Кулегин А. М. «Специально великокняжеский». Особняк М. Кшесинской

1917 г. Вокруг Зимнего / Сост. Ю. З. Кантор. — М., 2017. С. 118-132.

6 (19) апреля 1904 г. один из петербургских нотариусов зарегистрировал обыкновенную имущественную сделку. Некий дворянин А. Э. Коллинг купил у вдовы надворного советника О. Л. Петровой за 88 тыс. рублей участок земли на Петербургской стороне на пересечении Кронверкского проспекта и Большой Дворянской улицы. Однако именно эта сделка положила начало истории одного из самых замечательных памятников архитектуры и культуры северной столицы — особняка М. Ф. Кшесинской. Именно знаменитая примадонна Императорского балета на самом деле являлась хозяйкой участка «общим размером квадратных 730 сажен», а Александр Коллинг лишь выполнял функции посредника в связи с тем, что сама Матильда Феликсовна по каким-то причинам до поры до времени «не желала огласить себя покупщиком этого имущества»{1}.

Великолепное здание в стиле петербургский модерн, возведенное на этом месте всего за два года по проекту выдающегося зодчего, академика архитектуры Александра Ивановича фон Гогена, издавна окружено множеством загадок и мифов. В конце 2016 г. особняк Кшесинской отметил 110-летие завершения строительства. За свою долгую историю уникальное здание стало свидетелем, а можно сказать, и участником многих важных исторических событий. Например, посетители Государственного музея политической истории России, который здесь ныне располагается, иногда задают вопрос: правда ли, что Кшесинская пыталась отсудить свой особняк у Советской власти? Отголоски реальных событий и вымыслы переплелись в один причудливый клубок.

1917 г. — самый, пожалуй, драматический период истории уникального здания, когда оно превратилось в арену острейшего политического противоборства, одним из проявлений которого и стал сенсационный судебный процесс между М. Ф. Кшесинской и занявшими ее дом революционными организациями.

Роскошный особняк знаменитой прима балерины, в печати того времени чаще называемый дворцом, в течение десятилетия являлся одним из центров великосветской и культурной жизни столицы Российской империи. Его обитателями и гостями были представители династии Романовых, известные деятели культуры и искусства, актеры императорских Александрийского и Мариинского театров, такие звезды отечественного и за-

[118]

рубежного балета, как Тамара Карсавина и Айседора Дункан. Революционный 1917 г. изменил не только историческую судьбу России, но и стал переломным этапом в жизни этой жемчужины петербургского модерна.

Конфликт вокруг особняка М. Ф. Кшесинской в 1917 г. разворачивался в нескольких измерениях: судебно-юридическом, общественно-политическом и военно-политическом. Судьба здания напрямую зависела от общей расстановки партийно-политических сил в Петрограде, их соотношения в конкретно-исторические периоды весны-лета 1917 г., наличия у противостоящих сторон реальной, в т. ч. и вооруженной силы для защиты собственных интересов. Основными сторонами были партия большевиков в лице ее центральных органов и Военной организации, Временное правительство и его органы, судебная система, Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, воинские части Петроградского гарнизона и Северного фронта и, конечно, сама хозяйка особняка М. Ф. Кшесинская. Причем именно хозяйка, которая, казалось бы, имела наибольшие права на свое имущество, оказалась в противостоянии «политических тяжеловесов» того времени самой слабой и страдающей стороной.

Существует достаточно обширная историческая литература, посвященная деятельности руководящих органов большевистской партии в особняке М. Ф. Кшесинской в марте — начале июля 1917 г.{2} К ее существенным недостаткам можно отнести, в первую очередь, чрезмерную тенденциозность работ, увидевших свет в советский период, что сказалось и на объективности отражения различных сторон общественно-политической ситуации, складывавшейся здесь в то время. В частности, данный недостаток относится к освещению судебного процесса между М. Ф. Кшесинской и революционными организациями, занявшими ее особняк после Февральской революции. Этому разбирательству в различной степени посвящались как популярные издания, так и научные статьи, авторы которых стремились доказать справедливость действий большевиков в отношении жилища царской фаворитки{3}.

Восполнить имеющиеся лакуны в освещении событий вокруг особняка Кшесинской в 1917 г. помогают новые архивные документы, материалы фондов Государственного музея политической истории России (ГМПИР), сообщения петроградской прессы того периода и воспоминания современников.

Вечером 27 февраля 1917 г., в решающий день Февральской революции, Матильда Кшесинская вместе с сыном Владимиром Красинским, прихватив лишь небольшой ручной саквояж с драгоценностями, в страхе покинула свой великолепный особняк, где счастливо прожила одиннадцать лет.

Опасения знаменитой балерины были вполне обоснованными. Еще с осени 1916 г.

[119]

она получала многочисленные анонимные письма с угрозами в свой адрес. Ни для кого не являлась секретом ее близость к императорской семье — давний роман с наследником цесаревичем Николаем Александровичем, будущим императором Николаем II, и то, что она фактически была гражданской женой великого князя Андрея Владимировича.

Опустевшее здание 1 марта подверглось разгрому со стороны многочисленной толпы, а спустя несколько дней его заняли солдаты мастерских запасного автобронедивизиона, разместившиеся главным образом в нижнем этаже{4}. Один из агитаторов сообщил об этом в Петербургский комитет (ПК) большевиков, который после выхода партии из подполья расположился в двух чердачных комнатах Биржи труда на Кронверкском проспекте в доме 49 и отчаянно нуждался в помещении для работы. На переговоры с «броневиками», как называли солдат бронедивизиона, отправился член ПК, подпоручик 3-го запасного пехотного полка П. В. Дашкевич. Он быстро нашел с ними общий язык, и уже 11 марта ПК РСДРП (б), его Военная организация, а затем и ЦК партии большевиков перебрались в особняк М. Ф. Кшесинской, который с того момента превратился, как писали петроградские газеты, в «главный штаб ленинцев»{5}.

