Синиченко В. В. Политическое влияние Японии в Китае накануне и в годы Первой мировой войны: позиция России
Первая мировая: Неоконченная война: Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию начала Первой мировой войны 1914—1918 гг. «Проблемы поиска и публикации российских и зарубежных источников о Первой мировой войне 1914—1918 гг. на современном этапе развития исторической науки». Москва, 18 июня 2014 г. / Отв. ред. Е. И. Пивовар; сост. И. А. Анфертьев. — М.: РГГУ, 2015. С. 561-570.
Sinichenko V. V. (Irkutsk, Russian Federation) Jaranese political influence on China before and during World War I: Russian position
Аннотация:
Первая мировая война 1914-1918 гг. не только была вызвана соперничеством между великими европейскими державами, но и, в свою очередь, оказала значительное влияние на формирование новых международных противоречий. В Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) сложился так называемый дальневосточный вопрос, состоящий из противоречивых отношений двух наиболее крупных государств-антагонистов — Японии и Китая. Вокруг этого противостояния складывались интересы великих держав, включая Россию. Таким образом, для России взаимоотношения с Китаем и Японией были ключевыми в регионе в годы Первой мировой войны. В августе 1914 г. Япония вступила в Первую мировую войну на стороне Антанты, захватила колонии Германии на Тихом океане и оккупировала Шаньдунский полуостров. Российская дипломатия была вынуждена учитывать фактор усиления влияния Японии в регионе. Россия, первоначально занятая войной на европейском театре военных действий, пыталась отложить решение «китайского вопроса» до окончания конфликта в Европе, а затем была вынуждена, под нажимом японской дипломатии, поддержать ее требования в Китае.
Annotation:
World War I was caused not only by contradictions between great powers, but also had strong impact on formation of new international contradictions. In the Pacific Rim (PR) there was so-called «a Far East question», consisting of the relations of two largest states antagonists — Japan and China. Between this opposition there were interests of great powers, including Russia. Thus, for Russia relationship with China and Japan was key in the region in the years of World War I. In August, 1914 Japan entered World War I on the Entente party, took colonies of Germany on the Pacific Ocean and occupied the Shantung Peninsula. The Russian diplomacy was compelled to consider a factor of strengthening of influence of Japan in the region. Russia originally busy with
[561]
war, tried to postpone the decision of «the Chinese problem» until the conflict termination in Europe, and then was compelled to support under pressing of Japanese diplomacy its requirements in China.
Ключевые слова:
Первая мировая война, Китай, Япония, Циндао, Кяхтинское соглашение, «Двадцать одно требование», США, «Политика открытых дверей», монархизм.
Keywords:
World War I, China, Japan, Qingdao, Kyakhtinsky agreement, «Twenty one requirements», USA, «Open door policy», monarchism.
Накануне Первой мировой войны политическая ситуация в Китае осложнялась тем, что Германия предприняла усилия по привлечению китайского правительства и китайского президента — Юань Шикая — к участию в Тройственном союзе. В связи с этим Германия согласилась на отсрочку уплаты китайского долга, начала перевооружать китайскую армию{1}. В этих условиях началось сближение позиции Японии и России по отношению к китайским делам.
Так, в секретной телеграмме русского военного агента в Токио от 15 января 1914 г. говорилось: «Ввиду существующей между нами и Японией солидарности по китайским делам, соображения Японского правительства будут, конечно, по возможности приняты нами во внимание»{2}.
Российско-японское дипломатическое сотрудничество в отношении Китая накануне Первой мировой войны привело к тому, что оба правительства опротестовали некоторые статьи контракта займа Китая у Германии на проведение монетной реформы. Страны заявили, что денежная реформа нарушает их специальные права в Маньчжурии{3}.
31 мая 1914 г. в телеграмме российского поверенного в делах в Пекине в IV отдел МИДа (бывший Азиатский департамент) сообщалось, что германские представители — противники всего, что усиливает иностранный контроль над финансами Китая, французские — колеблются, а Россия и Япония совместно выступают за передачу контроля над китайскими финансами международному межправительственному консорциуму. В рамках этой политики российским дипломатам предлагалось координировать в Китае совместную с японцами дипломатическую деятельность в Маньчжурии, направленную на передачу прав по железнодорожному
[562]
строительству, в этом регионе, только японским или российским финансово-промышленным группам{4}.
