Новикова И. В. Молодые финны обязаны были «служить Германской империи всеми силами и на любых участках фронта»

Военно-исторический журнал. 2004. № 9. С. 35-41.

В сентябре 1944 года — 60 лет назад — в результате побед Красной армии Финляндия вышла из числа союзников фашистской Германии, а 19 сентября было подписано соглашение о перемирии между Финляндией и государствами, находившимися с ней в состоянии войны. Этим была поставлена точка в череде конфликтов, то и дело перераставших в боевые действия, между СССР и его северным соседом, корни которых, как свидетельствуют факты, уходят к событиям начала XX века и Первой мировой войны. Уже тогда в Великом княжестве Финляндском возник шюцкор — военизированная националистическая организация, ставившая своей целью борьбу за выход из состава Российской Империи. В публикуемой статье показывается роль Германии в формировании шюцкора и разжигании ненависти не только к России, но и в целом к русскому народу.

8 декабря 1915 года на пограничной со Швецией железнодорожной станции Торнео российские жандармы задержали студента Гельсингфорского университета Эдуарда Бруна. Его подозревали в шпионаже в пользу Германии: случай вполне типичный для военного времени, пропитанного подозрительностью и шпиономанией. Однако на этот раз все было по-другому. Арест обычного студента привлек внимание не только российских жандармских чинов, но и правительственных кругов империи. Даже император Николай II не остался равнодушным к этому делу. Министр юстиции А. А. Хвостов обратился к нему с просьбой «обойти закон» и создать специальную комиссию для расследования дела финского студента. «Обход закона» заключался в том, что подобные инциденты, возникавшие в пределах Великого княжества Финляндского, являлись прерогативой местной полиции, а не соответствующих российских служб. Главным аргументом в пользу исключения из правила являлись «интересы обороны и безопасности Российской Империи»{1}.

Что же такого ужасного мог совершить студент? Какими тайными сведениями он располагал, чтобы им заинтересовались столь важные персоны? Надо заметить, что Брун оказался весьма разговорчивым подследственным. Он, в частности, достаточно подробно рассказал о том, что на немецкой территории при прямой поддержке Берлина проходят военное обучение сбежавшие из княжества молодые финны. Впоследствии они собирались вернуться на родину и в случае немецкого военно-морского десанта в Финляндию возглавить национальное восстание с целью отделения княжества от России. Сам Брун также прошел военную подготовку в Германии, затем был отправлен на родину для вербовки молодежи в создаваемый германскими военными финский легион. Сведения, полученные от Бруна, подвергла тщательной проверке специальная комиссия, направленная в Финляндию во главе с судебным следователем по особо важным делам Петроградского окружного суда Н. А. Машкевичем{2}. К маю 1916 года к следствию были привлечены уже 62 человека, 32 из которых содержались под стражей. Кроме того, финляндское

[35]

жандармское управление разыскивало еще 290 человек{3}. Перед российскими властями шаг за шагом прояснялась картина образования среди некогда лояльных финнов движения, целью которого являлся выход Финляндии из состава Российской Империи при прямой или косвенной поддержке Берлина. Это движение получило название егерского, поскольку одним из его результатов стало формирование в годы Первой мировой войны на немецкой территории военного подразделения финских сепаратистов — Королевского прусского егерского батальона № 7.

Идейные истоки егерского движения можно обнаружить в деятельности созданной в 1904 году в Финляндии Партии активного сопротивления. Эта крайне малочисленная группировка молодых радикалов напоминала по методам борьбы российских эсеров. В годы Русско-японской войны 1904-1905 гг. «активисты» пытались получить финансовую и военную поддержку от Японии. Именно «активисты» провозгласили лозунг: «Враг России — друг Финляндии». К тому же это была единственная финская партия, в программе которой имелось требование достижения полной государственной независимости страны{4}.