Здание, ставшее с момента его занятия большевистскими организациями центром притяжения всех леворадикальных сил, оказалось вовлеченным в продолжительный конфликт как непосредственно с Временным правительством и его судебной системой, так и с различными общественными силами, считавшими «гнездо ленинцев» серьезной угрозой для безопасности страны. Это противостояние особенно обострилось после возвращения из эмиграции в ночь на 4 апреля 1917 г. В. И. Ленина, который на протяжении почти 90 дней практически ежедневно бывал и работал здесь, руководил отсюда деятельностью Центрального комитета РСДРП (б). Под его руководством в доме Кшесинской проходили различные важные заседания партии большевиков: Первая Петроградская общегородская конференция, предварительное совещание делегатов и заключительное заседание VII (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП (б), заседания Центрального и Петербургского комитетов{6}. Документально подтверждается участие Ленина, как минимум, в восемнадцати крупных партийных мероприятиях{7}.

Здесь же Ленин встречался с партийными лидерами, принимал многочисленных посетителей — рабочих, солдат и матросов, крестьян. В особняке им были написаны резолюции Апрельской конференции, ряда заседаний ЦК партии большевиков. Есть основания полагать, что здесь он также написал ряд своих публицистических произведений, статей и заметок для газеты «Правда»{8}.

[120]

Наиболее радикальную позицию по всем политическим вопросам занимала Военная организация при ЦК и ПК РСДРП (б), также размещавшаяся в особняке Кшесинской, и ее лидеры В. И. Невский и Н. И. Подвойский.

Барон Николай Врангель вспоминал, что поначалу даже сам внешний вид «ленинских молодцов», выступавших с балкона и из беседки, приводил местных обывателей в недоумение:
«— А из каких они, батюшка, будут? — спрашивает старуха. — Тальянцы, что ли?
— А Бог их знает! Не то тальянцы, не то французы…
— Шуты гороховые, вот кто! — веско говорит чиновник»{9}.

Теперь вокруг особняка постоянно кипели нешуточные митинговые страсти. Жена известного историка С. Ф. Платонова, проживавшая с семьей на Каменноостровском проспекте, записала в дневник: «Около него (особняка. — А. К.) постоянно стоит толпа и кто-нибудь ораторствует — больше, говорят, не сам Ленин… а кто-нибудь из “ленинцев”, происходят ожесточенные споры между “ленинцами” и их противниками, причем несогласных с Лениным иногда арестовывают, а иногда, говорят, оратору ленинцу приходится спешно спасаться во двор или в дом, чтобы не быть побитым»{10}.

Между тем настоящая хозяйка здания, несколько оправившись от пережитых волнений, решила попытаться вернуться домой. Но оказалось, что незваные гости совсем не намерены покидать уютный особняк, имевший к тому же весьма выгодное стратегическое положение: рядом находилась Петропавловская крепость, неподалеку, в Народном доме после Февральской революции разместились солдаты 1-го пулеметного полка — одной из самых революционных частей гарнизона, рукой подать было до рабочих окраин Выборгской стороны. С другой стороны, и до центра города — Невского, или как его часто называли в 1917 г., «Милюковского» проспекта, — можно было добраться за какие-то четверть часа.

Вначале Матильда Феликсовна сделала попытку уговорить большевистские организации освободить если не весь особняк, то хотя бы часть комнат второго этажа, чтобы устроить там пансион для сдачи жильцам. Однако серьезного разговора с председателем ПК Л. М. Михайловым-Политикусом не получилось — большевики откровенно иронизировали над «бедной» Кшесинской, хотя и вели себя достаточно вежливо. Балерина вынуждена была начать хождение по различным властным инстанциям.

Она побывала в Военной комиссии Временного комитета Государственной думы, обращалась к командующему Петроградским военным округом, генералу Л. Г. Корнилову. В Общественном градоначальстве на Гороховой, д. 2 ей вернули часть ценностей{11}. В их числе были золотой венок и одиннадцать ящиков с серебром, ранее вывезенные из особняка{12}. Пыталась апеллировать Матиль-

[121]

да Феликсовна и к авторитету Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.

Н. Н. Суханов красочно описал эпизод появления Кшесинской в сопровождении своего поверенного В. С. Хесина в Таврическом дворце: «Немолодая изящная женщина, протягивая мне какую-то бумагу, совершенно невнятно, робея, запинаясь и путаясь, заговорила о том, что ее направил ко мне Керенский… Оказалось, что она пришла хлопотать за свой дом, реквизированный по праву революции и разграбляемый, по ее словам, пребывающей в нем несметной толпой. Кше-синская просила в крайнем случае локализовать и запечатать имущество в каком-нибудь углу дома, а также отвести ей помещение в ее доме для жилья.
…Дело Кшесинской было трудное, и я не знал, как помочь ей.
Я спросил: … — А кто его занял?
— Его заняли… социалисты-революционеры — большевики.
По-видимому, Кшесинская произнесла эти трудные слова, представляя себе самое страшное, что только есть на свете… Я обещал поставить вопрос в Исполнительном Комитете и сделать все возможное, чтобы урегулировать дело с помещениями. Будем надеяться… Но ни я, ни она, кажется, ни на что не надеялись»{13}.

Представитель большевиков в Исполкоме Петроградского Совета А. Г. Шляпников, к которому Суханов обратился за разъяснениями, «на каком основании дом занят самочинно?», в ответ только «посмеялся и, махнув рукой, побежал дальше…»{14}.