Отметим, что накануне Первой мировой войны численность японцев на северо-востоке Китая значительно возросла. Так, уже в 1909 г., по сообщению консула в Мукдене, число поселившихся японцев в Маньчжурии составляло 100 000 человек. Они распределялись следующим образом: в городе Дальнем — 25 000, в Порт-Артуре — 9 000, в Харбине — 1 000, остальные расселились по разным городам и селениям Маньчжурии{5}.
Причем не было ни одного японца, который бы специально занимался земледелием. Японцы в основном были торговцами, промышленниками или служащими железной дороги{6}.
Японцы активно осваивали отобранный у России в результате Русско-японской войны 1904-1905 гг. Квантунский полуостров. С 1906 по 1909 г. по донесению российского консула в Мукдене производство спичек и добыча соли на Квантуне увеличивались. Японцы даже заключили договор с Голландской Индией{7} на вывоз для нее соли. Кроме того, японцы производили в регионе поташ, соду и мыло.
Японские торговцы в большинстве своем проживали не только в приобретенной в ходе Русско-японской войны 1904-1905 гг. Южной Маньчжурии, но и в Северной Маньчжурии, в русском квартале Харбина. Именно здесь, в центре маньчжурской торговли — в Харбине, они превосходно сбывали свои товары. По мнению российского консула в Харбине, «японские безделушки имели у россиян большой спрос»{8}.
Для кредитования японских купцов в Харбине было учреждено отделение Иокогамского банка, который являлся весьма серьезным конкурентом Русско-Китайскому банку, действовавшему в регионе{9}.
В Южной Маньчжурии японцы также удерживали экономическое первенство из подданных других иностранных держав. Этот регион был прекрасным рынком сбыта для японской промышленности{10}.
Учитывая успешную экономическую экспансию Японии в Маньчжурии, российское правительство и избрало путь разграничения сфер влияния в регионе, чтобы сохранить за собой северную часть провинции{11}. Японское правительство также решилось на этот шаг{12}.
В 1912 г. в связи с разграничением сфер влияния и развитием экономических отношений в регионе возник вопрос о совместной русско-японской телеграфной линии в Маньчжурии.
[563]
Проблема заключалась в том, что в России монополию на проведение телеграфных линий имело Датское телеграфное общество. Из-за этой концессии Россия не имела права допустить непосредственного транзита телеграмм, обмениваемых между Западной Европой и Дальним Востоком, без разрешения монополиста.
После проведения переговоров, к участию в которых в качестве экспертов были привлечены дипломаты России и Дании в Китае, было решено передать в руки Датского общества кабель Владивосток — Нагасаки — Шанхай. От Хабаровска до Дарена (Дальнего) телеграф должен был принадлежать русско-японскому консорциуму{13}.
Привлечение к этому делу российского посланника в Пекине и консульских агентов России, Японии и Китая обусловливалось тем, что соединение линий телеграфа в Маньчжурии указывало на необходимость переговоров с китайцами о транзите телеграфной линии{14}.
Но усиление японского влияния в Северо-Восточном Китае (Северной Маньчжурии и Монголии) не отвечало интересам России. Поэтому Петербург использовал любую возможность, чтобы довести через своих дипломатических агентов Пекину сведения об экспансионистской политике Токио.
Так, в секретной телеграмме министра иностранных дел посланнику В. Н. Крупенскому в Пекин 20 ноября 1912 г. сообщалось, что монгольское правительство Северной Монголии — Халхи — намеревалось отправить в Японию делегата для извещения об автономии Монголии и установления дружественных отношений. МИД России посоветовал монгольским представителям отложить осуществление этого проекта, пока их международное положение не определится. Вместе с тем МИД России просил указать Пекину на подозрительные контакты японского правительства как с Внешней, так и с Внутренней Монголией, прилегающей к Южно-Маньчжурской железной дороге. В частности, министр иностранных дел России рекомендовал российскому посланнику в Пекине В. Н. Крупенскому доверительно сообщить об этом факте китайскому министру иностранных дел как о доказательстве того, насколько для самого китайского правительства выгодно о скорее согласиться с Россией по монгольскому вопросу, дабы выяснить международное положение Монголии и не допустить вмешательства Японии в монгольский вопрос{15}.