Начавшаяся мировая война вдохнула жизнь в старые идеи. В первые ее месяцы среди наиболее радикально настроенной части финского студенчества получило распространение представление о том, что бороться надо «не петициями и параграфами, а силой». Следовало использовать сложившуюся ситуацию, чтобы добиться политической независимости Финляндии. Однако достижение такой цели собственными усилиями для малой страны, у которой, ко всему прочему, отсутствовали вооруженные силы, казалось фантастической задачей. Необходимо было искать поддержку извне, от какой-либо сильной державы. Первоначально взоры радикальных студентов, которые по происхождению преимущественно являлись шведами, были направлены на свою историческую родину — Швецию. Студенты были даже не против того, чтобы отделенная от России Финляндия вновь стала частью шведского государства или превратилась в шведский протекторат. В конце ноября 1914 года студенческая делегация обратилась к шведским властям с просьбой организовать военное обучение финских добровольцев, но получила отрицательный ответ. Руководство Швеции не желало поддерживать финляндский сепаратизм. Известны слова шведского министра иностранных дел Кнута Валленберга, который просто и категорично заявил: «Если бы нам на подносе преподнесли Финляндию, я бы поспешил отказаться от подобного подарка, и громадное большинство шведов мыслит так же»{5}.

Неудача в скандинавском направлении стимулировала поиск другого союзника. Им могла стать Германия. Этот выбор был далеко не случайным. Многие финские сепаратисты являлись искренними поклонниками Германии, которая с ее экономической мощью, сильной армией и известной всему миру наукой вызывала у них чувство восхищения. Большинство финских студентов и преподавателей, связавших свою судьбу с егерским движением, обучались в Германии или находились под сильным влиянием немецкой науки и культуры. Некоторые были просто прагматиками и действовали по принципу эстонского социалиста А. Кескюлы: «Маленькому, сражающемуся за свою свободу народу необходимо твердо взвесить, на стороне какой державы больше шансов получить помощь, что не исключало бы разрыва в будущем»{6}.

Кроме того, с началом мировой войны финские эмигранты — ветераны сепаратизма – обивали пороги немецких представительств с надеждой быть полезными Германии. Именно они стали впоследствии идеологами и политическими организаторами егерского движения.
С другой стороны, немецкая дипломатия тоже не сидела сложа руки. Представители Германии ясно демонстрировали свои симпатии финским сепаратистам. Так, спустя несколько дней после начала войны, 6 августа 1914 года, германский посол в Стокгольме Франц фон Райхенау получил указание от рейхсканцлера Т. фон Бетман-Гольвега вступить в контакт с влиятельными политическими деятелями Финляндии с целью создания благоприятного для Германии настроения, пообещав финнам в случае успешного исхода войны «создание автономной буферной республики Финляндии»{7}. В начале ноября 1914 года в княжестве появились немецкие листовки с призывом «гнать прочь русских варваров при каждом удобном случае» и «свергнуть со своей шеи русское иго»{8}. Германия в этих листовках изображалась как держава-освободительница, вынужденная продвигать с помощью оружия идеалы свободы на территорию деспотичной России. Р. Люксембург по этому поводу с сарказмом заметила: «Гинденбург превратился в исполнителя завещания Маркса и Энгельса».

Так или иначе, но в конце ноября 1914 года члены студенческого комитета в Гельсингфорсе приняли решение о налаживании контактов с Германией. С этой целью в Стокгольм прибыли два его представителя — технолог Бертель Паулиг и студент Вальтер Хорн. В шведской столице они встретились через посредничество Карла Маннергейма, старшего брата генерал-лейтенанта русской армии Густава Маннергейма, с ветеранами сепаратистского движения, которые помогли молодежи составить текст обращения, адресованного германским правительственным кругам. Студенты обращались с просьбой принять финских добровольцев на специальные курсы для военного обучения и помочь в приобретении оружия. 11 декабря 1914 года немецкий посол в Стокгольме Г. Люциус фон Штедтен передал это послание канцлеру Бетман-Гольвегу{9}.

Следует отметить, что подобная просьба не явилась для Берлина неожиданной. Нечто подобное

[36]

предлагали еще в сентябре 1914 года отдельные представители финской эмиграции в Берлине. Однако теперь все было иначе. С просьбой о помощи обращались не утратившие связь с родиной эмигранты, а молодые и образованные жители княжества, его будущее. Пропаганда и специальные операции прочно входили в арсенал тотальной войны, которую Германия вела против своих противников. Привлечение нового союзника, проживающего на стратегически важной территории, с севера прикрывающей подступы к российской столице, в Берлине, по-видимому, сочли достаточно важным, чтобы пойти на определенные издержки.