В специальном обращении, направленном в Исполком Петросовета и написанном для большей убедительности на красной бумаге, одна из самых богатых до Февральской революции женщин России в очень мягких выражениях настаивала на возврате своего жилища. «Тем более, — писала она, — что у меня ребенок, а мы остались без крова»{15}. В ответ Исполком высшего органа «революционной демократии» принял 26 апреля 1917 г. резолюцию, в которой признавал «захват кем бы то ни было частной собственности недопустимым» и предложил комитету броневого дивизиона «ныне немедленно очистить занимаемое им в доме Кшесинской помещение, предоставив таковое владелице»{16}. Однако никакой другой более конкретной помощи от советских деятелей просительница так и не дождалась.

Малоэффективным оказалось и обращение к министру юстиции А. Ф. Керенскому. В ходе телефонного разговора он был с дамой крайне любезен, обещал «оградить… от всяких неприятностей» и даже дал номер своего домашнего телефона, чтобы она могла немедленно звонить ему в любое время, «ежели его помощь была бы мне нужна». Однако во время личного визита Кшесинской в Министерство юстиции он вынужден был заявить, что освободить ее дом силой нельзя, «так как это повлечет за собой кровопролитие около него, что еще более осложнит дело»{17}.

[122]

Все эти обстоятельства вынудили балерину прибегнуть к помощи судебных властей. В Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб) сохранилось ее прошение прокурору Петроградской судебной палаты, где она кратко описывает уже изложенные выше обстоятельства своего поспешного бегства из особняка и последующих безуспешных попыток добиться решения вопроса в различных инстанциях. В заключение Кшесинская просит: «1) Принять меры к освобождению моего дома от посторонних лиц и дать мне возможность спокойно вернуться в него. 2) Начать расследование по делу о разграблении моего имущества в том же доме». На прошении имеется резолюция: «Запросить Управление Запасного Броневого Автомобильного Дивизиона и возможность освободить от постоя дом Кшесинской ввиду ее ходатайства. Затребовать от Комиссариата (милиции Петроградского района. — А. К.) дознание о расхищенном имуществе»{18}. Больше прокурор сделать ничего реального не смог.

Тогда по поручению Кшесинской ее адвокат, присяжный поверенный В. С. Хесин возбудил в мировом суде гражданский иск о выселении. В качестве ответчиков на суде истицей были указаны: «1. Петроградский комитет социал-демократической рабочей партии; 2. Центральный комитет той же партии; 3. Центральное бюро профсоюзов; 4. Петроградский районный комитет партии с.-р.; 5. Клуб военных организаций; 6. Кандидат права В. И. Ульянов (лит. псевдоним Ленин); 7. Помощник присяжного поверенного С. Я. Багдатьев; 8. Студент Г. О. Агабабов»{19}.

К моменту начала судебного разбирательства в общественном мнении произошли заметные изменения. Еще в середине марта бульварные газеты с упоением смаковали «тайны Матильды Кшесинской», а в ряде изданий появились даже сообщения о ее аресте{20}. Примадонна пишет в мемуарах, что с трудом могла найти адвоката для защиты своих интересов{21}. Не только рабочие и солдатские организации, но и многие представители либеральной интеллигенции считали вполне естественным объявить дом Кшесинской «общественным достоянием». Два месяца спустя «ужасный Ленин и ленинцы» в глазах обывателей выглядели уже гораздо опаснее бывшей «царской фаворитки». Упоминавшаяся ранее Н. Н. Платонова вновь записала в дневнике: «Кшесинская начала дело о выселении из принадлежащего ей дома Ленина и К°. Дело будет скоро разбираться и вероятно, при этом последует много скандальных разоблачений… т. к. Кшесинская — “особа специально великокняжеская”»{22}.

Процесс состоялся 5 мая 1917 г. в камере мирового судьи 58-го участка, находившейся на Большой Зелениной улице, дом 9. Хотя некоторые газеты и поспешили озаглавить заметки с процесса «Тяжба Кшесинской и Ленина», к большому разочарованию ожидавшей новых сенсаций публики, до отказа заполнившей зал, основные персонажи

[123]

на заседании так и не появились. Интересы большевистских организаций в суде представляли литовский социал-демократ, помощник присяжного поверенного М. Ю. Козловский и один из секретарей ПК С. Я. Багдатьев, слывший одним из самых крайних «леваков» даже среди большевиков{23}. В начале судебного заседания мировой судья М. Г. Чистосердов огласил справки, из которых следовало, что Центральное бюро профсоюзов уже выбыло из особняка, ответчику Ленину повестка не вручена «за непроживанием» там, а районный комитет эсеров принять повестку отказался. Поверенный Кшесинской доказывал, что принцип права собственности остается нерушимым, и никто не имеет права самовольно завладевать чужим имуществом. В подтверждение своих слов адвокат Кшесинской представил суду копию купчей крепости на особняк{24}.

«Следует не забывать, — подчеркнул в ответ М. Ю. Козловский, — что революционные организации заняли это здание 27 февраля, в день революционного выступления народа. Заняли его тогда, когда оно было пустым, когда разбушевавшиеся массы уничтожали дворец Кшесинской, считая его гнездом контрреволюции, где сходились все нити, связывавшие с царским домом Кшесинскую, которая, по разумению масс, была если уж не членом царской семьи, то, но крайней мере, фавориткой свергнутого царя. И остался целым этот дворец лишь благодаря тому, что был занят революционными организациями… О каком это «законном порядке» позволительно говорить в тот момент, когда на улице идет революция со свистом пуль и артиллерийской канонадой?!»{25}. С. Я. Багдатьев сделал упор на том, что занявшие особняк большевистские организации представляют собой многочисленную и влиятельную политическую силу. «Мы не грабители. Мы крупная политическая организация… Как только мы найдем для себя новое помещение… мы охотно выедем из дома Кшесинской».