Особое внимание российских властей вызывал рост японского экономического могущества в регионе. Так, в мае 1914 г. внимание российских дипломатических агентов было обращено на приезд в
[564]
Китай известного японского магната барона Шибусава. Последний посетил Шанхай, крупные центры в долине Янцзы, был в Пекине и Тяньцзине, осматривал по дороге различные промышленные предприятия и совещался с государственными деятелями Китая и городского управления Шанхая.
По сообщению российского консульства в Шанхае, целью этого посещения выставлялось тогда желание японцев выяснить торгово-экономическое положение Китая и постараться завязать более тесные отношения с ним на почве совместной эксплуатации естественных богатств. Ради этого, в частности, в Японии было образовано известным революционером и основателем политической партии Гоминьдан Сунь Ятсеном «Японо-китайское общество для содействия развитию промышленности в Китае». За время кратковременного пребывания барона Шибусава в Пекине ему удалось развеять подозрительность китайского правительства, привлечь к участию в Обществе крупных китайских деятелей.
По сообщению источника, состоялась регистрация названного Общества в Министерстве земледелия и торговли Китая. Капитал этого учреждения был установлен в 5 млн долларов США, которые были поровну распределены между китайцами и японцами путем выпуска 50 000 акций по 100 долларов каждая. Правление Общества находилось в Токио, в Пекине же учреждалось Управление директоров с особым отделением в Шанхае. Во главе Общества стояли главный директор, его заместитель и два директора-распорядителя. Первым был назначен старший советник при статс-секретаре Сюй Шичан, сановник Ян Шичи, заместителем же его стал барон Шибусава.
Цель Общества заключалась в решении финансовых вопросов, касающихся Китая. При осуществлении, однако, вышеизложенных задач Общество должно было получать в каждом отдельном случае разрешение китайского и японского правительств{16}.
Первым шагом Общества стало предложение фирмы Мицуи принять участие в постройке железной дороги посредством капиталов и образованием смешанной кампании, причем японцы указывали на полученную будто бы ими концессию на линии Хайлин-Нингута.
Российские дипломаты были ориентированы побуждать китайцев категорически отклонять домогательства японцев, так как считали, что положение требует протеста против деятельности Мицуи, а также против железнодорожного строительства в сфере русского влияния в Северной Маньчжурии{17}.
[565]
В августе 1914 г. Япония вступила в Первую мировую войну на стороне Антанты, захватила колонии Германии на Тихом океане и оккупировала Шаньдунский полуостров. Важной проблемой для российской дипломатии в годы войны 1914-1918 гг. стала возросшая внешнеполитическая активность Японии в Китае. Так, 5 августа 1914 г. российское правительство на запрос Токио ответило, что не встречает препятствий, чтобы германская колония в Китае — крепость Циндао, находившаяся на Шаньдунском полуострове, отошла Японии{18}.
В январе 1915 г. Токио предъявило китайскому правительству ультиматум — «двадцать одно требование», выступив за признание за ней прав на «германское наследие» на китайской территории.
Китайское правительство Юань Шикая, не имея возможности противостоять Японии, приняло указанные требования. 7 июня 1915 г. в Токио была ратифицирована конвенция, подписанная Японией и Китаем в Пекине от 25 мая 1915 г., о закреплении за Японией трех сфер влияния — Южной Маньчжурии, Внутренней Монголии и Шаньдуна, который был захвачен японцами вооруженным путем осенью 1914 г.{19}
Уступки Пекина давлению Токио резко усилили антияпонские настроения в Китае. Одновременно они вызвали обеспокоенность США, которые осознали, что Япония готова установить свой монопольный контроль над Китаем.
30 октября 1915 г. посланник России в Вашингтоне отмечал, что президент США обещал поддержку Юань Шикаю в противодействии японской экспансии{20}. Это было тем более необходимо Пекину, что консулы России в Китае отмечали нестабильное финансовое положение Китая.
Но Япония, стремясь усугубить китайские трудности, выступила против нового займа Китаю. Более того, по мнению консула И. А. Кудашева, Япония поддерживала революционеров в Китае и выступила за развал китайской государственности{21}.
В 1916 г. возник вопрос о совместном контроле союзных держав над железнодорожной сетью Китая. Япония в ответ на английское предложение заявила, что она не против замены в так называемом Пятерном консорциуме{22} Германии на США, но требует, чтобы американское правительство дало ответ на следующие вопросы: согласно ли правительство США не поддерживать американских предпринимателей, не вошедших в консорциум; изменит ли США свой взгляд на иностранный контроль за китайскими финансами;
[566]
заключит ли США соглашение об отсутствии конкуренции с членами консорциума; согласятся ли представители администрации США с японскими требованиями об обеспечении займа китайскими монополиями{23}.