26 января 1915 года в Берлине состоялось совещание представителей военного министерства, генерального штаба и МИДа, на котором было принято решение об открытии под Гамбургом, в местечке Локштедт, 4-недельных курсов военной подготовки для двухсот финских добровольцев. Как указывалось в протоколе берлинского совещания, обучение имело целью «продемонстрировать симпатии Германии по отношению к Финляндии, приобщить финнов к высокой германской культуре и военному духу и в дальнейшем, в случае вторжения Швеции или финляндского восстания, сделать их способными к выполнению непосредственных военных задач на территории княжества»{10}. Результаты берлинского совещания не совсем удовлетворили финских сепаратистов, решение об открытии курсов они приняли за отправную точку секретного сотрудничества с Берлином. Прежде всего необходимо было осуществить вербовку двухсот владевших немецким языком добровольцев. Политические лидеры движения отправились сначала в высшие школы Гамбурга, Любека, Висмара и Дрездена. Они искали обучавшихся там уроженцев Финляндии, согласных поехать в Локштедт и пройти военное обучение. Ограниченная вербовка проводилась также и на территории Финляндии, преимущественно в среде студенчества и творческой интеллигенции. Немецкий военный агент в Стокгольме руководил отправкой добровольцев небольшими группами из Швеции в Берлин.

Спустя месяц, 25 февраля 1915 года, Локштедтские курсы начали работать. Предприятие было секретным, поэтому в переписке между различными немецкими инстанциями оно получило название «Лола»{11}.

В программу курсов входили строевая подготовка, подрывное дело и вообще обучение методам партизанской войны. Для обеспечения секретности финские добровольцы надели униформу пфадфиндеров — немецких бойскаутов, в которой они чувствовали себя, мягко говоря, неуютно. Одежда пятнадцатилетних немецких подростков была им явно не по душе, однако с этим приходилось мириться. Руководил обучением потомственный военный, участник подавления восстания племен гереро в немецких африканских колониальных владениях майор германской армии Максимилиан Байер, который был известен в Германии также благодаря своему литературному таланту (опубликовал в предвоенное время множество материалов о немецких колониях в Африке и даже книжки для детей).

Вопрос о финансовой поддержке финляндского сепаратизма является до сих пор до конца не исследованным. Известно, что в Германии был создан специальный «финский фонд» для финансирования антироссийской пропаганды, организации вербовки, военной разведки, актов саботажа и диверсий в княжестве, а также обустройства Локштедтских курсов. В начале февраля 1915 года имперское казначейство по распоряжению канцлера Бетман-Гольвега выделило этому фонду сумму в размере 1 млн. марок. Из них 25 тыс. марок были сразу переведены в немецкое дипломатическое представительство в Стокгольме, чтобы обеспечить поездку финнов в Локштедт{12}. Разумеется, немецкое происхождение денежных средств тщательно скрывалось от рядовых участников движения. Его политические руководители вообще умалчивали факт спонсирования со стороны Берлина. Остается загадкой, какую сумму вложило в егерское движение военное министерство Германии. Сумма, выделявшаяся для поддержки финляндского сепаратизма, была, конечно, немалой. Однако она составляла весьма скромную часть тех средств, которые выделялись Германией на военную пропаганду и организацию специальных секретных операций против стран Антанты (вспомним восстание в Ирландии в 1916 г., попытки немецких агентов поднять восстания в британских и французских колониальных владениях и др.). В научной литературе упоминается сумма в 382 млн. марок, затраченных Германией для подобного рода целей. Из них 25,5 млн. израсходовано против России. Это тем не менее меньше, чем немцы «пожертвовали» для Румынии (47 млн. марок){13}, пытаясь привлечь ее на свою сторону. Конечно, румынская нефть интересовала немецких стратегов куда больше, чем финские озера и скалы, однако стратегическое положение княжества также не сбрасывали со счетов, хотя военные были разочарованы деятельностью финских сепаратистов и даже предложили закрыть курсы. Так, немецкий военный атташе в Стокгольме Карл фон Авейден в одном из своих писем не без раздражения отмечал, что лидерам финского сепаратизма кажется, «будто вооруженная борьба Германии должна служить в первую очередь тому, чтобы принять финские теории и идеи к осуществлению… Если финны серьезно борются за дело своего отечества, то они должны сами перейти в наступление… а не выжидать, но страх сидит у них в утробе»{14}.