В. С. Хесин легко парировал аргументы противоположной стороны, заявив, что «как гражданин и юрист он должен отстаивать ту мысль, что и в революции есть законы. И во время революции, пока нет закона нового, действует старый закон. Ведь отрицание всяких законов — это анархия». Известный адвокат умело отвел все домыслы о связи Кшесинской с царской семьей: «Напрасно здесь говорили о толпе, о царской фаворитке, об угрозах разгромов. Сюда в суд не нужно вносить слухов и разговоров улицы. Мало ли что говорит толпа? Толпа говорит и о поездке в запломбированном вагоне через Германию, и о немецком золоте, привезенном в дом моей доверительницы. Я ведь всего этого не повторял перед судом. Я апеллирую к законному порядку. Поэтому я прошу очистить дом доверительницы, предоставив выселяемым кратчайший срок».

После десятиминутного перерыва мировой судья огласил решение: «По Указу Временного правительства России определено: выселить из дома № 2-1 по Б. Дворянской ул. в течение 20 дней и. к. с.-д. р. п.,

[124]

ЦК той же партии, клуб организаций (большевистский солдатский клуб «Правда». — A. К.), Петроградский районный комитет и. с. р., С. Багдатьева со всеми проживающими лицами и очистить помещение от их имущества. Решение обратить к предварительному исполнению… Иск в отношении Владимира Ульянова и Центрального бюро профсоюзов оставить без рассмотрения»{26}.

После переговоров большевиков с поверенным балерины тот согласился прибавить к двадцати дням еще неделю. 5 июня в особняке Кшесинской вновь появился B. С. Хесин в сопровождении судебного пристава и отряда милиции, чтобы произвести выселение. Руководивший деятельностью Секретариата ЦК РСДРП (б) Я. М. Свердлов сумел договориться с министром юстиции Временного правительства П. Н. Переверзевым о предоставлении новой отсрочки и дал личные заверения Хесину, что все большевистские организации должны выехать в недельный срок. Кшесинская, которой Хесин сообщил по телефону о достигнутом «частном соглашении», высказала обоснованное сомнение в его выполнении. Тогда адвокат, нарочито громко, в присутствии членов большевистских организаций ответил: «Если политическая партия дает слово и не сдерживает его, то это означает политическую смерть партии»{27}.

Казалось бы, справедливость восторжествовала, но в 1917 г. юридические решения не имели особого значения, если не подкреплялись конкретной военной и политической силой. Формально большевистские организации заявляли о подчинении судебному решению, фактически тянули время и никуда не выезжали, да, если говорить откровенно, и выехать им было особенно некуда. Петроград был переполнен различными тыловыми учреждениями, беженцами, кроме того, новые революционные организации, созданные после Февраля, также требовали для себя различных помещений.

Неудача на процессе, хотя такой исход можно было предвидеть, вызвала среди большевистских активистов бурную дискуссию. Часть членов Петербургского комитета попыталась сделать «козлом отпущения» Сергея Багдатьева, имевшего, как уже отмечалось, репутацию скандалиста и человека, способного на самые непредсказуемые поступки. На заседании ПК 10 мая 1917 г., кроме не слишком удачного выступления на суде, С. Я. Багдатьеву в первую очередь вменялись в вину авантюристические действия в период апрельского политического кризиса, когда он выдвинул лозунг «Долой Временное правительство!». Написанная им уникальная листовка с этим призывом ныне находится в фондах Государственного музея политической истории России{28}. Руководитель Военной организации Н. П. Подвойский, один из лидеров ПК П. А. Залуцкий и многие другие «пекисты» настаивали на необходимости осудить «субъективное и дезорганизаторское» выступление Багдатьева. Особенно резко высказался Г. И. Бокий. Он утверждал, что Козловский выступил прекрасно и «прижал к стенке Хесина… Доказал, что дом был брошен. Если бы Сергей Багдатьев не взялся доказывать об оставленной прислуге и прочих, он не помог бы Хесину доказать, что

[125]

Кшесинская владела этим домом. Без этих объяснений М. Ю. Козловскому удалось бы оттянуть время выселения Петербургского комитета»{29}. Но присутствовавший на заседании член большевистского ЦК И. В. Сталин неожиданно принял сторону «левака», заявив, что Багдатьев «просил достаточный срок для выезда». В результате дело закончилось ничем.

Не желая представать в глазах широкой общественности некими «анархо-кшесинцами», 12 июня 1917 г. Центральный и Петербургский комитеты РСДРП (б) вынуждены были заявить о выезде из особняка Кшесинской. Однако этот «выезд» носил достаточно условный характер. Военная организация при ЦК и ПК РСДРП (б), наотрез отказалась выполнить судебное решение. Ее руководители пригрозили, что на попытку их выселить ответят вооруженным сопротивлением, а Петербургский комитет уже через несколько дней фактически вернулся обратно. Обстановка вокруг особняка постепенно накалялась. Скандал добавил масла в огонь антибольшевистских страстей. И вот уже телефонистки грозили объявить своеобразную «забастовку» и не соединять никого с домом Кшесинской, Лениным и «ленинцами», а буржуазные феминистские организации устраивали шумные манифестации, требуя возврата здания законной владелице. С другой стороны, в большевистских и других левых газетах регулярно публиковались резолюции митингов рабочих, солдат и матросов, категорически заявлявшие о необходимости объявить особняк общественным достоянием. Гарнизон Петропавловской крепости заявил о готовности ответить орудийным огнем на любую попытку силой выселить большевистские организации{30}.

