Гуэррини И., Плувиано М. Психические расстройства и контузии во время и после Первой мировой войны. Методы их лечения в итальянской армии
ИНВАЛИДЫ И ВОЙНА. Инвалиды Первой мировой войны: Исторические и нравственные уроки: доклады и выступления участников II Международной научно-практической конференции «ИНВАЛИДЫ И ВОЙНА. Инвалиды Первой мировой войны: исторические и нравственные уроки». — М.: Изд-во МНЭПУ, 2013. С. 110-120.
Авторами рассматриваются весьма интересные проблемы, связанные с проблемами военной психологии и исторической психологии в той мере, как это проявилось в условиях Первой мировой войны. Изучается становление такой прогрессивной в те времена отрасли медицины, как военная психиатрия. Перспектива развития военной психиатрии была очень определенной, поскольку при продолжительности боевых операций, при их тяжести, для неподготовленных солдат и офицеров было невозможно быстро адаптироваться к мирным условиям. И в этом отношении развитие медицинской науки становилось крайне важным для инвалидов итальянской армии, опыт которой был востребован и в других воюющих армиях.
Irene Guerrini, Marco Pluviano. Mental disorders and shell shock during and after the First World War; repressin and treatment in the Italian army
The authors review very interesting issues related to the problems of military psychology and history of psychology in the extent, as it was shown during World War I. The prospect of military psychiatry was definite because of the duration of military operations and their severity. Untrained soldiers and officers could not quickly adapt to peacetime conditions. In this regard the development of medical science became extremely important for people with disabilities in Italian army, and its experience was in demand in other warring armies.
[110]
Мы хотели бы начать наш доклад с высказывания Зигмунда Фрейда, произнесенного в декабре 1918 года, когда он выступал в качестве медицинского эксперта на суде против венского профессора психиатрии Юлиуса Вагнера-Яурегга. Обвинение было предъявлено бывшим лейтенантом, которого лечили электрическим током во время войны. Слова Фрейда были очень четкими как о роли психиатров во время войны, так и о природе многих психических расстройств: «Врачи во время войны действовали, как пулеметы за линией фронта, заставляющие возвращаться бежавших солдат»{1}.
Теперь мы должны немного вернуться назад, во времена предвоенной Италии, где в конце XIX века психиатрия уже была реальностью. Психиатры принадлежали к так называемой «органицистской школе». Эта школа утверждала, что психические заболевания всегда обусловлены органическими причинами, то есть они должны быть вызваны психическими расстройствами пациентов, недостатками или наследственными дефектами. Что касается преступников, то эти больные люди относятся к генетически слабой части общества. Эти конституциональные недостатки вызваны либо наследственными, либо экологическими причинами. Поэтому психиатры хотели, чтобы «эти люди не портили здоровье итальянского народа передачей своих дегенеративных особенностей последующим поколениям»{2}. Этой цели психиатры хотели достичь при помощи терапии в рамках возможного, в противном случае они предложили установить ограничения к половому размножению психически больных лиц. Этот проект включал в себя психиатрию, уголовную антропологию, а также юридическую школу «Школа позитива» («Scuola Positiva»). Его основными лидерами были такие всемирно известные ученые, как Вильфредо Парето, Чезаре Ломброзо, Энрико Морселли и Энрико Ферри.
Итальянские психиатры принимали участие в международных научных дискуссиях, а также установили хорошие отношения со своими французскими и аргентинскими коллегами. Именно благодаря французским переводам итальянцы были знакомы с исследованиями русских врачей по тематике психических заболеваний в период Русско-японской войны (1904-1905 гг.). В этих отчетах русские предложили первые научные иллюстрации массового психиатрического явления, связанного с войной, у более чем 2000 пациентов{3}. Итальянская психиатрия не признала, в широком смысле, британские и немецкие исследования, а также игнорировала и теорию Зигмунда Фрейда. Коротко говоря, итальянские военные психиатры и психологи основывали свои идеи на антропологических позитивистских теориях Ломброзо и отвергали частичную широту взглядов некоторых
[111]
гражданских психиатров на современные теории{4}. В то время как в Италии психоанализ не применялся в психиатрических больницах ни во время, ни после Великой войны, большое количество психоаналитиков работало в британских{5}, германских и австро-венгерских госпиталях{6}.