Апрель-май 1915 года стал для финских сепаратистов периодом нервозным. Они предпринимали усиленные попытки добиться продолжения работы Локштедтских курсов и расширения числа их участников. Помощь пришла с неожиданной стороны — от российских революционеров-эмигрантов. Особенно важной для егерского движения стала косвенная поддержка его идей социалистами А. Кескюлой (псевдоним А. Штейн) и А. Гельфандом-Парвусом. По мнению последнего, «интересы немецкого правительства были идентичны интересам

[37]

российских революционеров»{15}. Весной 1915 года Парвус представил в немецкий МИД меморандум, где восстание в Финляндии рассматривалось в тесной взаимосвязи с революцией в России, которая послужила бы сигналом. В этих условиях шведская армия была бы вынуждена перейти границу, чтобы защитить своих соплеменников в Финляндии. Подобного мнения придерживался также эстонский социалист Александр Кескюла, умело посредничавший между финскими и эстонскими националистами, российскими революционерами и германскими дипломатами{16}. Однако позднее отношения между финскими сепаратистами и российскими революционерами остыли: финнов отпугивал революционный радикализм. Тем не менее весной 1915 года поддержка революционной российской эмиграцией идеи финского восстания способствовала тому, что в Берлине решили продолжать содействие егерскому движению{17}, чтобы использовать финнов в нужный момент. Кроме того, по мнению немецких военных, «роспуск финского легиона обескуражил бы не только финнов, но и представителей других сепаратистских движений России и пробудил бы недоверие к Германии»{18}. 16 июня 1915 года в Берлине было принято решение продолжать формирование «финского легиона», по аналогии с польскими легионами Ю. Пилсудского.

24 августа 1915 года Э. Фалькенгайн принял в немецкой ставке одного из политических лидеров финских сепаратистов – Ф. Веттерхофа, представившего план военной операции в Финляндии, согласно которому немцы должны были высадить десант на Аландские острова, затем на западное побережье Финляндии, к которому присоединились бы участники Локштедтских курсов. Кроме того, они могли бы разрушать российские коммуникации и предоставлять немцам разведданные. Численность русских войск в княжестве Ф. Веттерхоф оценивал в 30-40 тыс. человек, против которых национально-освободительное движение после высадки немецкого десанта могло бы выставить 64 тыс. человек. Позднее, по мере продвижения германских войск, ожидалось присоединение к восставшим еще 250 тыс. финнов. После изгнания русских войск из Финляндии Веттерхоф не исключал наступления на Петроград, что, по его мнению, «стало бы ударом в голову русского колосса»{19}.

План Веттерхофа был пропитан духом авантюризма, поэтому он так и остался на бумаге. Немецкий генеральный штаб не разделял оптимизма Веттерхофа ни в отношении финских повстанцев, ни в отношении десанта в условиях, когда русский флот контролировал восточную часть Балтики.

Официальным днем рождения финского егерского батальона стало 2 сентября 1915 года. Этот день был символичным в истории Германии. 2 сентября 1870 года прусская армия разбила французов под Седаном. Как следовало из приказа немецкого военного министра, учебная группа «Локштедт» формировалась в виде егерского батальона, комплектуемого из финских добровольцев и подчиненного немецкому военному командованию. Финны получали униформу прусских егерей и обязаны были «служить Германской империи всеми силами и на любых участках фронта»{20}. Вместе с тем командир батальона майор Байер сознавал, что это подразделение не может быть рядовой единицей германских вооруженных сил. Он, в частности, выделил следующие задачи финского егерского батальона: препятствовать возможной мобилизации в Финляндии, организовывать диверсионные акции в княжестве с целью оттянуть какое-то количество российских вооруженных сил с фронта в Финляндию, политически оказывать давление на Швецию, способствовать росту симпатий финнов к Германии. С основанием учебной группы «Локштедт» ближайшей задачей финских сепаратистов и взаимодействовавших с ними представителей немецких властей стал набор необходимого количества добровольцев в егерский батальон. Первые рекруты набирались в немецких лагерях для военнопленных, а также среди финских моряков, суда которых были захвачены Германией в начале войны. Одновременно началась тайная вербовка добровольцев непосредственно в Финляндии, откуда они через Стокгольм направлялись в Берлин. Возглавлял указанный этап капитан Карл Гельд.

