Гужва Д. Г., Гужва Е. Г. «Пахло яблоками, фруктами, скошенным сеном…»: Газовая атака немцев против русских войск под Сморгонью в ночь с 19 на 20 июля 1916 года

Военно-исторический журнал. 2015. № 10. С. 13-17.

«Apples, fruits, mown hay smellt…»: The German Gas attack against the Russian troops near Smorgon in the night from 19 to 20 July 1916

Гужва Дмитрий Геннадьевич — начальник отдела Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ, подполковник, кандидат исторических наук (Москва);
Гужва Евгений Геннадьевич — докторант Военного университета МО РФ, подполковник, кандидат педагогических наук, доцент (Москва).

Аннотация. В статье исследуется вопрос о результативности немецкой газовой атаки против русских войск под Сморгонью в 1916 году в ходе Первой мировой войны.

Ключевые слова:
Первая мировая война; Западный фронт русской армии; Кавказская гренадерская дивизия; газовая атака немцев; средства защиты от химического оружия; Сморгонь; нравственное состояние войск.

Dmitry Guzhva — Chief of a Department of the Research Institute (military history) of the Military Academy of the Russian Armed Forces’ General Staff, Lieutenant-Colonel, Cand. Sc. (Hist.) (Moscow).
Yevgeny Guzhva — Doctoral Candidate of the Military University of the RF Defence Ministry, Lieutenant-Colonel, Cand. Sc. (Ped.), Associate Professor (Moscow).

Summary. This article examines the question of effectiveness of the German gas attack against the Russian troops near Smorgon in 1916 during the First World War.

Keywords:
First World War; Western front of the Russian army; the Caucasus Grenadier division; German gas attack; means of protection against chemical weapons; Smorgon; the moral condition of the troops.

22 июля{1} 1916 года в военных изданиях русской армии в рубрике «От штаба Верховного главнокомандующего» появилось сообщение, что «в ночь на 20-е июля противник произвел газовую атаку в районе Сморгони по обеим сторонам железной дороги. Атака началась около 1 часу ночи, и газы выпускались 6 раз с промежутками около часу между волнами и выпуск газа закончился около 6 утра. Газы были своевременно обнаружены, и пытавшиеся наступать вслед за газовой атакой немцы были встречены ружейным и пулеметным огнем и, понеся большие потери, не выйдя даже за свои проволочные заграждения, быстро отступили в свои окопы»{2}.

Однако данная информация не в полной мере соответствовала действительности. На самом деле события развивались несколько по другому сценарию, о чём свидетельствуют результаты расследования, проведённого по указанию начальника штаба главнокомандующего армиями Западного фронта генерал-лейтенанта М. Ф. Квецинского{3}, и рассказы очевидцев{4}.

Расследование показало, что в ночь с 19 на 20 июля 1916 года во время ротации частей (15-й гренадерский Тифлисский полк менял на позициях 14-й гренадерский Грузинский полк) на одном из участков Западного фронта немцы в очередной раз применили химическое оружие. Накануне атаки данный участок Кавказской гренадерской дивизии занимали 14-й гренадерский Грузинский полк и 1-й батальон 16-го гренадерского Мингрельского полка. К моменту начала пусков газа 2-й батальон Грузинского полка уже успел смениться и подходил к деревне Белая. За ним следовал 4-й батальон, который успел отойти от Сморгони более чем на километр. 1-й батальон только выходил из Сморгони, а 3-й батальон еще не успел смениться и был частью в окопах, а частью вытягивался по ходам сообщения. В это же время в окопах уже находились 4 батальона Тифлисского полка. 1-й и 2-й батальоны Тифлисского полка заняли позиции 2-го и 4-го батальонов Грузинского полка, 3-й батальон сменил 1-й батальон, а 4-й батальон заканчивал смену 3-го батальона Грузинского полка. 1-й батальон Мингрельского полка нес обычную службу в окопах{5}.

