Иминов В. Т. Эволюция военного искусства в годы Первой мировой войны

Военно-исторический журнал. 2004. № 8. С. 2-9.

Война 1914-1918 гг. по своим масштабам и последствиям не имела себе равных во всей предшествующей истории человечества. Начавшись между 8 европейскими странами, она постепенно вовлекла в свою орбиту 38 государств{*}, где проживало 1,5 млрд. человек, или около трех четвертей населения Земли. Общее число мобилизованных в армии достигло 73,5 млн. военнообязанных{1}. Вооруженная борьба развернулась на огромных пространствах и велась не только на суше и на море, но и в воздухе. Она потребовала огромного напряжения материальных ресурсов воюющих держав, заставила их перевести на военное производство предприятия основных отраслей промышленности, направить на удовлетворение нужд действующих армий усилия всей экономики.

Большое влияние оказала Первая мировая война на развитие вооруженных сил. Характерным было насыщение видов и родов войск в больших количествах разнообразными, в том числе и качественно новыми, оружием и военной техникой. Она также явилась важным этапом в эволюции военного искусства, во всех областях которого произошли существенные изменения. В предлагаемой вниманию читателей статье сделана попытка кратко, в самом общем виде, рассмотреть те из них (основные), что имели место в практике ведения военных действий на сухопутных театрах, прежде всего на Восточно-Европейском, или, как его еще нередко называли, Русском ТВД.

Едва ли не с самого начала ход разразившейся 1 августа 1914 года{**} мировой войны выявил несоответствие многих устоявшихся в предвоенные годы взглядов на ее характер, формы и способы ведения изменившимся с конца XIX столетия условиям вооруженной борьбы, поставив командование армий всех без исключения противоборствующих государств перед необходимостью решения новых, внезапно возникших проблем.

Прежде всего не оправдались расчеты генеральных штабов, в том числе и российского, на то, что война будет непродолжительной{2} и что победы в ней можно достичь путем проведения одной быстротечной кампании, одним-двумя решительными «генеральными сражениями» (стратегическими операциями), использовав для этого лишь отмобилизованные кадровые армии и накопленные в мирное время материально-технические средства. При этом наращивание последних в ходе войны за счет мобилизации экономических ресурсов страны, перевода промышленности на военное положение не предусматривалось. Считалось, что запасов вооружения и снаряжения, созданных в подготовительный период, хватит на все время военных действий, а неизбежные боевые потери можно будет восполнять путем увеличения текущего производства на специализированных оборонных предприятиях.

Развернувшаяся на многосоткилометровых фронтах вооруженная борьба, в которой с обеих сторон принимали участие многомиллионные армии{3} сильных в большинстве своем в экономическом отношении государств, обладавших к тому же солидными людскими ресурсами и значительной территорией с относительно развитой системой путей сообщения, убедительно показала, что победа в такого рода войне путем одноактного, даже очень мощного, приложения стратегических усилий невозможна. Она, как свидетельствовали события уже первых нескольких месяцев войны, могла быть достигнута только в итоге длительной и напряженной борьбы при максимальном использовании всего военно-экономического потенциала враждующих сторон. И действительно, вопреки всем довоен-

[2]

ным прогнозам, Первая мировая война продолжалась более четырех лет, а победить в ней удалось лишь в результате ряда военных кампаний, в каждой из которых вооруженные силы сторон проводили по нескольку операций со стратегическими целями. По сути дела, кампании в годы этой войны стали представлять собой совокупность того или иного числа одновременных и последовательных по фронту (а в маневренный период и по глубине) операций различного вида и масштаба, проводившихся на значительной территории и связанных единством цели, а в ряде случаев и замысла.

Примечательно, что практически все государства противоборствующих коалиций вступили в войну с предположением о ее маневренном характере и в силу этого придерживались «стратегии сокрушения», рассчитывая посредством ведения решительного стратегического наступления добиться победы уже в ходе первой кампании. Однако эти предположения и расчеты не оправдались: возросшие возможности средств огневого поражения и связанные с этим тяжелые потери войск; серьезные недостатки в организации операций, прежде всего взаимодействия и управления; незначительное превосходство наступающего над противником на направлениях главного удара, которое к тому же, как правило, быстро утрачивалось; нехватка резервов и малая их подвижность; слабое материальное обеспечение и многое другое — все это явилось причиной того, что ни одной из воюющих сторон так и не удалось осуществить свой стратегический план в начале войны и добиться намеченной цели.

Маневренные военные действия завершились на Западно-Европейском театре в середине ноября 1914 года, когда там в результате «Бега к морю»{***} и последовавших за ним сражений во Фландрии на реке Изер и в районе Ипра образовался сплошной позиционный фронт от Швейцарии до Ла-Манша; на Восточно-Европейском театре — в конце сентября — начале октября 1915 года, после того как русские армии вынуждены были под ударами германо-австрийских войск оставить Польшу, Галицию и часть Прибалтики. Исчерпав наступательные возможности и не имея резервов, обескровленные противники на обоих театрах перешли к жесткой позиционной обороне. В итоге война приобрела совершенно иной, позиционный характер, что повлекло за собой необходимость пересмотра применявшихся до этого форм и способов стратегических действий. С установлением сплошных укрепленных фронтов, преодолеть которые можно было лишь путем глубокого их прорыва, что не удавалось, «стратегия сокрушения» практически повсеместно сменилась «стратегией измора», вылившейся в длительную взаимо-истощающую позиционную борьбу, в так называемый позиционный тупик.