Благоприятный поворот немецкой политики в сторону дальнейшей поддержки финляндского сепаратизма способствовал его консолидации в Финляндии. Вербовкой на территории княжества занималось специальное бюро во главе с магистром философии Каем Доннером. Политическое руководство егерским движением и его финансовую поддержку взял на себя так называемый центральный комитет, руководители которого стремились придать движению общенациональный характер, перетягивая на свою сторону представителей

[38]

ведущих политических партий княжества. Предпринимались попытки привлечь и финских социал-демократов, которым по сравнению с российскими коллегами в большей степени был присущ «националистический имидж». Однако партия придерживалась тактики выжидания. Ее руководство не запрещало своим членам участвовать в егерском движении индивидуально (например, сын одного из лидеров социал-демократов Ю. Мякелина Лео вступил в егерский батальон), но как организация она старалась не связывать себя с деятельностью сепаратистов. В целом егерское движение не привело к объединению его участников по партийному признаку. Линия разграничения противников и сторонников упомянутого движения проходила через ответ на вопрос об отношении к России. Возглавлявшие егерское движение политики принципиально отвергали различие между российской государственной властью и российским народом, ибо эта дифференциация, по их мнению, «притупляла силу национального протеста и считалась вредной для дела национального освобождения». «Мы желаем стать самостоятельными и не можем согласиться с тем обстоятельством, что рюсся — пусть в образе Николая или в одеждах матросов — хозяйничают здесь»{21}, — писал по этому поводу один из лидеров движения.

Традиционная лояльность по отношению к империи рассматривалась сторонниками егерского движения как измена делу нации, а вот германофильство, напротив, стало интерпретироваться как синоним преданности национальной идее. Идеология егерского движения приобрела ярко выраженную антирусскую окраску. При этом его приверженцы доходили до абсурдных заявлений. Например, в статье некоего финского автора сообщалось, что «во всех войнах финны всегда были врагами России, и теперь простой финский крестьянин считает понятия «враг» и «русский» синонимами».

Для организации вербовки молодежи в егерский батальон Финляндия была разделена на 87 отделений, в каждом из которых проводилась соответствующая работа. Причем теперь она не ограничивалась кругами интеллигенции и студенчества. Участники вербовки предприняли «хождение в народ». Германское командование требовало набирать добровольцев из разных слоев населения различных районов Финляндии, для того чтобы создать подобие национально-освободительной армии. Были образованы специальные этапные пункты переброски добровольцев через границу. Молодые люди нелегально покидали страну зимой по льду Ботнического залива. На протяжении маршрута следования из Финляндии в Швецию были созданы специальные сборные пункты, в местах пересечения границы имелись опытные проводники. Аналогичная система действовала и на шведской территории.

В течение осени и зимы 1915/16 г. вербовка в Финляндии дала неплохие количественные результаты. Общая численность егерского батальона составила 1897 человек, из них 2 девушки — медсестры Рут Мунк и Сара Рампанен{22}. Батальон состоял из 6 рот: 4 егерские, или стрелковые, одна разведрота, одна рота пулеметчиков, также имелся взвод артиллерии. Во главе этих подразделений стояли немецкие офицеры. Их помощниками являлись шведоязычные финны из числа локштедтских пфадфиндеров{23}. Батальон имел собственное знамя: в центре красовался финский лев, а по углам — немецкий орел. Знамя символизировало немецко-финское братство по оружию. Позднее появился и «Марш финских егерей»: текст сочинили сами егеря, а музыку написал Ян Сибелиус.

Социальный состав батальона был крайне неоднороден. Согласно статистическим данным финского историка М. Лауермы, около 300 человек являлись выпускниками университетов и других высших учебных заведений, 150-200 человек имели среднее образование, 513 были рабочими, 268 — крестьянами, финский торговый флот дал батальону 132 человека. Были здесь также журналисты, адвокаты, художники, скульпторы — словом, представители практически всех профессий и занятий тогдашней Финляндии. Так что егерское движение стало как бы движением широких социальных слоев населения. Правда, не стоит забывать, что некоторые оказались в батальоне не из идеологических или патриотических соображений, а просто потому, что хотели избежать участи военнопленных или поддались красочным рассказам вербовщиков о больших заработках в Германии.