Необходимо отметить, что русское командование не исключало возможности газовой атаки на данном участке фронта. Во-первых, местность между русскими и немецкими позициями была достаточно ровная и открытая, а расстояние между ними не превышало 2200 шагов. Во-вторых, этому благоприятствовала погода. В тот день дул ровный западный ветер как раз в сторону русских позиций. В-третьих, об этом предупреждала метеорологическая служба дивизии. Поэтому были приняты дополнительные меры безопасности: наблюдатели за появлением газового облака высылались на расстояние от 50 до 300 шагов, в зависимости от расположения немецких позиций, и от этих постов в окопы были проведены самодельные звонки — гильзы от снарядов, шрапнельные стаканы и т. д. В самих окопах были установлены приспособления в

[13]

виде вертушек для измерения силы и направления ветра. Помимо индивидуальных средств защиты также имелись окопные (коллективные) средства массовой защиты. Были заготовлены вода для смачивания масок, хворост для костров, соломенные жгуты, лучины, пакля, смола, углекислая сода, едкая известь, которые при взаимодействии с отравляющими веществами должны были снизить их поражающее действие.

Ночная жизнь в окопах противника не вызывала подозрений. Немцы по-прежнему производили у себя какие-то работы. Иногда с их стороны доносились звуки сбрасывавшихся тяжёлых металлических предметов или железных листов. Накануне газовой атаки в окопах противника играла музыка и слышались песни, и лишь изредка в сторону позиций Грузинского полка открывалась ружейная и пулеметная стрельба, из чего впоследствии был сделан вывод, что враг умышленно маскировал шум от производившихся им работ по подготовке к газовой атаке.

В начале первого часа ночи 20 июля немцы начали артиллерийский обстрел Сморгони химическими снарядами, а затем выпустили удушливый газ. Первая газовая волна накрыла своим облаком почти все оборонительные позиции подразделений Тифлисского полка и 1-го батальона Мингрельского полка. Начало движения волны было зафиксировано около 0.30—1.00 ночи, а продолжительность её движения колебалась от 40 до 50 минут. Пройдя через окопы,волна захватила всю Сморгонь и,следуя за движением ветра и рельефом местности, к двум часам ночи достигла станции Залесье и деревни Ветхово. Далее движение волны проследить не удалось, но слабый запах газа чувствовался даже в районе станции Пруды. Из-за тёмной ночи нашим наблюдателям так и не удалось установить цвет газового облака, его плотность и высоту. Противник не ограничился пуском только одной волны, и до шести часов утра им было выпущено еще пять— шесть волн, причём, начиная с третьей, они были хорошо различимы из наших окопов{6}.

Последующие волны газов существенно отличались от первой. Они занимали ограниченный фронт, выпускались на определенных участках, имевших расстояние не более 100—200 м. Газ вырывался из баллонов с большим шумом и клубами поднимался над землей, а затем, постепенно опускаясь, следовал по направлению ветра, приближаясь к нашим окопам, расползаясь в ширину и занимая по фронту до одного километра, т. е. на участке от двух рот до батальона. Цвет газа был молочно-сероватый со слабым зеленоватым отливом, а по краям газового облака был более темного цвета. Время прохождения газовых волн над нашими окопами колебалось от 10 до 15 минут.

Вторая волна прошла через русские окопы через 15—20 минут после первой и была выпущена между Осиновским лесом и Сморгонью. Третья и четвертая волны были выпущены из района станции Сморгонь, пятая — со стороны высоты 75,0, а шестая — в районе реки Гервятки. Точного времени пуска этих волн установить не удалось, но все они были пущены в промежутке от 2.30 до 5.30 утра. Около шести утра противник попытался пустить седьмую волну газов, примерно с того же места, что и вторую волну, но изменившееся направление ветра не позволило ему это сделать. Таким образом, был сделан вывод, что каждая из атакованных частей подверглась воздействию как минимум 3—4 газовых волн{7}. Во время газовой атаки противник местами подходил к нашим проволочным заграждениям и даже пытался их разрезать, но это больше походило на ведение разведки, нежели на спланированную атаку{8}.