Некоторые крупные европейские и американские страны претерпевали значительные конфликты и связанные с ними медико-психиатрические проблемы в конце XIX и в начале XX века (Великобритания, Испания, США, Россия и Османская империя). Италии пришлось ждать 1911 года, чтобы применять свои собственные психиатрические знания в отношении поведения солдат при нападении на Османскую империю. Капитан Пласидо Консиглио стал самым важным военным психиатром во время Первой мировой войны, он отправился в Триполи сразу же после высадки итальянских войск и проанализировал психиатрические проблемы итальянских солдат, осужденных военными судами. Он верил, что такое исследование подтвердит его собственную теорию: все признаки девиантного поведения часто были связаны с физическими нарушениями (алкоголизм, сифилис, эпилепсия, психические недостатки), либо с наследственными пороками, либо с криминальным поведением в прошлом{7}.
В целом итальянские психиатры не были подстрекателями войны, они считали, что война была «катастрофой для развития науки и цивилизации» (Цуккарелли), а также «огромным социальным вредом и великим злом для всего человечества» (Консиглио){8}. Несмотря на это, они поддерживали кампанию интервентов и находились в полном распоряжении армии в мае 1915 г. Они предоставляли свои услуги без колебаний, как в армии, так и в отделениях психиатрических больниц для солдат с психическими заболеваниями{9}.
Наиболее выдающиеся психиатры поддерживают следующий тезис Консиглио: слабые люди и люди с наследственными недостатками неизбежно пострадают во время войны. У некоторых из них могло быть выдающееся поведение, галантность и храбрость, но они не были в состоянии выдержать физические и моральные усилия, которые были необходимы на войне{10}.
Коротко говоря, все итальянские военные психиатры утверждали, что война сама по себе не могла вызывать какое-либо психическое расстройство или психическую травму, а только в случае, если нервная система страдала от физических повреждений. В противном случае война только ухудшала положение и усугубляла имеющиеся патологии. Чаще всего это могло спровоцировать психопатию, связанную с заболеваниями организма или наследственными заболева-
[112]
ниями, которые обычно контролируются привычным образом жизни семьи и трудовой дисциплиной{11}. Антропологи-криминалисты утверждали, что у таких больных людей была врожденная склонность к совершению преступлений. С другой стороны, во Франции любое увечье, как правило, расценивалось полученным в результате войны, в то время как в Великобритании солдат нес ответственность за подтверждение того, что инвалидность являлась следствием войны, но это не считалось приличным для психиатров{12}.
Кроме того, политическое и военное руководство поддерживало эту теорию. У них был четко определенный стандарт поведения мужчины, который широко распространялся интервенционистской пропагандой. Они считались своего рода трусливыми и коварными в отношении любого другого подхода и поведения, но этот подход в значительной степени разделялся армиями обеих сторон{13}. В частности, психиатры расценивали диверсантское отношение как доказательство психической дегенерации, потому что они утверждали, что только слабые и дегенераты могли попасть под действие социалистической и пацифистской разрушительной пропаганды. Таким образом, психически больные люди, а также люди, подвергшиеся действию войны, всегда подозревались властями и большинством психиатров в симуляции{14}.
Для лечения таких заболеваний и для предотвращения случаев симуляции (особенно при отказах от военной службы) в армии была создана психиатрическая служба. Очень известный психиатр Аугусто Тамбурини возглавил эту службу. Он организовал ее по принципу военной санитарной службы: медпункты первой помощи — рядом с линией фронта, так называемые «транзитные госпитали» — в тылу, так называемые «резервные госпитали» — в стране. Кроме того, в каждой армии был свой «психиатрический консультант» в лице, как правило, известного и опытного психиатра{15}.
Чаще всего отрядные врачи открыто не критиковали такую непримиримую позицию, но некоторые из них были более открыты и испытывали сострадание к психически травмированным солдатам. Вместо этого все психиатры очень жестко критиковали процедуру прохождения медицинской комиссии. В действительности, в основном с середины 1917 г., эти комиссии широко призывали на военную службу людей с патологиями, несовместимыми с военной службой (такими как: эпилепсия, идиотизм, гидроцефалия), ранее проходивших лечение в психиатрической больнице. Такое отношение подвергалось критике в основном в профилактических целях, так как психиатры хотели сохранить армию здоровой.