Получив отказ США японским требованиям, Токио, как сообщается в секретной телеграмме русского генерального консула в Харбине от 26 июля 1916 г., приступил к практически открытому военному вмешательству в дела Китая в Маньчжурии. Монархическое движение в Маньчжурии и Внутренней Монголии было организовано японцами и имело целью восстановление Маньчжурского царства в составе трех маньчжурских провинций и Внутренней Монголии под протекторатом Японии. Япония снабжала монархистов деньгами и оружием, направляла офицеров для обучения маньчжурских и монгольских сепаратистов, а также обещала руководству сепаратистов военную поддержку в случае начала вооруженного выступления. Штаб-квартира монархистов находилась в то время в Дальнем (Дайрене). Во главе монархического маньчжурского движения стоял принц Су Циньван{24}.
Монархисты в 1916 г. располагали в Маньчжурии 15 000 обученными японцами солдатами, всего же предполагалось завербовать и обучить до 30 000 бойцов. Велась активная пропаганда в китайских войсках, среди этнических маньчжур, и делались попытки привлечения на сторону монархистов некоторых влиятельных людей.
Военные операции предполагалось начать в Гиринской провинции. Ввиду заявления японцев об объединении в особое Маньчжурское царство трех восточных провинций, монархисты были намерены выяснить, действуют ли японцы в данном случае с согласия России или нет, уточнить отношение русского правительства к их движению и в связи с этим определить: какую позицию займет Россия в случае, если движение перебросится в Цицикарскую провинцию и Баргу (Северную Маньчжурию, находившуюся по русско-японскому соглашению 1911 г. в российской сфере влияния){25}.
Выступление маньчжурских монархистов не произошло из-за поддержки республиканского Китая, в том числе и финансовой, со стороны США в 1916 г.{26}
Россия же в американо-японских дипломатических столкновениях в Китае в годы Первой мировой войны занимала сторону Японии. 29 июля 1916 г. посланник России в Пекине получил письмо от министра иностранных дел России, в котором говори-
[567]
лось. «Благоволите заявить Китайскому правительству, что Императорское правительство сочтет привлечение американских капиталов к продолжению Калганской железной дороги нарушением обязательств, принятых Китаем перед Россией в 1899 г. Благоволите вместе с МИД Японии также решить вопрос о высылке из Китая группы американских капиталистов»{27}.
МИД России сообщил 15 ноября 1916 г. российскому послу в Токио, что, поскольку 10 ноября 1916 г. Япония передала России орудия, взятые ими в Порт-Артуре в годы Русско-японской войны, российское правительство выражало японскому кабинету «глубокую признательность за данное доказательство дружбы к нам»{28}.
Однако Февральская и особенно Октябрьская революция 1917 г. в России лишила Японию союзника в Китае.
Итак, накануне Первой мировой войны российская политика в отношении деятельности Японии в Китае определялась, во-первых, взаимодействием японской и российской сторон в противодействии китайско-германским военным и экономическим связям, во-вторых, проявлялась в попытках разграничить с Японией сферы влияния в Маньчжурии и не допустить распространения японского влияния на Севере Маньчжурии и в Монголии.
После начала Первой мировой войны, из-за активной военной и экономической деятельности Японии на территории Китая, обострились отношения между США и Японией. Понимая, что США не дадут подчинить Японии весь Китай, японские политические круги запланировали создание вассального государства в Маньчжурии под протекторатом Японии. В условиях ослабления дальневосточного вектора российской внешней политики в годы Первой мировой войны российские дипломаты поддерживали японскую сторону.
Примечания:
{1} Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Ф. 25. Оп. 11. Д. 200 Л. 5. State archive of Irkutsk region (GAIO). F. 25. L. 11. C. 200. P. 5.
{2} Там же. Д. 217. Л. 9. Ibid. С. 217. Р. 9.
{3} Там же. Л. 11. Ibid. Р. 11.
{4} Там же. Л. 43. Ibid. Р. 43.
{5} Там же. Д. 150. Л. 322. Ibid. С. 150. Р. 322.
{6} Там же. Ibid.