15 июня 1917 г. министр юстиции П. Н. Переверзев направил начальнику Петроградской городской милиции Д. А. Крыжановскому предписание «немедленно привести в исполнение… определение Петроградского мирового суда 58 участка о выселении из дома № 1-2 по Большой Дворянской улице занимающих его лиц и организаций». В связи с тем, что «ответчики от добровольного очищения занимаемого ими помещения отказались», министр предложил ему «обратиться с письменным требованием об откомандировании необходимой для исполнения судебного определения воинской силы к Главнокомандующему войсками Петроградского военного округа»{31}. 23 июня судебный пристав 28-го участка Скрипицын также обратился к начальнику милиции с просьбой направить к особняку Кшесинской «усиленный наряд вооруженных людей» в 8 часов утра 26 июня 1917 г.{32}

Назревал вооруженный конфликт, однако череда политических кризисов на время отвлекла внимание властей от особняка М. Ф. Кшесинской. Лишь в ходе ликвидации июльского выступления Временное правительство смогло, наконец, приступить к выселению «большевистского гнезда».

Наибольшего драматизма обстановка вокруг особняка Кшесинской достигла к середине лета 1917 г. В период с 3 по 6 июля 1917 г. он стал одним из центров острого по-

[126]

литического кризиса, едва не переросшего в открытое военное противостояние левых радикалов с либеральными силами и большей частью «революционной демократии». Н. Н. Суханов называет эту июльскую неделю «одним из драматичнейших эпизодов революции. Его история не только очень важна и интересна, но и очень сложна. И не только сложна, но и темна, крайне запутана»{33}.

В те дни Петроград оказался на волосок от гражданской войны. На улицах города вооруженные манифестанты под большевистскими лозунгами требовали немедленного перехода власти к Советам, а эсеро-меньшевистский ЦИК Советов, напротив, считал организованные большевиками и анархистами демонстрации контрреволюционными выступлениями. Однако к вечеру 5 июля обстановка изменилась в пользу Временного правительства: к Петрограду стали подходить вызванные с фронта надежные части, а в столице после обнародования сообщений о связях Ленина и других лидеров большевиков с Германией в настроениях большинства воинских частей произошел существенный перелом в пользу поддержки официальных властей{34}.

Для захвата резиденции большевиков штаб Петроградского военного округа выделил значительные силы: 8 бронемашин, подразделения Петроградского, Преображенского, Семеновского и Волынского полков, пулеметную команду и два орудия. Утром 6 июля к ним присоединились подразделения самокатного батальона, прибывшего в Петроград с Северного фронта. Около 9 часов утра помощник командующего округом, штабс-капитан А. И. Козьмин предъявил ультиматум с требованием сдачи оружия и немедленного очищения здания, угрожая артиллерийским обстрелом и штурмом. Назначенный накануне комендантом особняка Кшесинской вожак кронштадтских моряков Ф. Ф. Раскольников попытался организовать оборону здания, однако руководители Военной организации приняли решение оставить особняк без боя. Небольшой отряд матросов, сотрудники «Военки» и Секретариата ЦК в спешке покинули здание. В 11 часов утра 6 июля особняк Кшесинской занял сводный отряд войск Временного правительства.

При этом задержали около десяти большевистских активистов, пытавшихся спасти партийные документы, в их числе коменданта особняка, солдата 4-й электроосветительной роты запасного электротехнического батальона А. Н. Захарова и члена ПК РСДРП (б) И. А. Рахью. Лишь благодаря случайности избежал ареста один из лидеров Военной организации Н. И. Подвойский. Ворвавшиеся в здание солдаты учинили в помещениях большевистских организаций полный разгром. Кроме идейных соображений, у погромщиков имелся и вполне определенный материальный интерес. Ведь в печати сообщалось об огромных суммах, полученных большевиками от немцев, и наивным солдатам очень хотелось обнаружить в особняке «германские миллионы»{35}. Позднее солдаты Измайловского полка, участвовавшие в захвате особняка Кшесинской, даже выра-

[127]

жали раскаяние и объясняли свое участие в этой акции тем, что поверили слухам, будто здесь укрывались лица, получившие от Германии 2 млн рублей{36}.

Несмотря на то что события июльских дней 1917 г. получили в целом достаточное отражение в отечественной и зарубежной историографии{37}, обстановка вокруг и непосредственно в особняке Кшесинской в этот период изучена еще недостаточно. Воспоминания сотрудников большевистских организаций, работавших здесь, по понятным причинам обрываются на утренних часах 6 июля, когда им пришлось спешно покидать здание. Вот что вспоминала о последних минутах «ленинского штаба» в особняке Н. Л. Танхилевич-Богословская: «Оставив в столе свой пухлый красный портфель, Яков Михайлович (Свердлов. — А. К.) вместе с Подвойским и секретарем Петроградского комитета Бокием уехал выяснять положение… В Петроградском комитете оставалась одна я, а в редакции “Солдатской правды” — две девушки: Кокшарова и Лиза Пылаева… Матросы пришли к нам. Они настаивали, чтобы и мы уходили… Матросы кричали нам снизу. Торопили. С трудом удалось взломать стол. Взяв портфель Свердлова, деньги и несколько револьверов, мы побежали к дверям… Буквально через несколько минут во дворец Кшесинской ворвались самокатчики»{38}.

Участники событий с антибольшевистской стороны в своих мемуарах сосредоточили внимание главным образом на подготовке к штурму здания войсками Временного правительства. Так, в воспоминаниях начальника контрразведки Петроградского военного округа Б. В. Никитина «Роковые годы» о занятии особняка Кшесинской говорится достаточно кратко, а в «записках» Главнокомандующего войсками Петроградского военного округа в 1917 г., генерала П. А. Половцова «Дни затмения» — лишь упоминается{39}.