Возросший по сравнению с прошлыми войнами размах военных действий, их затяжной характер значительно усложнили задачи стратегии. Боевая практика показала, что стратегическое планирование в предвоенный период уже не может ограничиваться разработкой мероприятий, связанных с подготовкой к войне только вооруженных сил, их отмобилизованием, сосредоточением и развертыванием на ТВД, ведением первых операций. Помимо этого от него теперь требовался тщательный предварительный расчет экономических возможностей страны, мобилизации на военные нужды всего народного хозяйства. Актуальными в ходе войны стали также такие проблемы, как разработка планов кампаний и операций со стратегическими целями, согласование их с союзниками по коалиции, определение важнейших фронтов и целесообразное распределение между фронтами имеющихся сил и средств, создание на избранных главных направлениях необходимого превосходства над противником, руководство военными действиями огромных масс войск, организация и поддержание взаимодействия между их группировками, осуществлявшими операции на различных стратегических направлениях (и даже ТВД){4}, координация усилий сухопутных войск и ВМФ и другие.

В отличие от большинства предшествовавших войн все основные государства враждебных коалиций стремились упредить своих противников в развертывании главных сил и сократить разрыв между объявлением войны и началом решительных действий. С этой целью в них за 4—7 дней до официального вступления в войну было объявлено (в различных вариантах) о введении так называемого предмобилизационного периода (в России он именовался подготовительным к войне периодом и был введен 25 июля 1914 г.), в течение которого правительства провели ряд мероприятий, осуществлявшихся в прошлом обычно после объявления войны. Суть этих мероприятий состояла в начале скрытого перевода части вооруженных сил на военное положение и выдвижения их в приграничные районы с целью прикрытия мобилизации и развертывания, в пополнении запасов вооружения и материальных средств, усилении охраны границ, железных дорог и разведке пограничной полосы. Тогда же был произведен частичный призыв резервистов, что фактически являлось началом общей мобилизации{5}. Все это внесло существенные изменения в имевшиеся представления о начале войны, а точнее, о ее начальном периоде{6}, длившемся, как стали позже считать исследователи, от момента объявления войны до вступления в приграничные сражения главной массы вооруженных сил воюющих государств{7}. Основным его содержанием являлись завершение мобилизации, сосредоточение и стратегическое развертывание армий{8}. Резко возросло при этом значение оперативного прикрытия данных мероприятий, сроки проведения которых хотя и удалось сократить благодаря введению предмобилизационного периода, однако они все еще продолжали оставаться значительными и, что немаловажно, различными по продолжительности. Короче всего эти сроки были у Германии и Франции. Они закончились практически одновременно: 17 и 18 августа соответственно. В Восточной Пруссии развертывание германских сил (без части под-

[3]

разделений службы тыла) завершилось 10 августа, тогда как в России 8 августа начались только оперативные перевозки войск{9}. Задачи оперативного прикрытия отмобилизования, сосредоточения и стратегического развертывания армий решались на различных ТВД по-разному. Общим было лишь привлечение для этого сравнительно небольших сил. На Западно-Европейском театре их действия носили характер операций с ограниченными целями, в частности с целью овладения районами, выгодными для начала наступления главных группировок, на Восточно-Европейском — разведывательных операций, осуществляемых большими группами конницы с привлечением авиации (в России для прикрытия использовались 11 кавалерийских дивизий, а также отдельные отряды и части, выделенные из различных корпусов, еще в мирное время расквартированных в приграничных районах или вблизи них){10}.

Первая мировая война была коалиционной. Успех ее ведения во многом зависел от согласованных действий союзников. И хотя такой характер будущей войны являлся очевидным для руководства вооруженных сил всех государств — потенциальных противников, поскольку оформление военно-политических союзов (коалиций) произошло еще задолго до ее начала, ни одно из них, в том числе и Россия, не имело сколько-нибудь значимых теоретических разработок даже основ коалиционной стратегии. В силу этого каждый генеральный штаб разрабатывал в предвоенный период собственный стратегический план, в котором стремился отразить прежде всего интересы своей страны в войне и соответствующие им соображения относительно применения вооруженных сил. Общего же коалиционного плана ведения военных действий ни у того, ни у другого противостоящего блока не было. Имелись лишь взаимные обязательства, касающиеся количества выделяемых войск и их действий на определенных операционных направлениях. В этих условиях противоречия, еще до войны существовавшие между союзными державами, продолжавшими и после ее начала преследовать различные своекорыстные цели, не способствовали согласованным действиям вооруженных сил коалиций в интересах решения общих стратегических задач. В частности, отсутствие единства в действиях не позволило странам Антанты, обладавшим в совокупности многократным численным превосходством над государствами Центрального блока и имевшим более мощный, чем у них, военноэкономический потенциал, в полной мере использовать это свое преимущество в вооруженной борьбе, что было наиболее характерным для военных кампаний 1914 и 1915 гг.

