Шекунова Л. В. Сталинские маргиналии как исторический источник

Власть и общество России. XX век: Сб. научных трудов / Под ред. В. П. Попова, А. Ф. Киселева, С. В. Мищенко. — М.; Тамбов: Изд-во Тамбов. гос. техн. ун-та, 1999. С. 171-180.

Каждый человек — это огромный загадочный мир, о тайнах которого мы можем только догадываться. Внешние проявления человеческой индивидуальности, выраженные в делах, поступках и даже собственных сочинениях, если они предназначены для широкого круга лиц, далеко не всегда совпадают с внутренними переживаниями, которые и являются наиболее таинственной частью человеческого сознания. Однако, если мы попытаемся отрешиться от установленных стереотипов и выйти за рамки созданных схем с тем, чтобы увидеть и понять тот источник, который питал все эти переживания, который вдохновлял, воодушевлял человека, пробуждал его воображение, склонял к размышлениям, многое из того, что казалось неразрешимым, станет ясным как день.

[171]

Чаще всего, как правило, мы обращаемся к книге, если хотим найти нужную информацию, узнать о каком-нибудь мировом открытии или просто поразмышлять над любимыми строками стихотворения. Недаром говорят, что книга — это учитель жизни, а чтение — путь к знаниям. Вместе с тем хорошая книга способна не только рассказать об окружающем мире, отразив мысли и чувства писателя, но и заставить человека взглянуть на самого себя, оценить свои собственные поступки, определить свое отношение К тем или иным событиям, выяснить значение слов: добро, зло, истина. Это свойство книг стало известно еще на заре их появления. У книг есть и другое качество — они способна отразить своего читателя, но лишь в том случае, если он оставляет письменное свидетельство своего знакомства с книгой (пометы, замечания и др.). Вот тот источник, который мы взяли для характеристики внутреннего мира читателя.

Вопрос заключается, в первую очередь в том, при помощи каких методов возможно проанализировать такой источник как книга, содержащая читательские маргиналии. Обращение к подобному источнику требует особой аккуратности и внимания. Прежде всего, необходимо отрешиться от всех теорий и гипотез, претендующих на достоверность, но не подкрепленных фактами и представляющих собой зачастую определенный социальный заказ. Во-вторых, для изучающих и анализирующих пометки на полях, сделанные в книгах, важно не только их конкретное содержание с положительными или отрицательными знаками в отношении к изложенным событиям и взглядам большое значение имеет также и стиль сделанных пометок.

Последнее включает такие характеристики как степень эмоциональности, разнообразия высказывании, краткости и четкости, ироничности, а также сюжеты, вызывающие у читателя наибольший интерес. Работа с подобным источником вызывает множество трудностей: высказывания порой расплывчаты и обрывочны. Читателя легко обвинить в отсутствии всякой логики, если не соотнести одно прочитанное произведение с другим, ограничиться только большими произведениями, не обращая внимания на журнальные статьи. Однако эту и другую проблему, связанную со степенью достоверности источника, можно решить путем соотнесения его с другими видами источников: перепиской, официальными заявлениями, собственными сочинениями, мемуарами и воспоминаниями ближайшего окружения.

Нам представляется, что несмотря на характерную для большинства читателей беспорядочность замечаний, сделанных на полях прочитанных произведений, можно говорить о высокой достоверности нашего источника. Никто не станет делать пометы в книгах из собственной библиотеки для потомков, не будет оправдываться или же преувеличивать свое значение в событиях, как это бывает в мемуарной литературе. Общение человека с книгой — это весьма интимная вещь, скрытая от посторонних глаз, и в этой связи наиболее достоверная, максимально приближенная к истине. Маски приоткрываются, и человек предстает таким, какой он есть: со своими недостатками и достоинствами, со своими собственными ошибками и заблуждениями, идеями и фантазиями.