Скажем еще об одном виде исторических источников, отобразивших события вокруг особняка в июльские дни 1917 г. Речь идет о репортажных снимках, помещенных в иллюстрированных журналах того времени. В частности, «Огонек» № 28 от 23 июля 1917 г. под общим заголовком «Кошмарные июльские дни в Петрограде» опубликовал целую подборку фотоснимков, представляющих «занятие цитадели большевиков — особняка Кшесинской». Среди них хрестоматийное фото Я. В. Штейнберга, запечатлевшее солдат Временного правительства на ступенях парадного входа в особняк (из подписи к снимку следует, что изображены солдаты самокатного батальона){40}, фотографии солдат-самокатчиков у ограды особняка и рас-

[128]

положившихся на отдых в одной из комнат здания{41}.

Новым существенным источником, дополняющим наши представления об обстановке в особняке в июле 1917 г., являются воспоминания штабс-капитана Ивана Андреевича Мищенко, — в 1917 г. начальника пулеметной команды 1-го самокатного батальона 1-го кавалерийского корпуса Северного фронта. Рукопись его воспоминаний выявлена в фондах Государственного архива Российской Федерации среди материалов «Пражского архива» русской эмиграции{42}.

6 июля 1917 г. И. А. Мищенко вместе со своей частью прибыл с фронта в Петроград и участвовал в занятии особняка Кшесинской, а после захвата здания какое-то время даже являлся его комендантом. «Наш отряд, — пишет он, — состоял из 14-й кавалерийской дивизии и 1-й кавалерийской дивизии, Самокатного батальона, 3-х артиллерийских конных дивизионов, одного пехотного батальона», а также нескольких пулеметных команд и полевой легкой артиллерии. Командиром всего этого отряда был назначен генерал, князь Долгоруков, «человек прямой, энергичный и солдат в душе»{43}.

После прибытия в Петроград на Николаевский вокзал войска начали двигаться по разным улицам города по направлению к Петропавловской крепости. От Мариинского театра самокатчики «тихим ходом» пошли к Зимнему дворцу, а потом «полным ходом» — к Троицкому мосту. После капитуляции кронштадтских моряков, находившихся в Петропавловской крепости, 3-й роте самокатного батальона приказали занять особняк Кшесинской. По-видимому, к тому времени как там оказался автор воспоминаний, здание уже было очищено от большевиков.

Предоставим вновь слово И. А. Мищенко, который красочно описал ужасающее состояние помещений особняка: «Когда я с командиром роты, капитаном Мигицким пошли осматривать дом Кшесинской, то оказалось, что несколько комнат было закрыто и ключи унесены были большевиками. В доме царил полный ералаш. Валялись окурки, остатки пищи, коньячные пустые бутылки, дорогие кресла и диваны были порваны и поломаны, от гардин висели только клочья, а в зимнем садике, как видно, кто-то упражнялся с шашкой в рубке, поэтому от дорогих тропических растений остались только одни стебли. Чудная ванная комната мадам Кшесинской была превращена в помойную яму, на дне бассейна лежали всякие предметы, начиная от окурков и кончая человеческими испражнениями. Большие зеркала были разбиты и осколки их грустно выглядывали из-под вделанного в стены мрамора. В сарае стояли две машины автомобильных без шин и без магнето. Когда же мы опустились в нижний этаж, то тут в каждой комнате было в кучу сложено все что хотите: кровати, матрацы, книги, столы, тумбочки, битые статуэтки, одежда штатская и военная, порванная и старая, как видно, большевики снимали свое одеяние и здесь его бросали, а надевали более лучшую одежду, найдя ее в доме Кшесинской, лежали всех видов сапоги и ботинки и так далее. В двух комнатах был порядок: здесь был склад большевистской газеты “Правда” (вероятно, речь идет о газете

[129]

«Солдатская правда», редакция и экспедиция которой находились в особняке Кшесинской. — А. К.)»{44}.

«На другой день, — продолжает воспоминания офицер, — по приказанию Временного правительства к нам явилась комиссия для осмотра дома и вскрытия запертых дверей. Предварительно комиссия осмотрела дом, а потом были взломаны двери двух комнат, так как я еще не сдал своего дежурства, то обязан был участвовать с комиссией по взлому дверей. Когда были взломаны двери первой комнаты, то нашим глазам представилась довольно грязная комната с массою бумаг на столе в беспорядке разбросанных и на полу, в письменном столе лежали какие-то письма и, как видно, про них забыли большевики, так как они сложены были кучками. На столе валялась чья-то шляпа. …Когда комиссия допрашивала дворника… то он, давая показания и увидав шляпу, сказал, что это шляпа товарища Ленина. Комиссия заседала несколько дней. Однажды один вольноопределяющийся, член комиссии мне сказал: “Да, как жаль, что мы так долго нянчились с большевиками. Смотрите. Ведь они уже в свои руки взяли всю Россию, из переписки Ленина видно, что у них в этом направлении все уже сделано”. Вся переписка вместе со шляпой была взята, и мы стали полными хозяевами дома. Еще на второй день после нашего занятия дома Кшесинской публика начала проситься осмотреть дом, но на это командир не имел разрешения и отказывал. Единственное исключение было сделано для мадам Кшесинской. Впоследствии ей разрешено было и кой-какие вещи забрать»{45}.