В последующем военно-политическое руководство стран Антанты, осознав пагубность разобщенных действий, стало стремиться к более тесной координации военных усилий в рамках коалиции. Так, в декабре 1915 и в ноябре 1916 года оно пыталось решить возникшую проблему на межсоюзнических конференциях{****} при обсуждении планов кампаний 1916 и 1917 гг.

Однако и после принятия на данных конференциях совместных решений стратегическое взаимодействие союзных войск и в этих кампаниях осуществлялось неудовлетворительно. Более влиятельные члены коалиции — Франция и Великобритания, несмотря на договоренности, по-прежнему всячески старались уклониться от своевременного выполнения взятых на себя обязательств и переложить на русскую армию основную тяжесть ведения военных действий против общего врага. Россия же в отличие от них на протяжении всего своего участия в войне (до 15 декабря 1917 г.) проявляла верность принципам коалиционной стратегии, причем делала это, как правило, в ущерб своим национальным интересам. Ее армия не раз приходила на помощь союзникам, что наиболее показательно для кампаний 1914 и 1916 гг.{11}, однако последние, как уже говорилось, не очень-то спешили отплатить ей тем же, рассчитывая за счет предельного напряжения сил России реализовать собственные цели. Франция вкупе с Англией готовы были вести войну до «последнего русского солдата», их эгоистические интересы значительно перевешивали коалиционные. Особенно отчетливо это проявилось в кампании 1915 года, когда Германия перенесла основные усилия на Восточный фронт с целью разгромить русскую армию и вывести Россию из войны. В то время как российские войска, истекая кровью, испытывая снарядный голод, нехватку вооружения и снаряжения, отражали натиск превосходящих сил противника, англо-французские армии, несмотря на решение Межсоюзнического военного совета о необходимости сильными отвлекающими ударами на Западном фронте оказать помощь России, особой активности не проявляли, ограничиваясь проведением лишь частных операций с целью улучшения своего оперативно-тактического положения, а правительства Франции и Великобритании использовали полученную за счет этого передышку для

[4]

развертывания дополнительных воинских формирований и мобилизации экономики на нужды войны.

Иначе говоря, война 1914-1918 гг показала в целом низкую эффективность организации стратегического взаимодействия вооруженных сил государств — членов коалиций, в первую очередь Антанты (несогласованность действий, хотя и в меньшей степени, проявлялась и в Центральном блоке). Однако всесторонне проанализировать причины этого негативного явления и сделать соответствующие выводы военно-политическое руководство ведущих стран Запада — участниц Антанты не сумело (или не захотело?), о чем свидетельствует опыт ведения ими коалиционных военных действий в годы другой, еще более разрушительной и кровопролитной Второй мировой войны.

Огромный размах вооруженной борьбы выдвинул проблему организации стратегического руководства ею. Представляется в этой связи, что создание в России на время войны Ставки Верховного главнокомандующего (СВГ), предусмотренное принятым незадолго до ее начала (16 июля 1914 г) «Положением о полевом управлении войск в военное время»{12}, себя оправдало. Ставка являлась органом высшего полевого управления и местопребыванием на театре войны Верховного главнокомандующего, которому подчинялись все действующие сухопутные и морские силы, а сам он — императору. При Верховном главнокомандующем в качестве рабочего органа управления армией и флотом был сформирован штаб.

Характерно, что первоначально функции Ставки сводились лишь к стратегическому планированию и оперативному руководству действующими вооруженными силами. Однако в дальнейшем ей пришлось взять на себя решение и других задач, связанных с ведением войны, в том числе и военно-экономического характера. Постепенно Ставка сосредоточила в своих руках управление всеми видами снабжения войск (сил) — артиллерийским, военно-техническим, интендантским, санитарным и ветеринарным имуществом. Она же стала руководить санитарной эвакуацией, авиационным и воздухоплавательным делом. И тем не менее власть СВГ в течение всей войны ограничивалась лишь пределами ТВД, специального же органа, который бы осуществлял согласование усилий фронта и глубокого тыла в интересах вооруженной борьбы на всем пространстве империи, создано не было. В силу этого достичь единства военного, экономического, а тем более политического руководства войной не удалось. В последующем негативный в данном отношении опыт Первой мировой войны был, как известно, в полной мере учтен советским руководством.