{7} Имеется в виду Индонезия [It means Indonesia]
{8} ГАИО. Ф. 25. Оп. 11. Д. 150. Л. 332. GAIO. F. 25. L. 11. С. 150. Р. 332
{9} Там же. Л. 332. Ibid. Р. 332.
{10} Там же. Л. 338. Ibid. Р. 338.
[568]
{11} Там же. Д. 32. Л. 2, 3. Ibid. С. 32. Р. 2, 3.
{12} Там же. Д. 167. Л. 41. Ibid. С. 167. Р. 41.
{13} Там же. Д. 37. Л. 196. Ibid. С. 37. Р. 196.
{14} Там же. Л. 197. Ibid. Р. 197.
{15} Там же. Л. 237. Ibid. Р. 237.
{16} Там же. Д. 166. Л. 37, 38. Ibid. С. 166. Р. 37, 38.
{17} Там же. Д. 92. Л. 8. Ibid. С. 92. Р. 8.
{18} Там же. Д. 221. Л. 78. Ibid. С. 221. Р. 78.
{19} Там же. Л. 72, 76. Ibid. Р. 72, 76.
{20} Там же. Д. 221. Л. 116. Ibid. С. 221. Р. 116.
{21} Там же. Д. 220. Л. 120. Ibid. С. 220. Р. 120.
{22} Включал с 1913 г. Россию, Японию, Великобританию, Францию и Германию [Includes since 1913 Russia, Japan, Great Britain, France and Germany].
{23} ГАИО. Ф. 25. On. 11. Д. 219. Л. 78. GAIO. F. 25. L. 11. C. 219. P. 78.
{24} Там же. Д. 92. Л. 12. Ibid. С. 92. Р. 12.
{25} Там же. Д. 167. Л. 36. Ibid. С. 167. Р. 36.
{26} Там же. Ibid.
{27} Там же. Л. 40. Ibid. Р. 40.
{28} Там же. Л. 41. Ibid. Р. 41.
Список литературы
1. Греков Н. В. Русская контрразведка в 1905-17 гг.: Шпиономания и реальные проблемы. М.: Издательский центр научных и учебных программ, 2000. — 355 с.
2. Дацышен В. Г. Очерки истории российско-китайской границы во второй половине XIX — начале XX в. Кызыл: Тип. Госкомитета по печати Респ. Тыва, 2000. — 215 с.
3. Кюнер Н. В. Японская эммиграция. Владивосток: Далекая окраина, 1914. — 19 с.
4. Маринов В. А. Россия и Япония перед 1-й мировой войной. М.: Наука, 1974. — 152 с.
5. Синиченко В. В. Воздействие иммиграционной политики на социально-экономическое развитие Дальнего Востока страны (1856-1917 гг.). Иркутск: ИрГТУ, 2005. — 165 с.
References
1. Grekov N. V. Russkaja kontrrazvedka v 1905-17 gg.: Shpionomanija i real ’nye problemy [Russian secret service: spying mania and real problems]. M.: Publ. Center of science and education programm, 2000. 355 p.
2. Dacyshen V. G. Ocherki istorii rossijsko-kitajskoj granicy vo vtoroj polovine 19 — nachale 20 vv. [Historical review of Russian-China board in second half of 19th — early 20th century]. Kyzyl: Typography of state committee of press of the Tyva Republic, 2000. 215 p.
3. Kjuner N. V. Japonskaja jemmigracija [Japan emigration]. Vladivostok: Far outskirts publ. House, 1914. 19 p.
4. Marinov V. A. Rossija i Japonija pered 1-j mirovoj vojnoj [Russia and Japan before World War I]. M.: Science, 1974. 152 p.
[569]
5. Sinichenko N. N. Vozdejstvie immigracionnojpolitiki na social’no-jekonomicheskoe razvtie Dalnego Vostoka strany (1856-1917 gg.) [Influence of immigration policy to social and economic development of Far Eeast]. Irkutsk: IrGTU, 2005. 165 p.
Сведения об авторах:
Синиченко Владимир Викторович, доктор исторических наук, профессор Восточно-Сибирского института МВД России, г. Иркутск, Российская Федерация.
About author:
Sinichenko Vladimir Viktorovich, Dr. of History, professor of East Siberian Ministry of Internal Affairs institute of Russia, Irkutsk, Russian Federation.
[570]