[113]
Врачи полностью осознавали, что большие человеческие потери в ходе войны будут возрастать из-за отсутствия грамотного руководства военными операциями со стороны Главного военного управления. Тем не менее они всегда были против призыва в армию «слабых и дегенеративных людей», в худшем случае таких людей можно было привлекать для примитивных и вспомогательных работ или же направлять в колонию{16}.
Но армия не обращала внимания на подобного рода опасения и продолжала привлекать к участию в военных операциях непригодных людей. Более того, дисциплина и жесткие оперативные методы, введенные в армии, негативно влияли даже на психически уравновешенных людей, что резко увеличило количество индивидуальных и коллективных попыток уклонения от участия в военных действиях (дезертирство, бегство, мятежи, бунты, членовредительство, неподчинение). Сопротивление и отказ солдат выражались также в психических заболеваниях и расстройствах. Возможность уклонения от военных действий постепенно стала меньше, а более частой причиной стали психические заболевания (или их имитация){17}.
Наиболее распространенными психическими заболеваниями были: мания преследования, амнезия, отказ подавлять воспоминания или вытеснение из сознания любых связанных с войной воспоминаний, постоянная или временная глухота, немота и слепота, астения, алкогольный психоз, вегетативное или ступорозное состояния.
Какова же была реакция итальянского военного руководства и психиатров на такое поведение? Они просто не признавали, что так много солдат не могли выдержать окопной войны и комплекса военных стратегий. Подобное жесткое отношение присутствовало и в других армиях, но в итальянской армии солдатским семьям оказывалась минимальная помощь, а также очень слабо был организован отдых солдат. До ноября 1917 г. (после разгрома Капоретто) военное руководство Италии не только усилило дисциплину, но и вело активную борьбу с нарастающим количеством умственных и физических заболеваний среди солдат, полученных в результате военных действий. Таким образом, в итальянской армии неограниченно использовались все виды репрессивных инструментов, и Италия достигла рекордно печальных цифр, составивших тысячи пожизненных приговоров и наибольшее количество смертных казней среди всех военных армий: более 750 тыс. солдат были расстреляны после суда и более 330 тыс. — без судебного разбирательства{18}. Источники ясно показывают, что они дезертировали с линии фронта в присутствии врага, симулировали увечья, бросались в бегство, нападали
[114]
на офицеров, но они не отдавали отчет в своих действиях. Никто не осознавал, что это было следствием боевого посттравматического синдрома, солдаты были напуганы и страдали от диссоциативной патологии и состояния тревоги, а все они расценивались как симулянты. Судебные разбирательства над ними проходили без эффективной юридической помощи, часто дела рассматривались в Специальном Суде со слабой правовой защитой и без какого-либо психиатрического осмотра. Никто не пытался доказать ни их безнаказанности вследствие сумасшествия, помешательства или патологической ярости во время совершения преступления (ст. 56 Военного уголовного кодекса), ни смягчающих обстоятельств, предусмотренных для психических заболеваний (ст. 57 и 58). Часто документы показывают, что обвиняемые были не в состоянии понять, что происходило, ни объяснить суду свою версию. Кроме того, мы не должны забывать и о числе солдат, убитых офицерами на месте, потому что они страдали от острого нервного кризиса, или были парализованы контузией, или же они хотели сбежать с лини фронта любыми способами{19}.
С другой стороны, психиатры продолжали отрицать тот факт, что жизнь в условиях военных действий могла стать причиной постоянной или продолжительной психической травмы. Обычно они старались избегать осуждения психически больных людей во время судебных разбирательств, но иногда суд не стремился сохранить жизнь солдат, если они являлись рецидивистами или преступниками.
Психиатры наряду с остальными военными врачами разграничивали свое время между лечением больных людей и разоблачением симулянтов. Прежде всего, медицинские экспертизы проводились с целью выявления возможных симуляций, и только после этого врачи пытались выявить причину заболевания. К тому же лечение было эффективным средством «помощи» обманщикам. Например, психиатры применяли очень широко электрошок, потому что он считался отличным терапевтическим средством, а также разоблачал обманщиков. Какого же стандарта придерживались итальянские психиатры в целях лечения и ухода за умственно больными солдатами?