Удачным следует признать и принятое еще до войны решение о создании промежуточного между СВГ и армиями звена управления — фронтовых главнокомандований, что также было закреплено в упомянутом выше «Положении…»{13}. Необходимость его введения обусловливалась (с учетом опыта Русско-японской войны 1904-1905 гг.) предстоящим, как считалось, развертыванием военных действий на обширном пространстве, а следовательно, на значительном удалении действующих войск от Ставки; использованием на каждом ТВД (стратегическом направлении) нескольких (группы) армий, насчитывавших десятки дивизий каждая. Все это, по мнению российского военного руководства, делало уже невозможным осуществление успешного управления войсками по старой схеме Верховный главнокомандующий — армия. Поэтому с началом войны в России были созданы два фронта: Северо-Западный (две армии; главнокомандующий генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский) и Юго-Западный (четыре армии; главнокомандующий генерал от артиллерии Н. И. Иванов). Позже, уже в ходе военных действий, было развернуто еще три фронта (в 1914 — начале 1915 г, позаимствовав русский опыт, к управлению по принципу Ставка — группа армий (фронт) — армия перешли Германия, Франция и Англия). Руководство войсками главнокомандующий армиями фронта осуществлял через полевое управление. Оно состояло из штаба, который решал вопросы оперативного характера, и нескольких административно-хозяйственных управлений, подчиненных главному начальнику снабжений армий фронта.

Во время войны в русской армии сложилась довольно четкая система разработки стратегических планов и доведения задач до войск. Обычно СВГ на основе оценки обстановки принимала предварительное решение и доводила его до главнокомандующих армиями фронтов. После анализа их предложений и внесения (при необходимости) изменений отдавалась окончательная директива. При принятии особо важных решений Ставка практиковала проведение совещаний с участием главнокомандующих армиями фронтов. Важным фактором повышения оперативности управления войсками, действовавшими на удаленных направлениях, стало применение технических средств связи (телеграфа, телефона, радио, самолета){14}.

В условиях увеличения масштабов вооруженной борьбы заметно возросла роль штабов, круг задач которых по сравнению с прошлыми войнами значительно расширился. Основными из них были: сбор и обработка данных об обстановке, необходимых для принятия главнокомандующими (командующими) решений и руководства военными действиями; планирование операций и их организация; разработка директив и приказов войскам, их рассылка; анализ донесений из нижестоящих инстанций и подготовка на их основе предложений старшему начальнику; установление и поддержание непрерывной связи с подчиненными, а также вышестоящими штабами; решение всех других вопросов, непосредственно связанных с подготовкой и ведением операций.

[5]

По-новому поставила Первая мировая война и проблему, связанную со стратегическими резервами. Недооценка их роли и значения в расчете на кратковременность будущей войны дорого обошлась практически всем ее участникам, пагубно сказавшись на реализации планов не только отдельных операций и военных кампаний, но и в целом войны. Очень скоро выяснилось, что наличие в достаточном количестве обученных резервов и своевременный ввод их в сражения придавали действующим армиям живучесть, оказывали во многом решающее влияние на ход и исход военных действий. Стало также очевидным, что без планомерной подготовки резервов, их накопления, а главное — рационального использования успешное ведение войны, тем более длительной, невозможно. Именно отсутствие резервов, вернее, скоропалительное их использование в начале войны вопреки предвоенным планам (в наличии у русского Верховного главнокомандования тогда имелось девять корпусов){15}, когда еще в ходе развертывания было решено наряду с выдвижением в Восточную Пруссию (против Германии) и в Галицию (против Австро-Венгрии) наступать (по просьбе французского генерального штаба) из района Варшавы на Познань и далее на Берлин (с этой целью из нескольких корпусов, в том числе и резервных, началось формирование новой 9-й армии, затем и 10-й), явилось одной из причин трагедии, постигшей войска Северо-Западного фронта, прежде всего 2-й его армии, в Восточно-Прусской операции 1914 года.

Стратегические резервы создавались в русской армии в основном за счет новых формирований во внутренних военных округах. В первой половине 1915 года имевшиеся стратегические резервы были большей частью израсходованы. Однако тыл страны, несмотря на наличие людских ресурсов, оказался не в состоянии своевременно готовить новые соединения, что явилось следствием экономической отсталости России, промышленность которой не смогла в короткий срок наладить выпуск необходимого количества оружия и военной техники. В ходе войны стало очевидным, что в состав стратегических резервов следует заблаговременно включать помимо контингента обученного личного состава еще и запасы вооружения и боевого снаряжения. Этого к началу войны в должном объеме сделано не было, и тыловые округа вынуждены были ограничиваться поставками в действующую армию лишь маршевого пополнения, которое шло в основном на восстановление боеспособности войск.

В ряде случаев недостаток стратегических резервов восполнялся в годы войны за счет перегруппировки войск со второстепенных на главные направления. Так, в сентябре-октябре 1914 года, в период подготовки Варшавско-Ивангородской операции, Ставка ВГ перебросила частью по железной дороге, а частично походным порядком главные силы ЮгоЗападного фронта (4, 5 и 9-ю армии) с краковского направления на Среднюю Вислу, а из района реки Нарев под Варшаву — 2-ю армию Северо-Западного фронта. Скрытно и своевременно осуществленная перегруппировка столь крупных сил позволила русскому командованию не только отразить мощный удар германо-австрийских войск, но и перейти затем в успешное контрнаступление. Здесь уместно отметить, что Варшавско-Ивангородская операция — одна из наиболее крупных в Первой мировой войне — была проведена армиями двух фронтов. Она, по мнению ряда отечественных военных историков и теоретиков, являла собой не только высшее достижение русской военной стратегии в этой войне, но и знаменовала зарождение принципиально нового в ней явления — операции группы фронтов.