Особую ценность приобретают книги из личных библиотек выдающихся личностей — политических и общественных деятелей, писателей, философов, военачальников — всех тех, кто оказывал сильнейшее воздействие на умы своих современников, способствовал формированию определенных мировоззренческих установок. Наиважнейшее значение в этой связи приобретает изучение маргиналий И. В. Сталина, занимавшего особое место в структуре советской власти на протяжении десятилетии, оказавшего большое внимание на события отечественной и мировой истории. Выявление его истинных позиций, взглядов и убеждений может приблизить нас к по-

[172]

ниманию реальной ситуации, существовавшей в стране, к уточнению многих «спорных» моментов отечественной истории. Между тем большинство исследований личности И. В. Сталина, как раньше, так и сейчас, полны мифов и искажений действительного облика этого человека, «награждаемого» всеми мыслимыми эпитетами и оценками: вождь, генсек, продолжатель дела Ленина, «тиран и деспот», «отец и кормилец народа». Безусловно, за последнее время круг используемых авторами источников значительно расширился, привлекаются новые неизвестные ранее свидетельства и материалы. Однако необходимо сказать об идеологических установках многих современных историков, которые в своих книгах дают вполне определенный образ И. В. Сталина даже тогда, когда эти установки приходят в противоречие с фактами, часто ими же и сообщаемыми.

Примером такого подхода может служить книга Д. А. Волкогонова «Триумф и трагедия». Автор, работавший с документами в Архиве Президента РФ, приводит обширный фактический материал. В том числе, основываясь на изучении находящейся в Архиве части библиотеки Сталина, он дал развернутую характеристику Иосифа Виссарионовича как читателя. Однако часто оценки Волкогонова противоречат выводам, сделанным по изученным им же источникам. Так вначале он пишет: «…Сталин иногда мысленно обращался к недавнему прошлому, пытался заглянуть и за горизонт завтрашнего дня». А далее: «Дела сегодняшние держали генсека в своих объятиях железной хваткой»{1}. Или другой пример: «Для людей с неограниченной властью привычны чувства непогрешимости,… переоценки собственных способностей и возможностей»{2}, — пишет Волкогонов о Сталине. Однако, изучая материалы архива, автор отметит: «…при огромней загруженности Сталин много работал над собой». Как известно, человек, считающий себя совершенством, на это не способен, полагая, что и без работы над собой, он непогрешим. Таким образом, противореча приведенным самим же историком примерам, Волкогонов сделал вывод о том, что Сталин «мыслил утилитарно, прагматически»{3}, вообще, его «мысль была серой, проявляла себя в самых мрачных тонах»{4}.

Другим примером идеологических установок при наличии фактического материала может служить книга «Письма И. В Сталина В. М. Молотову. 1925-1936». При комментировании документов акцент сделан на то, что Сталин не признавал никаких методов строительства государства, кроме силовых. Репрессии и расстрелы, как утверждают авторы, были панацеей от всех бед для Сталина: «…в государственно-хозяйственном аппарате проведена очередная чистка, а значит цели, которые ставил Сталин, достигнуты»{5}. Таким образом, Сталин представлен авторами книги как человек интеллектуально ограниченный, совершенно ничего не смыслящий в экономике и социальных отношениях, руководимым единственной целью — удержаться у власти путем физического уничтожения оппозиции. Однако сами письма иначе характеризуют Сталина: показывают его знания, вплоть до мельчайших подробностей, экономической и политической ситуацией в стране и посвящены решению наиважнейших проблем, прежде всего путем реформ, использования органов печати и пропаганды: «открыть соответствующую систематическую и настойчивую кампанию печати за колхозное движение, как главный и все решающий фактор сельхозстроительства»{6}.

И, наконец, хотелось бы отметить работу В. В. Кабанова «Источниковедение истории советского общества: Курс лекций», вышедшую в 1997 году. Автор заявляет о желании придерживаться объективно-исторических позиций в выявлении истинного облика партийных лидеров. «Облик Ленина придется постигать заново, как, впрочем, и других деятелей партии»{7}. Однако Кабанов отходит от своей позиции в трактовке образа И. В. Сталина,

[173]