Во-первых, необходимо учитывать тот факт, что пациенты с психическими заболеваниями могли поступать как из военных подразделений, так и из госпиталей по направлению военной юстиции. В любом случае все они проходили обследование. Если они оказывались симулянтами, то их отправляли назад в военные подразделения или же передавали на разбирательство в военный суд. В ином случае их отправляли в психиатрические больницы, где проводились обследования по выявлению патологий, чтобы максимально избежать веро-
[115]
ятности симулирования болезни. Во время войны, по меньшей мере, 40 000 солдат подверглись психиатрическому лечению и наблюдению (в Германии и Франции эта цифра составляла примерно 200 000 человек, а в Великобритании более 100 000 человек), но в большинстве это было в так называемых «резервных госпиталях»{20}. Но некоторые патологии, как правило, рассматривались в специальных отделениях, расположенных на границе с тылом, когда было необходимо быстрое лечение, чтобы пациенты могли вернуться в отряды для людей с ослабленным здоровьем, без отрыва от привычки к окопной жизни, имеющих так называемые «невротические расстройства»{21}.
На самом деле, исходя из потребности в солдатах, психологи не были обязаны долго лечить психические заболевания солдат, они в основном направляли солдат в военные отряды максимально быстро. Если это не было возможным, их задача состояла в том, чтобы понять их максимально эффективное использование в военных целях. Большинство больных страдали от состояния ступора, шока, связанного с параличом и немотой, а также от слабоумия, глубокой депрессии, истерии. Как уже было сказано, одним из наиболее распространенных способов лечения считался электрошок, и врачи использовали его для лечения и многих других патологий (немота, депрессия, паралич). Психиатры также применяли гипноз (особенно при лечении нервного паралича) наряду со многими другими способами{22}.
В госпиталях обычно плохо соблюдались санитарно-гигиенические нормы, и до начала 1917 г. пациенты с психическими расстройствами от нервного стресса, связанного с военными действиями, оставались в госпиталях достаточно долгое время. Во многих госпиталях врачи диагностировали слабоумие и депрессию, когда же они выписывали пациентов, то им предоставлялся длительный отпуск (от трех до шести месяцев) в связи с тем, что существовало мнение о том, что жизнь в семье будет способствовать восстановлению спокойствия и безмятежности солдат{23}. В этот период количество уклонений от военной службы резко возросло: так в психиатрическом госпитале Падуи в период с начала войны до начала 1917 г. оно выросло с 30% до 77%, а количество выздоровлений уменьшилось с 30% до 20%. К тому же подобная картина наблюдалась и в других психиатрических военных госпиталях, таких как в Вольтере{24}, Тревизо{25} и Венеции{26}.
Винченцо Бьянки, возглавлявший один из главных психиатрических госпиталей, за несколько месяцев до окончания войны под-
[116]
считал, что 38% людей, направленных в резервные госпитали были окончательно госпитализированы{27}.
В середине 1917 г. произошло два очень важных наступления со стороны Италии, с большими потерями: в это же время в армии наблюдался дисциплинарный кризис. В силу этих обстоятельств психологи стали придерживаться рестриктивной практики: более короткие сроки госпитализации, большее количество солдат получили заключение о выздоровлении и отправлялись на линию фронта, более короткие отпуска для выздоравливающих.
Во время похода Капоретто итальянцы покинули многие психиатрические госпитали, как в оккупированных австрийских провинциях, так и на контролируемых Италией территориях вблизи линий фронта. Пласидо Консиглио радикально изменил организацию резервных госпиталей. Он основал центральный военный психиатрический госпиталь «скорой помощи» в Реджо-Эмилия (более чем в 200 километрах от линии фронта). Это должно было стать фильтром между тылом и резервными госпиталями. На протяжении 1918 г. через него прошли почти 10000 солдат, 35% из них имели диагноз психодегенерации, 65% получили заключение выздоровевших, и только 18% были отклонены{28}.
В лечении психически больных людей существовала ярко выраженная градация. Так, число госпитализированных офицеров в процентном соотношении значительно превосходило число рядовых солдат. Госпитализация офицеров, как правило, завершалась выздоровлением и диагнозом неврастения (считалось, что нервные заболевания были привилегией избранных). Психиатры рассматривали их как жертву обстоятельств: люди, не способные воспринимать поставленные задачи и общие ожидания, но определенно — не развратные и не аморальные люди{29}. Более того, благосклонное отношение психиатров помогло многим офицерам избежать судебных разбирательств.