Однако проведение стратегического маневра, равно как и выдвижение стратегических резервов в районы боевых действий, были сопряжены с большими трудностями и, как правило, запаздывали. Их масштабы и своевременность были серьезно ограничены слабым развитием коммуникаций и хронической нехваткой транспортных средств. Поэтому противнику, обладавшему значительно лучшими маневренными возможностями, зачастую удавалось упредить русские войска в наращивании сил, что приводило к затуханию успешно начатых ими операций. В частности, из-за запоздалой и плохо организованной переброски стратегических резервов, а также части сил из состава Северного и Западного фронтов в полосу действий Юго-Западного фронта летом 1916 года (в период Брусиловского прорыва) первоначально достигнутый армиями последнего значительный оперативный успех наступления развить в стратегический не удалось.

В целом за годы войны достаточно четко выявился круг задач, решение которых в значительной мере обеспечивалось с привлечением стратегических резервов: наращивание усилий в ходе наступления; прикрытие открытых флангов; отражение контрнаступления противника; восстановление нарушенного стратегического фронта обороны; усиление обороняющихся на наиболее опасных направлениях войск и другие.

Основными видами стратегических действий в войне 1914-1918 гг. являлись стратегическое наступление и стратегическая оборона, решающая роль в ведении которых принадлежала сухопутным войскам. Действия сухопутных войск поддерживались авиацией, а на приморских направлениях и силами флота. В 1914 — начале 1915 года стратегическое наступление иногда приобретало характер контрнаступления. В кампании 1915 года русские войска в целом успешно осуществили стратегическое отступление, сорвав замысел германского командования окружить их на левом берегу Вислы.

Стратегическое наступление и стратегическая оборона осуществлялись, по опыту войны, в форме одновременных и последовательных по фронту и глубине наступательных или оборонительных операций армий, а чаще групп армий (в рамках военных действий фронтов, проводившихся на одном-двух стратегических направлениях под общим руководством их главнокомандующих). Так, например, в начале кампании 1914 года стратегическое наступление в соответствии с замыслом русского Верховного главнокомандования осуществлялось войсками двух фронтов — Северо-Западного и Юго-Западного и преследовало крупные военно-политические цели. При этом каждый фронт действовал на отдельном, соответствующем своему названию стратегическом направлении, имея большие по глубине задачи. На первом из направлений (северо-западном) против 8-й немецкой армии в период с 17 августа по 15 сентября была проведена уже упоминавшаяся Восточно-Прусская операция, состоявшая из самостоятельных сначала наступательных, а затем оборонительных операций (сражений) 1-й и 2-й армий. На втором — юго-западном направлении практически одновременно (18 августа — 21 сентября) против основных сил австро-венгерской армии проводилась так называемая Галицийская битва, развернувшаяся на 400-км фронте и представлявшая собой ряд взаимосвязанных наступательных (контрнаступательных) и оборонительных армейских (групп армий) операций, характеризовавшихся высокой напряженностью, значительным размахом, обилием встречных сражений (боев), в которых войска сторон наносили удары во фланг и тыл, стремились упредить противника в развертывании и захвате инициативы. Главнейшими событиями Галицийской битвы были Люблин-Холмская 4-й и 5-й армий, Галич-Львовская 3-й и 8-й (во взаимодействии с 5-й) армий

[6]

операции, проведенные в период с 18 августа по 3 сентября, и Городокское сражение (5—12 сентября), в котором австро-венгерские 4, 3 и 2-я армии пытались нанести поражение 3-й и 8-й русским армиям.

Стратегическая оборона, составлявшая, по существу, основу военных действий русских войск в годы Первой мировой войны (около 75 проц. времени их ведения), вначале носила пассивный, выжидательный характер и была рассчитана на выигрыш во времени. В последующем взгляды на цели и содержание стратегической обороны претерпели изменения. Она стала применяться для удержания стратегически важных рубежей (районов), истощения превосходящих сил противника и нанесения поражения его наступающим войскам.

Коренные изменения в организации и ведении стратегической обороны произошли в позиционный период войны. Совершенствование ее шло в направлении увеличения глубины эшелонирования войск, улучшения инженерного оборудования местности, повышения активности действий обороняющихся. При этом возросла роль маневра и контрударов для восстановления утраченного положения. Основу обороны стала составлять система сплошных по фронту, эшелонированных в глубину и хорошо оборудованных в инженерном отношении оборонительных полос и позиций, где главное место занимала сеть траншей, прикрытых различными заграждениями, и ходов сообщения.