придерживаясь определенных установок. Он пишет: «Произведения деятелей 20-х годов, безусловно, были отмечены индивидуальностью их авторов… Даже сочинения Сталина имеют черты своеобразия»{8}. Слово «даже» указывает на то, что автор изначально сомневается в оригинальности мышления Иосифа Виссарионовича. Далее он пишет, что это своеобразие — в сталинском лаконизме, вызванном сведением «больших теоретических проблем к примитивному толкованию»{9}, а это, в свою очередь, в глазах широких слоев народа «поднимало Сталина не только как талантливого популяризатора Ленина, но и как теоретика марксизма»{10} из-за доступности для чтения его произведений, приспособленности их к низкому культурноисторическому уровню. Даже если придерживаться этой версии, то Сталин представляется не «воинствующей посредственностью»{11}, как утверждает Кабанов, а скорее незаурядным политиком, умеющим создать тот образ, который его устраивал. Кроме того, недостаточно объяснять сталинский лаконизм лишь с позиций его продуманной политики, так как он характерен и для его маргиналий, не предназначенных для широкого круга лиц.

Таким образом, выясняется, что никто никогда по-настоящему не был заинтересован в выяснении истинного облика И. В. Сталина. Отсюда — многочисленные мифы и искажения, несовпадение фактов и их оценок. Настало время изучать личность Сталина без нетерпимости и предвзятости. Чтобы судить не судом присяжных, а историческим, необходимо, как минимум, иметь в распоряжении полное собрание сочинений этого автора, документы его переписки, биохронику Сталина и, наконец, источник, о котором было заявлено — книги из его библиотеки с пометками и замечаниями на полях.

Библиотека Сталина, о которой пойдет речь, это те книги, которые их обладатель начал собирать в «своей маленькой кремлевской квартирке уже с 20-х годов». Безусловно, это далеко не все произведения, которые были прочитаны Сталиным. Однако кремлевская библиотека, видимо, самая обширная. В настоящее время она расформирована между двумя архивами: АПРФ и РЦХИДНИ. Мы имели возможность работать в последнем, где книги, принадлежавшие Сталину, находятся в 558 фонде. Опись 3 содержит около 400 наименований. Книги расположены в алфавитном порядке, независимо от тем и проблематики. С целью систематизации содержимого библиотеки мы выделили разделы по содержанию произведений. Это работы Маркса, Энгельса и Ленина, труды партийных лидеров (Троцкого, Бухарина, Молотова и др.), работы, посвященные событиям революции и гражданской войны (Базь И., Евдокимов Г. и т. д.), литературные произведения (Л. Толстой, А. Толстой, М. Горький, В. Шишков, дневники С. А. Толстой и др.), большое число учебников по истории, географии, гражданскому праву, немногочисленные книги по экономике (Блюм, Багданов, Островитянов), работы энциклопедического плана по международным отношениям (Англо-советские отношения со дня подписания торгового соглашения до разрыва. 1921-1927) и дипломатии (Анабелла Бокар, Никольсон Г.), несколько номеров журналов «Звезда», «Большевик», «Красная Новь», «Молодая гвардия», «Вопросы истории», а также сочинения самого Сталина. Некоторые из большого списка произведений были, видимо, мельком просмотрены Иосифом Виссарионовичем, о чем свидетельствуют совсем немногочисленные замечания и даже склеенные страницы (Андреев Б. Завоевание природы, Евдокимов Г. В защиту партии), другие изучались внимательнее: там есть отметки в виде подчеркиваний и значков (книги Богданова А., Сафанова Т., Кауцкого К.), третьи — подробнейшим образом. Последнее особенно относится к учебной литературе, трудам В. И. Ленина и Л. Троцкого, художественным произведениям. Однако и в этом Сталин

[174]

не был постоянен: иногда его пометки были предельно краткими, ограничивались лишь одним словом или восклицательным знаком, в других случаях он не упускал возможности покритиковать, исправить ошибки, связанные не только с искажением фактов, несовпадением во взглядах, но и с орфографическими и смысловыми неточностями. Кстати, в последнем в большинстве случаев, Сталину нельзя отказать в том, что его замечания были вполне справедливы. Возможно это достигалось благодаря интересу вождя который он проявлял к русскому языку и лингвистике вообще. В хранящейся в библиотеке Большой Советской энциклопедии статьи, посвященные языкознанию, изучались Сталиным с особой тщательностью. Его интересовала не только структура языка, но и его история. На полях энциклопедий немало пометок. Например: «Язык — материл духа»{12}.