Кроме организации вербовки и отправки добровольцев в Германию, егерей пытались привлечь к проведению диверсий и сбору разведданных. Генерал Пааво Талвела, которого называли финским Жуковым, в молодости прошел службу в егерском батальоне и в своих воспоминаниях писал, что 38 егерей в течение войны находились в распоряжении немецкого военно-морского штаба и занимались разведывательной деятельностью и подрывными работами на территории Финляндии, Скандинавии и даже российского Мурмана. Надо сказать, что диверсии не принесли ощутимых результатов: был взорван склад военного имущества в Финляндии в июне 1916 года и предпринята попытка взорвать 5 принадлежавших Антанте и стоявших в финских гаванях судов. А вот разведывательная деятельность егерей протекала более успешно. Их сводки, как свидетельствуют материалы Политического архива МИД ФРГ, содержали довольно точную информацию о численности русских войск и местах их дислокации в Финляндии.

3 мая 1916 года финская воинская часть получила название Королевский прусский егерский батальон № 27 и была отправлена под Ригу в распоряжение командования группы армий «Митава». 30 мая 1916 года кайзер Вильгельм лично принял парад батальона.

Егерский батальон не принимал участия в каких-либо значительных военных операциях, его личный состав использовался в основном для охраны Рижского взморья. Правда, в боевых стычках 13 человек были убиты, 24 получили ранения, трое уже в первые дни перешли на сторону русской армии{24}. Все более частыми становились случаи неповиновения, за что их участников отправляли на заводы Круппа или возвращали в лагеря военнопленных. В периоде сентября 1916 по март 1917 года из батальона были отчислены 175 человек, что составляло примерно 9 проц. от его общей численности.

Главной причиной такой ситуации являлся внутренний конфликт между стремлением егерей бороться за независимость своей страны и одновременно быть обязанными служить другой державе. Молодые бойцы не обнаруживали

[39]

прямой связи между участием в операциях германской армии на фронте и борьбой за независимость Финляндии. Немецким офицерам было трудно понять сомнения финских егерей. Они с раздражением относились к разговорам на политические темы, касавшиеся будущего статуса Финляндии, и были уверены в том, что егеря, как военнослужащие германской армии, должны прежде всего выполнять свой воинский долг. Финны же обвиняли немецких офицеров в фанатизме, пренебрежении людьми, в полном непонимании их нужд. Следствием всего этого стало решение об отводе егерского батальона с фронта и размещении его в Либаве (Лиепае). В начале января 1917 года майора Байера отстранили от обязанностей командира батальона. Его преемник немецкий капитан Кнатс выступал за проведение массовых чисток от «ненадежных элементов» и требовал реорганизации батальона на «основе более прочного военного фундамента с исключением всякой политизации»{25}. По существу, речь шла о том, чтобы приравнять финский егерский батальон к обыкновенному воинскому формированию, связанному узами дисциплины и обязанному подчиняться приказам германского командования без всякого «права на политику». В конце 1916-начале 1917 года начался процесс дробления батальона. Часть военнослужащих перевели в Мюнстерский лагерь для обучения подрывному делу. Некоторые егеря продолжили обучение в Киле, где знакомились со способами диверсий на кораблях. Таким образом, над 27-м Королевским прусским егерским батальоном — гордостью германо-финского секретного сотрудничества — нависла угроза распыления на отдельные отряды диверсантов, предназначенные для партизанских акций в тылу противника.

Перед Берлином встала проблема будущей судьбы финских добровольцев. 12 января 1917 года начальник Локштедтских курсов майор Шверин обратился в германский МИД с предложением о расселении егерей на территории Восточной Пруссии или Померании и создании нормальных условий для их перехода к гражданской жизни. По его мнению, «перспективы освободить Финляндию от русского гнета были очень невелики»{26}. Эта идея встретила одобрение в Берлине. Завязалась активная переписка с администрацией Восточной Пруссии.