В конце войны у списанных психически больных солдат возникло много проблем. Война не оказала влияния на абсолютную уверенность психиатров в развратности и слабости психически больных людей, а военные и гражданские власти продолжали пропагандировать это. Таким образом, в Италии не было никаких послевоенных расследований в отличие от других европейских стран (например, упомянутый случай в Австрии, а также Комиссия по расследованиям в области боевого посттравматического синдрома, созданию которой способствовала британская Палата лордов в 1920 г.).
Мнения итальянских психологов широко разделялись гражданскими лицами, поэтому их собственная община зачастую изо-
[117]
лировала психически травмированных солдат. Только люди в доброжелательных и дружных семьях могли неплохо выживать, но в большинстве случаев семьи вынуждены были просить о госпитализации психически больных ветеранов в гражданские психиатрические отделения. Военное и политическое руководство исключило психически больных инвалидов-ветеранов из процесса присуждения звания героя войны для физических инвалидов. Таким образом, их систематически игнорировали во время празднований. Несмотря на то, что психиатры всегда поддерживали терапевтическое значение реинтеграции таких людей в социальную и трудовую жизнь, прилагалось очень мало усилий для их адаптации в повседневной жизни. Также, с экономической точки зрения, умственно отсталые солдаты сталкивались с огромными сложностями. В действительности, только 2000 из них получали пенсии по инвалидности. В любом случае, правительство поощряло их не за «военные заслуги», а за «ухудшение предыдущей патологии»{30}.
Имеющиеся данные о госпитализации солдат неполные, но, во всяком случае, в соответствии с ними мы можем считать, что от 12 000 до 15 000 умственно отсталых солдат были госпитализированы до конца войны{31}. Условия их жизни были очень тяжелыми, как и у всех пациентов психиатрических больниц. Большинство из них умерли во время эпидемии гриппа в 1918-1919 гг. из-за физического истощения и жизненных условий внутри госпиталей и больниц.
В конечном итоге, мы считаем, что солдаты с психическими заболеваниями не получали эффективного лечения для их реабилитации во время войны, потому что врачи в основном пытались восстановить их для возвращения на войну к военным действиям. После войны эти люди были быстро забыты итальянским обществом, они проводили остаток жизни в ужасных психиатрических отделениях или же в одиночестве, или в бедной семье. Они жили изолированно от общества, без какой-либо денежной или моральной компенсации за свои страдания.
В заключение, мы хотели бы подчеркнуть глубокую разницу между итальянским и британским послевоенным подходом к умственно отсталым солдатам в указанные периоды, высказыванием лорда Саутбора (консерватора) в Палате лордов 28 апреля 1920 г.: «Субъект боевого посттравматического синдрома не может быть отнесен к разряду удовольствий. Все будут хотеть забыть это, забыть… клубок безумия, самоубийства и смерти […], и не держать на поверхности ничего, кроме светлой памяти о тех, кто стал жертвами этого зла. Но… мы не можем так поступать, потому что большое количество людей, постра-
[118]
давших от боевого посттравматического синдрома и сопутствующих расстройств, по-прежнему на наших руках, и они заслуживают нашего сочувствия и помощи»{32}.
Библиография:
1. Becker, Annette, The avant-garde: madness and the Great War, «Journal of contemporary history», vol. 35, no 1, 2000, pp. 71-84.
2. Bianchi, Bruna, La follia e la fuga: nevrosi di Guerra, diserzione e disobbedienza nell’esercito italiano, 1915-1918, Roma, Bulzoni, 2001.
3. Bianchi, Bruna, Psichiatria e guerra, in La prima guerra mondiale, ed. by Stéphane Audoin-Rouzeau — Jean-Jacques Becker, Italian edition ed. by Antonio Gibelli, Torino, Einaudi, 2007, vol. 1, pp. 309-326.
4. Birkhoff, Jutta Maria, Camillo Golgi e l’istituzione dei centri neurologici di guerra (1916), in La medicina di guerra in Italia, ed, by Ilaria Gorini, Udine, Gaspari, 2008, pp. 75-80.
5. Bogacz, Ted, War neurosis and cultural change in England, 1914-22, «Journal of contemporary history», vol. 24, no 2, 1989, pp. 227-256.