Работа Сталина с книгами отразилась в карандашных пометках на полях произведений. Он делал их красным, синим (в большинстве случаев), простым карандашами. Как известно, замечания в книгах и журналах были характерны и для В. И. Ленина. Они содержаться, в частности, в изданных «Философских тетрадях», «Тетрадях по империализму». Первым, кто дает развернутую характеристику маргиналии В. И. Ленина, является уже упомянутый В. В. Кабанов. Он сделал важнейший вывод о том, что «маргиналии не просто свидетельства отношения Ленина к текстам», а нечто большее: они показывают «характер чисто человеческих отношений»{13}. То же можно сказать и о пометках И. В. Сталина, ведь они дают возможность изучать не только сталинскую логику и литературный стиль, но и характер этого человека: неэмоциональность, жесткость, терпеливость. Если для Ленина наиболее распространенными замечаниями на полях были: «прелестно сказано», «глубоко верно», «замечательно», «недурно», «против себя», «сволочь идеалистическая», «эк его», «вздор! ложь! клевета!», «попался идеалист», то для Сталина характерен лаконизм, большая терпеливость и умеренность в высказываниях, ироничность, насмешка. Кроме того, давая рецензии тому или иному сочинению, Ленин, как пишет Кабанов, подстраивался под авторов, подтрунивая над ними. «И, поскольку автор — член академии, Ленин подстраивается под псевдоакадемический стиль»{14}. Подобного мы не встретим в книгах, прочитанных Сталиным. Он склонен был ограничиться фразами типа: «наивно ха!», «неточно», «ха-ха». Если же его взгляды совпадали с идеями, высказанными авторами книг, он заявлял: «Метко!» — это его любимая фраза и наибольшая похвала.

Исследуя такой источник, как книга, прочитанная Сталиным, нельзя ограничиваться лишь анализом высказываний на полях, им сделанным. Не меньшее значение имеет исследование самого текста книг, их тем, а также тех фраз, которые были подчеркнуты, обведены или перечеркнуты в самом произведении. Из материала, собранного таким образом, мы можем узнать куда больше о человеке и его взглядах, чем даже из его сочинений. Например, в журнале «Звезда» (№ 4, 1951) была опубликована повесть Вадима Собко «Сердце». Сталин читал повесть без замечаний и комментариев и можно было бы сделать вывод, что она вообще не попала в поле его зрения. Но нет, одну фразу он все-таки отметил, поставив на полях вертикальную черту и крестик: «Дверь открылась, и генерал Гроули принял величественную позу: одну руку заложил за борт мундира, а другой оперся о стол. Его окружали офицеры»{15}.

Не случайно в библиотеке Сталин хранил несколько работ Л. Троцкого и книги о нем. Многие взгляды Троцкого совпадали с мыслями Иосифа Виссарионовича, и тогда на полях его произведении («О наших новых задачах», «Октябрьская революция», «Терроризм и коммунизм») появлялись фразы: «Так!», «Метко», «Верно!». Вместе с тем, Сталин любил авторов,

[175]

критиковавших этого «трагического революционного вождя» (Луначарский), тех, которые называли Троцкого «перевертышем», непоследовательным и вообще отступившим от Маркса и Ленина.

Полагаем, что некоторые характеристики, данные Троцкому, были присущи и самому Сталину. «Троцкий подобно Ленину лишь холодный и упрямый фанатик, твердо и неуклонно верящий в социалистическую догму и ради нее готовый зажечь пожар социалистической революции не только в России, но и во всем мире, каких бы жертв это человечеству не стоило, во имя великого и «священного» социалистического эксперимента, во имя великого невозможного»{16}, — в этих словах может быть Сталин узнал самого себя, не случайно он подчеркнул фразу двумя чертами. Не чужд был он идеям Троцкого, оправдывающим террор, как способ построения нового общества. Книга Льва Троцкого «Терроризм и коммунизм» пестрит сталинскими подчеркиваниями и пометками. «До тех пор, пока человеческая рабочая сила, а стало быть, и жизнь, является предметом купли-продажи, эксплуатации и расхищения, принцип «святости человеческой жизни» является подлейшей ложью, имеющей целью держать в узде угнетенных рабов»{17}, — эта фраза, сопровождающаяся восклицательным знаком и словом «метко», сделанными Сталиным на полях, стала наиважнейшей опорой и оправданием политики большевиков. Однако обвинения Сталина в том, что он не знал и не понимал законов общественного и экономического развития, презирал все, за исключением силовых методов, не интересовался экономическими и политическими теориями, просмотрев лишь ленинские работы, которые он, кстати, тоже якобы не в состоянии был постичь, — все это не более чем ложь и фальсификация фактов.