Февральская революция 1917 года в России осветила новые перспективы перед егерским движением и сняла с повестки дня вопрос о расселении финских егерей на немецкой земле. Особое значение в военном обучении добровольцев стало придаваться подготовке финских офицерских кадров, костяка будущей финской армии. Командиром батальона стал немецкий капитан Эдуард Аусфельд. С лета 1917 года увеличилось количество егерей, отправлявшихся в Финляндию с целью создания там отрядов самообороны — шюцкора. Переместившийся к этому времени в кресло главы немецкого МИДа А. Циммерман не без гордости сообщал: «Мы сейчас многих получивших военное образование финляндцев по возможности отправляем в Финляндию и поддерживаем страну в создании военной организации. Правда, о нашей помощи не должно быть известно»{27}. В княжество отправлялось также оружие.

После провозглашения Финляндией независимости и признания ее суверенитета молодой советской властью и ведущими державами перед финскими правящими кругами встал комплекс сложных проблем, в том числе и проблема создания национальной армии.

Главнокомандующим формировавшейся финской армией был назначен вернувшийся из России генерал-лейтенант К. Г. Э. Маннергейм. Он испытывал острый недостаток в военных профессионалах, особенно в тот момент, когда в стране разгорелась гражданская война. Определенную надежду Маннергейм возлагал на финских егерей. Но гражданская война внесла в их представления о будущем свои коррективы. Не все захотели вернуться на родину. Большинство егерей подписали контракты, по которым они обязывались в течение года служить в войсках Маннергейма. В конце февраля 1918 года пароходы «Арктурус» и «Кастор» доставили 1300 егерей на родину, где они вновь превратились в военных. Те, кто отказался служить в армии Маннергейма, а это в основном были выходцы из рабочих и социал-демократы, остались в Германии. Таких аутсайдеров оказался 451 человек, они вернулись в Финляндию после окончания гражданской войны{28}. Не сумев найти себе достойное место в жизни независимой Финляндии, отдельные егеря, симпатизировавшие социалистам, переехали затем в Советскую Россию и работали на различных постах в Карелии. Судьбы так называемых красных егерей оказались в большинстве своем трагичными. В 1930-е годы они стали жертвами сталинских репрессий.

Егерское движение было результатом германо-финского сотрудничества, ставшего возможным благодаря известному совпадению интересов правительственных кругов Германии и радикально настроенной части финляндского общества. Оно наглядно демонстрировало покрытую для современников ореолом секретности связь между Германией и национальной окраиной Российской Империи, высветило элемент игры кайзеровского правительства на национальных проблемах восточного соседа.

Значение егерского движения оказалось многогранным. Оно явилось важным средством агитации в пользу идеи независимости. Из егерского батальона сформировалось ядро национальной армии Финляндии. В межвоенный период почти 90 проц. финского генералитета составляли бывшие егеря. Из их среды вышло около 50 генералов и 89 полковников{29}.

Особую известность как талантливые военачальники приобрели в годы Второй мировой войны ближайшие сподвижники маршала Маннергейма и бывшие «прусские егеря» генералы Н. Эстерман, Э. В. Туомпро, П. Талвела, А. Сихво и др. Для Германии, как указывал финский историк М. Лауерма, «егерский батальон являлся убеждающим примером финляндского движения за независимость и одновременно заложником, гарантирующим искренность его замыслов. Он показывал, что к Финляндии следует относиться как к союзнику, которого стоит в своих расчетах принимать во внимание»{30}. В годы Второй мировой войны немецкие нацисты считали своими союзниками в Финляндии именно выходцев из 27-го егерского батальона. В 1944 году германское руководство, недовольное позицией Маннергейма и других финских

[40]

государственных деятелей, всерьез рассматривало вариант организации в Финляндии государственного переворота и установления профашистской диктатуры во главе с каким-либо генералом из бывших «прусских егерей». Гитлер периодически напоминал финским лидерам о «священном братстве по оружию», вспоминая традиции егерского движения.

В изучении егерского движения еще рано ставить точку. Говоря о нем, мы выходим на такую проблему, как милитаризация национальных движений в годы Первой мировой войны (создание вооруженных формирований по национальному признаку). Австро-Венгрия поддерживала создание польских легионов, Германия — финского егерского батальона, Россия создавала чехословацкий корпус. В сущности, речь шла о государственной поддержке сепаратизма в стане своих военных противников. Обрели ли в результате этого империи эффективное оружие против своих врагов? Стали ли они в результате подобной политики сильнее? Вряд ли. Но они выпустили из бутылки джинна — сепаратизм, который в конечном счете бумерангом ударил по ним самим, да так, что от некогда могущественных империй остались одни развалины.

