительной отправки на фронт наиболее активных участников забастовок.

В условиях военного времени быстро ухудшалось правовое и экономическое положение рабочих. Предприниматели по-прежнему старались сохранить большую продолжительность рабочего дня, снижать расценки, сохранять систему штрафов и т.д. Рабочий вынужден был решать дилемму: терпеть или протестовать, но с риском быть отправленным на фронт, оставив семью без средств к существованию.

[65]

Наиболее показательным для характеристики положения рабочего класса в года войны было падение реальной заработной платы. Хотя номинальная зарплата росла по всем группам производств, в довоенных рублях (за исключением горнодобывающей, кожевенной и меховой промышленности) произошло резкое ее падение. Об этом, можно наглядно судить, сравнив реальную заработную плату в 1913 и 1916 гг.{8} Высший уровень годовой заработной платы (686 бумажных руб., или 333 руб. довоенных) имели рабочие кожевенной и меховой промышленности, а также рабочие, производившие машины и инструменты. Низший годовой уровень (169 бумажных, или 82 руб. довоенных) имели рабочие химической промышленности. Соответственно это 57 руб. 14 коп. и 14 руб. 08 коп. в месяц (в бумажных рублях).

Но, как свидетельствуют местные источники, содержание семьи (полуголодное) в 5 человек обходилось в самой Рязани в 57 руб. 50 коп., причем в эту сумму входили оплата жилища (комната) — 12 руб., отопление (полсажени дров) — 8-9 руб., питание («хлеб да капуста») — 37 руб. 50 коп. А ведь нужны быта еще затраты на освещение (покупка керосина), на одежду и пр.{9} Для того чтобы обеспечить содержание жилища, его отопление и освещение, покупку одежда, большинство рабочих семей вынуждены были жить впроголодь. Положение усугублялось еще и тем, что поставки продовольствия в города сокращались, а цены на рынка росли неимоверно, принимая явно спекулятивный характер. К началу 1917 г. базарные цены на отдельные виды продукции выроста по сравнению с 1905 т. от 2,5 до 14 раз{10}. Даже доплаты «на дороговизну» мало что меняли в экономическом положении рабочих семей. Вполне понятное недовольство создавшимся положением находило свое выражена е в забастовочном движении, которое в основном. носило экономический характер.

Сведения о забастовочном движении на промышленных предприятиях Рязанской губернии содержатся в статистическом сборнике за 1913-1917 гг. и в сведениях фабричной инспекции{11}. Данные первого документа, показывая общую динамику развития забастовочного движения, не дают о нем полных сведений. Ежемесячные сведения, представлявшиеся фабричным инспекторов, содержат не только полную статистику, но и сопровождаются описа-

[66]

нием причин, хода и результатов забастовок.

В конечном итоге, на наш взгляд, последние более точна по своим подсчетам. Так, по сведениям статистического сборника, в губернии за 1914-1916 гг. произошло 19 забастовок, в которых участвовало 12 659 человек. Данные фабричной инспекции дают цифру в 21 забастовку с участием 13 923 человек. Но даже при наличии расхождений в подсчетах ясно одно: конфронтация между рабочими и предпринимателями нарастала. И даже в аграрных губерниях, где рабочий класс был малочисленным, быстро вырастала та социальная сила, которая вскоре сыграла немалую роль в свержении самодержавия. Власти, обеспокоенные консолидацией рабочих в крупных промышленных центрах, явно не учли быстро назревавшего недовольства в провинций.

Примечания:

{1} См.: Россия в Первой мировой войне 1914-1917 гг. (в цифрах). М., 1928. С. 82; Труды Центрального статистического управления. М., 1926. Т. 24. Вып. 2. С. 119.

{2} См.: Исторический архив. 1960. № I. С. 85-86, 88, 92, 107.

{3} См.: Труды ЦСУ РСФСР. Статистический сборник за 1913-1917 гг. Т. 7. Вып. I. М., 1921. С. 432.

{4} См.: Рашин А. Г. Формирование рабочего класса России. Историко-экономические очерки. М., 1958. С. 575; Иванова Н. А. Структура рабочего класса России. М.: Наука, 1987. С. 5.

{5} См.: Россия в Первой мировой войне… С. 65, 67.

{6} См.: там же. С. 33.

{7} См.: Труды ЦСУ РСФСР. С. 38.

{8} См.: Труды ЦСУ СССР. Т. 26. Вып. 1-2: Фабрично-заводская промышленность в период 1913-1918 гг. М., 1926. С. 156-161.

{9} См.: Государственный архив Рязанской области. Ф. 49, св. 139, д. 898.

{10} См.: Рязанский вестник. 1905. 5 нояб.; Рязанская жизнь. 1917. 14, 31 янв., 25 февр.

{11} См.: Труды ЦСУ РСФСР. Т. 7. Вып. I. Статистический сборник за 1913-1917 гг. М.,1921. С. 140-141, 150-151, 160-161; Российский государственный исторический архив. Ф. 2, оп. 16, ед. хр. 118, 129, 180, 258; ф. 37, оп. 58, ед. хр. 823.

[67]