В библиотеке можно найти экономические труды Бухарина, Преображенского, Брудного, Леонтьева, Богданова. Сталин был знаком с книгой Ерманского «Научная организация труда и система Тейлора». Другое дело то, что он отрицал большинство взглядов и убеждений авторов прочитанных им произведений и трактатов.

Главная задача современности, по его мнению, состояла в скорейшем создании могущественного государства, не было времени на экспериментальные попытки соотнесения с реальностью сложных экономических теорий, более того в ситуации, в которой находилась страна, он считал это происками классовых врагов. Об этом свидетельствуют, например, письма И. В. Сталина В. М. Молотову: «Имей в виду, что этот злосчастный устав был преподнесен, как новое слово, имеющее претензию противопоставить себя «старому» слову, т. е. уставу сельскохозяйственной артели. При этом центром поселкового (нового) устава является стремление дать возможность индивидуалу «улучшить свое индивидуальное хозяйство». Это что за чепуха такая? У нас идет и нарастает волна колхозного движения, а мудрецы из Наркомзема хотят обойти вопрос о колхозах… правые взяли здесь некий реванш…»{18}. Куда более надежным способом строительства государства для Сталина был диктат. И, кстати в этом Сталин ничуть не противоречил Ленину, как это пытаются доказать некоторые современные историки. «Несомненно, что с точки зрения основной задачи современности, мы были правы, ибо без классовой борьбы за политическую власть в государстве социализм не может быть построен»{19}, — эта фраза В. И. Ленина из его работы «О кооперации», хранящейся в библиотеке, сопровождается выводом Сталина: «Диктат (необходим диктат)». Сталин не был чужд и некоторым взглядам Бухарина, пытавшегося доказать, что главной опорой новой власти должен стать «середняк». Как и Бухарин он видел в «ставке на середняка» вернейший способ борьбы с кулачеством, а следовательно, и «полное утверждение пролетарского влияния в деревне»{20}.

176

Таким образом, на основании изученных источников можно выявить взгляды и систему доказательств И. В. Сталина. Представляется, что он был убежденным сторонником диктата и террора, но не потому, что считал это наиболее простым средством решения государственных проблем и способом уничтожения оппозиции, а потому, что, по его убеждению, это был единственный путь спасения государства, выхода его из кризиса. Он убеждался в правильности своих взглядов, читая Ленина и Троцкого, а их доказательства были труднооспоримы. «Рабочий класс, взявший в бою власть, имел задачей и обязанностью утвердить эту власть незыблемо, обеспечить свое господство неоспоримо, отбить охоту у своих врагов к государственному перевороту и тем обеспечить за собой возможности социальных реформ. Иначе незачем брать власть», — этот вывод Троцкого на полях Сталин продолжил фразой: «Иначе не будет условий для хозяйственно строительной победы»{21}.

Большой интерес с точки зрения изучения Сталина как человека имеют литературные произведения, хранящиеся в его библиотеке. К сожалению, архив в РЦХИДНИ содержит не слишком много произведений художественной литературы. Большая их часть, если верить Волкогонову, находится в АП РФ: книги Л. Толстого, Гаршина, Горького, Успенского, малоизвестные теперь работы Зонтера, Гобсона, Бинштока, Кенворти. Однако среди тех книг, которые нам удалось проанализировать, кроме сочинений Горького и сборника его стихов, можно назвать книгу Толстого «Воскресение», дневники С. А. Толстой, книгу Шишкова В. «Емельян Пугачев» и Брагина М. «Полководец Кутузов». Уже сама тематика произведений говорит о направленности интереса И. В. Сталина. Горький был одним из его любимых писателей, к Льву Толстому и его убеждениям Сталин относился с нескрываемой долей ироничности, однако читал и перечитывал произведения писателя, обращая внимание на каждую деталь, реплику, фразу. Жирным шрифтом Сталин подчеркнул размышления Толстого о том, что ни один человек не имеет морального права судить людей, так как никто не безгрешен. «Невозможное дело: будучи злым, исправлять зло!». Эта фраза не более чем развеселила Сталина (пометка: «ха-ха»){22}, и в конце романа он сделал выписку: «Л.Т. — 70 лет», намекая, видимо, что «старик» выжил из ума и углубился в нравственную философию.