Однако изгнание большевиков из ее дома, вопреки ожиданиям, не принесло никакой радости Матильде Кшесинской. Особняк был вновь занят воинской частью, на этот раз тем самым 1-м самокатным батальоном, прибывшим в Петроград с Северного фронта по приказу Временного правительства. Выселять самокатчиков, вызванных для «спасения революции», которых по прибытии на Николаевский вокзал встречали восторженными приветствиями лидеры эсеров и меньшевиков, никто не спешил…

Адвокат В. С. Хесин, скорее по инерции, продолжал подавать новые иски, теперь уже к Временному правительству и штабу Петроградского военного округа, добиваясь не только возвращения здания прежней владелице, но и возмещения нанесенного ущерба, который он оценил в треть миллиона рублей{46}. Но все это происходило уже в отсутствие самой Кшесинской. Умная и прагматичная Матильда Феликсовна, очевидно, поняла, что ждать в Петрограде в революционном хаосе больше нечего. Что «нет больше ничего своего, нет ни дома, ни вещей…»{47}. 13 июля 1917 г., получив официальное разрешение властей, она навсегда покинула столицу, отправившись в Кисловодск, где ее ждал великий князь Андрей Владимирович. На юге Кшесинская пережила два года Гражданской войны, а в феврале 1920 г., после поражения Добровольческой армии навсегда покинула Россию.

Последний раз в политической хронике революционных событий особняк М. Ф. Кшесинской серьезно «отметился» в

[130]

ночь на 29 октября 1917 г., когда рядом с ним красногвардейский патруль задержал машину с двумя подозрительными лицами и доставил их Петропавловскую крепость. Одним из них оказался член ЦК партии эсеров А. А. Брудерер. При обыске у него обнаружили приказ «Комитета спасения Родины и Революции» о приведении юнкерских училищ в боевую готовность для антибольшевистского выступления. Оно было приурочено к генеральному наступлению войск Керенского — Краснова на Петроград. Однако после того как об этих планах стало известно ВРК, «Комитет спасения Родины и Революции» решил начать восстание юнкеров преждевременно — 29 октября. В результате оно было сравнительно быстро ликвидировано, а затем закончилось провалом и наступлением войск Керенского — Краснова{48}. Не случись этого эпизода у особняка Кшесинской, неизвестно, как стали бы развиваться события в дальнейшем, и удалось ли бы большевикам вообще удержать власть в столице.

История же знаменитого особняка пошла своим путем. В конце сентября здесь размещался штаб самокатного батальона, две роты были расквартированы в Петропавловской крепости, одна — в Мраморном дворце. Пулеметная команда — на заводе искусственных минеральных вод в Александровском парке. Точной даты, когда батальон окончательно покинул здание, документально установить пока не удалось{49}.

После Октябрьской революции особняк поступил в распоряжение Петросовета. В последующие годы его владельцы менялись, как в калейдоскопе: Пролеткульт, Дом политпросвещения Петроградского района, где впервые в октябре 1923 г. был создан «Уголок Ильича». В 1929 г. здесь разместился Институт общественного питания, в котором открылась диетическая столовая. С 1931 по 1935 г. в особняке находилось Общество старых большевиков. В 1937 г. хозяином здания стал только что созданный музей С. М. Кирова.

В декабре 1954 г. особняк Кшесинской вместе с соседним особняком В. Э. Бранта был передан Музею Великой Октябрьской социалистической революции (ГМВОСР). Здания соединила в единый комплекс специальная перемычка (архитектор H. Н. Надежин), и 5 ноября 1957 г. здесь в 36 залах открылась первая экспозиция музея, создание которой в тот период стало важным событием в жизни северной столицы, только начавшей оправляться от последствий «Ленинградского дела».

В ноябре 1987 г. открылась последняя в советский период экспозиция, посвященная подготовке и победе Октябрьской революции. В ходе реконструкции были восстановлены интерьеры ряда помещений первого и второго этажа особняка М. Ф. Кшесинской. В частности, первоначальный облик возвратили парадной анфиладе первого этажа, включающей главный вестибюль, ротонду и классический Белый зал, а также двум бывшим детским комнатам на втором этаже, в которых в 1917 г. работали руководящие органы большевиков. Одна из них была воссоздана как «Рабочая комната В. И. Ленина», другая — как «Комната Секретариата ЦК

[131]

РСДРП (б)». Эти мемориальные помещения, несмотря на все последующие перемены в общественном сознании, сохранились в музее до настоящего времени.

На излете перестройки, 13 августа 1991 г. после разработки новой концепции развития музей получил современное наименование — Государственный музей политической истории России (ГМПИР). Ныне новые экспозиции и выставки рассказывают о важнейших событиях политической истории нашей страны XIX — начала XXI в. Среди них, открывшаяся в марте 2013 г., «Матильда Кшесинская: фуэте судьбы», в которой нашли отражение и материалы, связанные с событиями вокруг особняка в 1917 г.

Свой 110-летний юбилей особняк Кшесинской встретил в обновленном виде. В последние годы в ходе реализации программы развития ГМПИР осуществлен целый комплекс строительно-реставрационных работ с целью возможно более точного воссоздания исторического облика здания. Так, к 300-летию Санкт-Петербурга была капитально отремонтирована ограда особняков Кшесинской и Бранта, затем осуществлены работы по реставрации фасада и, в частности, металлических конструкций зимнего сада, которым так гордилась когда-то прима-балерина. В 2014 г., к 95-летию музея, воссоздана историческая планировка внутреннего двора здания со стороны улицы Куйбышева (бывшей Большой Дворянской).

[132]

Примечания:

{1} Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 2602. Он. 1. Д. 14. Л. 1-2. Официально право собственности на участок и строения перешло к М. Ф. Кшесинской лишь 10 сентября 1905 г. См.: РГАЛИ. Ф. 2602. Он. 1. Д. 14. Л. 5-6об.

{2} См., например: В. И. Ленин. Биографическая хроника. Т. 4. М., 1973; Аникеев В. В. Деятельность ЦК РСДРП (б) в 1917 году (Хроника событий). М., 1969; Бондаревская Т. П., Великанова А. Я., Суслова Ф. М. Ленин в Петербурге-Петрограде. Места жизни и деятельности в городе и окрестностях. 1890-1920. Л., 1980.