Повышению эффективности как стратегического наступления, так и обороны способствовало развитие способов применения всех родов войск (оружия). Так, в годы войны были разработаны и успешно осуществлялись на практике новые методы артиллерийской подготовки и поддержки наступления, включая последовательное сосредоточение огня, одинарный и двойной огневой вал. Стала проводиться артиллерийская контрподготовка. К концу войны появились элементы противотанковой (на Западно-Европейском театре) и войсковой противовоздушной (воздушной, как она тогда называлась в России) обороны. Были также разработаны основы боевого применения авиации.

Фронт в годы Первой мировой войны представлял собой стратегическую инстанцию и был призван самостоятельно решать поставленные ему задачи на ТВД или стратегическом направлении (фактически, по опыту военных действий, фронтовое главнокомандование было не в состоянии эффективно влиять на решение всего комплекса задач, возникавших в стратегической операции). Армия, а в июне 1915 года их в России только на Восточно-Европейском театре насчитывалось 13, являлась основным, говоря современным языком, оперативным объединением (по терминологии тех лет — соединением). Она включала в свой состав соединения и части (подразделения) всех существовавших в то время родов войск (оружия) и действовала всегда в первом эшелоне фронта, как правило на одном из операционных направлений.

В ходе войны операция как совокупность согласованных по цели, месту и времени боев, сражений и маневров, или, иными словами, как совокупность тактических и стратегических действий{16}, проводимых по единому замыслу и под единым руководством в интересах решения определенной оперативной (по современной терминологии) или стратегической задачи, окончательно завоевала свое место и признание в общей системе вооруженной борьбы. При этом фронтовая операция{17}, осуществлявшаяся обычно со стратегическими целями, переживала только этап становления и не получила своего полного развития, являясь до конца войны, по существу, лишь простой суммой операций армий. Так, подготовка наступательной операции фронта в большинстве случаев сводилась к определению армиям общих задач (цели и направления действий) на первый этап наступления и распределению сил между ними. Планирование же их действий по глубине, расчет усилий для превращения достигнутого тактического успеха в оперативный не производились. Фронтовое главнокомандование в этот период не имело еще необходимых сил и средств для непосредственного влияния на ход военных действий в армейских полосах: имевшиеся во фронте резервы при вводе их в сражение, как правило, передавались в подчинение командующих армиями. Между армиями с целью сохранения свободы маневра оставлялись значительные интервалы (в маневренный период войны). Благодаря этому армии в ходе наступления действовали вне жесткой зависимости друг от друга, имели открытые фланги, и командующие сами вынуждены были заниматься их обеспечением. Взаимодействие соединений и родов войск также заканчивалось в основном в армейском звене, равно как и организация обеспечивающих действий (разведки, маскировки и т.д.). В этих условиях армейская операция имела большую самостоятельность и известную обособленность, особенно в начале войны, когда военные действия носили маневренный характер.

Характерно, что в рамках одной фронтовой наступательной операции некоторые армии проводили по нескольку операций. Так, в ходе Галицийской битвы Юго-Западного фронта 4-я и 5-я армии провели по три операции (из них по одной оборонительной с отходом), а 3-я и 8-я армии — по две последовательные по глубине наступательные операции и одну (совместными усилиями) оборонительную.

В целом можно сказать, что к концу войны армейская операция практически уже окончательно сложилась как форма военных действий оперативного масштаба, проводимая по единому плану, приобрела довольно четкие границы, имела свои цели и задачи, характерные черты и показатели.

Война, как уже говорилось, началась с маневренных действий, которые характеризовались стремлением русского командования вести наступление в широких полосах (во фронте — 300-400 км, в армиях от 60 до 150 км) и на глубину до 300, а то и 400 км (в армиях от 30-40 до 100-150 км). Продолжительность операций колебалась во фронте от 20 до 30, иногда и более, суток, в армиях от 3-4 до 16-18 суток; средний темп наступления составлял 6-8 км в сутки и выше.

Основной формой оперативного маневра являлись охваты и обходы открытых флангов противника, которые, по замыслу, должны были привести к его окружению. Идея действий против флангов, стремление к совершению глубокого охватывающего маневра (двустороннего или одностороннего) были господствующими. В большинстве случаев из-за недостаточного количества выделяемых сил, медленных темпов продвижения и слабости управления задуманные маневры на флангах не получали развития, и войска вынуждены были применять фронтальные способы наступления, по существу отбрасывая от себя противника. Поэтому практически все операции армий маневренного периода войны выливались во встречные сражения (1-й армии Северо-Западного фронта — у Гумбиннена, 4-й и 5-й армий Юго-Западного фронта соответственно под Красником и у Томашова и т. д.).

В позиционный период войны наступательные операции получили совершенно иные содержание и размах. При отсутствии открытых флангов единственной формой маневра стал фронтальный удар. Теперь достижение успеха в наступательной операции было связано с предварительным прорывом укрепленного фронта, что привело к сокращению полос наступления фронтов и армий, росту продолжительности операций, изменению способов действий.