Вместе с тем, некоторые выводы, которые сделал Л. Толстой, Сталин обводит, выделяет в тексте и тем самым даже если и не соглашается с ним, то, по крайней мере, берет себе на заметку. Среди них: «каждый человек имеет одни свои определенные свойства», «…способности усваивать чужие мысли и передавать», «с людьми нельзя обращаться без любви также как с пчелами нельзя обращаться без осторожности»{23}, и наконец, «умственные силы этого человека — его — числитель — были большие; но мнение его о себе — его знаменатель — было несомненно огромное и давно уже переросло его умственные силы»{24} — эту фразу Сталин сопроводил формулой: ум/самомнение.

Таким образом, Сталин не был чужд философии нравственной. Он задумывался над понятиями добра, эгоизма, терпимости, над отношениями между людьми. Более того, у Сталина была своя собственная философия, граничащая с психологией личности. В жизни он ценил, прежде всего, ум и силу воли, считая эти качества самыми важными, необходимыми тем более тому, кто хочет претендовать на значительность. А последнее было главным в его жизни. Он был политиком. А для политика ненужным и пустым занятием генсек считал нравственное самокопание. Уверенность в себе, в своих силах, в неоспоримости убеждений и взглядов — вот путь к вершине и гармонии. Стоит только усомниться в своей правоте — и ты уже ничто, ты не

[177]

способен к борьбе. В одном из томов М. А. Бакунина Сталин подчеркнул фразу: «Не теряйте времени на сомнения в себе, потому что это пустейшее занятие из всех выдуманных человеком»{25}. Соответственно идеалом для него была сильная личность, политик, обладающий большим умом и еще большей уверенностью в себе.

Неудивительно, в этой связи, то, что Сталина привлекала фигура Кутузова. Книгу Михаила Брагина о полководце Сталин читал с большим интересом. Он внимательно изучал стратегию и тактику Кутузова в условиях военных действии, а также воззрения полководца относительно тех факторов, которые определяют победу. Сталин подчеркнул фразу: «Сила русской армии в солдате». Именно солдат определяет исход войны — эта теорема была хорошо усвоена вождем. Особенно Сталину понравилось высказывание, приписанное автором книги Кутузову, о том, что солдат должен воспитываться не муштрой, а условиями, при которых он бы чувствовал, «что он и в мирное время на войне»{26}. Такая ситуация вообще-то и существовала в стране: особое значение придавалось тому факту, что Советское государство окружено кольцом враждебно настроенных держав, поджидающих подходящего момента для активизации открытых антисоветских действий. Легко, в этой связи, объяснить особый интерес Сталина к истории внешнеполитических отношений и иностранной дипломатии. В библиотеке по этим вопросам можно найти книги Бокар Анабеллы «Правда об американской дипломатии», Г. Никольсона «Дипломатия», Р. Г. Бруслок Харта «Мемуары британского агента», а также издания энциклопедического плана (например, «Англо-советские отношения со дня подписания торгового соглашения до разрыва. 1921-1927»). Кроме того Сталиным было просмотрено немалое количество статей и небольших брошюр по международной ситуации. Среди них, например, работа Л. О. Жданова «О международном положении».