6. Bourke, Johanna, Effeminacy, ethnicity and the end of trauma: the suffering of shell-shocked men in Great Britain and Ireland, «Journal of contemporary history», vol. 35, no 1, 2000, pp. 57-69.
7. Bruttocao, Paola — Raffaella Frattini — Luisa Tosi, S. Artemio: storia e storie del manicomio di Treviso, Treviso, Provincia di Treviso, 2004.
8. Ciranni Rosalba — Maurizio Vaglini, Disponibilité di ospedalizzazione a Pisa durante la Grande Guerra: il primo anno del conflitto, in La medicina di guerra in Italia, ed, by Ilaria Gorini, Udine, Gaspari, 2008, pp. 81-86.
9. Consiglio, Placido, Le anomalie antropologiche secondo le statistiche mediche militari, «Scuola Positiva», 1910, pp. 441-445.
10. Consiglio, Placido, Osservazioni dirette sui militari pregiudicati e delinquenti nella guerra di Libia, «Scuola Positiva», 1913, pp. 1-14.
11. Consiglio, Placido, Utilizzazione dal punto di vista militare e dal punto di vista sociale, degli anormali e degenerati, «Scuola Positiva», 1919, pp. 145-158.
12. Il corpo violato: sguardi e rappresentazioni nella Grande Guerra, «Memoria e ricerca», special issue, n. 38, 2011.
13. L’esercito del dolore: dalle trincee al manicomio; Soldati al San Girolamo di Volterra; Storie di trincea e di follia, in «La risveglia», n. 2, 1999.
14. Gibelli, Antonio, L’officina della guerra, Torino, Bollati Boringhieri, 1991.
15. Gibelli, Antonio, La grande guerra degli italiani, 1915-1918, Milano, Sansoni, 1998.
16. Guerrini, Irene — Pluviano, Marco, Le fucilazioni sommarie nella Prima Guerra Mondiale, Udine, 2004.
17. Horne, John (ed. by), A companion to World War I, Oxford, Wiley-Blackwell, 2010.
18. Kaufmann, Doris, Science as cultural practice: psychiatry in the First World War and Weimar Germany, «Journal of contemporary history», vol. 34, no 1, 1999, pp. 125-144.
19. Leed, Eric, Fateful memories: industrialized war and traumatic neuroses, «Journal of contemporary history», vol. 35, no 1, 2000, pp. 85-100.
[119]
20. Lerner, Paul, Psychiatry and casualties of war in Germany, 1914-1918, «Journal of contemporary history», vol. 35, no 1, 2000, pp. 13-28.
21. Mantovani, Claudia, Rigenerare la societa: 1’eugenetica in Italia dalle origini ottocentesche agli anni Trenta, Catanzaro, Rubbettino, 2004.
22. Merridale, Catherine, The collective mind: trauma and Shell shock in Twentieth-century Russia, «Journal of contemporary history», vol. 35, no 1, 2000, pp. 39-55.
23.Masse, George L., Shell-shock as a social disease, «Journal of contemporary history», vol. 35, no 1, 2000, pp. 101-108.
24. Reid, Fiona, Broken men: Shell-shock, treatment and recovery in Britain, 1914-1930, London, Continuum, 2010.
25. Roudebush, Marc, A patient fights back: neurology in the court of public opinion in France during the First World War, «Journal of contemporary history», vol. 35, no 1, 2000, pp. 29-38.
26. Scartabellati, Andrea, Dalle trincee al manicomio: esperienza bellica e destine di matti e psichiatri nella Grande Guerra, Torino, Marco Valerio, 2008
27. Trombetta, Edmondo, Manuale di medicina legale militare, Milano, Hoepli, 1908.
28. Winter, Jay, Shell-shock and the cultural history of the great war, «Journal of contemporary history», vol. 35, no 1, 2000, pp. 7-11.
[120]
Примечания:
{1} Kaufmann D. Science as cultural practice: psychiatry in the First World War and Weimar Germany // Journal of contemporary history. 1999. Vol. 34. No. 1. P. 141.
{2} Consiglio P. Utilizzazione dal punto di vista militare e dal punto di vista sociale, degli anormali e degenerati // Scuola Positiva. 1919. P. 152.