[7]

Наступательные операции с прорывом укрепленной обороны противника проводились чаще всего в масштабе фронта. Первоначально считалось, что прорыв может быть успешно осуществлен путем сильного удара «в одной точке», т. е. на одном узком участке фронта шириной 8-10 км, затем на относительно широком фронте — до 80 км. Однако к концу войны уже отчетливо определилась другая тенденция — осуществление прорыва на широком фронте одновременно на нескольких направлениях, из которых одно являлось главным. Впервые такой способ прорыва был применен войсками русского Юго-Западного фронта под командованием генерала от кавалерии А. А. Брусилова (Брусиловский прорыв) в июне 1916 года. Войска фронта перешли в наступление в полосе 470 км{*****}. в этой полосе наносились четыре армейских (главный удар на правом крыле фронта наносила 8-я армия генерал-лейтенанта А. М. Каледина) и девять корпусных ударов, в результате чего противник был скован на широком фронте, дезориентирован, лишен возможности свободно маневрировать резервами и
снимать силы с соседних участков.

В годы Первой мировой войны в целом удалось решить проблему преодоления тактической зоны обороны. Но ее прорыв, как показал опыт, был только первым, хотя и важнейшим этапом операции. Достижение же решительных целей требовало незамедлительного развития тактического успеха в оперативный. Но эта проблема так и не была решена, несмотря на сосредоточение на направлениях ударов значительного количества артиллерии, изменение ее качественных характеристик, массированное применение нового ударного средства — танков (на Западно-Европейском театре), частично и авиации, попытки использовать для развития успеха кавалерийские соединения. Основными причинами этого явились недостаточно высокие боевые возможности объединений (соединений), ограниченность военного мышления, отставание военной теории.

За годы войны был накоплен также значительный опыт подготовки и ведения оборонительных операций. Развитие обороны шло от очаговой (опорных пунктов, находящихся между собой в огневой связи) к траншейной, к созданию нескольких эшелонированных позиций (полос или зон) со все большим насыщением их различными инженерными сооружениями и огневыми средствами. Оборона развивалась в глубину, позволяя оказывать противнику последовательное сопротивление на оборудованных рубежах, производить контратаки и наносить контрудары. К концу войны оборона объединений включала передовую зону (предполье), боевую — глубиной 6-8 км и тыловую зоны (в 10-12 км от боевой зоны) и стала, по существу, непреодолимой для противника.

Крупные изменения в ходе войны произошли и в области тактики, бой окончательно приобрел характер общевойскового.

Таким образом, боевая практика Первой мировой войны подвергла серьезнейшей проверке существовавшие до нее теоретические положения во всех без исключения сферах военного дела. Она послужила мощным толчком для дальнейшего развития военной науки, в том числе и теории военного искусства. С обобщения и анализа богатейшего опыта этой войны фактически начался новый этап в исследовании военно-научных проблем, который продолжался вплоть до оснащения вооруженных сил ведущих держав мира новейшими техническими средствами борьбы.

Верховные главнокомандующие русской армией во время Первой мировой войны

Фамилия, имя, отчество	Воинское звание	Годы жизни	Срок пребывания в должности
1. Великий князь Николай Николаевич мл. (Романов)	Генерал от кавалерии	18 ноября 1856 — 5 января 1929	2 августа 1914 — 5 сентября 1915; 15-24 марта 1917{*1}
2. Император Николай II (Николай Александрович Романов)	Полковник	18 мая 1868 — 17 июля 1918	5 сентября 1915 — 15 марта 1917
3. Алексеев Михаил Васильевич	Генерал от инфантерии	15 ноября 1857 — 8 октября 1918	24 марта — 4 июня 1917
4. Брусилов Алексей Алексеевич	Генерал от кавалерии	31 августа 1853 — 17 марта 1926	4 июня — 1 августа 1917
5. Корнилов Лавр Георгиевич	Генерал от инфантерии	30 августа 1870 — 13 апреля 1918	1 августа — 9 сентября 1
6. Керенский Александр Федорович{*2}		4 мая 1881 — 11 июня 1970	12 сентября — 16 ноября 1917
7. Крыленко Николай Васильевич	Прапорщик	14 мая 1885 — 29 июля 1938	22 ноября 1917 — 5 марта 1918

{*1} — Будучи назначенным накануне отречения от престола императором Николаем II, в должность не вступил.
{*2} — После бегства Керенского, с 16 по 22 ноября 1917 г. обязанности Верховного главнокомандующего исполнял генерал-лейтенант Н. Н. Духонин.

Примечания:

{1} История Первой мировой войны 1914-1918. В 2 т. М.: Наука, 1975. Т. 1. С. 5; История военной стратегии России. М.: Кучково поле, 2000. С. 116.

{2} По образному выражению автора германского плана войны генерал-фельдмаршала (с 1911 г.) А. фон Шлиффена (в 1891-1905 гг. начальник большого генерального штаба Германии), начавшись весной, война должна была быть закончена не позднее «осеннего листопада». См.: Царев Н. Т. От Шлиффена до Гинденбурга. М.: Воениздат, 1956. С. 50.

{3} В январе 1917 г. армии обеих противоборствующих коалиций — Антанты и Центрального блока — насчитывали 37 млн. человек. См.: Советская Военная Энциклопедия. В 8 т. М.: Воениздат, 1976-1980. 1978. Т. 6. С. 274.