Ввиду того что в частях отсутствовали газоулавливатели, на месте не удалось определить состав газа, примененного немцами. Однако офицеры и нижние чины Грузинского, Тифлисского и Мингрельского полков в один голос утверждали, что первоначально запах настигшего их газового облака был приятным: «пахло яблоками, фруктами, скошенным сеном», первые вдыхания газа «не производили неприятного ощущения». Но вскоре приятный запах сменился на резкий и стал напоминать запах дезинфекционной хлорки или зажженной спички. Также во время обстрела Сморгони химическими снарядами чувствовался запах горького миндаля, а вкус газа был сладковатым. Во время химической атаки приятный фруктовый запах здесь ощущался значительно слабее, но при этом преобладал типичный запах хлора. После начинало щипать в горле, а при дальнейшем вдыхании без противогаза наступало удушье. В более тяжелых случаях отравления вслед за удушьем появлялся мучительный спазматический кашель с выделением сукровицы желтого оттенка, в агонии изо рта появлялась зеленовато-желтая пена, чувствовалось стеснение и жжение в груди в области сердца, происходило непроизвольное испражнение9.

В дальнейшем, при вскрытии трупов двух нижних чинов, выяснилось, что гистологическая (исследова-

[14]

ние тканей. — Прим. авт.) картина представлялась различной. В первом случае кровь была лаковая (однородная, с блеском. — Прим. авт.), жидкая, розоватого цвета, внутренние органы были мало поражены, а во втором — кровь оказалась темного цвета, сгустками, ткани лёгких отсечены, а бронхи поражены, из чего был сделан вывод, что в первом случае отравление произошло в результате воздействия окиси углерода или фосгена, а во втором — из-за хлора. Также были отмечены случаи отравления личного состава по истечении нескольких часов и даже суток после химической атаки, из чего был сделан вывод, что это стало возможно вследствие укрывания шинелями, пропитавшимися газом{10}.

Проходя по местности, отравляющие вещества поражали не только людей, но и окружающую природу. Листва и хвоя на деревьях и кустарниках побурела, деревья приняли осенний вид. Однако не все породы лиственных были поражены одинаково. Так, сильно пострадали тополь, береза, акация, липа и спирея (кустарник семейства розовых. — Прим. авт.), но росший рядом с ними ясень совершенно не пострадал. Трава также не несла на себе следов воздействия газа, в то время как действие на древесные породы наблюдалось на протяжении более 12 км{11}.

В результате газовой атаки к 27 июля во 2-м Кавказском гренадерском корпусе умерли 4 офицера и 282 нижних чина, а в тыл были эвакуированы 20 офицеров и 2646 нижних чинов{12}. Также пострадали военнослужащие 6-го Либавского полка, 2-го Кавказского саперного батальона, гренадерской артиллерийской бригады и обозные. Значительные потери среди личного состава понес 2-й батальон гренадерского Грузинского полка, хотя находился более чем в 8 км от переднего края. Причин тому было как минимум две. Во-первых, введённые в заблуждение приятным запахом газа, офицеры и нижние чины надели противогазы только через 7—10 минут после того, как появились признаки отравлений. Во-вторых, сработала психологическая особенность. Будучи в тылу, военнослужащие просто утратили чувство опасности и самосохранения{13}.

Впрочем, жертв могло было быть значительно больше, если бы не самоотверженность и личное мужество офицерского состава. Увидев беспорядок и замешательство среди сменявшихся подразделений, командир 3-го батальона 14-го гренадерского Грузинского полка полковник А. Д. Отхмезури, а также ротные командиры прапорщики Лапшин, Криворученко и Шамжа, сняв противогазы, стали подавать команды голосом{14}. Ценой собственных жизней они спасли от смерти не один десяток военнослужащих{15}. В то же время в 16-м гренадерском Мингрельском полку, где смены не было, газовую атаку встретили спокойно. Разведка и наблюдатели здесь сработали четко.