{3} Gibelli A. L’officina della guerra. Torino, Bollati Boringhieri, 1991. P. 40.
{4} Bianchi B. La follia e la fuga: nevrosi di Guerra, diserzione e disobbedienza nell’esercito italiano, 1915-1918. Roma, Bulzoni, 2001; Bianchi B. Psichiatria e guerra // La prima guerra mondiale. Ed. by S. Audoin-Rouzeau, J.-J. Becker. Italian edition ed. by Gibelli A. Torino, Einaudi, 2007. Vol. 1. P. 309-326.
{5} Bogacz T. War neurosis and cultural change in England, 1914-22 // Journal of contemporary history. 1989. Vol. 24. No. 2. P. 227-256.
{6} Kaufmann D. Op. cit.
{7} Consiglio P. Osservazioni dirette sui militari pregiudicati e delinquenti nella guerra di Libia // Scuola Positiva. 1913. P. 1-14.
{8} Consiglio P. Utilizzazione dal punto di vista militare e dal punto di vista sociale… P. 154.
{9} Birkhoff J. M. Camillo Golgi e l’istituzione dei centri neurologici di guerra (1916) // La medicina di guerra in Italia. Ed. by I. Gorini, Udine, Gaspari, 2008. P. 75-80.
{10} Consiglio P. Osservazioni dirette sui militari pregiudicati e delinquenti nella guerra di Libia…
{11} Consiglio P. Le anomalie antropologiche secondo le statistiche mediche militari // Scuola Positiva. 1910. P. 441-445.
{12} Winter J. Shell-shock and the cultural history of the Great war // Journal of contemporary history. 2000. Vol. 35. No. 1. P. 7-11.
{13} Lerner P. Psychiatry and casualties of war in Germany, 1914-1918 // Journal of contemporary history. 2000. Vol. 35. No. 1. P. 13-28; Bourke J. Effeminacy, ethnicity and the end of trauma: the suffering of shell-shocked men in Great Britain and Ireland // Journal of contemporary history. 2000. Vol. 35. No. 1. P. 57-69.
{14} Bianchi B. Op. cit; Gibelli A. Op. cit.
{15} Bruttocao P., Frattini R., Tosi L. S. Artemio: storia e storie del manicomio di Treviso. Treviso, Provincia di Treviso, 2004. P. 52.
{16} Trombetta E. Manuale di medicina legale militare. Milano, Hoepli, 1908; Consiglio P. Utilizzazione dal punto di vista militare e dal punto di vista sociale… pp. 145-158.
{17} Bianchi B. La follia e la fuga…; Bianchi B. Psichiatria e guerra…; Gibelli A. L’officina della guerra…
{18} Guerrini I., Pluviano M. Le fucilazioni sommarie nella Prima Guerra Mondiale, Udine, 2004.
{19} Ibid.
{20} Bianchi B. Psichiatria e guerra… p. 303; Gibelli A. L’officina della guerra… P. 123.
{21} Gibelli A. L’officina della guerra… P. 141.
{22} Bianchi B. Psichiatria e guerra…
{23} Bianchi B. Psichiatria e guerra…; Birkhoff J. M. Op. cit.; Bogacz T. Op. cit.; Bourke J. Op. cit.; Bruttocao P., Frattini R., Tosi L. S. Op. cit.; Rosalba C., Vaglini M. Disponibilité di ospedalizzazione a Pisa durante la Grande Guerra: il primo anno del conflitto // La medicina di guerra in Italia. Ed, by Ilaria Gorini. Udine, Gaspari, 2008. P. 81-86; Consiglio P. Op. cit.; Il corpo violato: sguardi e rappresentazioni nella Grande Guerra // Memoria e ricerca. Special issue. 2011. N. 38; L’esercito del dolore: dalle trincee al manicomio; Soldati al San Girolamo di Volterra; Storie di trincea e di follia // La risveglia. 1999. N. 2.
{24} Rosalba C., Vaglini M. Op. cit.; L’esercito del dolore…
{25} Bruttocao P., Frattini R., Tosi L. S. Op. cit.
{26} Bianchi B. Psichiatria e guerra…
{27} Ibid. P. 321.
{28} Ibid. P. 322.
{29} Ibid. P. 320.
{30} Ibid. P. 324.
{31} Ibid.
{32} Bogacz T. Op. cit. P. 327.