При своей огромной занятости, решая важнейшие внешнеполитические и внутренние проблемы, Сталин находил время для того, чтобы попробовать себя в качестве рецензента школьных учебников. В библиотеке Сталина, хранящейся в РЦХИДНИ, можно найти более десятка учебников по истории древнего мира и средних веков, истории России и СССР. Кроме этого, Сталин просмотрел учебник М. В. Зимелева «Гражданское право» и Г. И. Иванова «Учебник географии». Сталинские замечания и критика касались многих вопросов: содержания текстов учебника (часто встречаются указания на полях: «Нет связи между главами», «Надо бы карту», «требуется уточнить»), количества иллюстраций и соответствия их тематике (в учебнике Беллярминова Сталин зачеркнул картинку носорога и написал: «Вместо этого надо было бы дать льва или медведя»{27}), уместности приведенных авторами примеров для придания красочности и образности повествованию (в том же учебнике Беллярминова Сталин выделил фразу: «Бивни мамонта иногда достигали 4 метров длины и весили до 400 кг (столько, сколько весит 15-20 школьников)» и записал на полях: «Значит школьник (какого возраста?) весит 20 кг»{28}. Сталин исправлял даже ошибки, связанные с несоблюдением правил орфографии, пунктуации и стилистики. Некоторые учебники пестрят сталинскими замечаниями: «Где подлежащее?», «Точнее». Его пометкам не чужда ирония, но вместе с тем, они настолько убедительны, что не вызывают сомнений в своей правоте. Вот несколько примеров: «По быстрым уральским рекам казаки поднялись к верховьям» (пометка Сталина: «Так сказано, что выходит будто реки быстро текут к верховьям»{29}). И еще: «За голову Ленина была назначена боль-

[178]

шая награда. Его искали везде. В квартире, где жила Крупская, все перерыли: искали в шкафах, под диваном. Домработница рассердилась и посоветовала шпикам поискать еще в духовке плиты» (пометка Сталина: «Как глупо!»{30}). Вместе с подобного типа ошибками Иосиф Виссарионович обращал внимание и на соответствие тематики текстов текущему историческому моменту. Он перечеркнул в тексте учебника Лозинского строки из песни, посвященной Екатерине II:

«Славься, славься, Екатерина,
Славься, нежная нам мать»{31}.

Были изменены Сталиным и названия некоторых параграфов в учебниках. Так, было: «Как крестьянам дали волю», стало: «Как крестьяне получили волю». § 118 учебника О. Жемчужиной и С. Гейзера «Петр Великий» Сталин приказал изменить, перечеркнув слово «Великий». В названии параграфа «Правление Николая I Палкина» Сталин двумя чертами перечеркнул последнее слово. Кроме этого у Сталина были замечания с идеологической подоплекой. Так в учебнике Лозинского он перечеркнул фразу о восстании Степана Разина: «Крестьяне опять потерпели поражение. Они были разбиты, потому что они еще не умели организованно бороться» и написал: «А когда они одни умели организованно бороться?»{32}.

Таким образом, среди учебников, попавших под пристальный взгляд генсека, оказались «Курс русской истории» И. Беллярминова, «Элементарный курс истории СССР» З. Б. Лозинского «Курс истории СССР» под редакцией Городецкого и другие пособия и учебные книги. Учебники же Виппера «Очерки истории Римской империи», «Древняя история и Восток», «История Греции в классическую эпоху» Сталиным скорее не критиковались, а внимательнейшим образом изучались. Особенно его интересовали период древнего мира, история Аттики и Спарты, о чем свидетельствуют еще более многочисленные подчеркивания. Анализируя учебники, Сталин делал упор на те аспекты, которые в дальнейшем станут костяком последующей учебной литературы. Сталин требовал грамотности в изложении событий. В то же время он направлял авторов учебников на путь превращения истории лишь в фон, на котором разворачивается классовая борьба. Большее внимание к крестьянским волнениям, бунтам, всяческим проявлениям недовольства «угнетенного народа», максимальное освещение несправедливости общества, начиная с момента зарождения неравенства и появления классов, игнорирование личностей монархов и их окружения, наоборот, повышенное внимание к фигурам лидеров народного движения и, конечно, спасительная миссия пролетариата, умная, дальновидная и направленная на народное благо политика партии и самого И. В. Сталина — вот те некоторые направления, которые были даны как непререкаемые в трактовке исторических событий.