Отдельным пунктом в акте расследования было отмечено нравственное состояние войск, которое как во время атаки, так и после её завершения было угнетенным и подавленным. В ходе опроса офицеры и нижние чины неоднократно заявляли, что «несравненно лучше отбить пехотную атаку или самим атаковать, чем находиться под газами и ожидать проявления их вредоносного действия…»{16}.

Также комиссия дала оценку имевшихся на вооружении атакованных частей и подразделений индивидуальных средств защиты от химического оружия. И здесь выводы были неоднозначны. Так, маска Зелинского — Кумманта в целом удовлетворяла своему предназначению, и главным её достоинством была «способность достаточно совершенно и полно поглощать удушливый газ независимо от его природы». Она легко и быстро надевалась и не теряла своей эффективности после продолжительного использования, но при этом дыхание было затруднено, особенно при ходьбе и других нагрузках, в ней сложно было отдавать команды, очки запотевали, и протереть их, не снимая маски, было невозможно. Коробка и шлем-респиратор соединялись наглухо, а из-за несовершенства марлевой повязки угольная пыль из респиратора при транспортировке рассыпалась.

Очень неудобным в использовании оказался респиратор «Горного института». В нем невозможно было говорить, нос зажимался, а пространство внутри респиратора «быстро и сильно разогревалось», что еще более затрудняло дыхание. Плохо зарекомендовала себя и маска типа 4-А (противогаз влажный), предохранявшая от хлора, фосгена и других газов кислой реакции. Она была неудобна в употреблении, т. к. непрочно удерживалась на лице, при быстрых движениях съезжала и пропускала газ, быстро высыхала, в результате чего эффект от ее применения резко снижался. По обоим этим экземплярам средств индивидуальной защиты комиссия

[15]

выступила с предложением как можно быстрее изъять их из обращения и заменить другими образцами. Наивысшую оценку получили английские противогазы. Они легко надевались, не затрудняли дыхание и речь, снабжались простым выдыхательным клапаном, а очки легко протирались. Из всех обладателей данной маски пострадал лишь один человек{17}. Однако в частях их было мало.

Выводы по работе комиссии нашли своё отражение в приказании начальника штаба Ставки № 70 от 5 августа 1916 года{18} и приказе главнокомандующего армиями Западного фронта № 850 от 17 августа 1916 года{19}. В них, в частности, отмечалось, что вопреки имевшимся инструкциям части, несмотря на неблагоприятные метеорологические условия, будучи уверенными в невозможности проведения немцами газовой атаки, в итоге оказались к ней совершенно не готовы. На момент ее начала в окопах первой линии образовалось большое скопление людей. Смена передового охранения и наблюдателей заранее произведена не была, а ротация в самих окопах происходила в условиях суеты и суматохи. Ходы сообщения на сменявшихся участках не были распределены для движения в ту и другую сторону, ими пользовались для движения сразу в обе стороны, в результате чего произошло массовое скопление людей, мешавших друг другу надевать маски и сбивавших их при встрече в узком пространстве. Некоторые подразделения не получили своевременного предупреждения о пуске противником газов из-за того, что выставленные секреты в большинстве случаев забыли о существовании сигнализации, а те сигналы, что ими были поданы, не обратили на себя должного внимания войск. Наблюдатели из секретов, бросившиеся к своим окопам лично предупредить о химической атаке, добежали до них уже после прихода газов. Маски у большинства солдат были надеты под снаряжением, а у некоторых завязаны так туго, что открыть мешки можно было только с помощью ножа.

Артиллерийского залпа по местам выпуска газов практически произведено не было, в то время как это могло произвести замешательство в рядах противника. Некоторые нижние чины преждевременно снимали противогазы и поплатились за это отравлением. Было много случаев отравления уже по окончании газовой атаки ввиду того, что военнослужащие укрывались шинелями, пропитанными газом и не прошедшими дегазацию{20}.