{4} ТВД в современном понятии, так как согласно «Положению о полевом управлении войск в военное время» (1914 г.) под театром военных действий понималась территория, предназначенная для развертывания и размещения всей действующей армии, т. е. сухопутных и морских сил, военных управлений и учреждений, подчиненных Верховному главнокомандующему.

{5} См. Начальный период войны. М.: Воениздат, 1974. С. 39, 40; Советская Военная Энциклопедия. 1978. Т. 5. С. 555; Ростунов И. И.

[8]

Русский фронт первой мировой войны. М.: Наука, 1976. С. 107, 108.

{6} Термин «начальный период войны» стал употребляться в отечественной военной литературе в 1920-х гг. в связи с исследованием опыта войн конца XIX — начала ХХ в., и прежде всего Первой мировой войны. См.: Начальный период Великой Отечественной войны. Выводы и уроки. М.: Военная академия Генерального штаба, 1989. С. 3.

{7} Там же. С. 3, 4.

{8} В описываемый период стратегическое развертывание, под ним понималось развертывание войск (сил) на ТВД, рассматривалось отдельно от стратегического сосредоточения и мобилизации. Такое их разделение существовало в отечественной военной науке до 60—70 гг. ХХ столетия.

{9} История военной стратегии России. С. 106. Перевозка австро-венгерских войск против России началась 6 августа и была в основном закончена 20 августа. Россия на 15-й день мобилизации (объявлена 30 июля 1914 г.) смогла закончить сосредоточение только 1/3 своей армии, на 30-й день — до 2/3. См.: Ростунов И. И. Указ. соч. С. 109.

{10} История первой мировой войны 1914-1918. Т. 1. С. 237.

{11} В кампании 1914 г. наступление русских армий Северо-Западного фронта в Восточной Пруссии еще до завершения сосредоточения и развертывания всех сил помогло сорвать стратегический план германского командования по разгрому Франции и выводу ее из войны. В кампании 1916 г. переход в наступление Юго-Западного фронта ранее намеченного срока позволил ослабить натиск немецких войск против Франции под Верденом и австровенгерских войск против Италии под Трентино (Тироль).

{12} Это «Положение…» являлось основным документом, которым в годы войны определялись в ВС России «организация высшего военного управления войсками, предназначенными для военных действий, устройство их тыла, а равно обязанности, права и круг ведения органов и чинов полевого управления». См.: Положение о полевом управлении войск в военное время. СПб., 1914. С. 1.

{13} В нем (§ 4) было, в частности, записано: «Сухопутные вооруженные силы, предназначенные для военных действий, образуют высшие войсковые соединения — армии в составе двух и более корпусов каждая… Несколько армий, предназначенных для достижения одной стратегической цели и действующих на определенном фронте, могут быть объединены в еще более высоком войсковом соединении, образуя армии данного фронта. Армия, не входящая в состав армий фронта, получает название отдельной.». См.: Там же.

{14} Вооруженные силы и военное искусство России в войнах XVIII — начала XX веков. М.: Военная академия Генерального штаба, 1998. С. 295.

{15} Там же. С. 292.

{16} Необходимость выделения в военном искусстве самостоятельного раздела, охватывающего вопросы теории и практики подготовки и ведения операций, в то время не была еще признана ни в одной армии. Официально деление военного искусства на стратегию, оперативное искусство и тактику было закреплено в СССР во 2-й половине 1920-х гг.

{17} За время войны русские войска на Восточно-Европейском и Кавказском театрах провели свыше 25 фронтовых операций. См.: История военной стратегии России. С. 116.

[9]

{*} В войну были вовлечены, если считать страны-метрополии без колоний, 33 государства. Версальский же мирный договор подписали представители 38 стран, в том числе четырех английских доминионов (Канады, Австралийского Союза, Южно-Африканского Союза, Новой Зеландии) и Индии.

{**} Здесь и далее все даты приводятся по новому стилю.

{***} Такое название получили три последовательные маневренные операции германских и англо-французских армий, проведение которых в период с 16 сентября по 15 октября 1914 г. было вызвано стремлением обеих сторон обойти открытый северный (приморский) фланг противника.

{****} Впервые подобная конференция была созвана при французской главной квартире в Шантийи еще в июле 1915 г. (обсудила план союзников на 2-ю половину 1915 г.), тогда же создан Межсоюзнический (исполнительный) военный совет. Объединенное главное командование союзными армиями было создано только в конце войны (май 1918 г.), но уже без России.

{*****} в последующем полоса наступления фронта расширилась до 550 км, а глубина продвижения составила 80-120 км.

Данная статья цитируется и/или упоминается в следующих публикациях, размещенных на сайте:
Багдасарян А. О. 1914 год. Новые методы ведения войны: мирное население как объект военных действий // Первая мировая война: взгляд спустя столетие. 1914 год: от мира к войне: доклады и выступления участников III Международной научно-практической конференции. — М., 2015. С. 144-150.