Книги, хранящиеся в библиотеке И. В. Сталина с его пометками, замечаниями, комментариями, как мы убедились, служат важнейшим источником познания действительного облика этого человека: политика, партийного лидера, в какой-то мере экономиста, дипломата и философа. Этот источник, как никакой другой способен рассказать не просто о взглядах и убеждениях И. В. Сталина, но и о том, как они зарождались, чем «питались» и вдохновлялись. Сталин интересовался многими областями жизни общества, о которых имел весьма четкое представление. Его характеру был присущ некий политический аскетизм. Во-первых, он выражался в том, что Сталин опирался исключительно на собственные впечатления в оценке исторических условий и ситуаций. Во-вторых, он связан с тем, что

[179]

его политическая программа была четкой и ясной, отсюда и ее символическое выражение в виде сталинского лаконизма. Наконец, он был основан на фанатичной убежденности Сталина в правоте своих идей, тем более, что они совпадали с некоторыми взглядами Ленина и Троцкого — тех, кого Сталин, возможно, считал людьми большого ума и еще большей уверенности в себе.

Кроме этого, изучение сталинских маргиналий открывает и еще одну сторону его деятельности — как рецензента школьных учебников. Здесь спектр его интересов был столь же широк, как и в других областях жизни. И он также объясняется стремлением вождя во всем разобраться самостоятельно, и сделать это как можно лучше. Вместе с тем, необходимо отметить, что одних сталинских маргиналий, безусловно, не достаточно для выявления реальной картины эпохи, связанной с именем этого человека. Но это первый шаг на пути познания. Вторым будет привлечение таких источников, как письма, включающие переписку с другими членами партии, лидерами коммунистического движения, личные послания и изучение сталинских сочинений.

Наконец, при соотнесении и сопоставлении этих трех важнейших источников — маргиналий, переписки и собственных сочинений можно будет составить наиболее приближенное к реальности представление о личности И. В. Сталина и дать истинную оценку его деятельности.

Примечания:

{1} Волкогонов В. А. Триумф и трагедия / Политический портрет И. В. Сталина М.: Изд. АПН, 1989 (Кн. 1. Ч. 1).

{2} Там же. С. 17.

{3} Там же. С. 345.

{4} Там же. С. 224.

{5} Письма И. В. Сталина — В. М. Молотову. 1925-1936 (Сборник документов. — М.: Россия молодая, 1995. С. 191.

{6} Там же. С. 213.

{7} Кабанов В. В. Источниковедение истории советского общества: Курс лекций. — М.: Российский гос. гуманит. ун-т, 1997. С. 71.

{8} Там же. С. 72.

{9} Там же. С. 72.

{10} Там же. С. 73.

{11} Там же. С. 73.

{12} РЦХИДНИ. Ф. 558. Оп. 3. Д. 19. С. 3788.

{13} Кабанов В. В. Источниковедение… С. 70.

{14} Там же. С. 70.

{15} РЦХИДНИ Ф. 558. Оп. 3. Д. 65.

{16} РЦХИДНИ Ф. 558. Оп. 3. Д. 318. С. 61.

{17} РЦХИДНИ Ф. 558. Оп. 3. Д. 364. С. 61.

{18} Письма И. В. Сталина — В. М. Молотову. С. 207.

{19} РЦХИДНИ Ф. 7558. Оп. З. Д. 168. С. 13.

{20} РЦХИДНИ Ф. 558. Оп. З. Д. 29. С. 13.

{21} РЦХИДНИ Ф. 558. Оп. З. Д. 364. С. 56.

{22} РЦХИДНИ Ф. 558, Оп. З. Д. 353.С. 406.

{23} Там же. С. 324.

{24} Там же. С. 368.

{25} Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. С. 279.

{26} РЦХИДНИ Ф. 558. Оп. 3. Д. 25. С. 18.

{27} РЦХИДНИ Ф. 558. Оп. 3. Д. 11.

{28} Там же.

{29} Там же.

{30} РЦХИДНИ Ф. 558. Оп. 3. Д. 189.

{31} Там же.

{32} РЦХИДНИ Ф. 558. Оп. 3. Д. 189. С. 18.

[180]