Во избежание в дальнейшем массовых потерь среди личного состава и для того, чтобы во всеоружии встретить надвигавшуюся опасность, начальник штаба Ставки и главнокомандующий армиями Западного фронта приказали, чтобы при смене частей, когда метеорологические условия особенно благоприятны для проведения противником газовой атаки, принимались все меры предосторожности, а саму смену производить последовательно, малыми частями, увеличивая на время ротации число ходов сообщения и отдельных ходов для движения в разные стороны. Высылку передового охранения и наблюдателей предписывалось производить заблаговременно, с таким расчётом, чтобы к моменту ротации они приступили к своим обязанностям. Кроме того, в ночное время секреты должны были выставляться поближе к позициям неприятеля и снабжаться световыми ракетами{21}.

Для своевременного предупреждения войск о начале газовой атаки устанавливались знаки, которые были известны всем частям данного участка фронта: секреты и караулы пускали в сторону наших позиций белую ракету, в окопах команду подавали свистком и иными звуковыми сигналами, а в тылу зажигались сигнальные вехи. В случае химической атаки требовалось применять энергичный артиллерийский и ружейно-пулеметный огонь по местам выпуска газа и для уничтожения пехоты противника, которая могла двигаться вслед за облаком{22}.

По окончании атаки противогазы разрешалось снимать лишь по особому приказу командиров, предписывалось проводить дегазацию не только окопов, но и верхней одежды, оружия, снаряжения и т. д. Для борьбы с последствиями газовых атак в каждом взводе были определены специальные средства. После завершения применения противником отравляющих веществ пострадавшие части в кратчайший период должны были выводиться в тыл.

Впрочем, руководство к действию было дано не только для войск переднего края, но и для тыловых частей. Так, при первом сигнале тревоги

[16]

противогазы обязаны были надевать все, находившиеся в радиусе менее 6 км от передовой, а сама сигнализация о возможном применении противником отравляющих веществ устанавливалась на удалении более 10 км в тыл{23}. Также предписывалось расширить программу строевого обучения войск на фронте и в тылу, знакомя их с удушливыми газами (окуривание) и мерами противодействия им, а сами занятия рекомендовалось вести в респираторах, в условиях, приближённых к газовой атаке.

Однако, как показал ход дальнейших боевых действий, соответствующих выводов в полной мере в русской армии сделано так и не было, о чем свидетельствовал приказ главнокомандующего армиями Западного фронта генерала от инфантерии А. Е. Эверта по результатам химической атаки, проведённой немецкими войсками 9 сентября 1916 года. В нем были отражены прежние недостатки, «кочевавшие» из одного директивного документа в другой: извещение о начале газовой атаки налажено не было; должный порядок в первые минуты не соблюдался; некоторые офицеры, даже в первой линии окопов, масок не имели; по окончании атаки противогазы снимались рано, без всякой команды, а очистка одежды и окопов не производилась{24}.

Как отмечалось ранее, газовая атака немцев против русских войск под Сморгонью в ночь с 19 на 20 июля 1916 года нашла свое отражение не только в официальных документах, но и в описаниях очевидцев. Хотя и здесь воспоминания разнятся, видимо, исходя из целей, которые преследовались. Так, издание штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта «Армейский вестник» в сентябре 1916 года опубликовало статью очевидца, в которой он утверждал, что газовая атака была замечена вовремя, паники не было, команды отдавались чётко и громко, «и отрадно было видеть, с каким хладнокровием и спокойствием встречали люди под сильным, во время атаки открытым неприятельским огнем волну за волной заволакивающего их ядовитого газа, отравляющего вокруг всё живое и неживое: людей, зверей, растения, воду…». Сам автор во время газовой атаки «чувствовал себя отлично, свободно говорил, отдавал приказания, сравнительно быстро двигался и ни одной секунды не ощущал газ». Говоря о пострадавших, очевидец утверждал, что на его участке «несколько человек отравились слегка. Двое, тяжело отравленных, пострадали исключительно по своей вине. Почувствовав газ, они бросились бежать от него, но были им настигнуты по дороге». В завершение статьи ещё раз обращалось внимание на необходимость соблюдения на позициях бдительности и наличия хорошо организованной световой и звуковой сигнализации{25}.