{3} Шейнис З. С. История одного судебного процесса // Шейнис 3. С. Солдаты революции: Десять портретов. М., 1978. С. 189-203; Саулевич Э. К. История одного судебного процесса // Вопросы истории. 1969. № 2. С. 205-208.

{4} Петроградский запасной автобронедивизион в 1917 году // Государственный музей политической истории России (ГМПИР). Ф. VI. Д. 9. Док. XVII. Л. 3.

{5} Дубинин Л. А. Музей Великого Октября. Л., 1965. С. 24-26; Биржевые ведомости. 1917. 5 мая (вечерний выпуск).

{6} Подробнее о деятельности В. И. Ленина в особняке Кшесинской см.: Бондаревская Т. П., Великанова А. Я., Суслова Ф. М. Указ. соч. С. 258-267.

{7} Государственный музей политической истории России: Путеводитель. СПб., 1995. С. 28.

{8} Подробнее об этом см.: Бобров В. Д., Иванова Н. Д. Здесь работал Ленин // Первый историко-революционный: Материалы конференции, посвященной 70-летию музея. Л., 1989. С. 73-74.

{9} Врангель Н. Е. Воспоминания: От крепостного права до большевиков. М., 2003. С. 371.

{10} Российская национальная библиотека. Отдел рукописей (РНБ ОР). Ф. 585. Он. 1. Ед. хр. 5696. Л. 47.

{11} Бобров В. Д., Кириков Б. М. Особняк Кшесинской. СПб., 1996. С. 103-105.

{12} Кшесинская М. Воспоминания. М., 1992. С. 182-183.

{13} Суханов Н. Н. Записки о революции. Т. 1. Кн. 1-2. М., 1991. С. 245-246.

{14} Там же. С. 246.

{15} Цит. по: Маленькая газета. 1917. 29 апреля.

{16} Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году: протоколы, стенограммы и отчеты, резолюции, постановления общ. собр., собр. секций, заседаний Исполкома и фракций, 27 февр. — 25 окт. 1917 г. Т. 1.СП6., 1995. С. 393-394.

{17} Кшесинская М. Указ. соч. С. 184, 187.

{18} Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Ф. 1695. Оп. 1. Д. 249в. Л. 1 об.-2.

{19} Биржевые ведомости. 1917. 5 мая (вечерний выпуск ).

{20} Биржевые ведомости. 1917. 13 марта (вечерний выпуск); Газета-копейка. 1917. 14 марта.

{21} Кшесинская М. Указ. соч. С. 183-184.

{22} РНБ ОР. Ф. 585. Оп. 1. Ед. хр. 5696. Л. 51об.

{23} Петербургский комитет РСДРП (б) в 1917 г. Протоколы и материалы заседаний. СПб., 2003. С. 203. Характерно, что позднее в советский период участие в процессе С. Я. Багдатьева вообще замалчивалось. См.: Саулевич Э. К. Указ. соч. С. 206.

{24} Биржевые ведомости. 1917. 5 мая (вечерний выпуск).

{25} ГМПИР. Ф. VI. Дело материалов М. Ю. Козловского. Док. 3.

{26} Речь. 1917. 6 мая.

{27} Петербургский комитет РСДРП (б) в 1917 году. С. 252.

{28} ГМПИР. Ф. П-853/1.

{29} Петербургский комитет РСДРП (б) в 1917 году. С. 210-212.

{30} Дубинин Л. А. Указ. соч. С. 52-53.

{31} ГМПИР. Ф. 1Х-7654.

{32} ГМПИР. Ф. 1Х-7501.

{33} Суханов Н. Н. Указ. соч. Т. 2. Кн. 3-4. С. 316.

{34} Соболев Г. Л. Тайна «немецкого золота». СПб., 2002. С. 147-148.

{35} Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Кн. 1. Л., 1967. С. 361-363; Дубинин Л. А. Указ. соч. С. 55-60; Бобров В. Д., Кириков Б. М. Указ. соч. 2000. С. 106-109.

{36} Соболев Г. Л. Тайна «немецкого золота». С. 155.

{37} Знаменский О. Н. Июльский кризис 1917 г. М.; Л., 1964; Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Кн. 1; Революционный Петроград. Год 1917. Л., 1977; Рабинович А. Е. Кровавые дни. Июльское восстание 1917 г. в Петрограде. М., 1992; и др.

{38} Танхилевич-Богословская И. Знамя // Летопись Великого Октября. М., 1958. С. 132.

{39} Никитин Б. В. Роковые годы. М., 2007; Половцов П. А. Дни затмения. М., 1999.

{40} ГМПИР. Ф. III-7482. Подробнее об этом снимке см.: Кулегин А. М. Разгром помещений большевистских организаций в особняке Кшесинской войсками Временного правительства. Фотограф Я. В. Штейнберг. Петроград. 6 июля 1917 г. // Изъятию не подлежит… Хранить вечно! 100-летие коллекции Государственного музея политической истории России. 1907-2007. СПб., 2007. С. 126-127.

{41} Огонек. 1917. № 28. 23 июля (5 августа). С. 441.

{42} Автор благодарит за помощь в поиске воспоминаний И. А. Мищенко бывшего заведующего отделом ГА РФа А. А. Литвина.

{43} Там же.

{44} ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 510. Л. 8об., 9, 9об.

{45} Там же. Л. 10, 10об.

{46} Биржевые ведомости. 1917. 9 сентября (вечерний выпуск).

{47} Кшесинская М. Указ. соч. С. 191.

{48} Подробнее см.: Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Кн. 2. С. 383-390.

{49} Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 16073. Оп. 1. Д. 2. Л. 90, 98, 152, 170, 180.