Примечания:

{1} Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1405. Оп. 521. Д. 476. Л. 1, 2. Доклад министра юстиции А. Хвостова Николаю II от 20.01.1916 г.

{2} Там же. Оп. 530. Д. 1160. Л. 1-5. Доклад А. Хвостова Николаю II от 1.04.1916 г.

{3} Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 479. Оп. 4. Д. 67. Л. 34. Записка о деятельности преступного сообщества, образовавшегося в Финляндии с целью отделения последней от России.

{4} Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 494. Оп. 2. Д. 13. Л. 28, 28об. Программа партии Активного сопротивления.

{5} Цит. по: Архив внешней политики Российский Империи (АВПРИ). Ф. 113. Оп. 470. Д. 345. Л. 4. Донесение А. В. Неклюдова в МИД.

{6} Цит. по: Новикова И. И. «Финская карта» в немецком пасьянсе. СПб., 2002. С. 87.

{7} Politisches Archiv des Auswärtigen Amts (PAAA). Weltkrieg 11с. Bd. 1. Erlas 48. Reichskanzler an Reichenau. 6.08.1914 г.

{8} РГА ВМФ. Ф. 479. Оп. 4. Д. 67. Л. 30об.

{9} PAAA. Weltkrieg 11с. Bd. 3. Bl. 40, 41. Lucius an Bethmann Hollweg vom 11.12.1915.

{10} Ibid. Bd. 4. Bl. 45-47. Ergebnis der Besprechung bez. Ausbildung von jungen Finnländer in Deutschland vom 26.01.1915.

{11} Suomen jääkärien elämäkerrasto. Helsinki, 1975. S. 17.

{12} PAAA. Weltkrieg 11c. Bd. 4. Bl. 90. Der Staatssekretär des Reichsschatzamts an Jagow G. vom 5.02.1915; Kriegsministerium an Militärattasche Stockholm vom 5.02.1915.

{13} Lackman M. Suomen vai Saksan puolesta? Helsinki, 2000. S. 90.

{14} PAAA. Weltkrieg 11c. Bd. 7. A. 20535. Aweyden K. an Lucius vom 28.06.1915.

{15} Ibid. Bd. 3. Bl. 96. Wangheim an AA vom 8.01.1915.

{16} PAAA. Weltkrieg 11с. Bd. 5. A. 8629. Kesküla A. an AA vom 25.05.1915.

{17} Ibid. Bd. 7. A. 18456. Wetterhoffan Wesendonk G. vom 4.06.1915.

{18} Ibid. Weltkrieg 11 с Bd.7. A. 16981. Grosses Hauptquartier an AA vom 25.05.1915.

{19} PAAA. GrHq. Finnland. Bd. 1. L. 084155/68. F. Wetterhoff. «Über eine militarische Aktion in Finnland» vom 24-25.08.1915.

{20} Coler U. Jääkäripataljoona // Suomen Vapaussota. I. Yväskülä, 1922. S. 132.

{21} РГА ВМФ. Ф. 1356. Оп. 1. Д. 278. Л. 14. Обзор иностранной прессы. «Рюсся» — так презрительно называли русский народ финские националисты.

{22} Lackman M. Op. cit. 2000. S. 558.

{23} РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1465. Л. 127. Показания перебежчиков 27-го егерского батальона, июнь 1916 г.

{24} Там же.

{25} PAAA. Weltkrieg 11с. Bd. 18. Bl. 133-142. Berichte von Knats vom 28.01.1917, 9.02.1917.

{26} PAAA. Weltkrieg 11с. Bd. 18. Bl. 28-31. Schwerin an AA vom 12.01.1917.

{27} PAAA. GrHq. Finnland. Bd. l. Zimmermann an Lersner vom 4.08.1917.

{28} Lackman M. Op. cit. S. 558, 559.

{29} Suomen Jääkärien elämäkerrasto. S. 760.

{30} Lauerma M. Jääkäriliike // Historian Aitta. XIV. Porvoo-Hels., 1969. S. 233.

[41]