Иные воспоминания мы находим в мемуарах признанного классика русской литературы Михаила Зощенко, который, будучи поручиком 16-го гренадерского Мингрельского полка, являлся непосредственным участником описываемых событий. Вот как он вспоминал тот день: «Я выбегаю из землянки. И вдруг сладкая удушливая волна охватывает меня. Я кричу: “Газы!.. Маски!..”. И бросаюсь в землянку. Там у меня на гвозде висит противогаз. Гренадеры стреляют вяло. Я вдруг вижу, что многие солдаты лежат мертвые. Их — большинство. Иные же стонут и не могут подняться»{26}.

Таким образом, исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что, несмотря на имевшиеся данные о возможном применении немцами химического оружия на конкретном участке фронта, русское командование и непосредственно строевые командиры не в полной мере провели все необходимые мероприятия, предусмотренные руководящими документами и имевшимся печальным опытом в подобных случаях. Скрывая истинные потери среди личного состава пострадавших частей, военная периодическая печать развернула информационную кампанию, преследовавшую цель сформировать «правильное» общественное мнение как на фронте, так и в тылу, — что в русской армии готовы к любым сценариям развития событий, будь то даже химическое оружие, впервые применённое на различных театрах военных действий в годы Первой мировой войны.

Примечания:

{1} Все даты в статье приводятся по старому стилю.

{2} Русский инвалид. 1916. № 195; Армейский вестник. 1916. № 301; Вестник войск гвардии. 1916. № 87; Известия штаба XII армии. 1916. № 339.

{3} Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 826. Оп. 1. Д. 369. Л. 11—19.

{4} Зощенко М. Перед восходом солнца. М., 2004. С. 63, 64; Газовая атака германцев под С. в ночь с 19 на 20 июля (впечатление очевидца) // Армейский вестник. 1916. № 329.

{5} ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 369. Л. 11.

{6} Там же. Л. 12.

{7} Там же. Л. 13.

{8} Там же. Л. 15.

{9} Там же. Л. 13.

{10} Там же. Л. 14.

{11} Там же.

{12} Там же.

{13} Там же. Л. 15.

{14} Там же.

{15} Михалев Ю. А. А. Е. Снесарев о роли морального фактора в бою // Право в Вооруженных Силах. 2008. № 1. С. 123—125.

{16} ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 369. Л. 17.

{17} Там же. Л. 16, 17.

{18} Там же. Л. 20—22.

{19} Там же. Л. 8, 9.

{20} Там же. Л. 17.

{21} Впрочем, некоторые командиры пошли ещё дальше. Так, командир 7-й Сибирской стрелковой дивизии генерал-лейтенант В. Н. Братанов в сентябре 1916 г. приказал в секреты и полевые караулы назначать лишь тех нижних чинов, кто прошёл через опытное окуривание, а офицеров, начальствующих нижних чинов, разведчиков, пулемётчиков, телефонистов и находившихся в передовом охранении снабжать противогазом Зелинского — Кумманта в двойном количестве. Также он определил проведение еженедельных газовых проверок. Ответственность за подготовку войск к противогазовой борьбе, за точное и настойчивое проведение их в жизнь была возложена на командный состав.

{22} ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 369. Л. 9.

{23} Там же. Л. 22.

{24} Там же. Д. 326. Л. 13—15.

{25} Газовая атака германцев под С. в ночь с 19 на 20 июля (впечатление очевидца).

{26} Зощенко М. Указ. соч. С. 63, 64.

[17]